Я прочитала восхитительную повесть "Женландия" (Herland, 1915) Шарлотты Гилман - утопию о стране женщин с описанием психологической игры мужчин из нашего общества против ее свободных женщин. Но я решила, что для исторического понимания "Женландии" мне надо прочитать хотя бы "О Граде женском" (1405) - утопию Кристины Пизанской. И закопалась уже в "Град Женский", потому что это сочинение тоже потрясающее и вневременное. Например, оно предвосхищает идею "своей комнаты" Вирджинии Вулф - своего пространства и времени, без которых так сложно осознать себя и что-то творить. Или деконструирует мифы о женщинах. Или отмечает невидимость женского труда и роли в истории. Или восславляет подружбу, как то, благодаря чему женщины могут обороняться против мизогинии в себе и мизогинии общества.

"Я уже думала, что иметь мать и испытать те благодеяния, которые женщины обычно оказывают мужчинам, будет достаточно, чтобы утихомирить их дурные языки. Но теперь я вижу, что женщины завалили их (незаслуженными) дарами и продолжают щедро одаривать их своими благословениями. Пусть они замолчат!"
#herstory

Домашний труд по сей день многими считается естественным призванием женщин, так что его даже часто называют просто «домашним трудом». На самом же деле этот тип работы – сравнительно недавняя конструкция, появившаяся во второй половине XX века, когда под угрозой восстаний рабочего класса и потребности в более производительной рабочей силе капиталистический класс в Англии и США начал социальную реформу, преобразившую не только фабрику, но и общество, а главное – социальное положение женщин.

Эту реформу с точки зрения ее влияния на женщин можно описать как создание домохозяйки, работающей дома весь день, как сложный комплекс социальной инженерии, которая за несколько лет заставила женщин уйти – и особенно матерей – с заводов и фабрик и повысила заработную плату рабочих-мужчин настолько, чтобы они могли содержать «неработающих» домохозяек, а также учредила формы народного образования, чтобы преподать фабричным женщинам навыки, необходимые для домашнего труда.

Эта реформа продвигалась не только правительствами и работодателями. Рабочие-мужчины тоже требовали убрать женщин с фабрик, утверждая, что их место – дома. Начиная с последних десятилетий XIX века профсоюзы активно агитировали за это, будучи уверенными в том, что устранение конкуренции со стороны женщин и детей укрепит переговорную силу рабочих. Как показал Уолли Секкомб в работе «Усмирить шторм: семьи рабочего класса с промышленной революции до падения рождаемости», к Первой мировой войне представление о «семейной заработной плате» или же «прожиточной заработной плате» стало «заметным ориентиром рабочего движения и главной целью в переговорах профсоюзов, которую разделяли рабочие партии всего развитого капиталистического мира»[228]. В самом деле, «способность получать большую заработную плату, чтобы иметь возможность содержать собственную семьи, стала отличительным признаком мужской респектабельности, отличающим высшие слои рабочего класса от рабочей бедноты».

В этом отношении интересы мужчин-рабочих и капиталистов совпали. Кризис, начатый борьбой рабочего класса в Англии в 1830–1840‐х годах благодаря подъему чартизма и тред-юнионизма, появлению социалистического движения и страху среди работодателей, вызванному общеевропейским восстанием рабочих в 1848 году, «которое распространилось по всему континенту подобно лесному пожару», убедило руководство страны в том, что необходимо улучшать качество жизни. Британии пришлось отказаться от прежней стратегии сокращения заработных плат до минимума и увеличения до максимума рабочего дня, если она не хотела столкнуться с затянувшимися общественными волнениями или даже революцией.

Главной проблемой реформаторов стали также убедительные свидетельства все большего охлаждения женщин из рабочего класса к семье и воспроизводству. Английские женщины и работницы, и особенно «рабочие девушки», занятые на фабрике круглый день, зарабатывающие собственную зарплату и привыкшие к тому, чтобы быть независимыми и проводить большую часть дня в публичном пространстве с другими мужчинами и женщинами, «не были заинтересованы в том, чтобы рожать следующее поколение рабочих»; они отказывались принимать роль домработниц и угрожали буржуазной морали своими развязными манерами и мужскими привычками, такими как курение и употребление алкоголя


Сильвия Федеричи
Патриархат заработной платы. Заметки о Марксе, гендере и феминизме

Красота как занятие женщины в этом обществе — это театр ее порабощения. Законную силу имеет только один стандарт женской красоты: молодая девушка. Мужчинам эта культура дает большое преимущество в виде двух стандартов: юноша и мужчина. Красота юноши напоминает красоту девушки. Для обоих полов это хрупкая форма красоты, которая расцветает естественным образом только в раннюю пору жизненного цикла. К счастью, мужчины могут принять себя и под другим стандартом привлекательности — когда они становятся тяжелее, грубее, плотнее. Мужчина не горюет, когда утрачивает гладкую, не тронутую морщинами и щетиной кожу юноши. Ведь он просто меняет одну форму привлекательности на другую — более темную кожу мужского лица, задубевшую от ежедневного бритья, со следами эмоций и нормальных возрастных линий. Для женщин нет эквивалента этому второму стандарту. Единый стандарт женской красоты велит им всегда сохранять гладкую кожу. Каждая морщинка, каждая линия, каждый седой волос — это поражение. Неудивительно, что юноша становится мужчиной без особых переживаний, тогда как даже переход от «девушки» к «молодой женщине» для многих сродни краху — всех женщин приучают желать продолжать выглядеть, как девушка.

