самое интересное игровое кино последнего времени — I Saw the TV Glow.
важно сказать, что «интересное» — не «лучшее» и уж точно не означает, что всем подойдет. но о нем любопытно размышлять, к нему возвращаешься и — главное: оно, кажется, почти ни на что в своем жанре не похоже.
забитый мальчик Оуэн знакомится с мрачной аутсайдершей Мэдди, которая обожает сериал «Розовое марево». две его главные героини — все, о чем может мечтать болезненно переживающий взросление подросток: смелые, ловкие, необычные — побеждают монстров, летают на коврах и на все плевать хотели (прекрасно стилизованная смесь «Чародеек» и культового фильма The Craft).
однажды Мэдди предлагает Оуэну бежать из их сонного серого городка, но мальчик трусит, и девушка уезжает одна. через несколько лет она вернется и расскажет о том, что настоящие Мэдди и Оуэн — на самом деле героини «Розового марева», а в этой безрадостной реальности их заточил антагонист сериала мистер Меланхолия.
сюжет за словом в карман не лезет и сразу заявляет, что это личная история про транс-переход и ужасы жизни не в своем теле. но я говорить об этом не буду — потому что самоограничения губительны, а в природе нарративного кино заложена универсальность.
о чем это? о печали существования в объективной реальности и боли отчужденности от самого себя. об одиночестве и неспособности сделать шаг — даже по направлению к смерти. о том, как ложь становится образом жизни, а несогласие копится внутри словами, которые боишься произнести вслух даже по буквам. о том, что даже найдя своих, иногда не даешь себе успокоиться.
стиль фильма корнями уходит не столько в линчевские фантазмы, сколько в интернет-коры — «эстетики» traumacore, dreamcore и лиминальных пространств. последние буквально продолжают метафору перехода из одного состояния в другое — из реальности в сон. местные монстры напоминают чудовищ Кроненберга, но гораздо больше общего имеют с деформированными сомнамбулами из недр нейросетей.
то есть, кино использует все самые современные выразительные средства и стилевые приемы, при этом органично встраивая их в историю, делая форму продолжением содержания, единственно возможным вариантом визуализации. многое тут просто завораживающе красиво — и одновременно страшно, герметично — но никогда не одномерно. тревога, смутное ощущение сна, нежность и тоска переливаются в каждом световом пятне.
фильм, несмотря на все свои тинейджерские выебоны и гротеск, наполнен такой глубокой и горькой печалью, что при просмотре не раз ловишь себя на том, что переживать это совсем не хочется. хочется забыть, удалить этот уродливый рубец памяти о собственных поражениях, уступках и трусости. но боль не забывается, пока не проживешь ее всецело.
в конце концов, как говорил великий: «не надо этого бояться, и в тоску надо впадать, и повторяться надо».
важно сказать, что «интересное» — не «лучшее» и уж точно не означает, что всем подойдет. но о нем любопытно размышлять, к нему возвращаешься и — главное: оно, кажется, почти ни на что в своем жанре не похоже.
забитый мальчик Оуэн знакомится с мрачной аутсайдершей Мэдди, которая обожает сериал «Розовое марево». две его главные героини — все, о чем может мечтать болезненно переживающий взросление подросток: смелые, ловкие, необычные — побеждают монстров, летают на коврах и на все плевать хотели (прекрасно стилизованная смесь «Чародеек» и культового фильма The Craft).
однажды Мэдди предлагает Оуэну бежать из их сонного серого городка, но мальчик трусит, и девушка уезжает одна. через несколько лет она вернется и расскажет о том, что настоящие Мэдди и Оуэн — на самом деле героини «Розового марева», а в этой безрадостной реальности их заточил антагонист сериала мистер Меланхолия.
сюжет за словом в карман не лезет и сразу заявляет, что это личная история про транс-переход и ужасы жизни не в своем теле. но я говорить об этом не буду — потому что самоограничения губительны, а в природе нарративного кино заложена универсальность.
о чем это? о печали существования в объективной реальности и боли отчужденности от самого себя. об одиночестве и неспособности сделать шаг — даже по направлению к смерти. о том, как ложь становится образом жизни, а несогласие копится внутри словами, которые боишься произнести вслух даже по буквам. о том, что даже найдя своих, иногда не даешь себе успокоиться.
стиль фильма корнями уходит не столько в линчевские фантазмы, сколько в интернет-коры — «эстетики» traumacore, dreamcore и лиминальных пространств. последние буквально продолжают метафору перехода из одного состояния в другое — из реальности в сон. местные монстры напоминают чудовищ Кроненберга, но гораздо больше общего имеют с деформированными сомнамбулами из недр нейросетей.
то есть, кино использует все самые современные выразительные средства и стилевые приемы, при этом органично встраивая их в историю, делая форму продолжением содержания, единственно возможным вариантом визуализации. многое тут просто завораживающе красиво — и одновременно страшно, герметично — но никогда не одномерно. тревога, смутное ощущение сна, нежность и тоска переливаются в каждом световом пятне.
фильм, несмотря на все свои тинейджерские выебоны и гротеск, наполнен такой глубокой и горькой печалью, что при просмотре не раз ловишь себя на том, что переживать это совсем не хочется. хочется забыть, удалить этот уродливый рубец памяти о собственных поражениях, уступках и трусости. но боль не забывается, пока не проживешь ее всецело.
в конце концов, как говорил великий: «не надо этого бояться, и в тоску надо впадать, и повторяться надо».
tgoop.com/marechkavsworld/16
Create:
Last Update:
Last Update:
самое интересное игровое кино последнего времени — I Saw the TV Glow.
