Мы часто говорим о травме и в связи с ней о посттравматическом стрессовом расстройстве, которое может развиваться после воздействия шокирующей или экстремальной ситуации угрожающего или катастрофического характера. Однако травма может возникнуть вледствие совокупности травмирующих событий (эмоциональное и физическое насилие, пренебрежение, предательство, воспитание в деструктивной семье и т.д.), случившихся на протяжении жизни человека. Такие множественные травмы могут привести к развитию комплексного посттравматического стрессового расстройства (кПТСР), которое совсем недавно было включено в новую, одиннадцатую, версию Международной классификации болезней (МКБ-11). Публикуем главу из воркбука «Комплексное ПТСР. Как справиться с гневом и страхом и вернуть идентичность», в которой доктор психологии, клинический психолог Тамара Макклинток-Гринберг рассказывает, что такое комплексное травматическое расстройство, чем оно отличается от ПТСР и пограничного расстройства и почему людям с комплексной травмой сложно делать выбор и понимать свои чувства, мысли, ценности и цели - всё то, что помогает нам ощущать свою идентичность и быть собой.
«Джулии около тридцати лет. Она умная, обаятельная, вдумчивая и чуткая. Она учится на медсестру, потому что интуитивно чувствует потребности людей и хочет им помогать. Можно сказать, что она добилась успеха в жизни, но прошлое не отпускает ее. В детстве родители не заботились о ней и надолго оставляли одну, когда она была совсем маленькой. Семья Джулии лишилась жилья в результате стихийного бедствия. Отношения с людьми у девушки не складывались, а некоторые мужчины не уважали ее границы.
Джулии не занимать жизненных сил, но ей мешают тяжелые воспоминания, которые хочется забыть. Она старается быть оптимисткой, но порой ее накрывают тревога и депрессия. У Джулии много друзей и знакомых, но есть негативный опыт общения, и она не знает, в чем дело: в ее невезучести или в том, что она выбирает неподходящих людей. Джулия склонна винить себя в том, что в действительности от нее не зависит. Ее беспокоит несоразмерная ситуациям эмоциональность. Она подолгу размышляет, как реагировать, чувствуя несправедливость, и вечно не уверена, адекватно отреагировала или чрезмерно.
Если вы узнали в этом описании себя, то вы не одиноки. Это лишь некоторые из последствий комплексного ПТСР (кПТСР). Вероятно, вы знаете, что такое ПТСР, и в последнее время слышали о кПТСР. В этой главе мы рассмотрим различия между ними».
https://monocler.ru/kptsr/
«Джулии около тридцати лет. Она умная, обаятельная, вдумчивая и чуткая. Она учится на медсестру, потому что интуитивно чувствует потребности людей и хочет им помогать. Можно сказать, что она добилась успеха в жизни, но прошлое не отпускает ее. В детстве родители не заботились о ней и надолго оставляли одну, когда она была совсем маленькой. Семья Джулии лишилась жилья в результате стихийного бедствия. Отношения с людьми у девушки не складывались, а некоторые мужчины не уважали ее границы.
Джулии не занимать жизненных сил, но ей мешают тяжелые воспоминания, которые хочется забыть. Она старается быть оптимисткой, но порой ее накрывают тревога и депрессия. У Джулии много друзей и знакомых, но есть негативный опыт общения, и она не знает, в чем дело: в ее невезучести или в том, что она выбирает неподходящих людей. Джулия склонна винить себя в том, что в действительности от нее не зависит. Ее беспокоит несоразмерная ситуациям эмоциональность. Она подолгу размышляет, как реагировать, чувствуя несправедливость, и вечно не уверена, адекватно отреагировала или чрезмерно.
Если вы узнали в этом описании себя, то вы не одиноки. Это лишь некоторые из последствий комплексного ПТСР (кПТСР). Вероятно, вы знаете, что такое ПТСР, и в последнее время слышали о кПТСР. В этой главе мы рассмотрим различия между ними».
https://monocler.ru/kptsr/
Моноклер
«Травма лишает идентичности»: что такое комплексное посттравматическое стрессовое расстройство (кПТСР)
Тамара Макклинток-Гринберг о том, что такое комплексное посттравматическое стрессовое расстройство (кПТСР), чем оно отличается от ПТСР и почему людям с комплексной травмой сложно делать выбор и понимать свои чувства.
«Все мы, человеческие существа, являемся созданиями, ищущими смысл. Созданиями, которые имели несчастье попасть в мир, лишенный внутреннего смысла. Одна из наших главных задач состоит в изобретении такого смысла, который был бы достаточно значим, чтобы поддержать жизнь и осуществить хитрый маневр отрицания нашего авторства этого смысла. Вместо этого мы приходим к заключению, что он уже был «вон там» в ожидании нас. Постоянно продолжающийся поиск значимых смысловых систем часто приводит к кризисам смысла.