Вовсе не хочу сказать, что не бывает красивых пожилых женщин. Однако для женщин всех возрастов их красота всегда определяется тем, насколько хорошо они сохраняют или симулируют моложавую внешность. Женщины-исключения, прекрасно выглядящие в шестьдесят, в основном обязаны этим своим генам. Позднее старение, как и привлекательность, обычно передается по наследству. И всё же природа редко дает столько, сколько требуют стандарты этой культуры. Большинство женщин, успешно избегающих проявлений возраста, богаты и имеют неограниченное время для ухода за тем, что им досталось от природы. Часто это актрисы. (То есть профессионалы, которым много платят за то, что всем женщинам приходится делать на любительском уровне.) Женщины вроде Мэй Уэст, Дитрих, Стеллы Адлер, Долорес Дель Рио не служат опровержением зависимости между красотой и возрастом женщины. Наоборот, ими восхищаются как раз потому, что они исключения, потому что им удалось (по крайней мере на фотографиях) обхитрить природу. Подобные чудеса, исключения, созданные природой (при помощи ловкости рук и социальных привилегий), только подтверждают правило, поскольку красивыми этих женщин делает именно то, что они не выглядят на свой возраст. Общество не оставляет в нашем воображении пространства для красивой старой женщины, которая выглядит как старая женщина, — женщины, которая, как Пикассо, в возрасте девяноста лет фотографируется на улице в своем поместье на юге Франции в одних шортах и сандалиях. Никто и представить себе не может, что такая женщина существует. Даже особые исключения — Мэй Уэст и прочие — всегда фотографируются в помещении, с умело расставленным светом, с самых выгодных ракурсов и всегда элегантно и полностью одетые. Предполагается, что более придирчивого рассмотрения они не выдержат. Идея, что пожилая женщина в купальнике может выглядеть привлекательно, или хотя бы приемлемо, просто немыслима. Пожилая женщина по определению отталкивает с сексуальной точки зрения — если только она не выглядит молодо. Тело старой женщины, в отличие от тела старого мужчины, по умолчанию считается телом, которое больше нельзя показывать, предлагать, обнажать. В лучшем случае оно может появляться на публике в костюме. Людям становится не по себе, когда они думают о том, что откроется их глазам, если маска с нее спадет, если она снимет одежду.

Женщины модно одеваются, носят макияж, красят волосы, сидят на диетах и делают подтяжку лица не просто для того, чтобы быть привлекательными. Для них это способ защитить себя от глубокого неодобрения в свой адрес, неодобрения, которое может принять форму гадливости. Двойной стандарт старения превращает жизнь женщины в бесконечное приближение к состоянию, когда они не просто непривлекательны, а отвратительны.


Сьюзен Сонтаг
О женщинах

В октябре 1793 года французские депутаты ополчились на женские клубы. В ответ на уличные стычки между женщинами из-за ношения революционной символики Конвент принял постановление о закрытии всех женских политических клубов на том основании, что они отвлекали женщин от выполнения домашних дел. Депутат, представлявший декрет, заявил, что женщины не обладают знаниями, усердием, преданностью и самопожертвованием, достаточными для управления. Они должны заниматься «домашними обязанностями, которые предписаны женщинам самой природой». Ничего нового в его выступлении, конечно, не прозвучало. Новым было то, что законодателям пришлось прямо запретить женщинам образовывать и посещать политические клубы. Пусть женщины и попали в поле зрения депутатов последними, однако вопрос об их правах в конце концов оказался на повестке дня, и то, что было сказано о них в 1790-х годах – особенно в защиту прав, – повлияло и остается значимым вплоть до сегодняшнего дня.

Правовая логика помогла избавить даже женские права от груза неизжитых устоев и традиций, по крайней мере во Франции и Англии. В Соединенных Штатах до 1792 года права женщин практически не занимали общество, и в годы революции письменных воззваний, подобных тем, с которыми выступили Кондорсе, Олимпия де Гуж и Мэри Уолстонкрафт, не появилось. По сути, до публикации трактата «Защита прав женщины» Уолстонкрафт в 1792 году эту идею фактически не обсуждали ни в Англии, ни в Америке. Основные представления Уолстонкрафт сформировались под непосредственным влиянием Французской революции. Ее первая публикация «Защита прав человека» вышла в 1790 году в ответ на критику Эдмундом Бёрком французской теории прав человека. Работа над этим политическим памфлетом подтолкнула ее к более пристальному рассмотрению прав женщин.

Если отвлечься от официальных деклараций и постановлений политиков-мужчин, изменение в восприятии прав женщин становится еще более поразительным. Например, удивительно, что «Защита прав женщин» Мэри Уолстонкрафт присутствовала в большем числе частных библиотек американцев в первые годы республики, чем «Права человека» Томаса Пейна. Но если Пейна права женщин не интересовали, остальные уделяли им внимание. В начале XIX века в США дискуссионные клубы, напутственные речи выпускникам и популярные журналы регулярно затрагивали тему гендерных предпосылок, которые стояли за всеобщим мужским избирательным правом. Во Франции женщины с готовностью ухватились за новые возможности, возникшие благодаря свободе печати, и теперь писали и публиковали намного больше книг и памфлетов, чем когда-либо. Предоставление женщинам равных прав на наследство повлекло за собой бесчисленные судебные тяжбы – женщины были настроены держаться за то, что теперь по праву принадлежало им. В конце концов, права – это не вопрос в духе «все или ничего». Новые права, пусть даже не политические, открывали женщинам новые возможности, которыми они не преминули незамедлительно воспользоваться. Как стало ясно на примере протестантов, евреев и свободных цветных, не стоит дожидаться от властей гражданства в качестве подарка – нужно завоевать его себе самому. Одним из критериев нравственной автономии является способность спорить, отстаивать свою позицию, а при необходимости, и сражаться за нее.

