Рабы без рабства
Отмена рабства в британских и французских колониальных империях произошла во имя свободы, но тем, кто работал на плантациях, предстояло понять, что их свобода очень ограничена
Во-первых, плантаторы, преобладавшие в местных колониальных представительных собраниях, убеждали свои правительства принять такие законы, которые бы заставили освобожденных людей вернуться на плантации. По прошествии всего лишь нескольких лет после того, как рабы получили свободу во Французской империи, Мартиника и Гваделупа приняли постановления, включающие обременительный налог на небольшие земельные участки, а также жесткий запрет на бродяжничество, принуждавший освобожденных к возвращению на плантации.
Кроме того, воскресла из небытия и старая система подневольного труда, восходящая к Средним векам. Эта кабальная система предполагала подписание документа, который давал хозяину законную власть над жизнью слуги до истечения срока контракта. Она сразу стала основой трудовых договоров, заключаемых при работе на колониальных плантациях и рудниках. Из условий контракта неизменно следовало, что работники, отказавшиеся выполнять свое дело до момента истечения оговоренного срока, становились преступниками. Эти контракты были универсальным явлением на полях сахарного тростника во всем мире, в том числе на Гавайях и в испанских колониях, и не исключали европейцев. Почти сорок тысяч африканцев, освобожденных с рабовладельческих судов, сошли на землю в Британской Гвиане, на Тринидаде и на Ямайке лишь для того, чтобы их заставили заключить кабальные договоры, чаще всего обязывающие к труду на сахарных плантациях.
Перенаселенность и конфликты, сотрясавшие Азию, предоставляли вербовщикам все больше возможностей. Отчаянное положение в юго-восточном Китае в годы восстания тайпинов (1850-1864) увеличивало поток мигрантов, устремившихся на тростниковые поля Кубы и Перу, а также на Гавайи. На борту было почти так же тесно, как в рабовладельческих трюмах, и четверть пассажиров не доживала до конца пути. К тем же, кто прибывал на Кубу, относились как к невольникам и выставляли на аукционах, где плантаторы могли купить их даже по меньшей цене, чем африканских рабов. Плантаторы называли эту практику «покупкой грязных кули». Примерно половина китайских чернорабочих умирала еще до того, как истекал восьмилетний срок их контракта.
Книга: «Сладкая история мира», Ульбе Босма
Отмена рабства в британских и французских колониальных империях произошла во имя свободы, но тем, кто работал на плантациях, предстояло понять, что их свобода очень ограничена
Во-первых, плантаторы, преобладавшие в местных колониальных представительных собраниях, убеждали свои правительства принять такие законы, которые бы заставили освобожденных людей вернуться на плантации. По прошествии всего лишь нескольких лет после того, как рабы получили свободу во Французской империи, Мартиника и Гваделупа приняли постановления, включающие обременительный налог на небольшие земельные участки, а также жесткий запрет на бродяжничество, принуждавший освобожденных к возвращению на плантации.
Кроме того, воскресла из небытия и старая система подневольного труда, восходящая к Средним векам. Эта кабальная система предполагала подписание документа, который давал хозяину законную власть над жизнью слуги до истечения срока контракта. Она сразу стала основой трудовых договоров, заключаемых при работе на колониальных плантациях и рудниках. Из условий контракта неизменно следовало, что работники, отказавшиеся выполнять свое дело до момента истечения оговоренного срока, становились преступниками. Эти контракты были универсальным явлением на полях сахарного тростника во всем мире, в том числе на Гавайях и в испанских колониях, и не исключали европейцев. Почти сорок тысяч африканцев, освобожденных с рабовладельческих судов, сошли на землю в Британской Гвиане, на Тринидаде и на Ямайке лишь для того, чтобы их заставили заключить кабальные договоры, чаще всего обязывающие к труду на сахарных плантациях.
Перенаселенность и конфликты, сотрясавшие Азию, предоставляли вербовщикам все больше возможностей. Отчаянное положение в юго-восточном Китае в годы восстания тайпинов (1850-1864) увеличивало поток мигрантов, устремившихся на тростниковые поля Кубы и Перу, а также на Гавайи. На борту было почти так же тесно, как в рабовладельческих трюмах, и четверть пассажиров не доживала до конца пути. К тем же, кто прибывал на Кубу, относились как к невольникам и выставляли на аукционах, где плантаторы могли купить их даже по меньшей цене, чем африканских рабов. Плантаторы называли эту практику «покупкой грязных кули». Примерно половина китайских чернорабочих умирала еще до того, как истекал восьмилетний срок их контракта.
Книга: «Сладкая история мира», Ульбе Босма
Непростой пастух
Древнеирландские предания и законодательная литература часто упоминают представителя профессии не самой привилегированной, но парадоксальным образом заслужившей особое место и почет в традиции. Речь идет о свинопасе. Свиные стада особо отличаются от стад других животных, и свинопас (muccaid) выделяется среди других пастухов. Стоит иметь в виду, что те свиньи, о которых повествует древнеирландская литература и к которым были приставлены свинопасы, были не совсем одомашненными и паслись в лесах, куда их и сопровождал свинопас
Еще Страбон на рубеже нашей эры писал, что свиньи в Галлии «живут на свободе и отличаются величиной, силой и быстротой; они опасны для подошедшего к ним незнакомого человека и даже для волка». Таким образом, свинопас был часто предоставлен самому себе, имел право долгое время бродить в дубовых лесах, невзирая на границы, и оказывался фактически вне рамок общества.
Свинья также обладала и определенным религиозным значением для язычников-кельтов: в могилы знати помещали целые туши или большие куски свиней, галльская и британская скульптура доримского или раннего римского времени дает нам множество примеров изображений свиней (статуя бога из Эффинье, британский бог Ветирис с орнаментом из свиней и кабанов). В раннеирландской литературе доля героя (curad-mir) это обычно большая часть свиной туши.
В средневековой Ирландии, согласно законам, у небогатого фермера (ocaire) было семь свиней, у зажиточного фермера (bó-aire) десять свиней. Свиней, принадлежавших разным владельцам из одного и того же туата, обычно собирали в одно стадо (trét), с которым управлялся один свинопас. Часто свиней пасли в лесах далеко от жилья. В таких случаях свинопасы должны были сопровождать стадо и долгое время скитаться в незаселенных местностях. Профессиональный свинопас часто был фигурой мрачной и зловещей - лесной человек, отшельник, причастный обоим мирам.
Книга: «Повседневная жизнь древних кельтов», Григорий Бондаренко
Древнеирландские предания и законодательная литература часто упоминают представителя профессии не самой привилегированной, но парадоксальным образом заслужившей особое место и почет в традиции. Речь идет о свинопасе. Свиные стада особо отличаются от стад других животных, и свинопас (muccaid) выделяется среди других пастухов. Стоит иметь в виду, что те свиньи, о которых повествует древнеирландская литература и к которым были приставлены свинопасы, были не совсем одомашненными и паслись в лесах, куда их и сопровождал свинопас
Еще Страбон на рубеже нашей эры писал, что свиньи в Галлии «живут на свободе и отличаются величиной, силой и быстротой; они опасны для подошедшего к ним незнакомого человека и даже для волка». Таким образом, свинопас был часто предоставлен самому себе, имел право долгое время бродить в дубовых лесах, невзирая на границы, и оказывался фактически вне рамок общества.
Свинья также обладала и определенным религиозным значением для язычников-кельтов: в могилы знати помещали целые туши или большие куски свиней, галльская и британская скульптура доримского или раннего римского времени дает нам множество примеров изображений свиней (статуя бога из Эффинье, британский бог Ветирис с орнаментом из свиней и кабанов). В раннеирландской литературе доля героя (curad-mir) это обычно большая часть свиной туши.
В средневековой Ирландии, согласно законам, у небогатого фермера (ocaire) было семь свиней, у зажиточного фермера (bó-aire) десять свиней. Свиней, принадлежавших разным владельцам из одного и того же туата, обычно собирали в одно стадо (trét), с которым управлялся один свинопас. Часто свиней пасли в лесах далеко от жилья. В таких случаях свинопасы должны были сопровождать стадо и долгое время скитаться в незаселенных местностях. Профессиональный свинопас часто был фигурой мрачной и зловещей - лесной человек, отшельник, причастный обоим мирам.