Гораздо больше индивидов, чем осознают терапевты, прибегают к терапии из-за тревоги о смысле жизни. Юнг писал о том, что одна треть его пациентов консультировалась с ним по этой причине. Жалобы принимали самые различные формы: например, «Моя жизнь никак не обоснована», «У меня ни к чему нет страсти», «Почему я живу? С какой целью?», «Несомненно, в жизни есть некое более глубокое значение», «Я чувствую себя настолько опустошенным — телевизор каждый вечер заставляет меня сознавать, сколь бессмысленна, столь бесполезна моя жизнь», «Даже сейчас, в пятьдесят, я все еще не знаю, чем хочу заниматься, когда вырасту» <…>.
На некоторых эмпирических семинарах используются методики для стимулирования рассуждения о смысле жизни. Наверное, самым простым было бы спросить у участников, какую надгробную эпитафию они хотят увидеть на своих могилах. Большинство таких расспросов о смысле жизни приводит к обсуждению таких проблем, как альтруизм, гедонизм, преданность делу, производительность, творчество, самореализация. Многие чувствуют, что проекты смысла жизни приобретают более существенное значение, если находятся за пределами нашего «я» — иными словами, направлены на что-то или кого-то вне нас, например, любовь к благому делу, человеку, божественной сущности.
В отличие от моего подхода к другим экзистенциальным первичным тревогам (смерти, изоляции, свободе), я нахожу, что лучше всего не подходить к смыслу жизни напрямую. Нам следует погрузиться в один из множества возможных смыслов, особенно уделяя внимание основе, выходящей за пределы «я». Важен только конечный результат, и нам, терапевтам, лучше всего идентифицировать и помогать удалять препятствия на пути его достижения. Вопрос о смысле жизни, как учил Будда, решается не наставлением. Нужно погрузиться в пучину жизни и позволить вопросу уплыть».
Ирвин Ялом
Гораздо больше индивидов, чем осознают терапевты, прибегают к терапии из-за тревоги о смысле жизни. Юнг писал о том, что одна треть его пациентов консультировалась с ним по этой причине. Жалобы принимали самые различные формы: например, «Моя жизнь никак не обоснована», «У меня ни к чему нет страсти», «Почему я живу? С какой целью?», «Несомненно, в жизни есть некое более глубокое значение», «Я чувствую себя настолько опустошенным — телевизор каждый вечер заставляет меня сознавать, сколь бессмысленна, столь бесполезна моя жизнь», «Даже сейчас, в пятьдесят, я все еще не знаю, чем хочу заниматься, когда вырасту» <…>.
На некоторых эмпирических семинарах используются методики для стимулирования рассуждения о смысле жизни. Наверное, самым простым было бы спросить у участников, какую надгробную эпитафию они хотят увидеть на своих могилах. Большинство таких расспросов о смысле жизни приводит к обсуждению таких проблем, как альтруизм, гедонизм, преданность делу, производительность, творчество, самореализация. Многие чувствуют, что проекты смысла жизни приобретают более существенное значение, если находятся за пределами нашего «я» — иными словами, направлены на что-то или кого-то вне нас, например, любовь к благому делу, человеку, божественной сущности.
В отличие от моего подхода к другим экзистенциальным первичным тревогам (смерти, изоляции, свободе), я нахожу, что лучше всего не подходить к смыслу жизни напрямую. Нам следует погрузиться в один из множества возможных смыслов, особенно уделяя внимание основе, выходящей за пределы «я». Важен только конечный результат, и нам, терапевтам, лучше всего идентифицировать и помогать удалять препятствия на пути его достижения. Вопрос о смысле жизни, как учил Будда, решается не наставлением. Нужно погрузиться в пучину жизни и позволить вопросу уплыть».
Ирвин Ялом
«Человеку нужен человек» (из х/ф «Солярис»)
«Противоположностью одиночеству, Ричард, является не совместная жизнь, а душевная близость» (Ричард Бах)
Парные отношения — важная часть нашей жизни. Не только в силу социальной природы Homo Sapiens, но и в силу того, что потребность в привязанности является базовой для нас. Именно поэтому, несмотря на пестуемые современной культурой мифы о самодостаточности и идеалы независимости, мы по-прежнему придаем такое значение отношениям и так боимся боли, которую они могут нам принести. Как писал Фрейд, «мы никогда не бываем столь беззащитны, как тогда, когда любим».
В книге «Созданы для любви» доктор психологических наук, психотерапевт и создатель психобиологического подхода в парной терапии Стэн Таткин исследует природу парных отношений, рассказывает о моделях терапии, которые использовались в XX веке для решения проблем в паре, и на основе научных данных формулирует десять принципов, позволяющих открыться партнеру и избежать распространенных разрушительных ошибок в отношениях, предлагая ряд конкретных шагов по построению надежного, прочного и безопасного союза.
