К теме автографов Маккарти.
Всем известен факт, что Кормак подписал несколько сотен экземпляров "Дороги" для своего сына и в дальнейшем принципиально отказывался подписывать ее для других, даже для своего прижизненного биографа Лоуренса Гонзалеза (который, кстати, открыл журналистский талант Харри Крюза), оставив на его экземпляре свой отпечаток пальца вместо лакомой подписи.
Но даже у такой громкой истории есть частоты, недоступные рядовому уху — какие-то экземпляры "Дороги" он все-таки подписал... но косвенно.
Есть на свете такая практика — подписывать листы и наклейки. Делается это для того, чтобы уставший писатель не перетаскивал 1000 экземпляром по комнате, утомительно переворачивая страницы, а просто подписал кипу листов из той же бумаги, на которой будет печататься книга, чтобы затем их приклеить к титульным листам. На рынке такие экземпляры ценятся чуть ниже, но издательства подтверждают их аутентичность на обложках, предоставляя сомневающимся покупателям выбор — либо ты берешь это, но с нашей гарантией, либо бери что угодно другое на свой страх и риск.
После выхода "Дороги", но до получения Пулитцеровской премии, агент писателя попросил подписать несколько наклеек для дистрибуции в Англии — их расклеили в экземплярах, доступных только в магазинах Waterstones, сейчас цена такого артефакта гуляет в районе 3-5 тысяч долларов.
Почти все остальные официально подписанные книги Маккарти представляют из себя дуэт целой книги и вклеенного листа с автографом. Исключение из правил — издания от книготорговца B.E. Trice, который не помелочился и выпустил свои версии двух книг Кормака — "Старикам тут не место" и "Содом и Гоморру", сделав из них почтительный секси-тайм, доселе невиданный для писателя, привыкшего к мягким обложкам и недоступным для продажи твердотелым книгам. Эти две книги, в общем-то, тоже были труднодоступны, но только потому что их издательская цена начиналась с 350 долларов, а тираж не превышал 400 экземпляров, делясь на сравнительно бюджетные 350 экз. в классическом составном переплете и 50 в делюксовом кожаном. Характеристики у обеих версий плюс-минус одинаковые:
— полусафьян бордового/золотистого цвета
— шитый переплет ручной сборки с бинтовым корешком
— мраморная бумага на обложке
— корешок с золотым тиснением
— одинарная позолоченная линия на обложке
— тканевой футляр бордового цвета с именем автора в золотом тиснении.
Ради такого дела Б.Е. Трайс лично приезжал к Кормаку домой для обкашливания ситуации с глазу на глаз, чтобы потом я стыдливо написал целый масштабный пост, давая понять своей жене, что хочу в подарок к своим 35 годам.
Всем известен факт, что Кормак подписал несколько сотен экземпляров "Дороги" для своего сына и в дальнейшем принципиально отказывался подписывать ее для других, даже для своего прижизненного биографа Лоуренса Гонзалеза (который, кстати, открыл журналистский талант Харри Крюза), оставив на его экземпляре свой отпечаток пальца вместо лакомой подписи.
Но даже у такой громкой истории есть частоты, недоступные рядовому уху — какие-то экземпляры "Дороги" он все-таки подписал... но косвенно.
Есть на свете такая практика — подписывать листы и наклейки. Делается это для того, чтобы уставший писатель не перетаскивал 1000 экземпляром по комнате, утомительно переворачивая страницы, а просто подписал кипу листов из той же бумаги, на которой будет печататься книга, чтобы затем их приклеить к титульным листам. На рынке такие экземпляры ценятся чуть ниже, но издательства подтверждают их аутентичность на обложках, предоставляя сомневающимся покупателям выбор — либо ты берешь это, но с нашей гарантией, либо бери что угодно другое на свой страх и риск.
После выхода "Дороги", но до получения Пулитцеровской премии, агент писателя попросил подписать несколько наклеек для дистрибуции в Англии — их расклеили в экземплярах, доступных только в магазинах Waterstones, сейчас цена такого артефакта гуляет в районе 3-5 тысяч долларов.
