Когда-то писал что руины, это вид пейзажа, но сейчас знаю, что в постоянном созерцании руин есть очевидно глубинно-аскетичное. Когда не позволяю мысли перешагнуть через наблюдение именно этих взорванных домов к мыслям о нестойкости всего вообще. Нет уж, я продолжаю, длю взглядом эти горелые камни, камни, камни, доски, бревна, железные скелеты, в них нет простоты, смирения, или благородства. Один тихий и горький вопрос, зачем?
Так спрашивают старики либо дети, сливаясь с вопросом настолько, что уже не отличить в снегу горелый камень от ребенка или старика. Впрочем, кажется, стариков здесь больше чем детей, а камней больше, чем стариков значит все же я как-то их различаю. 
Руины уже не отстроить, украшенные минами и костями это места для заклятий, которые быстро проходят мимо. Иронично выйдет, если заклятия будут совершать старики, принося в жертву детей. Впрочем, думаю поднимая голову на советского уродца и чудовищную лавру, именно этим старики за рекой и заняты.
Нас одинаково боятся старики перед и за рекой. На праведных и неправедных одинаково ласково смотрит оливовый глаз нацгвардии. Он подмигивает, не делай глупостей.
У меня все время кровоточат губы. Раньше учили, что части символа похожи и не похожи. Этот железный вкус прекрасно похож и не похож, подходит и не подходит

Перестаньте в стихах рассказывать истории, они никому, даже вам не интересны

Отец работает там, сегодня пришел с совещания бледный ничего не объяснил, но сказал паковать бюсты Залужного и календари с его подписью. Кажется НАЧАЛОСЬ

- Опять сегодня ночью наловил кошмаров
- Ты поэт, это твое тяжелое бремя гения
- Это мое тяжелое бремя человека с расшатанной психикой
- Ну вот, у меня психика не так расшатана и я бы так красиво не написал
- Да у тебя психика расшатана ровно так же, просто ты бездарность...

.
- Я черкасский, но чуть больше двадцати лет живу в Киеве
- Я в принципе чуть больше двадцати лет живу

.
- Док, чего все так херово?
- Потому что мир - комичное мерцание трагического
- ???
- Хорошо, простое введение в гностицизм. Айфон пиздатый, красивый и сложный, так?
- Да
- Вот мир это айфон, который бог создал, проебал и разбил

Зарываемся в англоязычный интернет

(Спасибо большое за перевод Денису Пинчуку и Богдану Бондарчуку. Спасибо Дмитрию Близнюку за помощь в публикации)

https://newversenews.blogspot.com/2024/02/we-dig-trenches.html?m=1

А то все такие, будто при Залужном под Работино на мясные штурмы "продавливать оборону противника" не ходил никто

Солдат первобытно хранит и шлифует в памяти все эпизоды боев и обстрелов как драгоценное ожерелье ядов и лекарств

А.Е.
Все истинно влюбленные парочки пытаются создать язык, строят линию личных опорников-событий, но ты умеешь оборачивать эти события знаками истинного искусства. Необязательными, как те появившиеся ниоткуда цветы у каменного креста, отчетливыми, как порезанные холсты (я забыл художника, я вообще забываю слова) и бесценными в смысле того самого аристократизма; жемчужины, которая ровно будет светиться в каждом золоте, и в любой грязи. Обычно влюбленные просто и ложно уверены, что нет ничего больше их, а ты вместо этого можешь разговаривать на равных с тем, что больше человека. Мое любование останется и протянется раскаленным узором между двумя точками, твоим холодным городом и моими руинами города. Когда-то мы проснулись в совсем разных местах, но однажды уснуть сможем вместе.

Два года службы. Мощун, Геркулес и Серебрянский лес. Тро, 65 омбр, Азов. Немного осколочных, минно-вибухових и ножевых, очень много больных. Три разных мед рюкзака. Три лучших друга и гибель лучшего друга. Док, журналист, док. Итоги, итоги, итоги без итогов.

