Это фото — всё, что осталось от забегаловки «Хмельная чарка» на Грузинском Валу в Москве. Теперь на месте «уютного пристанища для широкой русской души» ещё один скучный безликий «Теремок».

О литературе и нейросетях.

Пасха — это победа над попыткой вернуть человека в неразомкнутый, повторяющийся мир.

ХХ век для религиоведения прошёл под знаком компаративистики: мифологическая школа (десятки имён), неомифологическая (Джеймс Фрэзер), традиционалистская (Мирча Элиаде), либеральная (немецкая школа истории религий), психоаналитическая (Карл Юнг), мономифологическая (Джозеф Кэмпбелл), постструктуралистская (Рене Жирар) — все они занимались сравнением, выделением общего, сведением, нивелировкой. В частности, к Осирису, Фаммузу, Аттису, Мардуку, Вакху, Баалу и Митре прибавляли Христа, воспроизводящего путь богов средиземноморских аграрных обществ.

Это была могучая идея. Она до сих пор входит в багаж интеллектуально подготовленного человека. Но в конце ХХ века благодаря той же компаративистике выяснилось, что умирающих и воскресающих богов не существовало. Были боги, которые возвращаются, но не умирают, и боги, которые умирают, но не возвращаются.

Осирис не возвращается к жизни, а остаётся владыкой подземного царства. Царь-бог Мардук не умирал и не оживал «по-настоящему», а был участником политической инсценировки. Даже Адонис стал воскресать лишь в III-IV в., скорее всего, под влиянием христианства.

Парадоксально, но сама идея о воскресающих и умирающих богах — это перенос христианского богословия на язычество, а не наоборот. Если не смотреть на богов через перенос имени Джеймса Фрэзера, они сразу же теряют своё «евангельское» подобие. Единственным умершим и вернувшимся был Христос. И не по модели языческого бога, а по другому, человеческому естеству.

Это оригинальная, ничему не подобная вещь. Буквально сверхновая. Она вспыхнула в иудаизме во II в. до н.э., когда часть евреев, вероятно из-за военно-политических причин, стала верить во всеобщее воскресение. Эсхатология и апокалиптика мученической войны за независимость — вот корень еврейской идеи о воскресении. По крайней мере, если ухватиться за него методом и анализом.

Боги ежегодно «умирают» и «оживают» вместе с природным циклом. Христос единократно воскресает в истории, искупительно воскресает в главной эсхатологической битве, а не каким-то ещё зерном.

Это как разомкнуть круг в линию и пронзить ею всякий предел.

Невероятно радикальная идея.

Нищие партизаны во II в. ведут войну с могущественным эллинизмом, с космическим по меркам эпохи экономическим и культурным уровнем, воюют буквально против Ники Самофракийской, и порождают идею, которая всё это побеждает, впитывает, преобразует, устремляет… Не укладывается в голове как это вообще могло произойти.

И, тем не менее, факт.

Получается, из любого положения можно открыть что-то беспричинное, ещё не-бывшее. И в литературе это тоже так. Не хочется делать третий шаг и говорить, что именно русская литература должна породить сегодня что-то невозможное, хотя в 2022 мы определённо были евреями, евреями образца 1942 года, пусть по итогу всё-таки смогли себя защитить.

И всё же… Кажется, что художественные тексты о повторяемости, архетипах, мономифичности уже давно выглядят не вечными, а заклинательными, пытающимися убедить в том, что невозможно ничего другого. Всё написано, всё придумано. Зерно умирает, зерно встаёт.

Но ведь что-то происходит. Что-то определённо происходит.

У гегемонии ещё не вышел срок, но она явно отступила, заколебалась от несущественного с её точки зрения противника. А значит где-то произошёл разрыв и близок какой-то сюжет. Древние евреи наверняка давали где-то 2% средиземноморского ВВП. Этого оказалось достаточно, чтобы в вечном круге появилась трещина.

Не перед силой отступили империи прошлого, а перед тем, что не уложилось в их логику.

С праздником Воскресения, друзья.

Русская культура после 2022 буквально подросток, который вызывающе обозначил своё Я: бабл квас, Шаман, дубайские куличи, окрошка на шампанском, славянский зажим яйцами — ну это же проколотое ухо, косуха, волосы в зелёный, что-то назло всему миру. Это кринжово, но это и естественно. Со временем бунт усмирится в личность, в новую отдельную конституцию.

