Jetzt komme Feuer

После глюкозы я приходил в себя, уже ближе к обеду.
Мог я это просто придумать? Или это было не так плохо? Насколько плохо в сравнении с другим плохим? Я пытаюсь пробить серую и кинематографичную пустоту, но путаюсь в ней, как в пыльной портьере. Вспоминаются разрозненные фрагменты - запах спирта, голод, ощущение патоки, заливающей мозг, выкрученные неестественно руки и ноги и, конечно, музыка.
.
Музыка, это козел отпущения. Я слушал музыку, чтоб отвлечься от боли. И теперь, спустя уже много лет, не способен бескорыстно ее воспринимать и не могу полюбить. Так относятся к товарищу после войны. Он близок как яремная вена, но вещи может украсть. 
Тогда же я начал писать стихи. В любом случае, если это была инициация в сферу поэтического, то банальная и нелепая. Передайте товарищам наверху, что произошла чудовищная ошибка.
Я помню, как сорвался с постели ночью, ничего не соображая, нашарил тетрадку с конспектами и пошел в туалет, единственное светлое место (эта метафора мне нравится). Там, около умывальника, я впервые в жизни складывал толкающиеся в голове строки. Как понять что с тобой, хоть и неохотно, говорит Бытие, а не шизуха? Когда Бытие говорит - ничего не понятно. А шизуха как добрый воспитатель детского сада, все старается разъяснить и разложить на части. Просто детский сад находится в пандемониуме.
.
Психотропный целибат должен был убивать эрос, но с этим совершенно не справлялся. Эти местами детские, а местами старческие отношения. Похожие на подростковые, но удвоенные, как в сладком, так и в желтом. Вечное "между", заостренное до предела, но без привычного накала эмоций. Не поэтика, больше физика и биология.
-Ты тут? И я тут. Мы оба есть и завтра можем исчезнуть. 
Это время на пребывание тел вместе, друг в друге, замерялось количеством и свойствами препаратов, а не эротическим пульсом. Для нас, неосознанно, буквально тактильно ощутивших предельную хрупкость личности, это был простой и доступный способ удостовериться в бытии. Потому и гуляли, вились виноградом вместе, создавая возвышенную, но трагичную пародию на романтику. Смешно было, правда, когда  приехал твій хлопець з села. Зачем? Затем. Вот что он хотел увидеть, я не понимаю. Впрочем, эти сельские дети бывают очень верными и добрыми, а я даже имя твое не помню. 
Я выхожу во двор, наколотый до бровей, а вы на лавочке. Ты меня видишь и боишься. Он растерян, тоже видит меня и не понимает, чего же ты боишься. Он хотел бы быть сильным и мужественным, встать, шагнуть, закрыть грудью. Но я выгляжу совершенно невменяемым с белым лицом, черными провалами глаз, искривленными в гримасу губами. Мне же смешно до икоты, потому что говорить я все равно не могу. 
Пришлось косить мимо них в беседку, ехидно поглядывая и стараясь не зацепиться о рога. Зажигать очередные первые сигареты, смотреть на текущий в расширенные зрачки пейзаж реки, зелени и капища родины, у подножия которого любили собираться наркоманы. Которые психами не то, чтоб интересовались, но слегка уважали, как людей просветленных. Потому, перейдя из закрытого режима лечения в открытый, можно было гулять и со стороны наблюдать все стадии наркотических свадеб.
.
Пусть  огражденная решеткой, но беседка во дворе ПНД стояла на обрыве Днепра. Вниз спускалась сколько видно было - зелень, зелень, зелень. Вплоть до самой воды текли волны зеленого, прорезанные линиями хаотичной застройки. Перед нами, сразу за решеткой, реки деревьев впадали в Днепр, справа высился огромный, черный монумент родины с огнем в ногах. Черная химера возвышалась над рекой уродливо и бесстрастно, как ангел, возвышенный над разрушенным Дрезденом. Ебучий ангел, сулящий городу огонь, кровь и, конечно, несказанное счастье. Я и в смерть свою так хотел бы войти, склонясь бесстрастным лицом над кипением воды, зелени и огня. Если люди ничему не смогли, не захотели научить, буду учиться у статуй. Иногда кажется, что я и должен был умереть тем летом, но у идола на холме были свои планы. Это было больно, это было красиво.

