Каждый день отовсюду мы слышим общественное мнение: быть чьей-то девушкой, женой – это альфа и омега женского существования, жизнь должна вращаться вокруг мужчины или детей. Если учесть, что у женщин в связи с патриархальным воспитанием нарушено ощущение личных границ и собственных потребностей, то неудивительно, что они стремятся в отношения слияния или созависимости. В таких случаях женщины отыгрывают некие социальные роли, где для их личности места не остается. «Я нужна, а следовательно, я существую», других вариаций не предполагается.

За несоответствие образу женщине приходится пройти через неприятие , осуждение и отрицании ее идентичности. Общество задается вопросом: если ты не мать и не супруга, то КТО ТЫ вообще такая? И вешает ярлыки. «Ты женщина, значит тебе ПОЛОЖЕНО», «Если ты одна, значит, с тобой что-то не так», «Невостребованность у мужчин – признак бракованности женщины». Все сводится к постулату - вне отношений тебя нету. И это самое тяжелое – пережить массивную атаку на нашу личность, наш образ жизни, наш выбор.

Желание найти комфортные партнерские отношения – нормальное человеческое стремление. Но много раз женщины сталкиваются с тем, что существующая в нашем окружении модель отношений их не устраивает. На прошлых встречах мы делились своим опытом отношений, когда нас ни во что не ставили, использовали, игнорировали наши потребности. Надо иметь колоссально мужество снять розовые очки и прийти к выводу, что «Лучше одной, чем вот так».

Если включить внутреннего критика, то следующие фразы уже на нас не срабатывают:
«Я тебе не верю, что ты не хочешь замуж» - отрицание чужих чувств и опыта. Многие полагают, что замужество для женщины приносит некий профит. Разрушать этот стереотип и доказывать окружающим, что брак – совсем не сахар, безрезультатно. Но, по крайней мере, можно не вестись на это.
«Бедненькая, у тебя никого нету» - проецирование своего собственного страха остаться одной на другую женщину.
«Просто ты еще не встретила свою половинку» - конечно, легче утешать себя тем, что и на моей улице будет праздник. Приятнее верить, что где-то бродит моя абстрактная идеальная половинка, чем задуматься над тем, что предыдущие пять кавалеров были мудаками.
«Женщинам очень важны отношения» - нам это напоминали почти каждый день со дня нашего рождения. Но наша с вами жизнь ломает этот стереотип. Как-то нас чересчур много, чтобы мы были исключением.
На самом деле, не страшно быть вне отношений, страшно получить всеобщее неодобрение.

Мы пришли к выводу, что насаждаемое убеждение « женщине некомильфо быть одной» заставляет некритично относиться к выбору партнера и окунаться в деструктивные отношения раз за разом, лишь бы не получать ярлыки общества.
Я хочу подчеркнуть, что это нормально стремиться к хорошему и избегать плохого. Но неужели кто-то, кроме нас самих, знает, как нам будет лучше? Мне в голову пришел образ мышки, которой суют под нос гнилую морковку и говорят «это же полезно!». Если вы видите, что морковка гнилая и вас от нее воротит, не жрите ее! Не давитесь, не думайте, что «а вот если зажать нос, то можно и съесть». Не ведитесь, пусть хоть сто раз вам ее предложат. Лучше быть "неправильной мышкой", чем отравиться.

Цените свой личный опыт: если вы не вписываетесь в какое-то определение женщины, это не значит, что с вами что-то не в порядке, это значит, что определение неверное.


hissen_raii

Мужская идентичность, как таковая, строится на серии убеждений и практик, связанных с гетеросексуальностью (то есть, в системе гендерного угнетения: с контролем над женщинами): высокий материальный доход, статус взрослого, статус уполномоченного на насилие и, наконец, статус сексиста (мачиста). Так называемая гегемонная маскулинность имеет основой осуществление контроля и власти в отношении других: доминировать, приказывать, представительствовать, играть главную роль, владеть, иметь, присваивать - вот мотивационные основы этой маскулинности. В работе с мужскими группами были выделены следующие требования, которые обычные (не патологические психопаты) мужчины предъявляли женщинам:

- чтобы женщины их обслуживали
- чтобы женщины их понимали
- чтобы женщины позволяли им руководить отношениями
- чтобы женщины зависели от них
- чтобы женщины были им верны
- чтобы женщины рожали детей для них

Все эти требования приводят к тому, что мужчины - априорно - мыслят отношения с женщинами как "каталог услуг", которые женщины должны им оказывать. Осуществление запросов и требование оказаний этих услуг и представляет собой практическое выражение мужского господства. И хотя не все мужчины устанавливают этот тип отношений с женщинами, именно он представляется "недостижимым идеалом". Также необходимо отметить, что многие мужчины мыслят себя прогрессивными и гордятся своей продвинутостью от того, что не прибегают к силовым методам давления, к физическому насилию, - и при этом считают вполне нормальным осуществление других форм принуждения в отношении женщины. Однако, как только женщина отказывается предоставлять "услуги из каталога", мужчина воспринимает её отказ как то, что медики называют "фатальным риском" - интенсивная тревожность, болезненное переживание нахождения себя под угрозой, чувство недостаточности собственного "авторитета", - и отвечают насилием.

Таким образом, гендерные исследования и в частности, исследования гегемонной маскулинности и гендерного насилия позволили подтвердить существование специфических убеждений, идей и практик, присущих мужчинам, которые поддерживают патриархатные структуры и мужское господство. Также были выявлены весьма конкретные практики, в которых "женское" рассматривается как "низшее" с тем, чтобы заявить право на его использование и потребление.


Мизогиния в дискурсе и действиях мужчин

Уже с раннего возраста девочки чувствуют необходимость поддерживать феминный образ, чтобы вписываться в общественные стандарты, а в период взросления социальное давление еще больше усиливается. Некоторые авторы отмечают, что женщины больше подвержены таким негативным практикам, как селфхарм, нездоровое пищевое поведение, прием наркотических веществ с целью снизить вес . С развитием современных технологий особую роль в формировании и распространении телесных норм начинают играть социальные сети.

Популярными темами, фигурирующими в академической дискуссии о женской телесности, являются темы объективации и самообъективации. Исследователи утверждают, что сексуальная объективация, с которой девушки сталкиваются в рамках социальных взаимодействий и через сексуализированные изображения в медиа, становится частью женского повседневного опыта. Постоянно сталкиваясь с оценкой своей внешности и необходимостью подстраиваться под общественные запросы, молодые женщины могут осуществлять телесные практики, направленные на контроль за их телом. Самообъективация может стать причиной негативного отношения к своему телу и низкой самооценки, а также препятствием для изучения себя и конструирования собственной идентичности.