важно сказать, что «интересное» — не «лучшее» и уж точно не означает, что всем подойдет. но о нем любопытно размышлять, к нему возвращаешься и — главное: оно, кажется, почти ни на что в своем жанре не похоже.
забитый мальчик Оуэн знакомится с мрачной аутсайдершей Мэдди, которая обожает сериал «Розовое марево». две его главные героини — все, о чем может мечтать болезненно переживающий взросление подросток: смелые, ловкие, необычные — побеждают монстров, летают на коврах и на все плевать хотели (прекрасно стилизованная смесь «Чародеек» и культового фильма The Craft).
однажды Мэдди предлагает Оуэну бежать из их сонного серого городка, но мальчик трусит, и девушка уезжает одна. через несколько лет она вернется и расскажет о том, что настоящие Мэдди и Оуэн — на самом деле героини «Розового марева», а в этой безрадостной реальности их заточил антагонист сериала мистер Меланхолия.
сюжет за словом в карман не лезет и сразу заявляет, что это личная история про транс-переход и ужасы жизни не в своем теле. но я говорить об этом не буду — потому что самоограничения губительны, а в природе нарративного кино заложена универсальность.
о чем это? о печали существования в объективной реальности и боли отчужденности от самого себя. об одиночестве и неспособности сделать шаг — даже по направлению к смерти. о том, как ложь становится образом жизни, а несогласие копится внутри словами, которые боишься произнести вслух даже по буквам. о том, что даже найдя своих, иногда не даешь себе успокоиться.
стиль фильма корнями уходит не столько в линчевские фантазмы, сколько в интернет-коры — «эстетики» traumacore, dreamcore и лиминальных пространств. последние буквально продолжают метафору перехода из одного состояния в другое — из реальности в сон. местные монстры напоминают чудовищ Кроненберга, но гораздо больше общего имеют с деформированными сомнамбулами из недр нейросетей.
то есть, кино использует все самые современные выразительные средства и стилевые приемы, при этом органично встраивая их в историю, делая форму продолжением содержания, единственно возможным вариантом визуализации. многое тут просто завораживающе красиво — и одновременно страшно, герметично — но никогда не одномерно. тревога, смутное ощущение сна, нежность и тоска переливаются в каждом световом пятне.
фильм, несмотря на все свои тинейджерские выебоны и гротеск, наполнен такой глубокой и горькой печалью, что при просмотре не раз ловишь себя на том, что переживать это совсем не хочется. хочется забыть, удалить этот уродливый рубец памяти о собственных поражениях, уступках и трусости. но боль не забывается, пока не проживешь ее всецело.
в конце концов, как говорил великий: «не надо этого бояться, и в тоску надо впадать, и повторяться надо».
важно сказать, что «интересное» — не «лучшее» и уж точно не означает, что всем подойдет. но о нем любопытно размышлять, к нему возвращаешься и — главное: оно, кажется, почти ни на что в своем жанре не похоже.
забитый мальчик Оуэн знакомится с мрачной аутсайдершей Мэдди, которая обожает сериал «Розовое марево». две его главные героини — все, о чем может мечтать болезненно переживающий взросление подросток: смелые, ловкие, необычные — побеждают монстров, летают на коврах и на все плевать хотели (прекрасно стилизованная смесь «Чародеек» и культового фильма The Craft).
однажды Мэдди предлагает Оуэну бежать из их сонного серого городка, но мальчик трусит, и девушка уезжает одна. через несколько лет она вернется и расскажет о том, что настоящие Мэдди и Оуэн — на самом деле героини «Розового марева», а в этой безрадостной реальности их заточил антагонист сериала мистер Меланхолия.
сюжет за словом в карман не лезет и сразу заявляет, что это личная история про транс-переход и ужасы жизни не в своем теле. но я говорить об этом не буду — потому что самоограничения губительны, а в природе нарративного кино заложена универсальность.
о чем это? о печали существования в объективной реальности и боли отчужденности от самого себя. об одиночестве и неспособности сделать шаг — даже по направлению к смерти. о том, как ложь становится образом жизни, а несогласие копится внутри словами, которые боишься произнести вслух даже по буквам. о том, что даже найдя своих, иногда не даешь себе успокоиться.
стиль фильма корнями уходит не столько в линчевские фантазмы, сколько в интернет-коры — «эстетики» traumacore, dreamcore и лиминальных пространств. последние буквально продолжают метафору перехода из одного состояния в другое — из реальности в сон. местные монстры напоминают чудовищ Кроненберга, но гораздо больше общего имеют с деформированными сомнамбулами из недр нейросетей.
то есть, кино использует все самые современные выразительные средства и стилевые приемы, при этом органично встраивая их в историю, делая форму продолжением содержания, единственно возможным вариантом визуализации. многое тут просто завораживающе красиво — и одновременно страшно, герметично — но никогда не одномерно. тревога, смутное ощущение сна, нежность и тоска переливаются в каждом световом пятне.
фильм, несмотря на все свои тинейджерские выебоны и гротеск, наполнен такой глубокой и горькой печалью, что при просмотре не раз ловишь себя на том, что переживать это совсем не хочется. хочется забыть, удалить этот уродливый рубец памяти о собственных поражениях, уступках и трусости. но боль не забывается, пока не проживешь ее всецело.
в конце концов, как говорил великий: «не надо этого бояться, и в тоску надо впадать, и повторяться надо».
BY маря против всех
Share with your friend now:
tgoop.com/marechkavsworld/16