Строго говоря, это не совсем культура, а, скорее, потребительский стиль, малые эстетики, как бы фон, на котором происходит большое и сложное. С ними у нас всегда был полный порядок, но потребительское почти весь ХХ век отсутствовало, а потом было грубо импортировано. Потому новый стиль находится в архаичных тисах двух состояний. Официоз требует быть серьёзным, сразу повзрослеть в ответственного гражданина. Какой тебе дубайский кулич? Ешь по ГОСТ-у. В то же время из-за бугра шепчут: ты что, совсем придурочный? Зачем тебе чайные, блинные? Хорошо же было, когда в «Старбакс» ходили! Русское растягивают между скучной взрослостью и расслабленным детством, хотя именно в юности нужно успеть побеситься в кокошнике с пирсингом и хлебнуть бабл кваса так же, как раньше хлебали «Три топора».

Нам стало слишком тесно в кафтане, сшитом из «I am a just a simple russian girl», и выхолощенного официоза, и потому была изобретена клюква на клюкву, пародия на пародию, отстаивающая право быть собой на своих собственных основаниях.

Эту переходную пору можно назвать русским глитчем, кислотной помаркой в привычном коде. Что-то несуразное, взрывное, временное. Слепок промежуточного хаоса, сбой. Русский глитч — это наложение слоёв с артефактами перед тем, как экран прочистится и на нём возникнет что-то уместное.

Такая проза ни от чего не защитит.

Поначалу это был комментарий к критической статье, потом — отзыв на роман Захара Прилепина, но по итогу всё превратилось в эссе о сентиментальной жестокости. Думаю, важный текст.

Попал в длинный список премии «Неистовый Виссарион». На этот раз с обширными эссе о прозе тридцатилетних и об Оксане Васякиной. Две из трёх моих главных работ.

Дежурно напоминаю, что мне можно прислать на разбор ваши тексты. Большие рукописи я подробно рассматриваю за денежку, доступный объём комментирую просто так. Случается, что это даже кому-то помогает.

Спасибо!

Случайно обнаружил прекрасное.

В 2024 году в США прогремел бестселлер от Кристин Ханны. Абсолютный хит всех продаж рассказывает о войне во Вьетнаме глазами женщин. Прогрессивная пресса в полном восторге. Рейтинги — сумасшедшие.

В этом году роман выходит в России.

Обратите внимание на обложку. Над пальмами изображён вертолёт, масс-культовый символ Вьетнамской войны. «Полёт валькирий», вот это вот всё.

Но вертолёт-то наш, отечественный. Это что-то Ми-образное, похожее сразу и на 8-ку, и на 17-ый. Изображение тупо купили на «Shutterstock». Перепутана не только сторона, но и хронология: в 1965 году, когда медсестра Фрэнсис отправилась на войну, Ми-8 был только лишь запущен в серийное производство. Между прочим, в вертолёте гибнет брат главной героини. Буквально центральный символ романа.

Бегло пробежался по рецензиям — похоже, никто не заметил ошибки.

Благодаря девочкам-дизайнерам «лучшим» американским историческим романом о национальной травме тихо и незаметно стала книга с российской машиной на обложке.

Мерч.

Прочёл всего позднего Веркина.

Это лучший современный русский писатель, которого я знаю.

Веркин всю жизнь пишет одну и ту же книгу, и когда сам пишешь о нём, текст охватывает тебя самого, а не этого доброго враля. Уже которую неделю эссе о «Сороке на виселице» превращается в совсем уж личные вещи. Гений этого писателя в том, что он раскрывает своего читателя как спичечный коробок — с нашим собственным удивлением от того, как просто и любопытно мы, оказывается, устроены.

Иными словами, Эдуарда Веркина читаешь в силу собственной ёмкости. В моём случае это холодность, скорбь, отстранённость.

Если бы я знал, что завтра конец света и я могу прочитать лишь единственное произведение, я бы выбрал один из небольших веркинских романов, наверное, «Пепел Анны», чтобы с его последней печальной строчкой мир для меня кончился раньше, чем обещало исчезнуть время.

Вот говорят, что русская литература в кризисе и что она никому не нужна, но сегодня полпланеты будет следить за простым российским литератором, который, будучи главой Союза Писателей, оказался уполномочен вести судьбоносные для мира переговоры. «Это библейская история. Абсолютно».

Короткий прогон о поторопившихся.

Когда о тебе написала Анастасия Миронова:

Отвечаем на этот вопрос в альтернативной биографии писателя.

По традиции начинаем обозревать «Лицей». Первой опять выпало быть Анне Бабиной. На сей раз с жанровой вещью.

Остерегайтесь яйцеклада.

Придёт вода.

Не туда попали.

Это пар.

Прошёл в короткий список «Неистового Виссариона».

Финал получился сильным. Все критики интересные. Пусть победят самые достойные.

Всем ещё раз большое спасибо!

Продолжаем неистовствовать.