После 1793 года женщины оказались еще больше ограничены в официальном мире французской политики. Однако надежду на получение прав не оставили. В обстоятельной рецензии 1800 года на работу Шарля Теремена «О положении женщин в республиках» поэтесса и драматург Констанция Пипеле (позже известная как Констанция де Сальм) показала, что женщины не забыли о целях, впервые провозглашенных в начале революции:

То, что при старом режиме никто не считал необходимым обеспечить половине человечества половину прав, присущих человечеству, понять можно; однако гораздо труднее объяснить то, что права женщин никто так и не позаботился признать за последние десять лет, когда слова «равенство» и «свобода» гремят повсюду, когда философия вкупе с опытом беспрестанно просвещает человека о его истинных правах.

По ее мнению, мужчины в массе своей полагали, будто ограничение или даже полное упразднение власти женщин упрочит их власть. Именно поэтому права женщин предпочитали игнорировать.


Линн Хант
Изобретение прав человека: история

Влияние родителей - один из основных социализирующих факторов, так как семья для ребенка - это первый его социальный мир. Существующие гендерные стереотипы пронизывают весь процесс социализации, их влияние начинает проявляться с момента рождения, задавая разные направления развития мальчикам и девочкам. Широко известны исследования по восприятию младенцев в зависимости от пола. Например, тридцать пар родителей новорожденных были опрошены через 24 часа после рождения ребенка. Специально были подобраны дети, не различающиеся по физическим показателям (рост, вес и т.д.) Родители девочек описывали их как более нежных, слабых, милых детей по сравнению с новорожденными мальчиками. Родители мальчиков описывали их как более сильных, физически крупных и лучше координирующих свои движения, чем новорожденные девочки.

Двум группам испытуемых демонстрировали видеозапись поведения семимесячного ребенка. Одной группе представили его как мальчика, другой - как девочку. Испытуемые должны были описать его поведение. В той группе, где он был представлен как мальчик, его поведение описывалось как более активное, бесстрашное и жизнерадостное, чем в другой группе. Негативные эмоции у мальчика воспринимались как проявления гнева, а у девочки - страха. Таким образом, социальный мир с самого начала поворачивается к мальчикам и девочкам разными сторонами.

Женщин-матерей просили посидеть с незнакомым ребенком. Если этот ребенок был одет как мальчик, то они играли с ним, заставляли проявлять большую самостоятельность, а если как девочка, то, наоборот, старались успокоить, больше держали на руках и ласкали.

Выявлено, что отец и мать, выполняют различные функции в полоролевой социализации детей. В работе Я.Л. Коломинского и М.Х. Мелтсас (1985) приводятся следующие данные.

Отцы более дифференцированно относятся к ребенку в зависимости от его пола, чем матери. Они, как правило, почти не взаимодействуют ни с сыновьями, ни с дочерьми на протяжении первого года жизни. Скорее всего, этому способствует устойчивое мнение, что в первые годы жизни дети, независимо от пола, отождествляют себя с матерью и демонстрируют привязанность к ней. Хотя имеются и противоположные данные о том, что уже в течении первых двух лет жизни у мальчиков развивается устойчивая привязанность к отцу, если отец проявляет заботу о сыне. Отцы проявляют вдвое большую активность во взаимодействии с сыновьями, чем с дочерьми. В то же время они больше утешают девочек, когда они огорчены, чаще их одобряют, чем мальчиков.

Матери менее дифференцированно относятся к детям разного пола по сравнению с отцами. Но тем не менее матери более снисходительны и терпимы к сыновьям и разрешают им в большей степени проявлять агрессию в отношении родителей и других детей, чем девочкам. Матери предпочитают непрямые или более психологические воздействия и на сыновей и на дочерей, в то время как отцы ориентированы чаще на физические наказания.


Клецина Ирина Сергеевна
Гендерная социализация

мне нравится, что радикальный феминизм освобождает вас от стольких бинарных методов мышления. это делает их совершенно бессмысленными. зачем мне анализировать, красива ли я, если это в любом случае не имеет никакого значения? почему приемлемость волос на моем теле вообще является предметом обсуждения? они просто существуют как кора на дереве. неужели общество просто сидит и спорит о том, должно ли дерево сохранять свою кору? я пришла к пониманию, что всю мою жизнь мне предлагали множество вариантов «или то/или это» относительно того, кто я есть и говорили принимать решение по каждому из них. и все они были иллюзиями! я просто существую. мне никогда не нужно было оправдывать себя за то, кто я есть или даже формулировать свое мнение по этому поводу

Идеологическую систему сталинизма явно не устраивала степень свободы частной жизни женщины, предоставленная декретом 1920 года о легализации искусственных выкидышей, и летом 1936 года, незадолго до принятия «сталинской» Конституции, аборты в СССР запретили. Властная инициатива породила немало семейных проблем. Иногда они разрешались относительно благополучно.

Режиссер Алексей Герман вспоминал:

«Мама забеременела, был 1937 год. Всех вокруг сажали <…> Только не хватает в 1937 году родить ребеночка! Мама пытается от меня избавиться – ведь аборты запрещены… Она прыгает с высокого шкафа, поднимает тяжести, таскает ведра с водой, падает на живот <…> Но маме позвонил папа и сказал: „Знаешь, если мы от него избавимся, ничего у нас вообще не получится. Давай его оставим“».

Но чаще женщины доводили дело до конца, обращаясь к подпольным абортмахерам, нередко не имевшим никакого отношения к медицине. В 1936 году в числе лиц, привлеченных в Ленинграде к уголовной ответственности за производство искусственных выкидышей, врачи и медсестры составляли 23%, рабочие 21%, служащие и домохозяйки по 16%, прочие – 24%!