Книга: «Повседневная жизнь древних кельтов», Григорий Бондаренко
Что это за парень?
Для предотвращения злоупотреблений со стороны капитана британское законодательство предусматривало меры защиты моряков судов торгового флота. Но официальная правовая защита часто оказывалась неэффективной, оставляя моряков один на один с жестоким обращением. Там, где закон оказывался несостоятельным, как это ни странно, эстафету подхватывали пираты
Захватив корабль, пираты «проверяли моряков с точки зрения их третирования со стороны капитана. При этом в качестве критериев оценки принимались обычаи пиратов». Если экипаж сообщал похитителям, что капитан провинился, пираты наказывали его. Наказание подразумевало пытки. Захватив «целую флотилию из примерно 20 судов, перевозивших крупный груз соли» капитан пиратов Кристофер Кондент, например, «провел расследование» манеры поведения командиров по отношению к их матросам, и тех, против кого была подана жалоба, он избивал и «мариновал»- подвергал пытке, заключавшейся в жестоком избиении плетью и поливании рассолом их открытых ран.
Особо невезучие капитаны могли попасть в руки пиратов, которые ранее плавали под их началом в качестве матросов. Горе такому капитану, если он в прежние времена был к ним несправедлив. Капитан Томас Тарлтон, должно быть, «был немало огорчен», встретив на борту корабля Бартоломью Робертса матроса, которому он отказал когда-то в помощи. Матрос «не мог обойтись без некоторых упреков» в адрес Тарлтона.
И наоборот, если захваченная команда моряков с корабля торгового флота хорошо отзывалась о своем капитане, пираты не только избавляли его от наказания, но могли даже вознаградить за человечность и надлежащее отношение к матросам. Гуманное отношение капитана Хокинса к своим матросам избавило его от пиратских пыток. Когда похитители-пираты предложили капитану торгового флота «размяться», несколько человек «умоляли не трогать меня, утверждая, что я никогда никому не причинил зла». Капитан был помилован.
Пираты, знавшие капитана торгового флота Генри Фоула, также пытались оправдать его, ставя в известность своих товарищей по морскому разбою, что «он был честным парнем, который никогда не оскорблял матросов».
Книга: «Невидимый крюк», Питер Лисон
Для предотвращения злоупотреблений со стороны капитана британское законодательство предусматривало меры защиты моряков судов торгового флота. Но официальная правовая защита часто оказывалась неэффективной, оставляя моряков один на один с жестоким обращением. Там, где закон оказывался несостоятельным, как это ни странно, эстафету подхватывали пираты
Захватив корабль, пираты «проверяли моряков с точки зрения их третирования со стороны капитана. При этом в качестве критериев оценки принимались обычаи пиратов». Если экипаж сообщал похитителям, что капитан провинился, пираты наказывали его. Наказание подразумевало пытки. Захватив «целую флотилию из примерно 20 судов, перевозивших крупный груз соли» капитан пиратов Кристофер Кондент, например, «провел расследование» манеры поведения командиров по отношению к их матросам, и тех, против кого была подана жалоба, он избивал и «мариновал»- подвергал пытке, заключавшейся в жестоком избиении плетью и поливании рассолом их открытых ран.
Особо невезучие капитаны могли попасть в руки пиратов, которые ранее плавали под их началом в качестве матросов. Горе такому капитану, если он в прежние времена был к ним несправедлив. Капитан Томас Тарлтон, должно быть, «был немало огорчен», встретив на борту корабля Бартоломью Робертса матроса, которому он отказал когда-то в помощи. Матрос «не мог обойтись без некоторых упреков» в адрес Тарлтона.
И наоборот, если захваченная команда моряков с корабля торгового флота хорошо отзывалась о своем капитане, пираты не только избавляли его от наказания, но могли даже вознаградить за человечность и надлежащее отношение к матросам. Гуманное отношение капитана Хокинса к своим матросам избавило его от пиратских пыток. Когда похитители-пираты предложили капитану торгового флота «размяться», несколько человек «умоляли не трогать меня, утверждая, что я никогда никому не причинил зла». Капитан был помилован.
Пираты, знавшие капитана торгового флота Генри Фоула, также пытались оправдать его, ставя в известность своих товарищей по морскому разбою, что «он был честным парнем, который никогда не оскорблял матросов».
Книга: «Невидимый крюк», Питер Лисон
Заяц, кисть и каллиграфия
Цай Юн, живший в ханьсую эпоху, в сочинении «Би Фу» писал: «Кисть рождается только с появлением зайца в конце зимы»
В древности в Китае водились именно зайцы (е ту), а не кролики (ту). Домашнего кролика привезли с Запада в XIX в. Фиолетовые волоски, появляющиеся на спине старого зайца осенью и зимой, называют «фиолетовые седые волоски» (цзы шуан хао). Производство кроличьих кистей является исключительно тонким и сложным, несмотря на двухтысячелетнюю историю, оно до сих пор процветает.
Если промочить такую кисть водой, при извлечении ворс соберется воедино. Поэтому на деревянной табличке длиной 23 см и шириной 6 см с обеих сторон может быть написано более 3000 знаков, каждый из которых имеет всего 2 мм в ширину. Для того чтобы достичь такой тонкости, для изготовления ворса выбирают наиболее тонкие волоски, вставляют в древко на достаточную глубину, затем опускают в лак и склеивают и обвязывают проволокой для усиления (би фу).
У кисти, найденной при раскопках ханьского захоронения Вантуань Хань в Хайчжоу (г. Ляньюньган), общая длина ворса составляет 4,1 см, а часть, посаженная в стержень, - 2 см. Метод глубокой посадки позволяет пучку кисти вбирать большой запас воды, а открытая часть не становится «неуклюжей» из-за воды, вследствие чего письмо выходит плавным.
Во времена, когда сидели на циновках, письменные столы были низкими, а если писать, приложив предплечье к столу, приходилось бы сильно сгибать спину. Чаще всего писали, держа руку на весу. Поэтому ворс кисти должен быть твердым, как сказал Лю Гунцюань: «[ Кончик кисти] округлый, подобно жалу, и [должен выдерживать] силу нажима, как [при работе] долотом».
Книга: «Древнекитайская материальная культура», Сунь Цзи
Цай Юн, живший в ханьсую эпоху, в сочинении «Би Фу» писал: «Кисть рождается только с появлением зайца в конце зимы»
В древности в Китае водились именно зайцы (е ту), а не кролики (ту). Домашнего кролика привезли с Запада в XIX в. Фиолетовые волоски, появляющиеся на спине старого зайца осенью и зимой, называют «фиолетовые седые волоски» (цзы шуан хао). Производство кроличьих кистей является исключительно тонким и сложным, несмотря на двухтысячелетнюю историю, оно до сих пор процветает.
Если промочить такую кисть водой, при извлечении ворс соберется воедино. Поэтому на деревянной табличке длиной 23 см и шириной 6 см с обеих сторон может быть написано более 3000 знаков, каждый из которых имеет всего 2 мм в ширину. Для того чтобы достичь такой тонкости, для изготовления ворса выбирают наиболее тонкие волоски, вставляют в древко на достаточную глубину, затем опускают в лак и склеивают и обвязывают проволокой для усиления (би фу).
У кисти, найденной при раскопках ханьского захоронения Вантуань Хань в Хайчжоу (г. Ляньюньган), общая длина ворса составляет 4,1 см, а часть, посаженная в стержень, - 2 см. Метод глубокой посадки позволяет пучку кисти вбирать большой запас воды, а открытая часть не становится «неуклюжей» из-за воды, вследствие чего письмо выходит плавным.
Во времена, когда сидели на циновках, письменные столы были низкими, а если писать, приложив предплечье к столу, приходилось бы сильно сгибать спину. Чаще всего писали, держа руку на весу. Поэтому ворс кисти должен быть твердым, как сказал Лю Гунцюань: «[ Кончик кисти] округлый, подобно жалу, и [должен выдерживать] силу нажима, как [при работе] долотом».