www.tgoop.com/dmshandr/689

1.2K viewsSep 11 at 10:27

После глюкозы я приходил в себя, уже ближе к обеду.
Мог я это просто придумать? Или это было не так плохо? Насколько плохо в сравнении с другим плохим? Я пытаюсь пробить серую и кинематографичную пустоту, но путаюсь в ней, как в пыльной портьере. Вспоминаются разрозненные фрагменты - запах спирта, голод, ощущение патоки, заливающей мозг, выкрученные неестественно руки и ноги и, конечно, музыка.
.
Музыка, это козел отпущения. Я слушал музыку, чтоб отвлечься от боли. И теперь, спустя уже много лет, не способен бескорыстно ее воспринимать и не могу полюбить. Так относятся к товарищу после войны. Он близок как яремная вена, но вещи может украсть. 
Тогда же я начал писать стихи. В любом случае, если это была инициация в сферу поэтического, то банальная и нелепая. Передайте товарищам наверху, что произошла чудовищная ошибка.
Я помню, как сорвался с постели ночью, ничего не соображая, нашарил тетрадку с конспектами и пошел в туалет, единственное светлое место (эта метафора мне нравится). Там, около умывальника, я впервые в жизни складывал толкающиеся в голове строки. Как понять что с тобой, хоть и неохотно, говорит Бытие, а не шизуха? Когда Бытие говорит - ничего не понятно. А шизуха как добрый воспитатель детского сада, все старается разъяснить и разложить на части. Просто детский сад находится в пандемониуме.
.
Психотропный целибат должен был убивать эрос, но с этим совершенно не справлялся. Эти местами детские, а местами старческие отношения. Похожие на подростковые, но удвоенные, как в сладком, так и в желтом. Вечное "между", заостренное до предела, но без привычного накала эмоций. Не поэтика, больше физика и биология.
-Ты тут? И я тут. Мы оба есть и завтра можем исчезнуть. 
Это время на пребывание тел вместе, друг в друге, замерялось количеством и свойствами препаратов, а не эротическим пульсом. Для нас, неосознанно, буквально тактильно ощутивших предельную хрупкость личности, это был простой и доступный способ удостовериться в бытии. Потому и гуляли, вились виноградом вместе, создавая возвышенную, но трагичную пародию на романтику. Смешно было, правда, когда  приехал твій хлопець з села. Зачем? Затем. Вот что он хотел увидеть, я не понимаю. Впрочем, эти сельские дети бывают очень верными и добрыми, а я даже имя твое не помню. 
Я выхожу во двор, наколотый до бровей, а вы на лавочке. Ты меня видишь и боишься. Он растерян, тоже видит меня и не понимает, чего же ты боишься. Он хотел бы быть сильным и мужественным, встать, шагнуть, закрыть грудью. Но я выгляжу совершенно невменяемым с белым лицом, черными провалами глаз, искривленными в гримасу губами. Мне же смешно до икоты, потому что говорить я все равно не могу. 
Пришлось косить мимо них в беседку, ехидно поглядывая и стараясь не зацепиться о рога. Зажигать очередные первые сигареты, смотреть на текущий в расширенные зрачки пейзаж реки, зелени и капища родины, у подножия которого любили собираться наркоманы. Которые психами не то, чтоб интересовались, но слегка уважали, как людей просветленных. Потому, перейдя из закрытого режима лечения в открытый, можно было гулять и со стороны наблюдать все стадии наркотических свадеб.
.
Пусть  огражденная решеткой, но беседка во дворе ПНД стояла на обрыве Днепра. Вниз спускалась сколько видно было - зелень, зелень, зелень. Вплоть до самой воды текли волны зеленого, прорезанные линиями хаотичной застройки. Перед нами, сразу за решеткой, реки деревьев впадали в Днепр, справа высился огромный, черный монумент родины с огнем в ногах. Черная химера возвышалась над рекой уродливо и бесстрастно, как ангел, возвышенный над разрушенным Дрезденом. Ебучий ангел, сулящий городу огонь, кровь и, конечно, несказанное счастье. Я и в смерть свою так хотел бы войти, склонясь бесстрастным лицом над кипением воды, зелени и огня. Если люди ничему не смогли, не захотели научить, буду учиться у статуй. Иногда кажется, что я и должен был умереть тем летом, но у идола на холме были свои планы. Это было больно, это было красиво.

BY Jetzt komme Feuer