После запрета абортов количество случаев гибели женщин от заражения крови возросло в четыре раза. В 1935 году факты смерти в результате прерывания беременности составляли 31% случаев материнской смертности, а в 1940 году – уже 51%. Одновременно в конце 1930‐х был зафиксирован рост детоубийств. Они составляли более 25% всех убийств. Младенцев убивали штопальными иглами, топили в уборных и просто выбрасывали на помойку. Детское население сокращалось. Запрет на искусственное прерывание беременности по сути дела стал звеном Большого террора. Закон об абортах 1936 года дал в распоряжение властных структур мощный инструмент регулирования сексуального поведения. Любопытно, что и эта ситуация нашла отражение в фольклоре. Анекдот 1936 года: «„Гулять холодновато, давайте зайдем ко мне попить чайку“. – „Какой теперь чаек, вы же знаете, аборты запретили“».

И все же тайная, осуждаемая официальной моралью сексуальность существовала в советском обществе и в эпоху сталинизма. Внебрачные связи получили широкое распространение во время Великой Отечественной войны. Для сохранения устойчивой модели советской семьи 8 июля 1944 года был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР, который признавал правомочным лишь зарегистрированный брак. Юридически не оформленные отношения мужчины и женщины, независимо от продолжительности, расценивались как аномалия. В советской послевоенной действительности провозглашались принципы целомудрия. Немаловажную роль здесь должно было сыграть введение в 1943 году раздельного обучения девочек и мальчиков в средней школе. Известный педагог Валентин Бейлинсон писал позднее:

«Раздельное обучение противоестественно. Не могут целые поколения взращиваться в искусственной среде <…> В мужских школах господствовал культ физической силы, со всеми его повадками и скотскими нравами. А в женских – лицемерие, групповщина и склочничество с болезненно повышенной сексуальной озабоченностью и среди учителей».

После Великой Отечественной войны внутри сконструированных властью моделей сексуального поведения вызревало конфликтное напряжение, усугублявшееся запретом на аборты. Этот сталинский закон напрямую коснулся жизни второго поколения петербуржцев-ленинградцев в нашей семье. Моя мама родилась в 1920 году и находилась в конце 1940‐х – начале 1950‐х годов, так сказать, «на пике фертильности». Многие молодые семьи не могли позволить себе иметь больше одного ребенка из‐за отсутствия жилья и малых заработков. Невольно приходилось прибегать к криминальным способам прерывания беременности. Я родилась в августе 1948 года, и меньше чем через год после моего появления на свет выяснилось, что наше семейство может увеличиться. Положение было, мягко говоря, тяжелое. Существовать приходилось на пенсию отца по инвалидности. Мама находилась в отпуске по уходу за ребенком. Чтобы как-то решить проблему, помощник районного прокурора в декрете – таковым был в то время статус моей мамы – обратилась к своей соседке по коммуналке, врачу-гинекологу, с просьбой об аборте. Та, жалея моих родителей, согласилась. Однако производить незаконную операцию в коммуналке не решилась. В результате аборт маме сделали в квартире ее родителей. В момент «незаконных медицинских манипуляций» мой дед – работник уголовного розыска – сидел во дворе и тщательно следил за «оперативной обстановкой». В результате все обошлось – и мама осталась здорова, и врача не посадили.

Почти каждая женщина, фертильный возраст которой пришелся на середину 1930‐х – середину 1950‐х годов, имела в своей биографии историю, связанную с нелегальным абортом. В начале 1950‐х годов гибель от криминального прерывания беременности составила 70% от всех случаев материнской смерти. Лишь осенью 1955 года был легализован искусственный выкидыш, производимый в больничных условиях по просьбе самой женщины. Демократизация политики в сфере сексуальности и репродуктивности выразилась и в постепенном переходе с января 1962 года к бесплатным абортам. Тогда же в этой области внедрили обезболивание. Но нормализация женской интимной жизни после двадцати лет террора происходила медленно. Аборт в СССР был по-прежнему основным способом контроля репродуктивности; так называемых «абортных коек» в больницах хронически не хватало.


Наталия Лебина
Пассажиры колбасного поезда Этюды к картине быта российского города: 1917—1991

Чтобы оценить проблему лукизма и выявить на сколько распространен шейминг женщин, которые недавно родили (возраст младшего или единственного ребенка до 2 лет), мы опросили 128 женщин в возрасте от 22 до 47 лет (средний возраст 34,6) матерей от 1 до 5 детей (самый частый ответ — 2 ребенка). Женщинам был предложен авторский опросник, в котором мы просили указать, как изменился вес после родов, а также, кто и как давал оценку их изменившемуся телу. В вопросах мы старались избегать прямых указаний на дискриминационный компонент оценок, попросив описать, «как именно окружающие реагировали на их тело в послеродовой период».

Большая часть женщин (84 человека — 65 %) отметили, что их вес стал больше, чем был до родов, указав изменения в своем теле на 6-38 кг (средний показатель увеличения веса — 9,5 кг). Также важно отметить, что 52 женщины (около 40 % от общего количества участников опроса) указали, что испытывали буллинг после родов, связанный с оценкой их изменившегося тела. Важно отметить, что чаще всего — это родные и муж (32 ответа), реже — знакомые/друзья (12 ответов); а также незнакомые или малознакомые люди (8 ответов). Таким образом, в 60 % случаев дискриминационное поведение проявляет муж и ближайшие родственники (указаны мать и отец), а еще 25 % приходится на друзей. Высказывания незнакомых людей (15 %) представляют собой смешение отсутствия воспитанности со скрытым лукизмом и к ним относятся такие комментарии, как «Вы снова беременны?», «Это у вас сколько недель? Погодки будут?», в целом такого рода высказывания можно было бы не относить напрямую к шеймингу, однако важно отметить, что респонденты оценили их как травмирующие и болезненные.