Книга: «Древнекитайская материальная культура», Сунь Цзи
Семь раз отмерь
Архитектурные и строительные достижения Египта подразумевают хорошие знания арифметики и геометрии. Строители пирамид должны были точно вырезать известняковые блоки перед тем, как поднимать их на их место; самые крупные блоки укладывались в сложную конструкцию над усыпальницей фараона с целью уменьшить давление на потолок
Такие потолочные блоки имеются над усыпальницей в Великой пирамиде; в среднем они весят 54 тонны. По свидетельству археолога Ф. Питри, точность, которой достигли при строительстве пирамиды Хеопса, почти невероятна.
Обтесывание камней, которые должны были плотно прилегать друг к другу, требовало некоторого знания стереометрии. Можно утверждать, что такие работы требовали и познаний в области описательной геометрии. Недостаточно было решать такие задачи в общем плане, поскольку резчику по камню необходимо было точно показать, как следует резать известняковые блоки.
Можно с уверенностью утверждать, что архитекторы пирамид обладали серьезной математической подготовкой, без которой не могла быть выполнена теоретическая часть их задачи.
В Московском математическом папирусе (папирусе Голенищева) всего 25 задач, но одна из них захватывает дух. Похоже, она доказывает, что древние египтяне умели вычислять объем усеченной пирамиды, и решение у них такое же, как у нас, представленное формулой
V=(h/3)(a2 +ab+b2), где h — высота усеченной пирамиды, a и b — стороны квадратных оснований. Скорее всего, решение было найдено ими уже в XIX в. до н. э., если не раньше, и они так и не превзошли его, хотя продолжали работать на протяжении еще трех тысячелетий.
Книга: «История античной науки», Дродж Сартон
Архитектурные и строительные достижения Египта подразумевают хорошие знания арифметики и геометрии. Строители пирамид должны были точно вырезать известняковые блоки перед тем, как поднимать их на их место; самые крупные блоки укладывались в сложную конструкцию над усыпальницей фараона с целью уменьшить давление на потолок
Такие потолочные блоки имеются над усыпальницей в Великой пирамиде; в среднем они весят 54 тонны. По свидетельству археолога Ф. Питри, точность, которой достигли при строительстве пирамиды Хеопса, почти невероятна.
Обтесывание камней, которые должны были плотно прилегать друг к другу, требовало некоторого знания стереометрии. Можно утверждать, что такие работы требовали и познаний в области описательной геометрии. Недостаточно было решать такие задачи в общем плане, поскольку резчику по камню необходимо было точно показать, как следует резать известняковые блоки.
Можно с уверенностью утверждать, что архитекторы пирамид обладали серьезной математической подготовкой, без которой не могла быть выполнена теоретическая часть их задачи.
В Московском математическом папирусе (папирусе Голенищева) всего 25 задач, но одна из них захватывает дух. Похоже, она доказывает, что древние египтяне умели вычислять объем усеченной пирамиды, и решение у них такое же, как у нас, представленное формулой
V=(h/3)(a2 +ab+b2), где h — высота усеченной пирамиды, a и b — стороны квадратных оснований. Скорее всего, решение было найдено ими уже в XIX в. до н. э., если не раньше, и они так и не превзошли его, хотя продолжали работать на протяжении еще трех тысячелетий.
Книга: «История античной науки», Дродж Сартон
От греха подальше
Средневековые городские уставы постоянно пополнялись новыми мерами и по любому поводу напоминали о них. Если запретить печи пекарей и жарильщиков или даже домашние печи в городе представлялось невозможным, то принимались все новые меры предосторожности: в Лукке, например, curia delle vie e de' pubblici потребовала, чтобы все обладатели печей обязательно обнесли их каменной стенкой и чтобы пекари не хранили дома запас дров более чем на неделю
Авторы уставов Болоньи (1288г.) особо стремились защитить коммунальный дворец, запрещая «всем, кто владеет домами по соседству с общественным двором, складывать дрова под стенами или колоннами своих домов»
Такой страх перед огнем неизбежно приводил к запретам заниматься опасными ремеслами в пределах города, тем более что вследствие таких элементарных предосторожностей крупногабаритное или огнеопасное сырье
свозилось и складировалось вдалеке от традиционных жилых кварталов, и там же удерживали чужеземную рабочую силу, считавшуюся беспокойной.
Кузницы, литейни для бронзы или олова, стеклодувные мастерские тем более должны были находиться в районах extra muros, в особых бургах, которые все более удаляли от старого центра города. Так поступали в Генуе с кузницами, выселенными в отдаленное предместье Вольтри, где заодно можно было использовать энергию прибрежных речек; так поступали в Венеции со стеклодувами, оказавшимися на острове Мурано, и с литейщиками, загнанными в ghetto.
Столь же часто многочисленные регламенты притесняли ремесленников, занятия которых были неприятны для окружающих, поскольку издавали
дурные запахи, загрязняли воду и, как считалось, способствовали распространению эпидемий. Одна из глав луккских постановлений, так и названная «De arte pellariorum non facienda nisi in certo loco» [о кожевенном ремесле, которым следует заниматься только в определенном месте (лат.)], долго описывает ограничения, которые накладывались на кожевников и дубильщиков.
Те же предосторожности или ограничения, а часто и та же сегрегация практиковались по отношению к работе красильщиков, которые не нуждались ни в источнике внешней энергии, ни в проточной воде в больших количествах, но сливали отработанную воду, грязную и, как утверждали соседи, зловонную, в канавы и водосточные желоба. В 1238 г. в Риме прихожане одной церкви сумели добиться осуждения четырех евреев, которые
выливали воду после окраски на улицу, «прямо перед церковью»; их обязали выкопать и оборудовать за свой счет подземную трубу до главного водостока.
Книга: «Город в Западной Европе в Средние века», Жак Эрс
Средневековые городские уставы постоянно пополнялись новыми мерами и по любому поводу напоминали о них. Если запретить печи пекарей и жарильщиков или даже домашние печи в городе представлялось невозможным, то принимались все новые меры предосторожности: в Лукке, например, curia delle vie e de' pubblici потребовала, чтобы все обладатели печей обязательно обнесли их каменной стенкой и чтобы пекари не хранили дома запас дров более чем на неделю
Авторы уставов Болоньи (1288г.) особо стремились защитить коммунальный дворец, запрещая «всем, кто владеет домами по соседству с общественным двором, складывать дрова под стенами или колоннами своих домов»
Такой страх перед огнем неизбежно приводил к запретам заниматься опасными ремеслами в пределах города, тем более что вследствие таких элементарных предосторожностей крупногабаритное или огнеопасное сырье
свозилось и складировалось вдалеке от традиционных жилых кварталов, и там же удерживали чужеземную рабочую силу, считавшуюся беспокойной.
Кузницы, литейни для бронзы или олова, стеклодувные мастерские тем более должны были находиться в районах extra muros, в особых бургах, которые все более удаляли от старого центра города. Так поступали в Генуе с кузницами, выселенными в отдаленное предместье Вольтри, где заодно можно было использовать энергию прибрежных речек; так поступали в Венеции со стеклодувами, оказавшимися на острове Мурано, и с литейщиками, загнанными в ghetto.
Столь же часто многочисленные регламенты притесняли ремесленников, занятия которых были неприятны для окружающих, поскольку издавали
дурные запахи, загрязняли воду и, как считалось, способствовали распространению эпидемий. Одна из глав луккских постановлений, так и названная «De arte pellariorum non facienda nisi in certo loco» [о кожевенном ремесле, которым следует заниматься только в определенном месте (лат.)], долго описывает ограничения, которые накладывались на кожевников и дубильщиков.
Те же предосторожности или ограничения, а часто и та же сегрегация практиковались по отношению к работе красильщиков, которые не нуждались ни в источнике внешней энергии, ни в проточной воде в больших количествах, но сливали отработанную воду, грязную и, как утверждали соседи, зловонную, в канавы и водосточные желоба. В 1238 г. в Риме прихожане одной церкви сумели добиться осуждения четырех евреев, которые
выливали воду после окраски на улицу, «прямо перед церковью»; их обязали выкопать и оборудовать за свой счет подземную трубу до главного водостока.