Современные исследования также отмечают: несмотря на то, что девушки испытывают трудности с приобретением и поддержанием телесной автономии, они, тем не менее, реализуют свою агентность в рамках несексуализированных практик. Кристина Гаттарио и Энн Фризен отмечают, что в процессе взросления женщины могут восстановить позитивное отношение к своему телу. Позитивные изменения могут быть связаны с возросшим ощущением независимости, причем агентность может выражаться не только в физических изменениях, но и в приобретении бóльшего контроля над своей жизнью в социальной сфере. Становясь старше, девушки получают возможность принимать независимые решения и самостоятельно распоряжаться своей жизнью, что благоприятно влияет на самооценку, а также предоставляет платформу для конструирования телесной автономии.

Таким образом, телесность включает в себя разнообразный спектр отношений с телом: многочисленные практики, выстраивание автономии, позиционирование себя в обществе. Взросление – динамичный нелинейный процесс, который открывает нам новые возможности для взаимодействия с окружающим миром и переосмысления наших отношений с собой и социумом. Основными критериями взрослости для самих молодых людей являются ответственность и независимость.


Екатерина Бемлер
Тело как ответственность и независимость: женский опыт транзиции во взрослость

Отчуждение моральной ответственности — это психологический процесс, при котором человек оправдывает свои аморальные или антисоциальные поступки, снимая с себя чувство вины и ответственности за них, не испытывая при этом значительного психологического дискомфорта. Люди с высоким уровнем отчуждения моральной ответственности чаще проявляют агрессивное поведение и участвуют в актах буллинга. Кроме того, отчуждение моральной ответственности имеет отрицательную связь с просоциальным поведением, которое включает в себя действия, направленные на помощь и поддержку других людей (вмешательство в ситуацию травли, защиту и поддержку жертв).

Альберт Бандура выделяет механизмы, которые позволяют людям оправдывать аморальные действия, минимизируя внутренний конфликт и чувство вины Они связаны с буллингом среди школьников и в данной статье рассматриваются как объясняющий механизм поведения детей в ситуациях травли.

Одной из групп механизмов является когнитивная реструктуризация, при которой аморальное поведение переосмысляется с использованием аргументов, изображающих антиобщественные действия как рациональные. Ключевым механизмом здесь выступает моральное оправдание, посредством которого индивиды воспринимают свои аморальные поступки как приемлемые, если они убеждены, что их действия служат высшей цели или общему благу. Другой важный механизм в этой группе — эвфемистическое маркирование, когда аморальные действия описываются мягкими или нейтральными терминами, что позволяет снизить их моральное бремя. Важную роль также играет механизм сравнения с худшими действиями, при котором люди сравнивают свои поступки с еще более аморальными действиями других.

Когнитивная реструктуризация имеет связь с травлей во всех возрастных и гендерных группах среди школьников. К тому же данная группа механизмов выполняет посредническую роль между виктимизацией и последующим буллингом, поскольку некоторые подвергшиеся виктимизации подростки могут формировать искаженную интерпретацию своего опыта, рассматривая издевательства как норму, преуменьшая их значимость и переосмысливая их как нормативный аспект взаимоотношений со сверстниками, что может способствовать их переходу к агрессивному поведению в будущем. Было установлено, что среди учеников начальных классов те, кто подвергался буллингу, становились менее чувствительными к нему и реже следовали моральным нормам, что приводило к снижению вмешательства со стороны свидетелей, так как дети становились более пассивными в данных ситуациях.

А. Бандура также пишет о механизме, который заключается в игнорировании, минимизации или искажении последствий, возникающих вследствие аморального поведения. В контексте буллинга данный механизм может прослеживаться у агрессоров, действия которых причиняют вред жертве.

Существует группа механизмов, которые связаны с отказом от личной ответственности за совершенные действия. Перемещение ответственности позволяет людям перекладывать вину за свои действия на других. Кроме того, важным механизмом является рассеивание ответственности, когда аморальные действия совершаются группой, и каждый участник ощущает меньшую личную ответственность.

Последняя из выделенных Бандурой групп механизмов связана с восприятием жертв аморального поведения. В данном контексте действует механизм дегуманизации, при котором жертвы аморальных действий воспринимаются как лишенные человеческих качеств и недостойные сострадания. Еще одним механизмом является возложение вины на жертву, когда люди обвиняют жертв в их собственных страданиях, что позволяет оправдывать свои аморальные поступки. Поведение наблюдателей, поддерживающих буллинг, может обусловливаться рассеиванием ответственности и возложением вины на жертву, в то время как защитники относятся к данным механизмам негативно.

Важную роль в определении поведения наблюдателей травли, наряду с отчуждением моральной ответственности, играет самоэффективность. Это относится к вере подростка в свою способность совершать действия, которые влияют на результат, и в их значимость для жертвы, например, вмешательство в ситуации школьного буллинга. Более высокая самоэффективность в защитном поведении коррелирует с активным вмешательством стороннего наблюдателя. Например, ученики с высокой самоэффективно-стью с большей вероятностью поддержат жертв, а не останутся пассивными наблюдателями или встанут на сторону агрессора. Люди с более низким уровнем отчуждения моральной ответственности и более высокой самоэффективностью с большей вероятностью будут активно защищать жертв. Тем не менее самоэффективности самой по себе может быть недостаточно для защиты жертв, и другие факторы могут помешать учащимся помогать жертвам травли


Букина А. А., Елисеева Е. В., Петрова Е. И., Титкова В. В.
Свидетели травли: что побуждает школьников вмешиваться или оставаться в стороне

"В одном эксперименте участников обоего пола попросили оценить, кто из двух кандидатов – мужчина (Майкл) или женщина (Мишель) – лучше подходит на должность начальника полиции. Сначала им рассказывали биографию обоих, а затем спрашивали, что, по их мнению, важнее для этой должности: большой практический опыт или образование по специальности. Раз за разом участники называли более важной ту характеристику, которой обладал кандидат-мужчина. Если указывалось, что у Майкла большой практический опыт, участники говорили, что начальнику полиции важнее иметь практический опыт. Если говорилось, что Майкл получил юридическое образование, то участники отмечали такое образование как важнейший критерий. Они не только последовательно демонстрировали гендерное предубеждение, но и совершенно не представляли, что таковым обладают."