Интересно отметить, что несколько человек указали, что эти замечания были связаны с заботой о здоровье, хотя в то же время указанные примеры высказываний и прозвищ граничат, на наш взгляд, с оскорблением и являются ярким примером скрытого буллинга. Так, среди указанных комментариев о внешнем облике в первый год после родов были такие фразы, как: «Тебе бы живот убрать, и было бы идеально», «Муж сказал, что я слишком большая стала», «Мама заметила, что у нее после родов не было такого живота», «Родственники говорили, что на мне некрасиво сидят вещи», «Мама часто повторяет, что я стала толстая», «На работе спрашивали, беременна ли я вторым, а муж просил похудеть», «Муж после беременности все время говорил, что мне надо худеть». Данные ответы наглядно демонстрируют лукизм и шейминг женщин в послеродовой период. В работе Т. Брюке и его коллег, изучая отношение к весу партнера, респондентам предлагалось оценить высказывания супруга по трем категориям: «Партнер пытался заставить чувствовать себя виноватым»; «Партнер принуждал меня измениться» и «Высмеивал и заставлял чувствовать себя плохо».


Погонцева Дарья Викторовна
Лукизм и шейминг женщин в послеродовой период

Один из первых указов взошедшей на престол Цы Си касался именно бинтования ног. Есть мнение, что этому, в частности, способствовало то, что императрица, во-первых, была женщина, а во-вторых, родом из Маньчжурии, где уродовать ноги женщинам было не принято. Обычай был объявлен варварством, и всем было предложено от него добровольно отказаться. Но тут оказалось, что сами китаянки против этого. Вне зависимости от вероисповедания они считали, что ноги с подвёрнутыми к стопе пальцами – это очень красиво. Пришлось за дело браться сановникам императрицы. В большинстве своём это были генералы, выходцы из Маньчжурии. Получившие свои посты в награду за доблесть и верность губернаторы, прежде всего, запретили бинтовать ноги своим дочерям и покровительствовали «Обществу естественных ног», во главе которого тогда стояла Алисия Литтье.


В одной из шанхайских газет Литтье опубликовала большую статью, посвящённую борьбе с уродованием ног. «Мы начали свой поход, – писала она, – с публикации стихотворения одной китаянки, рождённой в провинции Ганьсу. Это стихотворение являлось настоящим боевым кличем и разошлось десятками тысяч экземпляров. С тех пор мы выпустили 22 брошюры и множество плакатов и, наконец, дождались того, что полгода назад вышел императорский эдикт, предписывающий всем представителям власти “отсоветовать” подчинённым бинтовать ноги дочерям. Следствиями этого явились многочисленные увещания многих высших сановников».

Главными победами своего Общества Алисия Литтье полагала то, что в провинциях, считавшихся китайскими «центрами моды», девушки с нормальными ногами стали пользоваться у женихов большей популярностью, чем бинтованные в детстве «золушки». Был уже даже придуман специальный фасон башмака, скрывавший дефекты стопы, подвергнувшейся в детстве бинтованию, – это было создано для тех, у кого пальцы уже совсем не разгибались.

Но, несмотря на оптимизм госпожи Литтье, работы у её Общества был ещё непочатый край: в огромных провинциях, где у власти были губернаторы-китайцы, а не маньчжуры, положение оставалось прежним, и в полях по-прежнему женщины с туго забинтованными ногами ползали на карачках, подвязав к коленям подушечки.

Ху Ши писал в «Китайском возрождении»: «В течение десяти долгих столетий по странному извращению эстетического вкуса забинтованные ножки у китаянок считались красивыми. Понадобилось всего лишь несколько десятилетий общения с иностранцами и их идеями, чтобы китайцы поняли безобразность и жестокость этого обычая».


Эльвира Синецкая
«Путешествие на Запад» китайской женщины, или Феминизм в Китае

В 1990­х годах в англоязычной научной литературе появился термин «mom­preneurship» (производное от двух слов «mom» и «entrepreneurship», обозначающий дословно «мампринимательство»), который зафиксировал возникновение нового социального феномена — экономической активности женщин, воспитывающих ма­лолетних детей, не связанной с работой по найму

<...>

В отечественной науке отсутствует традиция изучения материнского предпри­нимательства как особого явления. Работы, которые в первую очередь можно увидеть по запросу «материнство» и «предпринимательство», связаны с феноме­ном суррогатного материнства, и рассматривают такой вид женского заработ­ка в негативном ключе. Однако можно выделить ряд значимых для нас исследований, касающихся женского предпринимательства. Ж. Черно­ва считает, что в России, как и в ряде других стран, именно женщинам приходит­ся каким­то образом вписывать материнство в свою профессиональную дея­тельность или, напротив, делать участие в оплачиваемой занятости удобным для выполнения родительских обязанностей, в то время как для мужчины появление ребенка, как правило, не становится фактором изменений в характере труда. В этом контексте материнство — один из ключевых факторов, опре­деляющих характер и направленность предпринимательских активностей жен­щин.

Важно, что российские исследователи иначе, чем европейские коллеги, рас­ставляют акценты в определении мотивов женского предпринимательства: же­лание самореализации, негативные условия работы в найме, запрос на фи­нансовую независимость, реализация себя в семье и материнстве, — что подчеркивает как сложности ситуации работы в най­ме для матерей, так и ориентацию на баланс между экзистенциальным ком­фортом, заработками и потребностью быть хорошей матерью. И. Ершова, при­водя результаты исследования женского предпринимательства, фокусируется на дефицитах и необходимости правовых мер поддержки женщин в этом вопро­се — необходимости легитимации женского предпринимательства, разработки правового механизма регулирования женского бизнеса, а также целостной эко­системы поддержки женского предпринимательства.