Книга: «Город в Западной Европе в Средние века», Жак Эрс
Заработать на треске
Когда немцы оккупировали Данию, союзники высадились в Исландии, чтобы предотвратить ее оккупацию. У Британии теперь не было рыболовного флота, и исландия поставляла рыбу как на британский, так и на мировой рынок. На протяжении шести лет она была единственной крупной рыболовной державой в Северной Европе
Британия отчаянно нуждалась не только в продовольствии, но и в жире, получаемом из печени трески. Здесь он издавна пользовался высоким спросом. На протяжении столетий, пока рыбий жир не научились очищать настолько, чтобы употреблять в пищу, почерневшие остатки печени из бочек использовались в качестве лечебной мази. В 1780-х годах британские медики пришли к выводу, что жир из печени трески помогает от ревматизма, а затем он стал популярным средством от разнообразных болей. В XIX веке его
применяли для лечения туберкулеза, истощения и других недугов, связанных с бедностью. В период между двумя мировыми войнами жир из печени трески стал одним из основных товаров в Халле - его покупали как для животных, так и для людей.
Во время Второй мировой войны британское министерство продовольствия, обеспокоенное влиянием плохого питания на здоровье, бесплатно выдавало рыбий жир беременным женщинам, кормящим матерям, детям младше пяти лет и взрослым старше сорока. Весь этот жир поставлялся из Исландии. Его производство и экспорт подстегнули развитие и других отраслей исландской экономики, которые продолжали процветать и после войны.
Во время войны цены на рыбу достигли небывалых высот, а плату Исландия получала в долларах, что способствовало деловым отношениям с размещенными на острове американскими войсками. Исландцы строили для американцев
дома и военные базы и начали импортировать множество американских товаров. Когда война закончилась, Исландию было не узнать.Благодаря треске колониальное общество образца XV века за одно поколение превратилось в современное государство.
Уистен Хью Оден, который много времени провел в Исландии в 1930-х годах, вернулся туда в 1964-м и был поражен произошедшими переменами. Встретившись с одним из своих бывших гидов, ставшим директором школы, Оден спросил, как жили исландцы во время войны. «Мы делали деньги», - ответил директор.
Книга: «Треска», Марк Курлански
Когда немцы оккупировали Данию, союзники высадились в Исландии, чтобы предотвратить ее оккупацию. У Британии теперь не было рыболовного флота, и исландия поставляла рыбу как на британский, так и на мировой рынок. На протяжении шести лет она была единственной крупной рыболовной державой в Северной Европе
Британия отчаянно нуждалась не только в продовольствии, но и в жире, получаемом из печени трески. Здесь он издавна пользовался высоким спросом. На протяжении столетий, пока рыбий жир не научились очищать настолько, чтобы употреблять в пищу, почерневшие остатки печени из бочек использовались в качестве лечебной мази. В 1780-х годах британские медики пришли к выводу, что жир из печени трески помогает от ревматизма, а затем он стал популярным средством от разнообразных болей. В XIX веке его
применяли для лечения туберкулеза, истощения и других недугов, связанных с бедностью. В период между двумя мировыми войнами жир из печени трески стал одним из основных товаров в Халле - его покупали как для животных, так и для людей.
Во время Второй мировой войны британское министерство продовольствия, обеспокоенное влиянием плохого питания на здоровье, бесплатно выдавало рыбий жир беременным женщинам, кормящим матерям, детям младше пяти лет и взрослым старше сорока. Весь этот жир поставлялся из Исландии. Его производство и экспорт подстегнули развитие и других отраслей исландской экономики, которые продолжали процветать и после войны.
Во время войны цены на рыбу достигли небывалых высот, а плату Исландия получала в долларах, что способствовало деловым отношениям с размещенными на острове американскими войсками. Исландцы строили для американцев
дома и военные базы и начали импортировать множество американских товаров. Когда война закончилась, Исландию было не узнать.Благодаря треске колониальное общество образца XV века за одно поколение превратилось в современное государство.
Уистен Хью Оден, который много времени провел в Исландии в 1930-х годах, вернулся туда в 1964-м и был поражен произошедшими переменами. Встретившись с одним из своих бывших гидов, ставшим директором школы, Оден спросил, как жили исландцы во время войны. «Мы делали деньги», - ответил директор.
Книга: «Треска», Марк Курлански
О рогах Моисея и штанах Евы
Один из наиболее известных - сюжет о том, как у Моисея появились рога. На многих католических изображениях пророка, включая знаменитую скульптуру Микеланджело, голову Моисея венчают аккуратные маленькие рожки. Причина этого кроется в ошибке, допущенной при переводе.
Когда блаженный Иероним в IV веке работал над переводом Библии на латинский язык, он намеренно обратился к ивритскому первоисточнику, а не к уже авторитетному к тому времени переводу на греческий - Септуагинте. Чтобы работать с оригиналом, он даже нанял учителя иврита! Однако, по-видимому, учитель не объяснил ученику, что у слова "керен" есть два значения - "сияние" и "рог".
Когда Иероним переводил фрагмент книги Исход (34:29), где описывается, как Моисей спускался к народу со Скрижалями завета и где используется глагол "каран", он написал: "Не знал Моисей, что рогато лицо его, ибо Бог говорил с ним". В оригинале же предполагалось, что лицо пророка светилось после встречи с Богом.
Поскольку перевод Иеронима Стридонского стал священным текстом католической традиции, изначальная неточность в нем легла в основу иконографии и подарила Моисею рога 🙂
Не стоит думать, что подобные курьезы были свойственны лишь ранним переводам священного текста. Во второй половине XVI века был подготовлен самый авторитетный на тот момент протестантский вариант перевода Библии на английский язык - Женевская Библия. Ее еще иногда называют Штанной Библией. Связано это с тем, что фрагмент книги Бытия (3:7), где говорится, что Адам и Ева, отведав от Древа познания и осознав свою наготу, прикрыли тела поясами из листьев, переведен как "и сделали себе штаны"(made themselves breeches) 🙂
Этот перевод, между прочим, вероятно, стоял на полке у Уильяма Шекспира, Джона Донна и Оливера Кромвеля.
👉🏼 Автор поста - научно-популярный канал Лаборатория Культур.
Подписывайтесь, чтобы узнать о курьезах различных религий, культурных традициях и о многом другом!
Один из наиболее известных - сюжет о том, как у Моисея появились рога. На многих католических изображениях пророка, включая знаменитую скульптуру Микеланджело, голову Моисея венчают аккуратные маленькие рожки. Причина этого кроется в ошибке, допущенной при переводе.
Когда блаженный Иероним в IV веке работал над переводом Библии на латинский язык, он намеренно обратился к ивритскому первоисточнику, а не к уже авторитетному к тому времени переводу на греческий - Септуагинте. Чтобы работать с оригиналом, он даже нанял учителя иврита! Однако, по-видимому, учитель не объяснил ученику, что у слова "керен" есть два значения - "сияние" и "рог".
Когда Иероним переводил фрагмент книги Исход (34:29), где описывается, как Моисей спускался к народу со Скрижалями завета и где используется глагол "каран", он написал: "Не знал Моисей, что рогато лицо его, ибо Бог говорил с ним". В оригинале же предполагалось, что лицо пророка светилось после встречи с Богом.
Поскольку перевод Иеронима Стридонского стал священным текстом католической традиции, изначальная неточность в нем легла в основу иконографии и подарила Моисею рога 🙂
Не стоит думать, что подобные курьезы были свойственны лишь ранним переводам священного текста. Во второй половине XVI века был подготовлен самый авторитетный на тот момент протестантский вариант перевода Библии на английский язык - Женевская Библия. Ее еще иногда называют Штанной Библией. Связано это с тем, что фрагмент книги Бытия (3:7), где говорится, что Адам и Ева, отведав от Древа познания и осознав свою наготу, прикрыли тела поясами из листьев, переведен как "и сделали себе штаны"
Этот перевод, между прочим, вероятно, стоял на полке у Уильяма Шекспира, Джона Донна и Оливера Кромвеля.
👉🏼 Автор поста - научно-популярный канал Лаборатория Культур.