С одной стороны, он опирается на теорию привязанности Джона Боулби и более поздних исследователей и объясняет, почему базовая потребность в близости и безопасности не исчезает с возрастом и требует удовлетворения в зрелых отношениях. С другой стороны, используя данные нейробиологии, он показывает, как особенности работы нашего мозга мгновенно могут запускать и раскручивать реакции «бей-беги», ведущие к разрушению отношений, и насколько важна наша способность не только регулировать эти реакции, но и быть эмпатичными и способными к выстраиванию совместного нарратива в паре. За это отвечают более поздние отделы мозга, которые для простоты понимания в книге он называет «дипломатами» (в противовес условным «кроманьонцам» — настороженным, «кричащим» и остро реагирующим на любые сигналы опасности участкам лимбической системы, таким как амигдала, гипоталамус, гимофиз, запускающим стрессовые реакции во всем организме).
«Научные данные свидетельствуют, что с биологической точки зрения люди запрограммированы не столько на любовь и гармонию, сколько на борьбу и противостояние. Это плохая новость. Но есть и хорошая: недавние исследования показывают, что мы способны устранить эту предрасположенность с помощью определенных стратегий и методов. Мы можем принять специальные меры, чтобы настроиться в первую очередь на любовь. Эти стратегии помогут создавать стабильные гармоничные отношения, в которых мы будем нацелены на эффективное разрешение конфликта (в случае его возникновения)». Стэн Таткин
Мы выбрали главу, в которой он рассказывает, как более поздние, рациональные и социальные, области нашего мозга делают все возможное, чтобы успокоить «кроманьонцев» и найти компромисс, и размышляет, как нам использовать эти механизмы, чтобы сохранить любовь и мир в отношениях.
https://monocler.ru/sozdany-dlya-lyubvi/
«Противоположностью одиночеству, Ричард, является не совместная жизнь, а душевная близость» (Ричард Бах)
Парные отношения — важная часть нашей жизни. Не только в силу социальной природы Homo Sapiens, но и в силу того, что потребность в привязанности является базовой для нас. Именно поэтому, несмотря на пестуемые современной культурой мифы о самодостаточности и идеалы независимости, мы по-прежнему придаем такое значение отношениям и так боимся боли, которую они могут нам принести. Как писал Фрейд, «мы никогда не бываем столь беззащитны, как тогда, когда любим».
В книге «Созданы для любви» доктор психологических наук, психотерапевт и создатель психобиологического подхода в парной терапии Стэн Таткин исследует природу парных отношений, рассказывает о моделях терапии, которые использовались в XX веке для решения проблем в паре, и на основе научных данных формулирует десять принципов, позволяющих открыться партнеру и избежать распространенных разрушительных ошибок в отношениях, предлагая ряд конкретных шагов по построению надежного, прочного и безопасного союза.
С одной стороны, он опирается на теорию привязанности Джона Боулби и более поздних исследователей и объясняет, почему базовая потребность в близости и безопасности не исчезает с возрастом и требует удовлетворения в зрелых отношениях. С другой стороны, используя данные нейробиологии, он показывает, как особенности работы нашего мозга мгновенно могут запускать и раскручивать реакции «бей-беги», ведущие к разрушению отношений, и насколько важна наша способность не только регулировать эти реакции, но и быть эмпатичными и способными к выстраиванию совместного нарратива в паре. За это отвечают более поздние отделы мозга, которые для простоты понимания в книге он называет «дипломатами» (в противовес условным «кроманьонцам» — настороженным, «кричащим» и остро реагирующим на любые сигналы опасности участкам лимбической системы, таким как амигдала, гипоталамус, гимофиз, запускающим стрессовые реакции во всем организме).
«Научные данные свидетельствуют, что с биологической точки зрения люди запрограммированы не столько на любовь и гармонию, сколько на борьбу и противостояние. Это плохая новость. Но есть и хорошая: недавние исследования показывают, что мы способны устранить эту предрасположенность с помощью определенных стратегий и методов. Мы можем принять специальные меры, чтобы настроиться в первую очередь на любовь. Эти стратегии помогут создавать стабильные гармоничные отношения, в которых мы будем нацелены на эффективное разрешение конфликта (в случае его возникновения)». Стэн Таткин
Мы выбрали главу, в которой он рассказывает, как более поздние, рациональные и социальные, области нашего мозга делают все возможное, чтобы успокоить «кроманьонцев» и найти компромисс, и размышляет, как нам использовать эти механизмы, чтобы сохранить любовь и мир в отношениях.
https://monocler.ru/sozdany-dlya-lyubvi/
Моноклер
«Дипломаты» против «кроманьонцев»: как мозг помогает нам сохранять отношения
Публикуем фрагмент книги «Созданы для любви», где психотерапевт Стэн Таткин рассказывает, как мозг участвует в создании, сохранении и разрушении отношений.
«.. Tsewa. Это тибетское слово, оно означает «сочувствие». Но, в отличие от знакомого нам чувства сострадания, у tsewa есть два направления. В буддистской культуре Тибета это понятие выражает сострадание к другим и к себе. В общем, tsewa можно перевести как «сострадание и самосострадание». Уже ясно, что такая мысль в западной культуре кажется странной. Мы не знаем слова «самосострадание». Его нет в словаре, оно звучит искусственно, мы спотыкаемся об него.