Сьюзан Дэвид "Эмоциональная гибкость"

Пруф:
Uhlmann, E. L., & Cohen, G. L. (2005). Constructed criteria: Redefining merit to justify discrimination. Psychological Science, 16 (6), 474–480.
https://ed.stanford.edu/sites/default/files/uhlmann_et_2005.pdf

via Вікторія Слінявчук

Интересно отметить, что в случаях вербального буллинга дети указывали на важную роль гендера жертвы. По словам одного из респондентов, если жертва является девочкой, ее друзья с большей вероятностью встанут на ее защиту. В то время как мальчики имеют менее сплоченные группы и реже защищают друг друга.

«Если скажут про какую-­нибудь из девочек, все заступятся. Мне кажет­ся, там компания. Как­-то более дружеские отношения у девочек, чем у мальчиков»
(ж., 10 класс).

В исследованиях роли гендера в буллинге также упоминается, что девочки более склонны к защите жертв травли. Однако существуют противоположные выводы, где роль защитника чаще принимают мальчики. Различия в результатах исследований о роли гендера в защите жертв травли могут быть объяснены социальным контекстом и нормами, которые варьируются в зависимости от школьного климата и социальных норм в школах.

Некоторые школьники отметили, что они заступаются только за своих друзей, но они не станут заступаться за людей вне своего социального круга, поскольку не чувствуют личной связи или обязательства по отношению к ним.

«Я защищаю, потому что это мои друзья. Я не защищаю тех, кто не мои друзья, и я к ним никакого отношения не имею. Я не прям чело­век, у которого огромное, большое доброе сердце. Но если идет речь про моих друзей, то да. Я говорю: „Какого черта?“».
(м., 10 класс).

В этом случае действуют механизмы перемещения и рассеивания ответст-венности. Свидетели травли считают, что кто-то другой должен помочь жертве, например, ее друзья или другие очевидцы, поэтому сами не вмешиваются в ситуацию буллинга.

В контексте травли наличие социального капитала является важным фактором вмешательства. Жертвы буллинга достаточно часто не имеют социальных связей со своими одноклассниками, что является одной из причин агрессивного поведения по отношению к ним и отсутствия защиты со стороны сверстников.

Однако были ситуации, когда респонденты упоминали, что они могли бы заступиться за человека, которого знают не так давно.

«Потому что мы с этим человеком уже десять лет знакомы. Конечно, есть новенькие, но они тоже как будто прижились, и поэтому как-­то будет странно не помочь ему в такой ситуации»
(ж., 10 класс).

Это говорит о том, что решение вмешаться зависит не только от наличия дружеских отношений, но также может быть обусловлено личными убеждениями человека и школьным климатом. В таких случаях восприятие общих ценностей и взаимного уважения могут побудить учащихся защищать своих сверстников от буллинга


Букина А. А., Елисеева Е. В., Петрова Е. И., Титкова В. В.Свидетели травли: что побуждает школьников вмешиваться или оставаться в стороне

Вообще, можно предположить, что если оставить миллионы хорошо образованных молодых мужчин и женщин без каких-либо реальных рабочих обязанностей, но с доступом к интернету (который – по крайней мере потенциально – является хранилищем почти всех человеческих знаний и культурных достижений), то это должно спровоцировать что-то вроде нового Возрождения. На деле ничего подобного не происходит. Напротив, ситуация спровоцировала расцвет социальных медиа (Facebook, YouTube, Instagram, Twitter). По сути, это формы электронных медиа, которые предназначаются для производства и потребления контента в то самое время, когда делаешь вид, что занимаешься чем-то еще. Я убежден, что это и есть главная причина взлета социальных сетей, особенно если учитывать, что происходит не только распространение бредовой работы, но и бредовизация уже существующей реальной работы.

Мне представляется, что одну из причин того, почему сложно просто создать другое общество с другим набором правил, можно обнаружить, если признать, что огромная часть работы, строго говоря, является не производительной работой, а работой заботы и даже в самой, казалось бы, безличной работе всегда есть этот элемент заботы. Даже если нам не нравится то, как выглядит мир, всё же остается фактом, что сознательная цель большинства наших действий, производительных или нет, – это сделать добро другим людям; зачастую вполне конкретным людям. Наша деятельность глубоко встроена в отношения заботы. Однако отношения заботы обычно требуют от нас оставить мир примерно таким же, каким он был до наших действий. Так, подростки-идеалисты всегда отказываются от своей мечты о создании лучшего мира и идут на компромиссы взрослой жизни именно в тот момент, когда вступают в брак и заводят детей. Забота о других, особенно в течение длительного периода времени, требует поддерживать окружающий мир в относительной предсказуемости, чтобы для осуществления заботы была твердая почва под ногами. Чтобы сберегать деньги на высшее образование для своих детей, необходимо быть уверенным, что за ближайшие двадцать лет высшее образование никуда не исчезнет, равно как и деньги. А это, в свою очередь, означает, что любовь к другим (к людям, животным, пейзажам) обычно требует сохранения институциональных структур, которые человек может в принципе ненавидеть.

Нравственная зависть – явление, которое нуждается в теоретическом осмыслении. Не уверен, что кто-то писал об этом, и всё же очевидно, что это важный фактор в отношениях между людьми. Под «нравственной завистью» я понимаю здесь чувство зависти и обиды, направленное на другого человека не из-за его богатства, одаренности или удачливости, а из-за того, что его поведение соответствует более высоким нравственным стандартам, чем поведение завистника. Обычно это чувство выражается так: «Как этот человек смеет вести себя так, будто он лучше меня (при том, что я сам признаю, что это поведение делает его лучше меня)?»

Если вы просто хотите заработать много денег, то есть шанс, что вы найдете способ это сделать. В то же время если вы стремитесь к какой-либо другой ценности – будь то ценность истины (журналистика, наука), красоты (мир искусства, издательское дело), справедливости (активизм, правозащитная деятельность), благотворительности и так далее – и хотите при этом получать зарплату, на которую можно жить, то у вас попросту ничего не выйдет, если ваша семья не обладает определенным состоянием, а у вас нет необходимых социальных связей и культурного капитала. Таким образом, «либеральная элита» – это люди, которые фактически закрыли доступ к любым позициям, на которых можно получать деньги за то, что делают не ради денег.