Подписывайтесь, чтобы узнать о курьезах различных религий, культурных традициях и о многом другом!
Все на охоту
Охота была спортом Средневековья, военной тренировкой, которая включала в себя выслеживание, умение отделить понравившегося зверя от стада и, наконец, гон. Охота была войной со зверем, не уступавшей по своей опасности «человеческой» войне, и не раз случалось, что победу в ней одерживал отнюдь не охотник
Но было бы ошибкой считать охотничьи забавы исключительной прерогативой аристократии. Охотились все, от короля до последнего ни- и даже монахи. Обет запрещал монашествующим исключительно охоту верхом «с рогами, загонщиками и псами» и соколиную охоту, однако никто не отказывал себе в удовольствии устроить засаду против косули, загнать лису или волка и, наконец, поставить силки, насторожить ловушки для медведя, кабана или разжиться мелкой дичью зайцем, кроликом или птицей. Ситуация заходила так далеко, что Святой Губерт, епископ и заядлый охотник при жизни, после канонизации стал небесным покровителем охоты.
Представителям третьего сословия крестьянам и горожанам право охоты приходилось покупать. Эти покупки иногда носили характер настоящего противостояния, сдобренного шантажом и вымогательством. До нашего времени сохранилось письмо жителей Иль-де-Ре, угрожающих своему сеньору, аббату Нотр-Дам, всем вместе, с семьями и детьми уйти с его земли, если он не предоставит им права охоты на серн, опустошавших сады и посевы. И владелец уступил, выговорив себе ежегодный «охотничий налог» в сумме десяти турских солей «с виноградника или с одного сетере земли».
Представители третьего сословия, вслед за монахами, предпочитали охоту с сетью, силками, луками и арбалетами (там, где простолюдинам разрешено было ими владеть), а также травлю, когда целая деревня поднималась для того, чтобы женщины и дети, оглушительно вопя и колотя в тазы и кастрюли, выгнали стадо косуль, бизонов или волков-людоедов к ожидавшим их в засаде мужчинам.
Заметим, что в начале Средневековой эры никаких ограничений еще не существовало, леса были обширны и густы, занимали собой огромную территорию, и охотиться в свое удовольствие мог любой, когда и сколько ему заблагорассудится. Собственность на лесные угодья и распределение их по категориям охотников появляется во времена Высокого Средневековья, так как бурное развитие сельского хозяйства привело к тому, что лесные площади уменьшились, а ничем не сдерживаемая охота закончилась тем, что поголовье животных резко сократилось.
Книга: «Кухня Средневековья», Зои Лионидас
Охота была спортом Средневековья, военной тренировкой, которая включала в себя выслеживание, умение отделить понравившегося зверя от стада и, наконец, гон. Охота была войной со зверем, не уступавшей по своей опасности «человеческой» войне, и не раз случалось, что победу в ней одерживал отнюдь не охотник
Но было бы ошибкой считать охотничьи забавы исключительной прерогативой аристократии. Охотились все, от короля до последнего ни- и даже монахи. Обет запрещал монашествующим исключительно охоту верхом «с рогами, загонщиками и псами» и соколиную охоту, однако никто не отказывал себе в удовольствии устроить засаду против косули, загнать лису или волка и, наконец, поставить силки, насторожить ловушки для медведя, кабана или разжиться мелкой дичью зайцем, кроликом или птицей. Ситуация заходила так далеко, что Святой Губерт, епископ и заядлый охотник при жизни, после канонизации стал небесным покровителем охоты.
Представителям третьего сословия крестьянам и горожанам право охоты приходилось покупать. Эти покупки иногда носили характер настоящего противостояния, сдобренного шантажом и вымогательством. До нашего времени сохранилось письмо жителей Иль-де-Ре, угрожающих своему сеньору, аббату Нотр-Дам, всем вместе, с семьями и детьми уйти с его земли, если он не предоставит им права охоты на серн, опустошавших сады и посевы. И владелец уступил, выговорив себе ежегодный «охотничий налог» в сумме десяти турских солей «с виноградника или с одного сетере земли».
Представители третьего сословия, вслед за монахами, предпочитали охоту с сетью, силками, луками и арбалетами (там, где простолюдинам разрешено было ими владеть), а также травлю, когда целая деревня поднималась для того, чтобы женщины и дети, оглушительно вопя и колотя в тазы и кастрюли, выгнали стадо косуль, бизонов или волков-людоедов к ожидавшим их в засаде мужчинам.
Заметим, что в начале Средневековой эры никаких ограничений еще не существовало, леса были обширны и густы, занимали собой огромную территорию, и охотиться в свое удовольствие мог любой, когда и сколько ему заблагорассудится. Собственность на лесные угодья и распределение их по категориям охотников появляется во времена Высокого Средневековья, так как бурное развитие сельского хозяйства привело к тому, что лесные площади уменьшились, а ничем не сдерживаемая охота закончилась тем, что поголовье животных резко сократилось.
Книга: «Кухня Средневековья», Зои Лионидас
Forwarded from WeHistory
Фридрих Великий о разнице между Российской империей и Соединённых провинциях, 1740 🇳🇱 🇷🇺
Всякий согласится со мною в том, что обладание опустошенной и лишенной всех жителей землей, никак не делает сильным государя. Я считаю, что если бы какой-либо монарх имел пустоши, простирающиеся от Либена до Баркана, то это обладание не сделало бы его земли плодоноснее, и я уверен в том, что миллион барсов, львов, крокодилов с миллионами подданных, с изобильными городами, гаванями и многочисленными кораблями, с трудолюбивыми гражданами, солдатами и со всем тем, чего можно ожидать от многолюдной земли, нельзя поставить ни в какое сравнение с опустошенным краем. Всякий со мной согласится в том, что сила какого-либо государства не связана с обширностью его пределов; но с количеством живущих в нем людей.
Взять хотя бы Россию и Голландию, в первой мы видим не что иное, как болота и бесплодные острова, возникшие из лона обширного океана, напротив, Голландия — малая республика, которая занимает площадь не более, чем на сорок восемь в длину и на сорок миль в ширину. При всем этом она является небольшим политическим телом, имеющим многочисленные внутренние связи. Многочисленный и трудолюбивый народ обитает на этой земле, и он очень силен и богат. Голландия смогла сбросить с себя иго испанского господства, господства самой сильной в те времена монархии в Европе. Торговля этой республики простирается до отдаленнейших частей света, в военное время она способна содержать пятьдесят тысяч человек войска, не говоря уже о сильном и весьма боеспособном флоте.
Но если вы обратите свой взор на Россию, то перед глазами предстанет неизмеримое государство, — земли его занимают огромную часть суши. Это государство с одной стороны граничит с Великой Татарией и Индией, а с другой стороны с Черным морем и Венгрией; пределы его простираются до Польши, Литвы и Курляндии. Швеция граничит с ним с севера. Россия простирается в ширину на триста, а в длину более, чем на шестьсот немецких миль. Земля эта плодоносна хлебом, и все то производит, что необходимо для жизни народа ее населяющего, более всего же она плодоносна она около Москвы и в малой Татарии. Однако при всех этих упомянутых преимуществах ее населяют не больше пятнадцати миллионов жителей.
Эта нация, которая начала ныне славиться в Европе, не сильнее Голландии ни на море, ни на суше, что же касается до богатства, то в этом она далеко отстоит от Голландии.
— Фридрих II Великий, «Антимакиавелли, или Испытание "Принца"»
Всякий согласится со мною в том, что обладание опустошенной и лишенной всех жителей землей, никак не делает сильным государя. Я считаю, что если бы какой-либо монарх имел пустоши, простирающиеся от Либена до Баркана, то это обладание не сделало бы его земли плодоноснее, и я уверен в том, что миллион барсов, львов, крокодилов с миллионами подданных, с изобильными городами, гаванями и многочисленными кораблями, с трудолюбивыми гражданами, солдатами и со всем тем, чего можно ожидать от многолюдной земли, нельзя поставить ни в какое сравнение с опустошенным краем. Всякий со мной согласится в том, что сила какого-либо государства не связана с обширностью его пределов; но с количеством живущих в нем людей.