Основны­ми препятствиями женского предпринимательства в России считаются нераз­витость рыночной экономики и неравные условия ведения бизнеса женщинами при наличии сильной профессиональной сегрегации; слабое представительство женщин в сферах политики, бизнеса, управления; перегруженность в домаш­нем хозяйстве; стереотипы об ущербности женщин как менеджеров, сохране­ние и укоренение в массовом сознании патриархальных представлений о един­ственном предназначении женщины как жены и матери



Симонова И. А., Швецова А. В., Кривощёкова М. С.
«Родила и решила...»: механика выбора предпринимательских стратегий в среде российских матерей

Феминизм – это не философия, не теория и даже не точка зрения. Это политическое движение по преобразованию мира до неузнаваемости. Оно вопрошает: что будет, если прекратить политическое, социальное, сексуальное, экономическое, психологическое и физическое подчинение женщин? Оно отвечает: мы не знаем, но давайте выясним.

Для зарождения феминизма нужно, чтобы женщина признала себя представителем секс-класса, то есть представителем группы людей, которой присвоен низший социальный статус на основании пола. Пол – естественная дополитическая объективная материальная основа, на которой строится мир человеческой культуры.

Мы исследуем якобы естественное понятие «пола» только чтобы обнаружить, что оно уже перегружено значениями. При рождении все тела сортируют на «мужские» и «женские», некоторые из них приходится физически калечить, чтобы они соответствовали одной или другой категории. И многие из этих тел в дальнейшем не согласны с выбором, сделанным за них. Это первоначальное разделение определяет, какая социальная цель будет у тела. Одни тела созданы, чтобы производить новые тела, чтобы убираться, стирать, кормить другие тела (по любви, а не из чувства долга), чтобы удовлетворять потребности других тел в комфорте и контроле, чтобы другие тела чувствовали себя свободно. Итак, пол – это продукт культуры, выдаваемый за естественный порядок. Пол, который феминистки учили отличать от гендера, становится замаскированным гендером.

С полом тесно связано понятие «секса» – взаимодействия возбужденных тел. Одни тела нужны для того, чтобы с ними совокуплялись другие тела. Другие – для удовольствия, обладания, потребления, поклонения, обслуживания, самоутверждения других тел. Секс тоже считается естественным процессом, существующим вне политики. Феминизм показывает, что все это вымысел, который служит определенным интересам. Секс, который мы считаем личным, на самом деле публичен. Роли, которые мы играем, эмоции, которые испытываем, кто отдает, кто получает, кто требует, кто обслуживает, кто хочет, кого хотят, кому выгодно и кто страдает – все эти правила установлены задолго до нашего рождения.

Однажды известный философ сказал мне, что он не согласен с феминистской критикой, потому что только во время секса он чувствует себя по-настоящему свободным, во время секса он вне политики. Я спросила у него, что об этом думает его жена. (Сама я не могла поинтересоваться, ее на ужин не пригласили.) Это не означает, что секс не может быть свободным, феминистки давно об этом мечтают. Они не признают видимость сексуальной свободы: секс считается свободным не потому, что в нем все равны, а потому, что он повсеместно распространен. В мире сексуальная свобода не дана по праву, ее нужно добиваться, она недостижима в полной степени.


Амия Шринивасан
Право на секс
Феминизм в XXI веке

Инициированная рестриктивным законопроектом депутата Госдумы Е. Мизулиной в 2011 г. в России общественная кампанияв защиту абортов как легальной и доступной процедуры сопровождалась подписями под онлайн-петицией и пикетами с лозунгом «Боритесь с абортами, а не с женщинами».

Для тех, кто привык определять отношение к абортам через две взаимоисключающие позиции (либо “pro-choice” («за выбор»), либо “pro-life” («за жизнь»)), лозунг «Боритесь с абортами, а не с женщинами» кажется парадоксальным. Позиция «за выбор» включает идею о том, что женщины должны иметь право самостоятельно принимать решение о рождении потомства без морального осуждения со стороны, а позиция «за жизнь» определяет аборт как грех убийства и призывает к его криминализации. Лозунг российских активистов «Боритесь с абортами, а не с женщинами» выглядит своего рода золотой серединой между этими позициями, призывая государство активно работать над сокращением числа абортов, воздействуя на его причины и одновременно сохраняя легальность и доступность процедуры.

«Бороться с абортами, а не с женщинами» —такую позицию поддержала Российская ассоциация «Народонаселение и развитие», первая и единственная организация, занимавшаяся продвижением планирования семьи в России. Она была основана в 1991 г. как Российская ассоциация «Планирование семьи» (РАПС), и ее первым руководителем стала Инга Ивановна Гребешева (1937 –2022), педиатр, хорошо знавшая о пагубных последствиях абортов для женщин и детей в советское время. И.И. Гребешева была начальником Управления лечебно-профилактической помощи детям и матерям Минздрава СССР в то время, когда аборты были очень распространенным методом регулирования рождаемости в Советском Союзе. Советские женщины в среднем делали около четырех абортов за свою жизнь, хотя существует множество историй о женщинах, которые сделали их гораздо больше. С 1955 по 1980-е годы в России число абортов вдвое превышало число живорождений.

<...>

И.И. Гребешева и другие советские специалисты в сфере здоровья матери и ребенка знали, что наиболее рациональным подходом к сокращению абортов являются эффективные средства контрацепции. С самых первых лет после легализации абортов в 1955 г.ряд специалистов выступали за организацию производства высококачественных противозачаточных средств и за их импорт. Однакоцентральная властьигнорировала их призывы. Только в начале 1990-х годов3, когда политическая обстановка и экономические условия изменились, современнаяконтрацепция стала реальной возможностью для советских людей. Эксперты в области контрацепции начали самоорганизовываться для обучения медицинских работников и налаживания связей с глобальными партнерами с целью распространения знаний о современных противозачаточных средствах.