Дэвид Гребер
Бредовая работа

Всех женщин, девушек и девочек с праздником солидарности в борьбе за женские права и эмансипацию! Несмотря на попытки отсталых частей общества погрузить мир в фэнтезийный традиционализм, прогресс остановить невозможно, и он перемелет всех, кто встанет на его пути. В честь этого дня - цитаты из эссе "Есть ли места на Олимпе? Сексизм и звездность в архитектуре" очень важной для меня архитекторки Дениз Скотт-Браун, написанного в 1975 году, но опубликованного только в 1989-м.

"Поведать страшную историю о дискриминации в профессии могут многие женщины. У меня тоже случались и житейские мелочи, и серьезные потрясения, но с самой необычной формой дискриминации я столкнулась в середине карьеры, когда вышла замуж за коллегу. Мы объединились в творческий союз как раз тогда, когда на Боба обрушилась популярность (правда, без богатства). На моих глазах его возвели в ранг архитектурного гуру, и все это, в известной степени, благодаря мне и нашей общей фирме.
<…>
Наше авторство много раз путали, поэтому к выходу «Уроков Лас-Вегаса» Боб решил добавить предисловие и пояснить, что не является единоличным автором книги и идей, заложенных в ней. Он описал суть нашего творческого союза и рассказал, как распределялись роли в фирме. Но его не услышали. Очевидно, архитектурные критики не способны ассоциировать комплекс архитектурных теорий и проектов с группой людей, и чем острее их критика, тем явнее она адресована одному человеку.
Во избежание новых недоразумений мы выпустили брошюру с собственными рекомендациями по определению авторства. Согласно ей, проекты мы предпочитаем считать интеллектуальным продуктом фирмы, а книги и статьи принадлежат тому, чьим именем они подписаны. В результате некоторые критики стали ссылаться на меня для проформы где-нибудь в неприметном месте, а в основной части статьи в качестве автора проектов и идей фигурировал Роберт Вентури.
<…>
Мое имя не попало на обложку цикла интервью с архитекторами, вышедшего в издательстве Praeger. Когда мы обратились с претензией, меня неохотно добавили, сетуя на то, что это испортит ее дизайн. А на обороте в заглавии так и остались «восемь архитекторов» и «мужчины», стоящие за современной архитектурой. Будучи девятой, полагаю, я все же не принадлежу к их числу.
<…>
Никуда не делись и житейские мелочи (то, что в Африке зовут мягким апартеидом): «обеды для жен» («Дорогая, пусть архитекторы пообщаются»); переговоры, на которых присутствие «жены архитектора» смущало представителей заказчика; ужины, где я не должна появляться, так как влиятельная заказчица желает, чтобы «архитектор» играл роль ее спутника; итальянские журналисты, пропускающие мимо ушей просьбу Боба обращаться ко мне, так как я лучше знаю итальянский; зацикленность студентов на Бобе; «Значит, Вы архитектор!», адресованное Бобу и «Так Вы тоже архитектор?», сказанное без злого умысла мне.
Все это побудило меня бороться, породило чувство смятения и неуверенности и отняло слишком много сил. «Мне польстило бы, будь моя работа приписана мужу», – говорит мне жена одного архитектора и проектировщик. А коллега интересуется: «Почему тебя это беспокоит? Мы считаем тебя хорошим специалистом. Ты ведь знаешь, какова твоя истинная роль в бюро и университете. Разве этого не достаточно?». Сомневаюсь, было бы этого достаточно мужчинам. Как бы повел себя Питер Айзенманн, если бы его последнюю статью приписали Кеннету Фремптону, соавтору? Или Винсент Скалли, если бы автором книги «Дома Ньюпорта» назвали одну Антуанетту Даунинг и, быть может, добавили в скобках, что не умаляют при этом вклада остальных?
Так вот, я подаю жалобу редактору, который пишет об «утках Вентури», и сообщаю, что «уток» придумала я. (Мое письмо он публикует под заголовком «Less is bore» – цитатой моего мужа.) Мои претензии злят критиков, а некоторые из-за этого уже прониклись стойкой антипатией к нам обоим. Но архитекторы не могут позволить себе иметь среди них врагов. И уже собственная воинственность начинает вызывать у меня отвращение".

Полную версию эссе в переводе Елены Сальниковой и Антонины Шаховой можно прочитать здесь, а оригинал - здесь.

Одной из молодых целеустремленных женщин, которая посвятила себя науке после революции 1917 г., была Антонина Прихотько. Она родилась в 1906 г. на юге России, в Пятигорске, и стала одной из первых студенток физико-технического факультета Политехнического института в Петрограде. В 1920-е гг. там преподавал Френкель, который после разгрома белой армии был освобожден из тюрьмы и вернулся в Петроград. В неотапливаемых институтских аудиториях Прихотько слушала лекции Френкеля по теории относительности и квантовой механике. Так она узнала о концепции квазичастиц намного раньше, чем большинство европейских физиков{490}.

В 1929 г. Прихотько окончила институт и год спустя начала работать в Украинском физико-техническом институте в Харькове, одном из новых исследовательских центров, созданных советской властью с целью развития научного и промышленного потенциала на всей территории СССР. Следующие 10 лет Прихотько занималась применением теоретических идей Френкеля на практике. Она начала с серии экспериментов по изучению атомной структуры различных кристаллов при низких температурах. Как и в работе Петра Капицы, в этих экспериментах использовались огромные промышленные установки, такие как ожижитель гелия. Прихотько часто оставалась в харьковской лаборатории далеко за полночь и с гаечным ключом в руках возилась возле установки ожижения. Измеряя количество света, поглощаемого различными кристаллами и проходящего через них при низких температурах, она делала выводы о поведении атомов. Она первой экспериментально доказала существование одной из квазичастиц, предсказанной Френкелем и названной им «экситон», и это стало ее важнейшим достижением.

На первый взгляд все это может показаться довольно абстрактным, однако исследования Прихотько носили и вполне прикладной характер. Многие кристаллы, над которыми она работала, использовались при производстве промышленных химикатов – нафталина, применявшегося в качестве пестицида, и бензола, использовавшегося как растворитель. В этом отношении Прихотько была образцовым советским ученым. Опираясь на новейшие теории в области квантовой механики, она занималась экспериментальной работой, которая способствовала промышленному развитию страны. Впоследствии за свою научную деятельность Прихотько была награждена двумя самыми престижными гражданскими наградами в СССР – Ленинской премией и званием Героя социалистического труда


Джеймс Поскетт
Незападная история науки: Открытия, о которых мы не знали

Еще одна типичная реакция на публичные заявления женщин о пережитом насилии — подозрение в том, что признание сделано не ради проработки травмы, а с целью участия в экономике внимания: «она продает свою боль», превращая ее в охваты, репутацию и капитал.