Зачем сострадать себе? Потерпев неудачу, мы ощущаем печаль или гнев. Зачем в эту минуту нам нужен еще второй уровень? Чувство к своему чувству — звучит странно. Но если мы вспомним страх и страх перед ним, который вызывает паническую атаку, то увидим ту же схему. Как и у людей, страдающих от депрессии, которые упрекают себя за плохое самочувствие, или — в положительном ключе — когда мы утром чувствуем себя хорошо и радуемся этому или нас вдохновляет романтическая любовь. Часто мы оцениваем свои чувства, вызывая новые ощущения. Каким бы чуждым нам это ни казалось, мы в состоянии проявлять самосострадание. Что при этом важно? Это проще всего понять на примере знакомой нам стороны tsewa — сострадания к другим.
Уже годовалые дети пытаются утешать людей, которым грустно. Малыши, еще не умеющие как следует ходить и говорить, испытывают потребность поддержать другого. Очевидно, что сострадание — одно из базовых качеств Homo sapiens. И речь не об отстраненном возгласе «Ах ты бедняга!». Это была бы жалость, подсознательно выраженная сверху вниз. Так мы ставим себя выше человека, которого жалеем, и показываем, что мы в более выгодном положении.
Сострадание же подразумевает взаимоотношения на равных. На латыни это слово звучит как compati, от com — «вместе» и pati — «страдать от чего-либо». Этим оно отличается от эмпатии и жалости. Сострадание идет на шаг впереди. Здесь возникает желание помочь! Если мы сострадаем другому, то беспокоимся и стремимся утешить его, потому что буквально страдаем вместе с ним. Когда любимый человек терпит неудачу, мы передаем ему свое тепло, вселяем веру и выражаем готовность помочь. Самосострадание — те же чувства, но к себе <…>.
Самосострадание появляется, когда мы признаём свои страдания; когда считаем неудачи частью своего опыта, не давая оценку чувствам, которые испытываем. В этом буддисты всегда усматривали особую силу, а мы сегодня только знакомимся с этой неизвестной нам стороной tsewa. Первой трудной задачей при этом становится истинное восприятие собственного страдания. Звучит абсурдно, но чаще всего мы в последнюю очередь замечаем, насколько велико наше страдание. Наш технологичный мир управляется разумом, в нем главное — направить все силы на сохранение контроля. В случае неудачи автоматически запускается режим анализа: «Как это могло произойти? Почему со мной? Как выйти из этой ситуации?»
Пока мы анализируем, размышляем и пытаемся решить проблему, мы вытесняем эмоциональную рану. «Чувствуя угрозу, мы боремся, бежим или замираем. Если угроза исходит от нас самих, в виде таких отрицательных эмоций, как стыд или беспокойство, мы реагируем точно так же, нападая на себя, — так описывает стоящий за этим процесс психотерапевт и доцент Гарвардской медицинской школы Кристофер Гермер. — Борьба превращается в самокритику, бегство — в изоляцию, а замирание приводит к мрачным мыслям». Самосострадание — прямо противоположное чувство. Проявляя его, мы признаём собственные страдания вместо того, чтобы вытеснять их» (Леон Виндшайд. Что делает нас людьми).
P.S. Как-то так сегодня. Желаю всем нам освоить искусство Tsewa. Человек долго пытался изменить мир, но, кажется, истина в другом (и она стара как мир) – все начинается с нас самих: способность любить другого – со способности любить себя, возможность погасить агрессию – от собственной способности сохранять спокойствие и регулировать свои эмоции, умение по-настоящему участвовать в жизни других вместо склонности искать виновных и мгновенной выдачи никому не нужных оценок и суждений – от способности сострадать себе и принимать свой собственный опыт. В общем, берем на заметку и летим дальше ❤️🔥
Зачем сострадать себе? Потерпев неудачу, мы ощущаем печаль или гнев. Зачем в эту минуту нам нужен еще второй уровень? Чувство к своему чувству — звучит странно. Но если мы вспомним страх и страх перед ним, который вызывает паническую атаку, то увидим ту же схему. Как и у людей, страдающих от депрессии, которые упрекают себя за плохое самочувствие, или — в положительном ключе — когда мы утром чувствуем себя хорошо и радуемся этому или нас вдохновляет романтическая любовь. Часто мы оцениваем свои чувства, вызывая новые ощущения. Каким бы чуждым нам это ни казалось, мы в состоянии проявлять самосострадание. Что при этом важно? Это проще всего понять на примере знакомой нам стороны tsewa — сострадания к другим.
Уже годовалые дети пытаются утешать людей, которым грустно. Малыши, еще не умеющие как следует ходить и говорить, испытывают потребность поддержать другого. Очевидно, что сострадание — одно из базовых качеств Homo sapiens. И речь не об отстраненном возгласе «Ах ты бедняга!». Это была бы жалость, подсознательно выраженная сверху вниз. Так мы ставим себя выше человека, которого жалеем, и показываем, что мы в более выгодном положении.