Значимость философа можно прикинуть по масштабу всратой, тиранической и мужественной фигуры, которую философ любит очень по женски и искренне. У Платона Дионисий, у Аристотеля Александр. Очень солидно. У Хайдеггера Гитлер. Ну, тоже серьезный персонаж. У Сартра Сталин.
Смотрим наших. У Панича есть Порох. По крайней мере ощущается масштаб всратости, хоть и не гитлеровский. Но вот у Баумейстера Арестович и это ваще печаль. Ну а у Ермоленка - зачем-то Ярина Чорногуз и бог ему судья.
Один Черноморец судя по всему не философ и кует снайперки, как Саурон кольца, за что ему честь и хвала.

- Я, оказывается, «образив одного з найвідоміших критиків країни»
- Рисуй звёздочку на фюзеляже. Всегда так делаю

Заходит как-то военный в бочку оселедця, а там папа франциск выкинул белый флаг и говорит ну что, страшно тебе, а мне страшно. Военный тогда взял землю с могилки навального без шевронов и съел. Креветка аж заклякла от ужаса. Как писал Борхес, есть только четыре средних класса, да только каждый из них это Гитлер.

Годовщина все таки

Если с нами Джозефина Джексон и Ева Элфи, то кто против нас? Порноактриса по силе воздействия на массу сейчас сравнима с каким-то древним святым. Ещё больше, чем само порно я презираю тех, кто презирает порно.

Уехал уже – от разговоров о необходимости женской мобилизации из уст женщин, которые никогда не пойдут служить; от ужаса в глазах мужчин на улице; от вояк в отпуске с железными еблами, хоть по гражданке они, хоть нет; от текущего по спине пота и вечно сжатых кулаков в карманах; от неуклюжих попыток говорить на умные темы отвыкшим языком; от наблюдений, как через это черние бьется людская поросль, молодая, зеленая и живая. Вернуться на холст маслом грязи, окунуться в руины ландшафта, в бессловесное, безнадежное, апофатично-солдатскосерое. Сократ в Пармениде не знал, что такое логос грязи и боли, а я его знаю и это снаряд 122 калибра, не более

Ранняя весна, пост,
солнце. русские за рекой едят мертвечину
так весна, что тает не снег, но земля
сок земли течет внутрь руины
эти березы ночью
кольцами чертят знаки на теле руины
в белых кольцах шепчутся кости войны
этой войны, прошлой войны, последней войны,
безпоследней войны
история горькая, как полынь
и такая же серебристая

Современная поэзия требует от читателя большой и подростковой начитанности, чувствительности и концентрации; в то время как визуальное искусство – алогичности, способности верить сказкам-рассказам и придумывать смыслы из ничего, которая балансирует между ребенком и психическим расстройством. Со всей любовью к психическим расстройствам, не все из них облагораживают носителя, чаще наоборот или по совпадению. Предпочитаю подростка. А большая проза, это дело взрослых, так то она и агонизирует понемногу жанром романа.

Все в весне будто получает новые объем и вес, не дополнительные, но восполняющие недостачу, которая копилась все эти месяцы. От болезненно набухших побегов и почек, до растянутых трещин и крупных щербин на асфальте. Мысли, лежавшие сырой кучей, выстраиваются рельефными композициями со сложной архитектоникой. Чувства расширяются, наполняются, усиливаются как река; почти дотягиваются до своих архетипичных прародителей, становятся обязательными, иногда неизбежными. Небо вечером сливается с линией горизонта, грозовой фронт с линией фронта.

Обожаю эти прифронтовые городки. На въезде импровизированный мемориал, на выезде взорванный мост. Три дома въебано, два заминировано, между ними четыре военторга с названиями типа 4.5.0 и 1488, две имитации супермаркета, работающие на генераторах, салун, бордель и местный колдун с вышитыми свастиками и бочонком самодельного "энергетического напитка" для всех желающих. В толпе вояк струятся гражданские разных видов. Живые вперемешку с мертвыми, подростки в готических прикидах, какие-то бабки-ждунихи и деды-патриоты, времена и нравы. Деловые мужички делают свои странные дела под аккомпанемент глухих выходов, огромную яму на дороге объезжает тесла, за ней угрюмый форд, увешанный бронеплитами. Туда и оттуда проходят тягачи с танками, которые тяжело косят на обугленные тела сородичей. Каждый день здесь - день мертвых, праздник святой смерти, неостановимой жизни. Фронтир, изнанка, конечная.