здесь были драконы

Можно ли сказать, что некоторые простые истины о фактах мира мы просто знаем, поскольку они даны в нашем опыте и восприятии? Например, если вы сейчас осмотритесь вокруг, то, вероятно, будете считать, что просто знаете, какие вещи вас окружают, не испытывая какой-либо необходимости рационально обосновать свои убеждения. Но так ли все просто в этой ситуации?

Карл Поппер считал, что здравый смысл подталкивает нас к бадейной эпистемологии, согласно которой информация и знание через опыт и органы чувств вливается в наши головы. Уилфрид Селларс шёл ещё дальше, называя мифом любые представления об эмпирических данностях. Он считал, что концепт данного обычно предполагает две идеи: (1) данное является невыводным (не является результатом какого-либо рассуждения или логического вывода); (2) распознание данного не является результатом научения. Достаточно пошатнуть любую из этих идей, чтобы опора на опытную данность начинала выглядеть странно и подозрительно.

Если данное в каком-то смысле является выводным, то тогда не совсем ясно, почему оно именно дано, а не получено. Похожая ситуация и с научением. Если распознание данного требует какого-то научения, то оно вновь оказывается штукой, которая не просто дана нам в познании, а которую ещё нужно научиться вылавливать из мира вокруг. Отказ от любой из обозначенных идей ведет к тому, что эмпирический задор оказывается обуздан рациональным элементом, определяющим характер доступного нам опыта.

В общих чертах аргументация Селларса очень проста. Когда вы оглядываетесь и считаете, что просто знаете, какие вещи находятся вокруг, то это лишь видимая простота. До того, как вы смогли узнать нечто таким образом и с такой скоростью, вас долгое время явно и неявно обучали тому, как называть те или иные предметы, а также их свойства в различных контекстах. Проще говоря, вы уже были обучены тому, что может являться предметом вашего опыта, что вы можете найти в своем восприятии.

Следом под сомнение нетрудно поставить и невыводной характер такого знания. Можно сказать, что процесс вывода в актуальных ситуациях оказывается свернутым, поскольку он слишком прост для обученного человека. Точно также, как когда-то вы учились считать в столбик, чтобы потом делать это в уме, так и в случае, когда вы видите синюю лампу, то когда-то вы учились правильно атрибутировать слова «синий» и «лампа» вещам вокруг, чтобы в итоге обнаруживать в своем опыте данности синих ламп.

Звучит неплохо, но сам Селларс по ходу этих размышлений одним неловким предложением отправляет любое знание вообще в пространство чистой нормативности. Из-за этого считается, что для него знанием является только то, что помещено в пространство разумного обоснования. Как говорится, даже не задавайтесь вопросами о том, где и как существует сие пространство, поскольку фактически Селларс говорит о том, что «знание» существует только в некоем языковом употреблении, которое и является финальным судьей в вопросах о том, знает ли кто-то или нет. Нетрудно заметить, что в этом моменте Селларс отчасти повторяет то, как у Витгенштейна работают формы жизни.

Проблема в том, что оговорка о полной нормативности делает взгляд Селларса на знание (но не критику данности) контр-эмпирическим. Такой подход плохо стыкуется с естественнонаучными теориями, которые для Селларса являются мерой всех вещей и сегодня больше благоволят эпистемологическому натурализму. В случае со знанием для согласования философской теории с наукой куда проще начать с того, что знание является эволюционным инструментом адаптации к среде, который возникает на определенном уровне развития когнитивных систем, чем с того, что знание – это какая-то языковая штука. Наверно, американского философа очень удивило бы, что сегодня исследуют, например, невыученное (unlearned) знание у цыплят.