Сострадание же подразумевает взаимоотношения на равных. На латыни это слово звучит как compati, от com — «вместе» и pati — «страдать от чего-либо». Этим оно отличается от эмпатии и жалости. Сострадание идет на шаг впереди. Здесь возникает желание помочь! Если мы сострадаем другому, то беспокоимся и стремимся утешить его, потому что буквально страдаем вместе с ним. Когда любимый человек терпит неудачу, мы передаем ему свое тепло, вселяем веру и выражаем готовность помочь. Самосострадание — те же чувства, но к себе <…>.
Самосострадание появляется, когда мы признаём свои страдания; когда считаем неудачи частью своего опыта, не давая оценку чувствам, которые испытываем. В этом буддисты всегда усматривали особую силу, а мы сегодня только знакомимся с этой неизвестной нам стороной tsewa. Первой трудной задачей при этом становится истинное восприятие собственного страдания. Звучит абсурдно, но чаще всего мы в последнюю очередь замечаем, насколько велико наше страдание. Наш технологичный мир управляется разумом, в нем главное — направить все силы на сохранение контроля. В случае неудачи автоматически запускается режим анализа: «Как это могло произойти? Почему со мной? Как выйти из этой ситуации?»
Пока мы анализируем, размышляем и пытаемся решить проблему, мы вытесняем эмоциональную рану. «Чувствуя угрозу, мы боремся, бежим или замираем. Если угроза исходит от нас самих, в виде таких отрицательных эмоций, как стыд или беспокойство, мы реагируем точно так же, нападая на себя, — так описывает стоящий за этим процесс психотерапевт и доцент Гарвардской медицинской школы Кристофер Гермер. — Борьба превращается в самокритику, бегство — в изоляцию, а замирание приводит к мрачным мыслям». Самосострадание — прямо противоположное чувство. Проявляя его, мы признаём собственные страдания вместо того, чтобы вытеснять их» (Леон Виндшайд. Что делает нас людьми).
P.S. Как-то так сегодня. Желаю всем нам освоить искусство Tsewa. Человек долго пытался изменить мир, но, кажется, истина в другом (и она стара как мир) – все начинается с нас самих: способность любить другого – со способности любить себя, возможность погасить агрессию – от собственной способности сохранять спокойствие и регулировать свои эмоции, умение по-настоящему участвовать в жизни других вместо склонности искать виновных и мгновенной выдачи никому не нужных оценок и суждений – от способности сострадать себе и принимать свой собственный опыт. В общем, берем на заметку и летим дальше ❤️🔥
Тело и психика неразрывно связаны, и «поломка» одного из этой дуальной пары может влиять на состояние другого. По крайней мере, сегодня это очевидно науке. Публикуем главу из книги нейроученого и психиатра Яо Найлинь «Все мои ментальные демоны», в которой она на нескольких примерах показывает, как эти связи реализуются. Итак, разбираемся вместе с ней, как иммунная активность может влиять на поведение и развитие психических расстройств, нейродегенеративная болезнь Паркинсона зависеть от бактерий в желудке, а токсоплазма — изменять личность, влияя на агрессивность и тягу к риску.
https://monocler.ru/telo-i-mozg/
P.S. Ждем прорывных исследований по болезни Альцгеймера.
https://monocler.ru/telo-i-mozg/
P.S. Ждем прорывных исследований по болезни Альцгеймера.
Моноклер
«Тело и мозг — кто хозяин?», или Ещё раз о психике и соматике
«Все мои ментальные демоны»: публикуем главу из книги и на примерах разбираемся, как реализуется связь тела и психики.
«Говоря о том, что прекарность поражает «заботу о себе» как онтологическую возможность человека реализовывать проект самого себя, выбирать такой способ индивидуального существования, который соотносится с его аутентичностью, мы одновременно полагаем, что осуществляя «заботу о себе», человек конструирует, верифицирует и утверждает свое «Я», порождает его как целевую самобытную ценностно-смысловую систему.
Прекарное существование создает не просто новый тип адаптивного поведения человека, но конструирует принципиально новую по сравнению с традиционно представляемой модель личности — ее «текучую / прекарную идентичность».
Характеризуя ее как экзистенциальный феномен, прежде всего, отметим, что живущее в прекарных условиях поколение постепенно отказывается от необходимости рассматривать свое индивидуальное существование как исключительно собственную жизненную задачу.
Прекарный способ существования состоит в том, что человек частично или полностью снимает с себя ответственность за самоосуществление, делая его не целевым, а ситуативным экзистенциальным продуктом, и, как следствие, должен уживаться с последствиями утраты авторства собственной жизни, подчинения ее не собственным алгоритмам.
Отказ от построения долгосрочного проекта самого себя — это и есть то, что образует «текучего субъекта», нестабильную идентичность. В этих условиях ответственные действия в отношении самого себя частично подменяются псевдоактами с их суррогатами жизни.
Неопределенность расшатывает мотивацию к постановке долгосрочных стабильных целей, поскольку обстоятельства ее достижения мыслятся мало зависящими или даже вообще не зависящими от планов и индивидуальных усилий человека.
Жизнь утрачивает приветствуемую ранее «векторность» / цельность осуществления и приобретает характер множественных краткосрочных и временных проектов себя (своеобразного «спектрального Я», не во всех проявлениях соотносимого со своей аутентичностью).