Если история о насилии вызывает интерес, она быстро превращается в контент, приносящий охваты и повышающий вовлеченность. В цифровой среде, где внимание — ценный ресурс, любое женское признание автоматически вызывает подозрение.

Этот механизм не случаен. Он встроен в культуру мизогинии, которая превращает женскую боль в предмет публичного внимания, но не признания или доверия. Например, по данным Internet Matters, британской организации, которая ставит целью создание безопасной среды в интернете, 35% родителей мальчиков полагают, что «жестокость по отношению к женщинам преувеличена», и более половины молодых отцов (56%) поддерживает инфлюенсеров вроде Эндрю Тейта, которые позиционируют себя как антифеминистские лидеры мнений.

Кибербуллинг женщин функционирует как форма символического насилия. Он направлен не только на унижение и обесценивание опыта, но и на подавление желания о нем говорить, создавая среду, в которой женский голос девальвируется. Парадокс в том, что чем откровеннее признание, тем больше вероятность того, что оно станет ресурсом (вовлеченности, капитализации и власти), но, как правило, выгоду извлекают из этого не женщины, а алгоритмы, платформы и публика.


Жанна Чернова
Признание и обвинение: почему общество не верит рассказам женщин о пережитом насилии

Превращение в мужчину требует от мальчика научиться быть равнодушным к судьбе женщин. Это равнодушие требует, чтобы мальчик научился видеть женщин как объекты. Поэт, мистик, проповедник, чувствительный мужчина любого рода все еще услышит как шепчет ветер и плачут деревья. Но для него женщины будут молчаливы. Он научился быть глухим к звукам, знакам, шепотам и крикам женщин для того, чтобы находиться в альянсе с другими мужчинами в надежде на то, что они не будут обращаться с ним как с ребенком, который, как раз, принадлежит женщинам. Мальчика, или его мать, запугивают, бьют и домогаются. Мальчик получает опыт мужской силы как ее жертва или как свидетель. Это поистине универсальное событие описано Джоном Столнбергом в эссе «Эротизм и Насилие в отношениях отца и сына»:

Мальчик будет свидетелем того, как отец проявляет насилие по отношению к своей жене — один или сто раз, достаточно, чтобы это случилось всего один раз, и мальчик будет наполнен ужасом и своей неспособностью заступиться. Потом отец направит свой гнев на самого мальчика, неконтролируемая ярость, властность, которая идет, как кажется, из ниоткуда, наказание, диспропорциональное любому нарушению правил, которые для мальчика существовали — один или сто раз, достаточно, чтобы это случилось всего один раз, и мальчик будет в агонии думать почему мать не защитила его. С этого момента доверие мальчика к матери распадается, и сын будет принадлежать своему отцу до конца жизни.

Мальчик стремится подражать отцу потому, что гораздо безопаснее быть таким, как отец, чем таким, как мать. Он учится запугивать или бить потому что мужчины могут и мужчины должны так поступать. Он диссоциирует себя с той беспомощностью, которую испытал, беспомощностью, на которую женские существа обречены как класс. Мальчик становится мужчиной усваивая поведение мужчин — настолько хорошо, насколько может. Мальчик убегает, в мужественность, в силу. Это его возможность, базирующаяся на социальной оценке его анатомии. Этот путь спасения является единственным, который для него открыт. Но мальчик помнит, он всегда помнит, что однажды он был ребенком, близким к женщине в ее слабости, в ее потенциальных или реальных унижениях, в опасности перед лицом мужской агрессии. Мальчик должен построить мужскую идентичность, неприступный замок с непроницаемым рвом, так, что он теперь будет недоступен, неуязвим для памяти о своих истоках, для печальных или разъяренных призывов женщин, которых он оставил позади. Мальчик, независимо от выбранного стиля жизни, становится воинственным в своей маскулинности, жестокости, упрямстве, твердости и отсутствии чувства юмора. Его страх мужчин превращается в агрессию против женщин. Он держит дистанцию между собою и женщинами непреодолимой, превращает женщин в ужасную Ее, или, как Симона де Бовуар называла это, Другого. Он учится быть мужчиной — мужчиной -поэтом, мужчиной — гангстером, профессиональным религиозным мужчиной , мужчиной-насильником, любым мужчиной — и первое правило маскулинности состоит в том, что, чем бы бы он был — женщины этим не являются. Он называет свою трусость героизмом и держит женщин ВНЕ — ВНЕ человечности, ВНЕ своей сферы деятельности, какой бы она ни была, ВНЕ всего, что ценится, вознаграждается и вызывает доверие, даже ВНЕ сферы того, о чем он может беспокоиться и к чему может проявлять заботу. Женщины должны быть ВНЕ, потому что везде, где есть женщины, есть одно навязчивое живое воспоминание с кучей удушающих щупалец: он ребенок, бессильный против взрослого мужчины, он боится этого мужчину, он унижен этим мужчиной.

Мальчики становятся мужчинами, чтобы не стать жертвами по определению. Девочки стали бы мужчинами, если бы могли, потому что это означало бы свободу от: свободу от изнасилований, чаще всего, свободу от непрерывных мелких оскорблений и насильственного обесценивания собственного я, свободу от ослабляющей экономической и эмоциональной зависимости к кому-то, свободу от мужской агрессии, направленной на женщин в интимных отношениях и через всю культуру.


Андреа Дворкин
Мужчины и мальчики

Льюис Терман при создании тестов на IQ убрал некоторые вопросы, чтобы девочки не могли показать результаты лучше, чем мальчики. В книге «The Stanford Revision and Extension of the Simon-Binet Scale for Measuring Intelligence» он говорит о своей борьбе с этой проблемой.

Он объясняет небольшое превосходство девочек в изначальном стандартном тесте в своей книге 1916 года «The Measurement Of Intelligence» и теоретизирует, что женщинам никогда не удавалось достигнуть выдающихся позиций в обществе даже с учетом их IQ, вероятно, из-за их обязанностей по воспитанию детей и обеспечению домашнего уюта. Обе книги доступны для скачивания в гугле.

Тест Стенфорда был повторно пересмотрен, чтобы девочки не могли обойти мальчиков, т.к. девочки взрослеют быстрее. Сейчас Ричард Линн имеет наглость заявлять, что интеллектуальное превосходство мальчиков никогда не замечали, т.к. девочки взрослеют быстрее, а это делает незаметным тот факт, что их интеллект ниже. Это значит, что он знает о истории тестов IQ и их изменениях, но он отказывается признавать, как долго девочки превосходили мальчиков своими результатами, как часто тесты переделывали, чтобы предотвратить это. Он умышленно искажает факты. Сейчас он заявляет, что мужчины умнее, т.к. показывают более высокие результаты.