Взять хотя бы Россию и Голландию, в первой мы видим не что иное, как болота и бесплодные острова, возникшие из лона обширного океана, напротив, Голландия — малая республика, которая занимает площадь не более, чем на сорок восемь в длину и на сорок миль в ширину. При всем этом она является небольшим политическим телом, имеющим многочисленные внутренние связи. Многочисленный и трудолюбивый народ обитает на этой земле, и он очень силен и богат. Голландия смогла сбросить с себя иго испанского господства, господства самой сильной в те времена монархии в Европе. Торговля этой республики простирается до отдаленнейших частей света, в военное время она способна содержать пятьдесят тысяч человек войска, не говоря уже о сильном и весьма боеспособном флоте.
Но если вы обратите свой взор на Россию, то перед глазами предстанет неизмеримое государство, — земли его занимают огромную часть суши. Это государство с одной стороны граничит с Великой Татарией и Индией, а с другой стороны с Черным морем и Венгрией; пределы его простираются до Польши, Литвы и Курляндии. Швеция граничит с ним с севера. Россия простирается в ширину на триста, а в длину более, чем на шестьсот немецких миль. Земля эта плодоносна хлебом, и все то производит, что необходимо для жизни народа ее населяющего, более всего же она плодоносна она около Москвы и в малой Татарии. Однако при всех этих упомянутых преимуществах ее населяют не больше пятнадцати миллионов жителей.
Эта нация, которая начала ныне славиться в Европе, не сильнее Голландии ни на море, ни на суше, что же касается до богатства, то в этом она далеко отстоит от Голландии.
— Фридрих II Великий, «Антимакиавелли, или Испытание "Принца"»
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Продажная любовь, Антон Павлович и феминистки
Одним из самых доступных способов реализовать сексуальные потребности в Российской империи было посещение борделей. Публичные дома были легальны, распространены повсеместно, и пользовались их услугами люди разных сословий. Ходить к проституткам не считалось чем-то удивительным или противоестественным. Например, Антон Павлович Чехов потерял девственность в 13 лет именно в борделе в родном Таганроге
Еще в середине XIX века Министерство внутренних дел разработало правило, согласно которому у каждой женщины, поступавшей в бордель, изымался паспорт. Вместо него выдавался «заменительный билет», в обиходе - «желтый». В документе на последней странице были напечатаны правила содержания домов терпимости. Проституткой можно было стать с 16 лет, а содержательницей публичного дома - с 35. Регламентировались и места размещения борделей: не ближе 300 метров от церквей, училищ и школ. Также обязательны были посещения врача и уплата госпошлины.
В 1901 году в России было зарегистрировано 2400 публичных домов, в которых работало свыше 15 тысяч женщин.
Одновременно с билетными проститутками существовали те, которые работали не в публичных домах, а на улице. Их называли бланковыми. Как женщины попадали в эту категорию? Полиция могла проводить рейды и ловила уличных проституток, работавших без «желтого билета», вне публичного дома. Пойманных насильно приводили во врачебно-полицейский комитет и выдавали специальный бланк, по которому они и получили название. Бланковым проституткам было практически запрещено появляться в центре города: существовал специальный список улиц, закрытых для них. Клиентов такие проститутки водили к себе на квартиры в злачных районах.
Помимо билетных и бланковых проституток, конечно, существовали и нелегальные, которые не имели ни бланков, ни билетов и работали на свой страх и риск.
В начале ХХ века настолько безнравственное положение вещей возмущало очень многих, и первыми на защиту прав проституток встали феминистки, заявляя о притеснениях женщин в публичных домах и вне их. Во время революции 1905 года был образован Всероссийский Союз равноправия женщин, и в его программе, помимо прочего, были требования о реформе законов о проституции. В 1908 году в Петербурге прошел первый в России женский съезд. На съезде было принято более 20 резолюций: о страховании работниц, охране материнства и детства, изменении брачного законодательства и политических правах - и, среди прочего, поднимался вопрос о проституции и ее причинах.
Книга: «Поп Гапон и японские винтовки», Андрей Аксенов
Одним из самых доступных способов реализовать сексуальные потребности в Российской империи было посещение борделей. Публичные дома были легальны, распространены повсеместно, и пользовались их услугами люди разных сословий. Ходить к проституткам не считалось чем-то удивительным или противоестественным. Например, Антон Павлович Чехов потерял девственность в 13 лет именно в борделе в родном Таганроге
Еще в середине XIX века Министерство внутренних дел разработало правило, согласно которому у каждой женщины, поступавшей в бордель, изымался паспорт. Вместо него выдавался «заменительный билет», в обиходе - «желтый». В документе на последней странице были напечатаны правила содержания домов терпимости. Проституткой можно было стать с 16 лет, а содержательницей публичного дома - с 35. Регламентировались и места размещения борделей: не ближе 300 метров от церквей, училищ и школ. Также обязательны были посещения врача и уплата госпошлины.
В 1901 году в России было зарегистрировано 2400 публичных домов, в которых работало свыше 15 тысяч женщин.
Одновременно с билетными проститутками существовали те, которые работали не в публичных домах, а на улице. Их называли бланковыми. Как женщины попадали в эту категорию? Полиция могла проводить рейды и ловила уличных проституток, работавших без «желтого билета», вне публичного дома. Пойманных насильно приводили во врачебно-полицейский комитет и выдавали специальный бланк, по которому они и получили название. Бланковым проституткам было практически запрещено появляться в центре города: существовал специальный список улиц, закрытых для них. Клиентов такие проститутки водили к себе на квартиры в злачных районах.
Помимо билетных и бланковых проституток, конечно, существовали и нелегальные, которые не имели ни бланков, ни билетов и работали на свой страх и риск.
В начале ХХ века настолько безнравственное положение вещей возмущало очень многих, и первыми на защиту прав проституток встали феминистки, заявляя о притеснениях женщин в публичных домах и вне их. Во время революции 1905 года был образован Всероссийский Союз равноправия женщин, и в его программе, помимо прочего, были требования о реформе законов о проституции. В 1908 году в Петербурге прошел первый в России женский съезд. На съезде было принято более 20 резолюций: о страховании работниц, охране материнства и детства, изменении брачного законодательства и политических правах - и, среди прочего, поднимался вопрос о проституции и ее причинах.
Книга: «Поп Гапон и японские винтовки», Андрей Аксенов
Как жил Френсис Дрейк на своем флагмане
«Золотая лань», даже доверху нагруженная испанским серебром, оседала в воду всего на 4 метра. Ее построили из самого лучшего дерева, какое было доступно английским корабельным мастерам, - гибкого вяза и крепкого дуба. Она могла вместить достаточно припасов, чтобы выдержать, если потребуется, полных шесть месяцев в море. Припасы хранились таким образом, чтобы позволить кораблю сохранять устойчивость в неспокойном море.
Прямо над трюмом на нижней палубе, которая называлась кубрик, или орлоп (от голландского overloopen - «надстройка»), хранились свежая и сушеная провизия, соленая говядина и свинина, треска и грецкие орехи, а также располагались загоны и клетки с живой птицей и мелким домашним скотом. Над орлопом находилась орудийная палуба, где стояли пушки-кулеврины.
На орудийной палубе жила команда, хотя, пожалуй, назвать это жизнью можно было лишь с большой натяжкой. Моряки спали в гамаках, подвешенных между пушками, или на охапках соломы, набросанных прямо на доски. Поблизости находился камбуз (судовая кухня) и бочки с пресной водой.
Обеды и ужины на борту корабля проходили, как ни странно, довольно торжественно. Дрейк и его офицеры ели из тарелок с золотой окантовкой. Во время застолья музыканты играли на виолах - Дрейк обожал музыку.
На баке в носовой части корабля стояла пара направленных вперед носовых орудий. Средняя часть судна оставалась открытой, что обеспечивало доступ света и воздуха к артиллерийской палубе и позволяло избавляться от зловония запертых животных. В кормовой части находилась большая капитанская каюта, личные жилые апартаменты Дрейка. На юте располагалась маленькая надстройка - кормовая рубка, где Дрейк и его офицеры могли собираться и отдыхать.