Находясь в прекарном статусе, в ряде случаев личность вынуждена временно отождествляться с одним из своих ситуативных, временных Я, и тогда возникают специфические переживания вненаходимости по отношению к собственной жизни («в это время я не живу», «моя настоящая жизнь не здесь», «когда мне приходится заниматься этим, я как бы отключен от самого себя», «там я никакой, жизнь начинается только когда я ухожу оттуда»).
Таким образом, подвижные, быстро меняющиеся контексты существования, создаваемые неопределенностью, порождают фрагментацию личности, множественные, в том числе «невоплощенные» и «невоплотимые Я».
Фрагментарность же, являясь нарушением отношений человека с временем и с со-временностью своей жизни, сужает горизонты возможностей, ограничивает взаимодействие человека с будущим и, как следствие, с самим собой».
P.S. In an existential mood. Посмотрите/послушайте на досуге текст доклада о прекарности - чувстве хрупости, шаткости, незащищенности нашего бытия в нестабильной «текучей современности», которое сегодня активно исследуется в социологии и психологии.
https://psy.su/feed/11533/
Прекарное существование создает не просто новый тип адаптивного поведения человека, но конструирует принципиально новую по сравнению с традиционно представляемой модель личности — ее «текучую / прекарную идентичность».
Характеризуя ее как экзистенциальный феномен, прежде всего, отметим, что живущее в прекарных условиях поколение постепенно отказывается от необходимости рассматривать свое индивидуальное существование как исключительно собственную жизненную задачу.
Прекарный способ существования состоит в том, что человек частично или полностью снимает с себя ответственность за самоосуществление, делая его не целевым, а ситуативным экзистенциальным продуктом, и, как следствие, должен уживаться с последствиями утраты авторства собственной жизни, подчинения ее не собственным алгоритмам.
Отказ от построения долгосрочного проекта самого себя — это и есть то, что образует «текучего субъекта», нестабильную идентичность. В этих условиях ответственные действия в отношении самого себя частично подменяются псевдоактами с их суррогатами жизни.
Неопределенность расшатывает мотивацию к постановке долгосрочных стабильных целей, поскольку обстоятельства ее достижения мыслятся мало зависящими или даже вообще не зависящими от планов и индивидуальных усилий человека.
Жизнь утрачивает приветствуемую ранее «векторность» / цельность осуществления и приобретает характер множественных краткосрочных и временных проектов себя (своеобразного «спектрального Я», не во всех проявлениях соотносимого со своей аутентичностью).
Находясь в прекарном статусе, в ряде случаев личность вынуждена временно отождествляться с одним из своих ситуативных, временных Я, и тогда возникают специфические переживания вненаходимости по отношению к собственной жизни («в это время я не живу», «моя настоящая жизнь не здесь», «когда мне приходится заниматься этим, я как бы отключен от самого себя», «там я никакой, жизнь начинается только когда я ухожу оттуда»).
Таким образом, подвижные, быстро меняющиеся контексты существования, создаваемые неопределенностью, порождают фрагментацию личности, множественные, в том числе «невоплощенные» и «невоплотимые Я».
Фрагментарность же, являясь нарушением отношений человека с временем и с со-временностью своей жизни, сужает горизонты возможностей, ограничивает взаимодействие человека с будущим и, как следствие, с самим собой».
P.S. In an existential mood. Посмотрите/послушайте на досуге текст доклада о прекарности - чувстве хрупости, шаткости, незащищенности нашего бытия в нестабильной «текучей современности», которое сегодня активно исследуется в социологии и психологии.
https://psy.su/feed/11533/
Психологическая газета
Прекарность как экзистенциальный феномен
«Опасным психологическим трендом в условиях прекариатизации становится утрата человеком собственной ценности и “коррозия характера”, а также тот факт, что сам статус занятости становится новым латентным фактором переживания социального неравенства…»
Бруно Беттельхейм — американский психолог и психиатр австрийско-еврейского происхождения, которому так же, как Виктору Франклу и Эдит Еве Эгер, довелось пройти через опыт концентрационных лагерей. Одна из его работ — книга «Просвещенное сердце. Автономия личности в тоталитарном обществе. Как остаться человеком в нечеловеческих условиях» — это не только ретроспективное исследование опыта пребывания в лагере, подробный анализ поведения человека в экстремальных ситуациях и механизмов, которые превращают человека в «жертву системы и шестеренку в машине уничтожения», но и попытка разобраться в сложной динамике отношений личности и среды, найти ответы на вопросы: в какой степени среда способна воздействовать на человека и формировать его и его жизнь; делает ли терапия человека свободным от условностей жизни, помогает ли при встрече с экстремальным опытом; можно ли использовать среду для формирования образа жизни и личности; как должна развиваться личность, чтобы быть автономной и способной менять среду к лучшему? Несмотря на то, что книга написана в 1960-м году и в ней чувствуются знаки времени (от бесконечного обращения к психоанализу как ключевому направлению психотерапии до примеров, далеких от сегодняшних реалий), основные мысли и посылы автора созвучны и сегодняшнему дню.