Когда отбирались вопросы для включения в тесты на IQ, вопросы, которые показывали превосходство либо мужчин, либо женщин, забраковывали или их уравновешивали вопросами, которые дают равные преимущества другому полу. Следовательно, в самых часто используемых тестах нет преимуществ ни для мужчин, ни для женщин. Поэтому мы не можем обратиться к стандартизированным тестам, чтобы проверить, есть ли «более умный пол».

IQ тесты стандартизируют, чтобы исключить различия в баллах между мужчинами и женщинами. Любой ученый должен это знать. Различие между полами является только доказательством необходимости ревизии теста (что вряд ли случится, если мальчики наберут больше баллов).

Когда девочки показывают лучшие результаты, требуется сбалансировать тесты, а когда мальчики достигают более высокого результата, не требуется никакой корректировки.

Согласно Дзаппардино, гендерными различиями можно манипулировать, отбирая различные вопросы для теста. Например, первые несколько лет, когда предлагался SAT, мальчики показывали лучшие результаты по сравнению с девочками в математическом разделе, тогда как девочки показывали лучшие результаты в вербальном разделе. ETS( Educational Testing Service) решила, что вербальные тесты лучше переделать в пользу мальчиков и добавила больше вопросов, относящихся к политике, бизнесу и спорту. Конечно, не было предпринято таких же усилий, чтобы сбалансировать математический раздел. « С тех пор мальчики превосходят девочек и в математическом, и в вербальном разделе» — говорит Дзаппардино.

Реализация надежд на обучение в колледже и карьерных притязаний выпускников средней школы будет зависеть от результатов, которые они продемонстрируют на SAT. К сожалению, SAT обсчитывает девочек, среди участников тестирования их 53%.

Девочки набирают в среднем на 40 баллов меньше мальчиков на SAT. Причина в том, что:

A. Мальчики умнее девочек.

B. Мальчики получают более высокие оценки.

C. Мальчики больше занимаются математикой.

D. SAT сделаны в пользу мальчиков.

Правильный ответ D.


Перевод: Yoru-ti-neko
Женщины умнее мужчин? Или мужчины лучше кропают книжки?

При многовековом господстве патриархата произведения женщин были тем первым, что отсекалось при переходе из поколения в поколение. На них еще современниками ставилось клеймо «недолитературы», «недоживописи», баловства, чего-то ненужного и несерьезного, существующего только для этой конкретной женщины, но принимаемого остальными лишь до тех пор, пока она успешно выполняет другие свои общественные обязанности.

Вспомним в этой связи знаменитую картину «Поэтесса» Фрица Бюлера, где как раз изображена женщина, манкирующая своими прямыми «женскими» обязанностями и подвергающая тем самым риску всю свою несчастную семью. Посыл автора предельно понятен: хватит заниматься ерундой, женщина, и воображать себя поэтессой, иди лучше свари суп, накорми детей. Наверное, те авторки ХIХ века, которые, будучи женщинами обеспеченными и праздными, могли (в отличие от «Поэтессы») позволить себе заниматься литературой и иногда даже по совместительству держать литературный салон, еще как-то воспринимались собственным поколением, но исчезали при переходе к следующему, потому что о них, конечно же, молчали критики – тогдашние эксперты, которые все были мужчинами.

Чтобы противостоять «обнулению» и отсутствию преемственности, нужна, понятно, планомерная работа. Сейчас ситуация не в пример лучше, чем в ХIХ и ХХ веке, однако до сих пор у нас весьма реальна бОльшая власть экспертов-мужчин и попутное обесценивание экспертов-женщин, отсутствие интереса к их мнению или интерес постольку, поскольку они высоко оценивают признанных мужчин и не ставят под сомнение их превосходство.


Марина Хоббель
Культурное «обнуление» как фактор прерывистости в традиции женского письма

Для сравнения семейно-личностных ресурсов двух когорт россиян в возрасте 50–69 лет использовались следующие показатели: брачный статус, состав домохозяйства, наличие детей в домохозяйстве, частота контактов с детьми. В целом семейно-личностные ресурсы характеризуются изменчивостью, подвижностью.Первая тенденция связана с изменениями в брачном статусе. Она проявилась в сокращении доли тех, кто на момент опроса состоял в браке. Если в 1993 году более 60% респондентов состояли в браке (~59% – в офи-циальном и 3,5% – в гражданском браке), то в 2021 году значение данного показателя снизилось до 46%.На этом фоне заметно увеличилась доля разведённых, а также тех, кто никогда не состоял в браке. Удельный вес разведённых респондентов вырос более чем в два раза. Если в 1993 году менее 10% респондентов указали «разведён» в своём брачном статусе, то в 2021 году практически каждый четвёртый из опрошенных находился в разводе (23%). Более чем в три с половиной раза выросла доля тех, кто никогда не состоял в браке, – каждый девятый опрошенный в 2021 году говорил об отсутствии брачных отношений в течение жизни.

С брачным статусом тесно связаны изменения, произошедшие за эти годы в составе домохозяйств. Выявилась общая тенденция на увеличение одиночного проживания. Так, если в 1993 году доля одиночных домохозяйств составила 24%, то к 2021 году этот показатель увеличился до 44%.

Более того, если в 1993 году каждый пятый респондент в возрасте от 50 до 69 лет имел в составе домохозяйства детей до 18 лет, то в 2021 году – это уже каждый четырнадцатый.

Обратная тенденция проявилась в тесноте связей с детьми. В 2021 году подавляющее большинство (86%) представителей возрастной когорты 50–69 лет, имеющих детей, отметили, что они видятся с детьми практически ежедневно (или живут вместе) или же раз-два в неделю. В 1993 году данный показатель составил 63%.

Изменения в семейно-личностных ресурсах дают основание полагать, что меняются и образ жизни, и социальные установки людей старших возрастов.


Носкова А. В., Кузьмина Е. И.
Изменения в ресурсном потенциале россиян старших поколений (по материалам лонгитюдных исследований)

Третий наш шаг в осознании дискриминации - проанализировать несправедливости и унижения как явления социальной жизни, как результат навязанных и усвоенных культурных норм, стереотипов. Как результат ожиданий и требований, которые общество предъявляет к нам, как к "женщинам", не ожидая, что мы можем оказаться людьми.

