Размышление об академическом письме. Часть вторая, конкретная
Я не знаю, может быть экономисты или дата-сайентисты могут себе позволить быть смертельно-серьёзными (can't blame them, смешного вокруг все меньше), но социологическое чувствилище, как я писал здесь недавно, устроено по-иному. Это лишний раз демонстрирует книга искромётного Говарда Беккера об академическом письме, которая на недавние пару недель стала моим главным guilty pleasure. В ней он заразительно хихикает над привычками и трудностями, тупиками и заблуждениями пишущего народа, и так делает их понятными и преодолимыми. Не буду портить книжку пересказом, а укажу лишь на пару впечатливших меня идей.
Академическое письмо — инструмент исследования, а не отчёт о проделанной работе. Вполне в духе концепций распределённого познания, Беккер утверждает, что самое важное, что происходит во время академического письма — это интеллектуальная и, шире, исследовательская работа. Мы не записываем результаты работы, а думаем и исследуем в процессе написания и переписывания текста. (Если вдуматься, это большое облегчение, потому что если бы первое, то где была бы сама работа? На салфетке в кафе? Во сне? Спряталась за вдумчивым покачиванием головой?) Поэтому ошибаются те, кто стремится всё продумать, а потом пытаться записать, не расплескав ни капли.
Вера в «единственный верный способ» изложить свою мысль — опасный идол познания. Беккер считает, что классную идею можно описать разными способами и самого лучшего среди них попросту нет. Я думаю, это лайфхак в самом точном смысле слова, потому что он позволяет Дон Кихоту не убиться об мельницу. Как я писал в древнем тексте про авторство и плагиат в ОЗ, в основе гуманитарной науки лежит исторически-специфическое понимание принципиальной связи между текстом, авторством и харизмой, чьё становление прошло долгий путь от античной связки авторства и авторитета до идей гениальности, вдохновения и возвышенного, характерных для романтизма. Карло Гинзбург проницательно расшифровал ключевой элемент этого процесса — дематериализацию текста в западной культуре. Поэтому в нашей традиции твёрдо закреплено место жительства идей: они обитают в текстах. Всё это означает, что вообще-то у нас есть хорошие причины верить в единственный уникальный способ запечатлеть гениальную идею в тексте! (Конечно, ошибочно: то, что вы живете на улице Карла Маркса не означает, что вы — Карл Маркс). Нет нужды подробно описывать, к каким мукам и текстуальным уродствам это часто приводит. В том числе во время ревижна, когда, истово веря в то, что каменные глыбы абзацев скрывают в своей глуби сапфиры мысли, которые редактирование может только осквернить, вы надрываетесь, таская их с места на место и пытаясь смягчить гибкими подводками, которые тоже окаменеют к следующему ревижну. Беккер терпеливо и остроумно объясняет, что великан — это на самом деле мельница, лошадку можно всегда направить в другую сторону, а каменные глыбы в тексте лучше дробить — если там и есть драгоценные камни, им это не повредит.
Размышление об академическом письме. Часть вторая, конкретная
Я не знаю, может быть экономисты или дата-сайентисты могут себе позволить быть смертельно-серьёзными (can't blame them, смешного вокруг все меньше), но социологическое чувствилище, как я писал здесь недавно, устроено по-иному. Это лишний раз демонстрирует книга искромётного Говарда Беккера об академическом письме, которая на недавние пару недель стала моим главным guilty pleasure. В ней он заразительно хихикает над привычками и трудностями, тупиками и заблуждениями пишущего народа, и так делает их понятными и преодолимыми. Не буду портить книжку пересказом, а укажу лишь на пару впечатливших меня идей.
Академическое письмо — инструмент исследования, а не отчёт о проделанной работе. Вполне в духе концепций распределённого познания, Беккер утверждает, что самое важное, что происходит во время академического письма — это интеллектуальная и, шире, исследовательская работа. Мы не записываем результаты работы, а думаем и исследуем в процессе написания и переписывания текста. (Если вдуматься, это большое облегчение, потому что если бы первое, то где была бы сама работа? На салфетке в кафе? Во сне? Спряталась за вдумчивым покачиванием головой?) Поэтому ошибаются те, кто стремится всё продумать, а потом пытаться записать, не расплескав ни капли.
Вера в «единственный верный способ» изложить свою мысль — опасный идол познания. Беккер считает, что классную идею можно описать разными способами и самого лучшего среди них попросту нет. Я думаю, это лайфхак в самом точном смысле слова, потому что он позволяет Дон Кихоту не убиться об мельницу. Как я писал в древнем тексте про авторство и плагиат в ОЗ, в основе гуманитарной науки лежит исторически-специфическое понимание принципиальной связи между текстом, авторством и харизмой, чьё становление прошло долгий путь от античной связки авторства и авторитета до идей гениальности, вдохновения и возвышенного, характерных для романтизма. Карло Гинзбург проницательно расшифровал ключевой элемент этого процесса — дематериализацию текста в западной культуре. Поэтому в нашей традиции твёрдо закреплено место жительства идей: они обитают в текстах. Всё это означает, что вообще-то у нас есть хорошие причины верить в единственный уникальный способ запечатлеть гениальную идею в тексте! (Конечно, ошибочно: то, что вы живете на улице Карла Маркса не означает, что вы — Карл Маркс). Нет нужды подробно описывать, к каким мукам и текстуальным уродствам это часто приводит. В том числе во время ревижна, когда, истово веря в то, что каменные глыбы абзацев скрывают в своей глуби сапфиры мысли, которые редактирование может только осквернить, вы надрываетесь, таская их с места на место и пытаясь смягчить гибкими подводками, которые тоже окаменеют к следующему ревижну. Беккер терпеливо и остроумно объясняет, что великан — это на самом деле мельница, лошадку можно всегда направить в другую сторону, а каменные глыбы в тексте лучше дробить — если там и есть драгоценные камни, им это не повредит.
According to media reports, the privacy watchdog was considering “blacklisting” some online platforms that have repeatedly posted doxxing information, with sources saying most messages were shared on Telegram. A new window will come up. Enter your channel name and bio. (See the character limits above.) Click “Create.” End-to-end encryption is an important feature in messaging, as it's the first step in protecting users from surveillance. Telegram channels enable users to broadcast messages to multiple users simultaneously. Like on social media, users need to subscribe to your channel to get access to your content published by one or more administrators. More>>
from us