Как бы то ни было, когда заходит речь о знании, то, на мой взгляд, у сторонников оптики Селларса нет никаких хороших способов объяснить, почему их теория именно про знание, а не про лингвистические притязания на знание.

www.tgoop.com/here_was_dragons/164

3.1K viewsedited  Jun 23, 2023 at 12:32

Можно ли сказать, что некоторые простые истины о фактах мира мы просто знаем, поскольку они даны в нашем опыте и восприятии? Например, если вы сейчас осмотритесь вокруг, то, вероятно, будете считать, что просто знаете, какие вещи вас окружают, не испытывая какой-либо необходимости рационально обосновать свои убеждения. Но так ли все просто в этой ситуации?

Карл Поппер считал, что здравый смысл подталкивает нас к бадейной эпистемологии, согласно которой информация и знание через опыт и органы чувств вливается в наши головы. Уилфрид Селларс шёл ещё дальше, называя мифом любые представления об эмпирических данностях. Он считал, что концепт данного обычно предполагает две идеи: (1) данное является невыводным (не является результатом какого-либо рассуждения или логического вывода); (2) распознание данного не является результатом научения. Достаточно пошатнуть любую из этих идей, чтобы опора на опытную данность начинала выглядеть странно и подозрительно.

Если данное в каком-то смысле является выводным, то тогда не совсем ясно, почему оно именно дано, а не получено. Похожая ситуация и с научением. Если распознание данного требует какого-то научения, то оно вновь оказывается штукой, которая не просто дана нам в познании, а которую ещё нужно научиться вылавливать из мира вокруг. Отказ от любой из обозначенных идей ведет к тому, что эмпирический задор оказывается обуздан рациональным элементом, определяющим характер доступного нам опыта.

В общих чертах аргументация Селларса очень проста. Когда вы оглядываетесь и считаете, что просто знаете, какие вещи находятся вокруг, то это лишь видимая простота. До того, как вы смогли узнать нечто таким образом и с такой скоростью, вас долгое время явно и неявно обучали тому, как называть те или иные предметы, а также их свойства в различных контекстах. Проще говоря, вы уже были обучены тому, что может являться предметом вашего опыта, что вы можете найти в своем восприятии.

Следом под сомнение нетрудно поставить и невыводной характер такого знания. Можно сказать, что процесс вывода в актуальных ситуациях оказывается свернутым, поскольку он слишком прост для обученного человека. Точно также, как когда-то вы учились считать в столбик, чтобы потом делать это в уме, так и в случае, когда вы видите синюю лампу, то когда-то вы учились правильно атрибутировать слова «синий» и «лампа» вещам вокруг, чтобы в итоге обнаруживать в своем опыте данности синих ламп.

Звучит неплохо, но сам Селларс по ходу этих размышлений одним неловким предложением отправляет любое знание вообще в пространство чистой нормативности. Из-за этого считается, что для него знанием является только то, что помещено в пространство разумного обоснования. Как говорится, даже не задавайтесь вопросами о том, где и как существует сие пространство, поскольку фактически Селларс говорит о том, что «знание» существует только в некоем языковом употреблении, которое и является финальным судьей в вопросах о том, знает ли кто-то или нет. Нетрудно заметить, что в этом моменте Селларс отчасти повторяет то, как у Витгенштейна работают формы жизни.

Проблема в том, что оговорка о полной нормативности делает взгляд Селларса на знание (но не критику данности) контр-эмпирическим. Такой подход плохо стыкуется с естественнонаучными теориями, которые для Селларса являются мерой всех вещей и сегодня больше благоволят эпистемологическому натурализму. В случае со знанием для согласования философской теории с наукой куда проще начать с того, что знание является эволюционным инструментом адаптации к среде, который возникает на определенном уровне развития когнитивных систем, чем с того, что знание – это какая-то языковая штука. Наверно, американского философа очень удивило бы, что сегодня исследуют, например, невыученное (unlearned) знание у цыплят.

Как бы то ни было, когда заходит речь о знании, то, на мой взгляд, у сторонников оптики Селларса нет никаких хороших способов объяснить, почему их теория именно про знание, а не про лингвистические притязания на знание.

BY здесь были драконы