"Единственное, что меня спасало в такой ситуации [сексуального насилия], это отделение ее от себя и анализ того, что со мной произошло. Не как моей ошибки и вины, а как результата давления стереотипов мужского и женского поведения".

"Главное, чтобы женщина сама все это проговорили и увидела, что все, что она сделала, это исправимо, что она - нормальный, хороший человек, полноценный. Это ее как раз давят и отвели ей место - через всю культуру, через все стереотипы - сиди вот тут, к ноге. Что есть пути, что все можно исправить".

"Мы воспринимаемся через определенные очки, определенный ракурс, как миф. Все говорят, например, женщина слабая по своей природе, ДОЛЖНА быть слабой. Даже если ты не слабая, ты должна показывать, что ты слабая. Это уже насильственное, вторичное, да еще от имени природы".

"Когда женщина появляется на свет, то общество формирует по отношению к ней свою политику".

"Женщина действительно постоянно обвиняется, постоянно существует вменение женской ущербности. Обычно считается, что женщина ущербна изначально и природно. Нет, не природно. Это вменение. А раз вменение, это можно вытащить и показать, и с этим можно работать. Если это придумали, значит, с этим можно что-то делать".

"Вменяется то, что социально выгодно и социально-политически работает. Мужчине вменяется агрессивность, а женщине пассивность. Это социальные техники, которые постоянно меняются".

Еще шаг - выявить, в чем же состоят эти социальные техники, почему мы принимаем стереотипы, считая их личным выбором?

"Я начинаю понимать, что какие-то коридоры были проложены для меня моим полом. Я слепо по ним шла и думала, что это коридоры мои личные. А оказывается, они уже протоптаны. Выйти замуж как можно раньше - я и вышла замуж в 18 лет".

Хотим мы или не хотим, а идти по этим коридорам поощряют с детства. И коридоры построены таким образом, что при переходе от одного этапа социализации к другому, женщина должна что-то потерять. Это "завуалированные" механизмы, увидеть их достаточно трудно.


Либоракина М. И.
Обретение силы: российский опыт. Пути преодоления дискриминации в отношении женщин (культурное измерение)

Постоянный читатель, работающий в издательстве, послал мне копию книги Дэвида Адамса «Почему они убивают». Я потратила много времени на то, чтобы ее прочитать, в первую очередь потому, что это очень грустная книга, но еще и потому, что это захватывающее и достойное чтение. Адамс и команда его коллег провели исследование среди мужчин, которые убили своих жен или любовниц, раскрывая одну банальную трагедию за другой. Они взяли глубинные интервью у 31 мужчины, осужденного за убийство жены или любовницы, с которой они прожили длительное время. С другой стороны, они взяли интервью у 20 женщин, ставших жертвами попыток убийства со стороны мужей или любовников. Помимо этого они изучали стенограммы судебных заседаний, полицейские отчеты и другие данные об убийствах и попытках убийства, а также предшествующих отношениях, чтобы создать целостную картину того, что приводит мужчин к убийству своих жен.

То, что они обнаружили, противоречит культурным мифам о женоубийствах, хотя вряд ли что-то в этой книге удивит феминисток. Наименее удивительно (для феминисток) полное отсутствие мифического убийцы жены – в целом неплохого мужа, который «срывается», узнав о супружеской измене. Такие случаи оказались мифом. Убийства или попытки убийства были финалом долгой истории жестокого домашнего насилия. Почти в каждом случае мужчина пытался контролировать свою жену или любовницу с помощью насилия.

Поскольку целью был контроль над женщиной, насилие возрастало каждый раз, когда жертва начинала сопротивляться. Поэтому неудивительно, что подавляющее большинство убийств или попыток убийства происходили в тот момент, когда жертва уходила от своего насильника, планировала уйти от него или угрожала уйти от него.

Было несколько случаев неверности, но они никогда не были непосредственной причиной преступления. Гораздо чаще ревнивые убийцы воображали неверность, которой не было на самом деле (некоторые даже обвиняли жен в том, что они занимаются сексом с собственными отцами и другими родственниками, так далеко заходила их паранойя), или они нападали на своих бывших жен после того, как женщины разорвали с ними все отношения. Некоторые убийцы вообще не были ревнивыми, они убили или пытались убить, потому что злились из-за потери своих жен.

Независимо от нюансов Адамс рисует картину мужчин, которые считают женщин своей собственностью и которые пытаются контролировать эту собственность с помощью насилия. Только один мужчина выражал хоть какое-то сожаление о том, что относился к своей жене как к вещи на протяжении всего их брака.

Адамс хотел понять, чем мужчины, совершающие убийства, отличаются от других домашних насильников, которые на убийства не идут. Его исследование показывает, что разница только в степени, но не в сущности. Все насильники разделяют веру в то, что у них есть право контролировать женщин, просто убийцы доводят это убеждение дальше и практикуют более жестокое насилие. В целом, попытка убийства жены после длительного периода жестокого насилия, - это то, чего стоит ожидать.

Что действительно удивило Адамса, так это то, что большинство женщин, переживающих тяжелые формы насилия, сильно отличались от женщин, подверженных более легким формам насилия. В первую очередь, такие женщины были гораздо более реалистичны в отношении своего брака.

Адамс в течение многих лет был активистом и исследователем в области домашнего насилия, и по его словам, многие избиваемые женщины находятся в состоянии отрицания: они пытаются найти оправдания насильнику или винят самих себя. Однако женщины, подверженные наиболее тяжелому насилию, очень точно оценивают ситуацию: они понимают, что единственная причина насилия – сам насильник, что он пытается таким образом их контролировать. Такие женщины остаются в отношениях исключительно из страха, что насильник может убить их или членов их семей, если они уйдут.

Интервью с женщинами, проведенные Адамсом, описывают большую группу женщин, которых фактически можно сравнить с жертвами похищения – преступники держат их в заключении, а тем временем общество говорит о спасении брака, вместо спасения женщин. Как и жертвы похищений, они развивают различные стратегии выживания, которые являются смесью послушания и сопротивления в зависимости от ситуации.

Многие женщины признавали, что они отрицали серьезность ситуации в начале отношений – общество винит женщин за то, что они остаются с насильниками, и поэтому тяжело признать, что в твоих собственных отношениях есть насилие. Со временем становилось очевидно, что женщины не могут контролировать ситуацию, и они начинали жить в страхе, пытаясь выжить любым образом. Женщины скрывали ситуацию от окружающих, как из страха за безопасность других людей, так и из стыда.