Расстояние между палубами составляло около 170 см. В капитанской каюте высота потолка равнялась примерно 185 см, но поскольку рост Дрейка не превышал 170 см, он чувствовал себя в ней вполне комфортно. Из мебели там были койка, письменный стол, стул и обитый кожей морской сундук. Кроме того, в каюте стоял большой красный барабан Дрейка. Когда капитан хотел собрать команду, он ударял в этот барабан, и властный гул эхом раз носился по кораблю.
Книга: «Пират Ее Величества», Лоуренс Бергрин
«Золотая лань», даже доверху нагруженная испанским серебром, оседала в воду всего на 4 метра. Ее построили из самого лучшего дерева, какое было доступно английским корабельным мастерам, - гибкого вяза и крепкого дуба. Она могла вместить достаточно припасов, чтобы выдержать, если потребуется, полных шесть месяцев в море. Припасы хранились таким образом, чтобы позволить кораблю сохранять устойчивость в неспокойном море.
Прямо над трюмом на нижней палубе, которая называлась кубрик, или орлоп (от голландского overloopen - «надстройка»), хранились свежая и сушеная провизия, соленая говядина и свинина, треска и грецкие орехи, а также располагались загоны и клетки с живой птицей и мелким домашним скотом. Над орлопом находилась орудийная палуба, где стояли пушки-кулеврины.
На орудийной палубе жила команда, хотя, пожалуй, назвать это жизнью можно было лишь с большой натяжкой. Моряки спали в гамаках, подвешенных между пушками, или на охапках соломы, набросанных прямо на доски. Поблизости находился камбуз (судовая кухня) и бочки с пресной водой.
Обеды и ужины на борту корабля проходили, как ни странно, довольно торжественно. Дрейк и его офицеры ели из тарелок с золотой окантовкой. Во время застолья музыканты играли на виолах - Дрейк обожал музыку.
На баке в носовой части корабля стояла пара направленных вперед носовых орудий. Средняя часть судна оставалась открытой, что обеспечивало доступ света и воздуха к артиллерийской палубе и позволяло избавляться от зловония запертых животных. В кормовой части находилась большая капитанская каюта, личные жилые апартаменты Дрейка. На юте располагалась маленькая надстройка - кормовая рубка, где Дрейк и его офицеры могли собираться и отдыхать.
Расстояние между палубами составляло около 170 см. В капитанской каюте высота потолка равнялась примерно 185 см, но поскольку рост Дрейка не превышал 170 см, он чувствовал себя в ней вполне комфортно. Из мебели там были койка, письменный стол, стул и обитый кожей морской сундук. Кроме того, в каюте стоял большой красный барабан Дрейка. Когда капитан хотел собрать команду, он ударял в этот барабан, и властный гул эхом раз носился по кораблю.
Книга: «Пират Ее Величества», Лоуренс Бергрин
Американцы, обеды, вилки и при чем тут Люцифер
Кухню XVIІІІ века можно описать как кошмар диетолога. В ней много калорий и мало витаминов, явный переизбыток мучного и сладкого в ущерб свежим овощам и фруктам. А если порой американцы переходили на бессолевую диету, то лишь по милости военных дефицитов. Питались обильно и столь же обильно потчевали гостей
Американцы XVIII в. могли завтракать в одиночестве, возможно, в своей спальне или кабинете. Завтрак подавали рано, если вы были бедны, позже, если вы были богаты. Не было обязательного для современных американцев ленча. Обед был главной трапезой дня, а заодно и самой церемонной. Его накрывали для всей семьи и гостей. В зависимости от уровня достатка, ели на кухне, в общей комнате или столовой. Время обеда зависело от социального положения и амбиций семьи. Рядовые американцы обедали около полудня, немного позже, южные плантаторы -
богатые северные купцы - еще позже. Те, кто претендовал на жантильность, старались перенести свой обед ближе к вечеру, потому что так было принято в высшем свете Лондона.
Когда в Бостоне в 1767 г. появилась английская таможенная коллегия для сбора налогов, горожане были неприятно удивлены ее «модным образом жизни». Члены коллегии ездили от дома к дому в карете даже в самую лучшую погоду. А еще они обедали не в час дня и не в два часа, как повелось в Бостоне с незапамятных времен, а перенесли обед на четыре часа.
Собственно обед в зажиточной семье состоял из двух перемен. На первое несколько видов мяса, мясные пудинги, пироги с мясом, блины и оладьи, а также непременные гарниры, соусы, пикули и супы. «Саллеты» (салаты), хотя и более популярные за ужином, иногда подавались на обед и служили украшением стола. Вторым блюдом служил десерт. Обычно он состоял из свежих или сушеных фруктов, заварных кремов.
Застольные манеры XVIII в. довольно сильно отличались от современных. Первопоселенцы ели, видимо, с толстых кусков хлеба, которые, как в средние века, заменяли тарелки. В XVIII в. на фронтире ели с деревянных или оловянных подносов большими ложками и охотничьими ножами. Керамическая посуда не пользовалась там популярностью, так как ножи об нее быстро тупились, к тому же ее легко было разбить. В ходу были кожаные бутылки и чашки. Иногда край чашки был отделан оловянной лентой, это называлось блэкджеком. В более благоустроенных восточных районах использовали оловянную посуду. Особенно качественными считались лондонские тарелки и блюда из олова. Для торжественных случаев в семьях среднего достатка приберегали столовое серебро и китайский фарфор.
В описи имущества филадельфийской трактирщицы вдовы Смоллвуд значились 7 столовых ложек, 10 чайных, половник для супа и еще один для пунша. Но ни одной вилки не упоминалось. И это не случайно. На протяжении большей части XVIII столетия американцы почти не использовали вилок, если не считать двузубых приспособлений для вылавливания мяса. Только во второй половине века в описях имущества зажиточных людей появились серебряные и оловянные вилки. Большинство же не утруждали себя подобными изысками. Издатель Исайя Томас вспоминал, как уже после Войны за независимость он шокировал своих соседей-бостонцев вывезенной из-за границы привычкой есть вилкой. За столь странные манеры его даже сравнивали с Люцифером.
Книга: «Повседневная жизнь американцев во времена Джорджа Вашингтона», Мария Филимонова
Кухню XVIІІІ века можно описать как кошмар диетолога. В ней много калорий и мало витаминов, явный переизбыток мучного и сладкого в ущерб свежим овощам и фруктам. А если порой американцы переходили на бессолевую диету, то лишь по милости военных дефицитов. Питались обильно и столь же обильно потчевали гостей
Американцы XVIII в. могли завтракать в одиночестве, возможно, в своей спальне или кабинете. Завтрак подавали рано, если вы были бедны, позже, если вы были богаты. Не было обязательного для современных американцев ленча. Обед был главной трапезой дня, а заодно и самой церемонной. Его накрывали для всей семьи и гостей. В зависимости от уровня достатка, ели на кухне, в общей комнате или столовой. Время обеда зависело от социального положения и амбиций семьи. Рядовые американцы обедали около полудня, немного позже, южные плантаторы -
богатые северные купцы - еще позже. Те, кто претендовал на жантильность, старались перенести свой обед ближе к вечеру, потому что так было принято в высшем свете Лондона.
Когда в Бостоне в 1767 г. появилась английская таможенная коллегия для сбора налогов, горожане были неприятно удивлены ее «модным образом жизни». Члены коллегии ездили от дома к дому в карете даже в самую лучшую погоду. А еще они обедали не в час дня и не в два часа, как повелось в Бостоне с незапамятных времен, а перенесли обед на четыре часа.
Собственно обед в зажиточной семье состоял из двух перемен. На первое несколько видов мяса, мясные пудинги, пироги с мясом, блины и оладьи, а также непременные гарниры, соусы, пикули и супы. «Саллеты» (салаты), хотя и более популярные за ужином, иногда подавались на обед и служили украшением стола. Вторым блюдом служил десерт. Обычно он состоял из свежих или сушеных фруктов, заварных кремов.