Была основана Российская ассоциация «Планирование семьи» (РАПС) как неправительственная организация, открывались государственные клиники репродуктивного здоровья и планирования семьи. Внедрялись новые подходы к коммуникации с медицинскими работниками и населением на темы, связанные с современными методами контрацепции. Глобальные фармацевтические фирмы и неправительственные организации также сыграли важную роль в этих изменениях. Онисотрудничали с министерствами и ведомствами, научно-исследовательскими институтами и неправительственными организациями, предоставляли научную и методическую литературу, проводили курсы по контрацепции для врачей и предлагали образцы продукции для пациентов.

И хотя до 2007 г. количество абортов постоянно превышало количество рождений, использование абортов неуклонно снижалось по мере роста популярности противозачаточных средств. В 1992г. на 1000женщин в возрасте 15-49 лет приходилось 95 абортов (включая выкидыши), к 2021 г. этот показатель снизился до 15, т. е. примерно в 6 раз; а если исключить выкидыши, то снижение составит почти 10 раз. В 2021 г. соотношение абортов и живорождений составило 37 абортов на 100 живорождений (это означает, что примерно 27% всех беременностей были прерваны); и это самый низкий показатель за период после 1955 г. Тем не менее в течение этих же десятилетий кампании за ограничение доступа к абортам становились все более громкими.


Мишель Ривкин-Фиш
Переход от аборта к контрацепции: важнейшие страницы истории российской политики в 1990-х годах

Дети, пережившие насилие, стресс, обусловленный бедностью, или ситуации, связанные со стрессом или депрессией родителей, имеют тенденцию вырабатывать повышенный уровень стрессовых гормонов и более чутко реагируют на возможную опасность. Этот активный ответ на стресс нагружает сердце и иммунную систему и повышает вероятность физических и психических заболеваний в более поздние годы.

Эти и многие другие подобные примеры показывают, что опыт внутриутробного периода и детских лет может программировать функции нашего тела и изменять нашу физиологию на всю жизнь. Это явление называют биологическим встраиванием. Оно помогает ученым объяснить, почему негативное воздействие в раннем возрасте приводит к повышению вероятности заболеваний у взрослого человека и усиливает долгосрочное социальное неравенство. Хотя концепцию биологического встраивания обычно используют в контексте обсуждения негативного раннего опыта, следствия этого процесса гораздо глубже. Ранний период жизни (время, которое мы даже не можем вспомнить) является периодом массированного извлечения информации из окружающей среды – как для мозга, так и для тела. Вне зависимости от того, какой была среда, она встроилась в нас, во многом определяя, что из нас получится.

Биологическое встраивание передает историю о тканях нашего тела и мозга и об их биохимическом и структурном “обучении”. Но, как рассказано на страницах этой книги, существует еще и параллельная история о картах мозга и сенсорных, двигательных, пространственных и концептуальных возможностях, которые они обеспечивают. Я назову это репрезентативным встраиванием: ранний жизненный опыт влияет на нейрональную организацию и отображение информации, определяя особенности восприятия, действий и познания на протяжении всей жизни.

Долгосрочное влияние рано сформированной структуры мозга в сочетании с когнитивными лестницами более позднего периода объясняет, почему мозг ребенка оказывается таким мощным предсказательным инструментом. Мы уже видели, что сигналы мозга могут быть удивительно информативными для предсказания последующих действий человека, его способностей и трудностей, с которыми он столкнется. В одном из таких примеров картину нейронной активности, записанную с черепа ребенка нескольких дней от роду, использовали для предсказания вероятности проблем с чтением через восемь лет. Сигнал ЭЭГ регистрировали в тот момент, когда новорожденные слышали краткие фрагменты записи речевых и неречевых звуков. Хотя до начала обучения чтению и даже до распознавания букв оставалось еще несколько лет, дети уже имели опыт прослушивания речевых и других звуков во внутриутробной и неонатальной среде. Годами позднее, учась читать и писать, они в значительной мере опираются на связь между звуками речи и письменными буквами. И хотя взрослые обычно читают беззвучно, их мозг до конца дней задействует для чтения области, ответственные за прослушивание и обработку речи. Вот почему специфика обработки звуков речи в мозге новорожденного может предсказать наличие трудностей с чтением в более поздние годы. У новорожденных уже есть основы слуховых карт и отображения речи, на которых позднее будут строиться когнитивные лестницы, необходимые для чтения.

Мысль о том, что раннее обучение ограничивает возможности обучения в более поздние годы, расстраивает и подавляет. Но есть и определенные преимущества в том, что адаптация и обучение в раннем возрасте влияют на все последующие процессы. Это обосновывает долгосрочную общественную выгоду от инвестиций в программы поддержки семьи и детства. Явление биологического встраивания показывает, как стресс или депривация в младенчестве повышают риск физических или психических проблем в более поздние годы. Аналогичным образом репрезентативное встраивание объясняет, как изоляция и отсутствие стимуляции в ранний период жизни способны в будущем ограничивать развитие карт мозга и отображение информации, определяющих такие навыки, как чтение, счет и планирование. Вкупе это подчеркивает важную роль оплаченного отпуска родителей по уходу за детьми, социальной помощи малышам, доступности детских дошкольных учреждений и содержательного начального образования для всех детей. Учитывая долгосрочное влияние раннего детского опыта, защита и поддержка детей являются как моральным обязательством, так и мудрым вложением средств в любом обществе.

Кроме того, следует переосмыслить наше отношение к развитию ребенка и раннему жизненному опыту и наши высказывания по этому поводу. Детство – период интенсивного обучения и подготовки, важный для каждого из нас. И польза этой подготовки зависит от того, что готовит нам будущее. Все, что мы можем сделать, это попытаться дать детям богатое окружение и общение, которые помогут в развитии карт мозга, а эти нейрональные основы обеспечат максимальную легкость и гибкость для построения когнитивных лестниц на протяжении всей жизни. Мы также имеем возможность обеспечить дополнительную помощь взрослым, лишенным богатой среды и общения в детстве, чтобы дать им необходимое время и инструменты для адаптации к новым обстоятельствам и для построения новых лестниц.