Женщины говорили, что смогли признать себя жертвами насилия только в тот момент, когда насильник перестал извиняться за насилие. Как только женщина признает, что она не может контролировать ситуацию, она, скорее всего, начнет предпринимать действия, чтобы уйти и снова начать контролировать свою жизнь. Однако это может испугать насильника, который начинает искать новые способы контролировать ее, возможно с помощью угроз убийства. Таким образом, отрицание ситуации само по себе является стратегией выживания.

Книга описывает депрессивный микрокосм, где отдельный мужчина угнетает отдельную женщину, но который при этом отображает гораздо более широкую ситуацию в обществе.


Аманда Маркотт
Последняя попытка контроля

Исповедально-лирический биографизм «Моей жизни» позволяет воссоздать облик Софьи Андреевны Толстой и как жены и современницы Л.Н. Толстого, и как литератора, и как самоценной личности. Хотя, безусловно, следует говорить об определенной субъективности художественного мира С. А. Толстой.

Творчество было для Софьи Андреевны той сферой бытия, где она искала взаимопонимания, хотела быть услышанной в кругу забот, горестей и утрат. Все написанное ею свидетельствует, что ей необходимо было получить признание серьезности и важности, значительности этого мира как со стороны читателей, так и со стороны главного человека ее жизни - Льва Толстого.

Но С.А. Толстой приходилось также свыкаться с той мыслью, что у мужа уже существовал собственный душевный и духовный мир. Она пытается жить интересами супруга, по мере своих сил принимает участие в его творческой деятельности: «Помощь перепиской, впоследствии держанием корректуры, переводами и составлением фраз и рассказов для “Азбуки” и 4-х “Книг для чтения”, для “Круга чтения”, теперь, в нынешнем году (1862 - С.Е.), я оказывала Льву Николаевичу всю мою долгую жизнь с ним». Софья Андреевна была счастлива, если ей удавалось быть хоть сколько-нибудь полезной мужу.

Однако очень скоро для нее стало очевидным, что в сознании мужа ей уже отведена раз и навсегда только роль жены, матери, хозяйки дома. Между тем смиренное жертвенное исполнение своего долга, отказ от себя и полное растворение в другой жизни давалось ей нелегко и нередко вызывало протест. Уже в первые месяцы замужества Софья Андреевна категорично заявляет в дневнике: «если я только жена, а не человек, так я жить так не могу и не хочу». Упреки себе писательницы в «своем ничтожестве» сопровождаются утверждением «прав на эту счастливую гордость и сознание собственного достоинства, без которого я бы жить не могла».

И позже, возвращаясь в записках к прошлому, она отмечает с досадой: «Мне всегда казалось, что Лев Николаевич пугался и не любил, когда я выхожу из области интереса детской, кухни и материальной женской жизни. Сам он точно берег свой внутренний поэтический мир и любил им жить и наслаждаться один, не считая за другими этого права». «Это и меня приучило жить своей отдельной, маленькой жизнью души», - фиксирует она в Дневнике.

А в Софье Андреевне уже в первые годы замужества зреет потребность, пока еще смутная, своего «настоящего дела».
«Моя жизнь», от первой до последней ее страницы, - это, по сути, рассказ С.А. Толстой о том, как она постепенно создавала, а затем с отчаянием защищала свой собственный мир. Она приходит к выводу, что с замужеством в девушке «ломается целый большой механизм» и «перестроится совсем новый», «при этом не столько важен характер женщины, сколько все то, что будет иметь на нее влияние первое время замужества».

Софья Андреевна, оценивая свою семейную жизнь, с горечью называет ее «замкнутой»: «Ничего интересного из этой эпохи, из жизни общественной, народной и государственной - я написать не могу, потому что ничего не знала, не понимала, не следила и не видела».

Противопоставление мечты и действительности, желаемого и должного проходит через все записки Толстой. Описывая состояние тоски вскоре после замужества, когда «полная всяких молодых желаний, только в мечтах удовлетворяла их», мемуаристка приводит запись из своего дневника этого времени: «Я столького хочу, и я все могу, у меня столько всякой силы... А сиди, корми, нянчай, ешь, спи, - и больше ничего» . Отношение к сложившемуся образу жизни в мемуаристке двояко: чувство счастья, полноты жизни часто перекрывается внутренней неудовлетворенностью, с годами все усиливающейся, ощущение нереализованности огромного духовного потенциала, несвободы. Описывая свое состояние перед замужеством, Толстая подчеркивает ощущение «свободы духа и тела», «силу жизни»: «мое «я» попало в беспредельное пространство, свободное, ничем не ограниченное и всемогущее». Но, по словам Софьи Андреевны, «разбились все мечты о блестящем будущем о заботы будничной семейной жизни».

Вспоминая прошедшее, Софья Андреевна не раз думала о том, что ее жизнь могла бы сложиться по-другому. Она писала 3 июля 1887 г.: «На столе у меня розы и резеда, сейчас мы будем обедать чудесный обед, погода мягкая, теплая, после грозы, — кругом дети милые — сейчас Андрюша старательно обивал свои стулья в детскую, потом придет ласковый и любимый Лёвочка — и вот моя жизнь, в которой я наслаждаюсь сознательно и за которую благодарю бога. Во всем этом я нашла благо и счастье. И вот я переписываю статью Лёвочки «О жизни и смерти», и он указывает совсем на иное благо. Когда я была молода, очень молода, еще до замужества, — я помню, что я стремилась всей душой к тому благу — самоотречения полнейшего и жизни для других, стремилась даже к аскетизму. Но судьба мне послала семью — я жила для нее, и вдруг теперь я должна признаться, что это было что-то не то, что это не была жизнь. Додумаюсь ли я когда до этого?».

К этим размышлениям она возвращается вновь и вновь: «Не знаю, хорошо ли было, что я, столько лет прожив в чисто материальной жизни рождения, кормления детей, хозяйства и постоянной помощи мужу, перепиской и заботой о нем, глушила в себе все способности. Не знаю, что было бы со мной, при страстной и увлекающейся моей натуре, если б я позволила себе заняться музыкой, поэзией, живописью или просто общественной деятельностью. Безумная ревность мужа, отсутствие времени для семейных дел, отвлечение мыслей от детских и от хозяйства -все это создало бы мне совсем другую жизнь... Лучше ли, не знаю, да и поздно об этом рассуждать»


Самофалова Е.А.
Самоидентификация личности женщины в воспоминаниях Софьи Андреевны Толстой