Выбрали фрагмент, где Беттельхейм размышляет о том, как массовое общество лишает нас автономности и почему время, в котором мы живем, требует от нас более развитого сознания и более глубокой цельности личности.
P.S. Еще немного об идентичности и проблеме интеграции личности. Прямиком из середины прошлого века. Можем оценить, далеко ли ушли
https://monocler.ru/avtonomnost-bettelhejm/
Выбрали фрагмент, где Беттельхейм размышляет о том, как массовое общество лишает нас автономности и почему время, в котором мы живем, требует от нас более развитого сознания и более глубокой цельности личности.
P.S. Еще немного об идентичности и проблеме интеграции личности. Прямиком из середины прошлого века. Можем оценить, далеко ли ушли
https://monocler.ru/avtonomnost-bettelhejm/
Моноклер
«Прогресс далеко опережает личностную интегрированность»: Бруно Беттельхейм об ускользающей автономности
Фрагмент книги Бруно Беттельхейма "Просвещенное сердце" о проблемах автономии и личностной интегрированности человека массового общества.
Взаимопомощь и человечность – вот в чем сила. И вчера, и сегодня, и завтра. Крепко обнимаю, берегите себя и близких 🤍
Forwarded from Пост_тревога
Кризисная помощь
Друзья, надеюсь, вы и ваши близкие в порядке. Выкладываю здесь наш сборник материалов по кризисной помощи для специалистов и пострадавших https://pavlovapsy.notion.site/5c5de68efcf146ddb5fa17060e1cf367?pvs=4
В МЧС есть экстренная служба психологической помощи, довольно неплохая и кризисный телефон +7(495)9895050
Не рекомендую сейчас избыточно думскролить и смотреть видео и фото с места событий, лучше от этого никому не станет. Поберегите силы для помощи себе и другим. Обняла.
Друзья, надеюсь, вы и ваши близкие в порядке. Выкладываю здесь наш сборник материалов по кризисной помощи для специалистов и пострадавших https://pavlovapsy.notion.site/5c5de68efcf146ddb5fa17060e1cf367?pvs=4
В МЧС есть экстренная служба психологической помощи, довольно неплохая и кризисный телефон +7(495)9895050
Не рекомендую сейчас избыточно думскролить и смотреть видео и фото с места событий, лучше от этого никому не станет. Поберегите силы для помощи себе и другим. Обняла.
Татьяна Павлова's Notion on Notion
Кризисная помощь и самопомощь | Notion
Здесь собраны материалы по оказанию помощи пострадавшим для специалистов (психологов, соцработников), а также информация о самопомощи в период социальных кризисов и потрясений.
Мысль о переплетенности жизни и смерти столь же стара, как письменная история. Всему на свете приходит конец – это одна из наиболее самоочевидных жизненных истин, так же как и то, что мы боимся этого конца и тем не менее должны жить с сознанием его неизбежности и своего страха перед ним. Стоики говорили, что смерть – самое важное событие жизни. Научиться хорошо жить – это значит научиться хорошо умирать, и наоборот, уметь хорошо умирать значит уметь хорошо жить. Известны слова Цицерона: "Смысл занятий философией – подготовка к смерти" и Сенеки: "Только тот человек воистину наслаждается жизнью, кто согласен и готов оставить ее". Ту же мысль выразил св. Августин: "Только перед лицом смерти по-настоящему рождается человек".
Невозможно оставить смерть умирающим. Биологическая граница между жизнью и смертью относительно четка, но психологически они переходят друг в друга. Смерть – это факт жизни; нам достаточно минуты размышления, чтобы понять: смерть – не просто последний момент жизни. "Уже рождаясь, мы находимся в процессе умирания; и в начале присутствует конец" (Манилий). Монтень в своем глубочайшем эссе о смерти вопрошает: "Почему вы боитесь своего последнего дня? Он приближает вас к смерти не больше, чем любой другой день вашей жизни. Не последний шаг создает усталость: он лишь обнаруживает ее".
Нетрудно (и весьма соблазнительно) было бы продолжить изложение глубокомысленных цитат о смерти. Практически каждый большой мыслитель думал и писал о смерти (как правило, в молодости или ближе к концу жизни); многие приходили к заключению, что смерть – неотъемлемая часть жизни, и, постоянно принимая ее в расчет, мы обогащаем жизнь, а отнюдь не обкрадываем ее. Физически смерть разрушает человека, но идея смерти спасает его.
Последняя мысль столь существенна, что ее стоит повторить: вещественность смерти разрушает человека, идея смерти спасает его. Но каков точный смысл этих слов? Как именно идея смерти спасает человека? И от чего спасает?
Короткий взгляд на центральную концепцию экзистенциальной философии может помочь прояснению. В 1926 году Мартин Хайдеггер изучал вопрос о том, от чего идея смерти уберегает человека, и у него состоялся важный инсайт: сознание предстоящей личной смерти побуждает нас к переходу на более высокий модус существования. Хайдеггер считал, что имеются два фундаментальных модуса существования в мире: 1) состояние забвения бытия, 2) состояние сознавания бытия.