Застольные манеры XVIII в. довольно сильно отличались от современных. Первопоселенцы ели, видимо, с толстых кусков хлеба, которые, как в средние века, заменяли тарелки. В XVIII в. на фронтире ели с деревянных или оловянных подносов большими ложками и охотничьими ножами. Керамическая посуда не пользовалась там популярностью, так как ножи об нее быстро тупились, к тому же ее легко было разбить. В ходу были кожаные бутылки и чашки. Иногда край чашки был отделан оловянной лентой, это называлось блэкджеком. В более благоустроенных восточных районах использовали оловянную посуду. Особенно качественными считались лондонские тарелки и блюда из олова. Для торжественных случаев в семьях среднего достатка приберегали столовое серебро и китайский фарфор.
В описи имущества филадельфийской трактирщицы вдовы Смоллвуд значились 7 столовых ложек, 10 чайных, половник для супа и еще один для пунша. Но ни одной вилки не упоминалось. И это не случайно. На протяжении большей части XVIII столетия американцы почти не использовали вилок, если не считать двузубых приспособлений для вылавливания мяса. Только во второй половине века в описях имущества зажиточных людей появились серебряные и оловянные вилки. Большинство же не утруждали себя подобными изысками. Издатель Исайя Томас вспоминал, как уже после Войны за независимость он шокировал своих соседей-бостонцев вывезенной из-за границы привычкой есть вилкой. За столь странные манеры его даже сравнивали с Люцифером.
Книга: «Повседневная жизнь американцев во времена Джорджа Вашингтона», Мария Филимонова
Сколько жить крестоносцу
Данные о продолжительности жизни во Франции ХІ-ХІІІ вв. встречаются чрезвычайно редко. Найти их удается, в частности, в просопографических материалах о рыцарстве. Они касаются, естественно, только взрослого населения. Какова была средняя длительность предстоящей жизни у рыцарей, достигших 15-20 лет?
Точное число участников Четвертого крестового похода не установлено. В первый перевалочный пункт на пути к Константинополю прибыло из областей, ныне входящих во Францию, примерно 1500-1800 рыцарей. Удалось установить данные о 271 из них.
Сохранившиеся данные охватывают, естественно, более крупных сеньоров, уцелевших вплоть до взятия Константинополя и создания Латинской империи. Из 271 французского участника, точные сведения о продолжительности жизни сохранились лишь о 18. Среди них половина (9 человек) умерли или были убиты до 40 лет, а другая половина - после этого возраста, причем 7 человек - после 60 лет.
Как известно, люди того времени плохо знали свой возраст. Используя все косвенные сведения о возрасте смерти участников Четвертого крестового похода, удается увеличить число рыцарей, продолжительность жизни которых может быть приблизительно оценена, с 18 до 97 человек. В целом средняя продолжительность жизни 97 рыцарей 48,5 года. Отдельно можно подсчитать среднюю длительность предстоящей жизни для тех, кто достиг взрослого возраста и преодолел 20-летний рубеж: она составляет 22,7 года. (Те из крестоносцев, кто прибыли на Восток в возрасте около 20 лет, в среднем доживали до 42,7 года). Средняя длительность жизни взрослых в социальной категории наибольшего риска оказывается в абсолютных цифрах не столь уж малой.
Книга: «Жизнь и смерть в Средние века», Юрий Бессмертный
Данные о продолжительности жизни во Франции ХІ-ХІІІ вв. встречаются чрезвычайно редко. Найти их удается, в частности, в просопографических материалах о рыцарстве. Они касаются, естественно, только взрослого населения. Какова была средняя длительность предстоящей жизни у рыцарей, достигших 15-20 лет?
Точное число участников Четвертого крестового похода не установлено. В первый перевалочный пункт на пути к Константинополю прибыло из областей, ныне входящих во Францию, примерно 1500-1800 рыцарей. Удалось установить данные о 271 из них.
Сохранившиеся данные охватывают, естественно, более крупных сеньоров, уцелевших вплоть до взятия Константинополя и создания Латинской империи. Из 271 французского участника, точные сведения о продолжительности жизни сохранились лишь о 18. Среди них половина (9 человек) умерли или были убиты до 40 лет, а другая половина - после этого возраста, причем 7 человек - после 60 лет.
Как известно, люди того времени плохо знали свой возраст. Используя все косвенные сведения о возрасте смерти участников Четвертого крестового похода, удается увеличить число рыцарей, продолжительность жизни которых может быть приблизительно оценена, с 18 до 97 человек. В целом средняя продолжительность жизни 97 рыцарей 48,5 года. Отдельно можно подсчитать среднюю длительность предстоящей жизни для тех, кто достиг взрослого возраста и преодолел 20-летний рубеж: она составляет 22,7 года. (Те из крестоносцев, кто прибыли на Восток в возрасте около 20 лет, в среднем доживали до 42,7 года). Средняя длительность жизни взрослых в социальной категории наибольшего риска оказывается в абсолютных цифрах не столь уж малой.
Книга: «Жизнь и смерть в Средние века», Юрий Бессмертный
Не посолишь - не продашь
Умение солить пищу повлияло не только на кулинарное искусство, но и на мировую экономику. В древнем мире египтяне были ведущими экспортерами пшеницы и чечевицы. А соль, хотя и казалась вполне достойным экспортным товаром, была слишком тяжелой и поэтому неудобной для перевозок. Зато, добавив соль к тому или иному продукту, можно было сделать каждый его фунт дороже
Соленые продукты не портились, и их можно было транспортировать на большие расстояния. И египтяне вывозили в страны Ближнего Востока значительное количество солений, особенно рыбы. Торговля солеными продуктами будет определять экономику Средиземноморья в течение последующих четырех тысячелетий.
Примерно в 2800 году до н. э. египтяне стали выменивать на свою соленую рыбу древесину финикийского кедра, стекло и пурпурную краску, которую жители Финикии только им известным способом умели делать из морских моллюсков. На этих товарах финикийцы построили огромную торговую империю, а со временем стали перепродавать по всему Средиземноморью также и продукцию своих партнеров.
В Южной Европе принято приписывать финикийцам все значительные кулинарные открытия. Говорят, что они распространили здесь оливковое дерево, а испанцы утверждают, что именно финикийцы привезли в западное Средиземноморье нут турецкий горох. Некоторые французские писатели уверяли, что именно финикийцы придумали тушить рыбу в белом вине (это, вероятно, неправда), зато сицилийцы считают, что финикийцы первыми начали ловить синеперого тунца у западного побережья Сицилии (это, вероятно, и в самом деле так). А чтобы сохранить улов, они построили на западе острова, у города Трапани, первые солеварни.
Книга: «Всеобщая история соли», Марк Курлански
Умение солить пищу повлияло не только на кулинарное искусство, но и на мировую экономику. В древнем мире египтяне были ведущими экспортерами пшеницы и чечевицы. А соль, хотя и казалась вполне достойным экспортным товаром, была слишком тяжелой и поэтому неудобной для перевозок. Зато, добавив соль к тому или иному продукту, можно было сделать каждый его фунт дороже
Соленые продукты не портились, и их можно было транспортировать на большие расстояния. И египтяне вывозили в страны Ближнего Востока значительное количество солений, особенно рыбы. Торговля солеными продуктами будет определять экономику Средиземноморья в течение последующих четырех тысячелетий.
Примерно в 2800 году до н. э. египтяне стали выменивать на свою соленую рыбу древесину финикийского кедра, стекло и пурпурную краску, которую жители Финикии только им известным способом умели делать из морских моллюсков. На этих товарах финикийцы построили огромную торговую империю, а со временем стали перепродавать по всему Средиземноморью также и продукцию своих партнеров.
В Южной Европе принято приписывать финикийцам все значительные кулинарные открытия. Говорят, что они распространили здесь оливковое дерево, а испанцы утверждают, что именно финикийцы привезли в западное Средиземноморье нут турецкий горох. Некоторые французские писатели уверяли, что именно финикийцы придумали тушить рыбу в белом вине (это, вероятно, неправда), зато сицилийцы считают, что финикийцы первыми начали ловить синеперого тунца у западного побережья Сицилии (это, вероятно, и в самом деле так). А чтобы сохранить улов, они построили на западе острова, у города Трапани, первые солеварни.
Книга: «Всеобщая история соли», Марк Курлански