Была у нас в гватемальской клинике пациентка. Молоденькая девушка из далёкой горной деревни, лет двадцати или около того – возраст точно не смогли узнать. Зато точно смогли узнать, что у неё одно из депрессивных расстройств. Узнали сами и ей постарались всеми способами донести: что голоса в голове – это не боги разговаривают; что мышечная слабость – это не из-за бананов и не из-за проклятия; что лечиться только лишь чтением Библии и жертвоприношением вулкану – это недостаточно.
Прописали медикаменты, расписали и разъяснили правила приёма, назначили дату следующего посещения клиники. В следующий приём симптоматика не сильно улучшилась. И в следующий тоже. Врачи меняли дозировки, комбинации препаратов, но добиться устойчивого стабильного состояния пациентки никак не получалось.
Лечение сильно осложнялось несколькими вещами. Во-первых, семья пациентки к её заболеванию отнеслась категорически неприязненно, решили они, что это она так от работы отдохнуть решила, вот и притворяется. Сложно поправляться, когда дома тебя встречают криком и побоями, очень сложно. Во-вторых, ресурс клиники на тот момент был сильно ограничен тремя-четырьмя психиатрическими препаратами. Не шибко большой ассортимент, не разгуляешься в подборе нужного действующего вещества, что есть. В-третьих, на пациентку было сложно рассчитывать, почти невозможно. Она не приходила в дни назначенного приёма, приходила в другие. Если даже приходила в нужный день, то не в то время. Ничего такого, как будто бы, можно понять человека, который болен да и вообще не привычен за временем следить. И всё же это было критично, потому что наши врачи, пытаясь помочь, договорились об онлайн консультации с испаноговорящим психиатром, который мог бы лучше диагностировать болезнь и подсказать возможные способы лечения в этой ситуации. Но психиатр, он же не в клинике, он в телефоне. И, конечно же, он совсем не собирался просидеть перед телефоном весь день в ожидании. Девушка не пришла на одну такую встречу. Не пришла на вторую. Дальше я уехала в никарагуанскую клинику и не знаю, чем в итоге закончилась эта история.
К чему я вспомнила-то про это. К тому, что тогда мне было искренне не понятно. Ну, как же так, тебе же вот, могут помочь! Бесплатно, профессионально. Почему бы не прийти? Почему бы не воспользоваться? Ребята мне разъясняли, что пациентке в таком состоянии непросто себя мобилизовать. Я кивала понимающе и непонимающе одновременно. А теперь… Недавно мы на выставке с мужем были. Так вот я возвращалась к описанию каждого экспоната по три-четыре раза. Не чтобы рассмотреть, а чтобы попытаться прочесть табличку – буквы расплывались перед глазами. Обычные такие буквы, не заковыристые, чёрные на белом. Что может быть проще, чем прочесть? А они, суки, плывут и плывут, ну. И сегодня вот. Надо позвонить в ПНД, на приём записаться. А я не могу. Телефон в руках держу, а куда жать – не понимаю. Как чушь звучит, правда же? Номер записан, возьми, нажми, говори. А никак. Это я к тому, что теперь очень понимаю ту пациентку, очень.
P. S. Телефон я победила, в итоге, не переживайте. Просто рассказываю для иллюстрации того, как порой сложно понять кого-то, пока сам на его место целиком не встанешь, не потопчешься. Стоит иметь это ввиду, определённо.
Была у нас в гватемальской клинике пациентка. Молоденькая девушка из далёкой горной деревни, лет двадцати или около того – возраст точно не смогли узнать. Зато точно смогли узнать, что у неё одно из депрессивных расстройств. Узнали сами и ей постарались всеми способами донести: что голоса в голове – это не боги разговаривают; что мышечная слабость – это не из-за бананов и не из-за проклятия; что лечиться только лишь чтением Библии и жертвоприношением вулкану – это недостаточно.
Прописали медикаменты, расписали и разъяснили правила приёма, назначили дату следующего посещения клиники. В следующий приём симптоматика не сильно улучшилась. И в следующий тоже. Врачи меняли дозировки, комбинации препаратов, но добиться устойчивого стабильного состояния пациентки никак не получалось.
Лечение сильно осложнялось несколькими вещами. Во-первых, семья пациентки к её заболеванию отнеслась категорически неприязненно, решили они, что это она так от работы отдохнуть решила, вот и притворяется. Сложно поправляться, когда дома тебя встречают криком и побоями, очень сложно. Во-вторых, ресурс клиники на тот момент был сильно ограничен тремя-четырьмя психиатрическими препаратами. Не шибко большой ассортимент, не разгуляешься в подборе нужного действующего вещества, что есть. В-третьих, на пациентку было сложно рассчитывать, почти невозможно. Она не приходила в дни назначенного приёма, приходила в другие. Если даже приходила в нужный день, то не в то время. Ничего такого, как будто бы, можно понять человека, который болен да и вообще не привычен за временем следить. И всё же это было критично, потому что наши врачи, пытаясь помочь, договорились об онлайн консультации с испаноговорящим психиатром, который мог бы лучше диагностировать болезнь и подсказать возможные способы лечения в этой ситуации. Но психиатр, он же не в клинике, он в телефоне. И, конечно же, он совсем не собирался просидеть перед телефоном весь день в ожидании. Девушка не пришла на одну такую встречу. Не пришла на вторую. Дальше я уехала в никарагуанскую клинику и не знаю, чем в итоге закончилась эта история.
К чему я вспомнила-то про это. К тому, что тогда мне было искренне не понятно. Ну, как же так, тебе же вот, могут помочь! Бесплатно, профессионально. Почему бы не прийти? Почему бы не воспользоваться? Ребята мне разъясняли, что пациентке в таком состоянии непросто себя мобилизовать. Я кивала понимающе и непонимающе одновременно. А теперь… Недавно мы на выставке с мужем были. Так вот я возвращалась к описанию каждого экспоната по три-четыре раза. Не чтобы рассмотреть, а чтобы попытаться прочесть табличку – буквы расплывались перед глазами. Обычные такие буквы, не заковыристые, чёрные на белом. Что может быть проще, чем прочесть? А они, суки, плывут и плывут, ну. И сегодня вот. Надо позвонить в ПНД, на приём записаться. А я не могу. Телефон в руках держу, а куда жать – не понимаю. Как чушь звучит, правда же? Номер записан, возьми, нажми, говори. А никак. Это я к тому, что теперь очень понимаю ту пациентку, очень.
P. S. Телефон я победила, в итоге, не переживайте. Просто рассказываю для иллюстрации того, как порой сложно понять кого-то, пока сам на его место целиком не встанешь, не потопчешься. Стоит иметь это ввиду, определённо.
When choosing the right name for your Telegram channel, use the language of your target audience. The name must sum up the essence of your channel in 1-3 words. If you’re planning to expand your Telegram audience, it makes sense to incorporate keywords into your name. Choose quality over quantity. Remember that one high-quality post is better than five short publications of questionable value. A new window will come up. Enter your channel name and bio. (See the character limits above.) Click “Create.” 1What is Telegram Channels? Matt Hussey, editorial director at NEAR Protocol also responded to this news with “#meIRL”. Just as you search “Bear Market Screaming” in Telegram, you will see a Pepe frog yelling as the group’s featured image.
from us