Ребекка Шварцлоуз
Ландшафты мозга. Об удивительных искаженных картах нашего мозга и о том, как они ведут нас по жизни

Первые материалы о женском атлетизме появились в журналах примерно в то же время, что и материалы о мужском, - в начале 1960-х гг. Их авторы настаивали на доступности дисциплины для обоих полов. Тренеры убеждали: несовместимость женщин с силовым спортом - мнимая. Так, один из основателей ленинградского атлетизма, тренер Ф. Манько признавал, что «женщины и штанга - слишком необычное сочетание», однако в дальнейшем он своё мнение изменил, увидев в атлетической гимнастике «вернейшее средство» для выработки осанки и грациозности. Активисты рекламировали дисциплину разными способами: так, врач из Свердловска Н. Ходаков устроил цикл лекций об «атлетической гимнастике», среди которых была лекция «Для вас, женщины».

С середины 1960-х гг. появляются специальные группы «атлетизма» или «атлетической гимнастики» для женщин, которые, если верить воспоминаниям, пользовались популярностью. Основатель тюменского клуба «Антей» Евгений Колтун, когда проходил первый набор в женскую группу, был уверен, что «по объявлению придут не более двух-трех - всех и запишем. Но в назначенный день их появилось видимо-невидимо. Пришлось предложить всем пройти основательное медобследование. В итоге первую экспериментальную группу составили 25 любительниц атлетической гимнастики».

В конце 1960-х гг. энтузиасты все чаще организовывали соревнования среди женщин. В 1966 г. они прошли в Ленинграде, в клубе «Спартак». В 1968 г. в Тюмени прошёл Второй всесибирский конкурс атлетизма, в котором принимали участие и спортсменки, занимавшиеся в клубе «Антей». Они, как писал корреспондент, «спорили в искусстве прохождения бревна, количестве приседаний с гимнастической палкой в руках, акробатических прыжках и вольных упражнениях».

В 1970 г., однако, по женскому атлетизму, как и по мужскому, был нанесен удар со стороны государственных органов. В январе этого года появился приказ председателя Спорткомитета «О пропаганде атлетизма на страницах журналов "Спортивная жизнь России" и "Физкультура и спорт"», в котором говорилось, что «увлечение упражнениями ради "культуры тела" прививает чуждые советским людям качества, как эгоизм, самолюбование, узость интересов». Более того, в проекте приказа журналы критиковались, в частности, за использование запрещенных приемов при пропаганде «атлетизма» среди женщин: «...Журнал бил читателя по самолюбию, затрагивая самые тонкие струны. Обращаясь к женщинам, один из авторов журнала писал: "Многие женщины бывают недовольны формой своего бюста. Это естественно. Слабые дряблые мышцы груди способны свести на нет впечатление от фигуры."».

Начиная с 1970 г. материалы о женском атлетизме исчезают из печати. В следующих «антиатлетистских» постановлениях руководящих общесоюзных и республиканских органов, курирующих спорт, упоминаний об атлетизме среди женщин нет. Нет информации о занимающихся атлетизмом женщинах и в критических публикациях газет, в первую очередь «Советского спорта». Не было речи о возрождении женского атлетизма и в конце 1980-х гг., когда атлетизм был легализован и институционализирован. Так, в ходе дискуссий при создании Федерации атлетической гимнастики СССР в 1987 г. говорили лишь о женской тяжелой атлетике: глава федерации заявил, что «мы дали задание проверить ее влияние». Проходившие в последние годы под эгидой этой федерации СССР общесоюзные и республиканские соревнования также были исключительно мужскими.

Таким образом, женский атлетизм как дисциплина существовал в СССР меньше десятилетия, в 1960-е гг. Его история стала отражением гендерной либерализации, которую советское общество переживало с середины 1950-х гг.. Спорт не мог стать зоной, свободной от подобных процессов. С конца 1950-х гг. в Советском Союзе начинает развиваться такой контактный вид спорта, как женский гандбол. Появляются материалы о женском хоккее с мячом, развивавшимся в стране до конца 1930-х гг. Автор статьи об этом виде спорта в 1964 г. замечает, что «сейчас женский хоккей исключен из календаря соревнований», но в ходе матчей «проявлялись, казалось бы, противоречивые качества: женственность и мужество», что легитимизировало женскую игру

Т.Мухаматулин
"Женщины и штанга - слишком необычное сочетание": история женского атлетизма в СССР в 1960-е - начале 1970-х годов

На правах анонса - как Шарлотта Перкинс Гилман в 1915 году описала в "Женландии" конструкт женственности.

Женственность включает желанность, а хорошенькие женщины - это "добыча" для мужчин-хищников. Женственность связана с молодостью или попытками ее сохранить, а также с умением с возрастом исчезнуть из общества (перейти в "частное пользование" и "исчезнуть из оборота"). Женственность - это слабость, благодаря которой мужчины могут покровительствовать женщинам (и брать их под контроль). Женственность это скромность, стыдливость, терпение, безропотность, покладистость, и последняя черта придает женщине наибольшее очарование. Женственность - это то, что радует мужчин и развивается им на счастье. Женственность - это зеркально отраженная мужественность. Женственность - это нечто, противоположное мужской остроте, состязанию и соревновательности. Женственность это также истеричность и нервозность слабых особ. Женственность - это убогость и низость (женщин, которые должны быть подчинены мужчинам). Если мужчина обретает женственные черты, он должен испытывать к себе отвращение.