Забвение бытия означает жизнь в мире вещей, погружение в жизненную рутину. Человек "снижен", поглощен "пустой болтовней", затерялся в "они". Он капитулировал перед повседневностью, перед заботами о том, "каковы" вещи.
С другой стороны, сознавая бытие, человек сосредоточен не на "как", а на "что " – не на свойствах и оценках вещей, а на том, что эти вещи есть, что они обладают бытием. Существовать в данном модусе, который часто называют "онтологическим" (от греческого онтос – существование), значит непрерывно сознавать бытие – не только мимолетность бытия, но и ответственность за свое бытие (о которой я буду говорить в главе 6). Лишь в онтологическом модусе существования человек соприкасается с собой как творением собственной самости и потому обладает властью изменить себя.
Обычно люди пребывают в первом модусе. Забвение бытия это повседневный способ существования. Хайдеггер называет его "неподлинным" – в нем мы не сознаем себя творцами собственной жизни и мира, мы "спасаемся бегством", "попадаем в ловушку" и становимся успокоенными; мы избегаем выбора, будучи "унесены в "никтовость". Перейдя же во второй модус (сознавания бытия), мы существуем подлинно (отсюда – частое использование термина "подлинность" в современной психологии). Мы становимся полностью самосознающими – сознающими себя одновременно как трансцендентное (детерминирующее) Эго и как эмпирическое (детерминированное) Эго; приемлющими свои возможности и ограничения; конфронтирующими с абсолютной свободой и небытием – и испытывающими тревогу перед их лицом …
«Экзистенциальная терапия», Ирвин Ялом
Невозможно оставить смерть умирающим. Биологическая граница между жизнью и смертью относительно четка, но психологически они переходят друг в друга. Смерть – это факт жизни; нам достаточно минуты размышления, чтобы понять: смерть – не просто последний момент жизни. "Уже рождаясь, мы находимся в процессе умирания; и в начале присутствует конец" (Манилий). Монтень в своем глубочайшем эссе о смерти вопрошает: "Почему вы боитесь своего последнего дня? Он приближает вас к смерти не больше, чем любой другой день вашей жизни. Не последний шаг создает усталость: он лишь обнаруживает ее".
Нетрудно (и весьма соблазнительно) было бы продолжить изложение глубокомысленных цитат о смерти. Практически каждый большой мыслитель думал и писал о смерти (как правило, в молодости или ближе к концу жизни); многие приходили к заключению, что смерть – неотъемлемая часть жизни, и, постоянно принимая ее в расчет, мы обогащаем жизнь, а отнюдь не обкрадываем ее. Физически смерть разрушает человека, но идея смерти спасает его.
Последняя мысль столь существенна, что ее стоит повторить: вещественность смерти разрушает человека, идея смерти спасает его. Но каков точный смысл этих слов? Как именно идея смерти спасает человека? И от чего спасает?
Короткий взгляд на центральную концепцию экзистенциальной философии может помочь прояснению. В 1926 году Мартин Хайдеггер изучал вопрос о том, от чего идея смерти уберегает человека, и у него состоялся важный инсайт: сознание предстоящей личной смерти побуждает нас к переходу на более высокий модус существования. Хайдеггер считал, что имеются два фундаментальных модуса существования в мире: 1) состояние забвения бытия, 2) состояние сознавания бытия.
Забвение бытия означает жизнь в мире вещей, погружение в жизненную рутину. Человек "снижен", поглощен "пустой болтовней", затерялся в "они". Он капитулировал перед повседневностью, перед заботами о том, "каковы" вещи.
С другой стороны, сознавая бытие, человек сосредоточен не на "как", а на "что " – не на свойствах и оценках вещей, а на том, что эти вещи есть, что они обладают бытием. Существовать в данном модусе, который часто называют "онтологическим" (от греческого онтос – существование), значит непрерывно сознавать бытие – не только мимолетность бытия, но и ответственность за свое бытие (о которой я буду говорить в главе 6). Лишь в онтологическом модусе существования человек соприкасается с собой как творением собственной самости и потому обладает властью изменить себя.
Обычно люди пребывают в первом модусе. Забвение бытия это повседневный способ существования. Хайдеггер называет его "неподлинным" – в нем мы не сознаем себя творцами собственной жизни и мира, мы "спасаемся бегством", "попадаем в ловушку" и становимся успокоенными; мы избегаем выбора, будучи "унесены в "никтовость". Перейдя же во второй модус (сознавания бытия), мы существуем подлинно (отсюда – частое использование термина "подлинность" в современной психологии). Мы становимся полностью самосознающими – сознающими себя одновременно как трансцендентное (детерминирующее) Эго и как эмпирическое (детерминированное) Эго; приемлющими свои возможности и ограничения; конфронтирующими с абсолютной свободой и небытием – и испытывающими тревогу перед их лицом …
«Экзистенциальная терапия», Ирвин Ялом