Почти все остальные официально подписанные книги Маккарти представляют из себя дуэт целой книги и вклеенного листа с автографом. Исключение из правил — издания от книготорговца B.E. Trice, который не помелочился и выпустил свои версии двух книг Кормака — "Старикам тут не место" и "Содом и Гоморру", сделав из них почтительный секси-тайм, доселе невиданный для писателя, привыкшего к мягким обложкам и недоступным для продажи твердотелым книгам. Эти две книги, в общем-то, тоже были труднодоступны, но только потому что их издательская цена начиналась с 350 долларов, а тираж не превышал 400 экземпляров, делясь на сравнительно бюджетные 350 экз. в классическом составном переплете и 50 в делюксовом кожаном. Характеристики у обеих версий плюс-минус одинаковые:
— полусафьян бордового/золотистого цвета
— шитый переплет ручной сборки с бинтовым корешком
— мраморная бумага на обложке
— корешок с золотым тиснением
— одинарная позолоченная линия на обложке
— тканевой футляр бордового цвета с именем автора в золотом тиснении.
Ради такого дела Б.Е. Трайс лично приезжал к Кормаку домой для обкашливания ситуации с глазу на глаз, чтобы потом я стыдливо написал целый масштабный пост, давая понять своей жене, что хочу в подарок к своим 35 годам.
Однажды Дона Делилло спросили, каких американских авторов он считает своими ровнями.
Дон выдал базу: Томас Пинчон, Уильям Гэддис, Кормак Маккарти, Роберт Стоун, Пол Остер.
Из молодых: Джонатан Франзен, Дэвид Фостер Уоллес, Ричард Пауэрс, Джоанна Скотт.
Обычно, привычно, но не ожидал здесь встретить Роберта Стоуна, изданного в России с аннотацией, связывающей его с "Радугой тяготения" на основе того, что "Псы войны" и "Радуга" получили Национальную премию. Интересный метод!
И все же, трио Делилло-Маккарти-Стоун уже заслужило свой научный труд под названием
Снасти скорби: Романы Кормака Маккарти, Дона Делилло и Роберта Стоуна.
Все это, конечно, ради фотографии Дона (который в действительности-то Де Лилло) в юности!
Дон выдал базу: Томас Пинчон, Уильям Гэддис, Кормак Маккарти, Роберт Стоун, Пол Остер.
Из молодых: Джонатан Франзен, Дэвид Фостер Уоллес, Ричард Пауэрс, Джоанна Скотт.
Обычно, привычно, но не ожидал здесь встретить Роберта Стоуна, изданного в России с аннотацией, связывающей его с "Радугой тяготения" на основе того, что "Псы войны" и "Радуга" получили Национальную премию. Интересный метод!
И все же, трио Делилло-Маккарти-Стоун уже заслужило свой научный труд под названием
Снасти скорби: Романы Кормака Маккарти, Дона Делилло и Роберта Стоуна.
Все это, конечно, ради фотографии Дона (который в действительности-то Де Лилло) в юности!
Ходят слухи, что это будущий Судья в экранизации "Кровавого меридиана".
Звать этого добряка Олафур Дарри Олафссон, он из Исландии, а снимался в "Настоящем детективе", "Фантастических тварях 2", "Банши" и еще нескольких картинах/сериалах, отыгрывая мощного жирладина.
Звать этого добряка Олафур Дарри Олафссон, он из Исландии, а снимался в "Настоящем детективе", "Фантастических тварях 2", "Банши" и еще нескольких картинах/сериалах, отыгрывая мощного жирладина.
Пока ношусь по жизни как колибри, не успел замереть на миг, чтобы поймать первую авторизированную биографию Терренса Малика, вышедшую в том ноябре. Пока не читал, но крякнулся от факта, что Малик знал Арендт, виделся с Хайдеггером и даже перевел одну его работу 😮
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Один лысеющий музыкальный классик как-то в своей ритмичной манере обмолвился, дескать все переплетено. Два слова, поданые как аксиома, не подлежащая даже отдаленному обсуждению, но внутренний скептик, тем не менее, вспоминает их всякий раз, как удается запечатлеть это перекрестье в живой природе.
Когда-то я назвал свой канал в честь ненаписанной книги Томаса Пинчона, которая была упомянута в эпизоде шоу Джона Ларрокетта - Pandemonium of the sun, Солнечный пандемониум. Позже я встретил это словосочетание в оригинале "Кровавого меридиана" - в переводе оно было заменено чем-то нейтральным, типа "солнечного пекла", но я посчитал это простым стечением обстоятельств - как то, что Гэддис и Пинчон писали примерно в одно время на похожие темы в разных антуражах. Дух времени, всё такое.
Но все по итогу не оказалось случайным - сценарий эпизода Ларрокетта перед съемками был переписан самим Пинчоном, где тот в итоге приписал себе авторство книги "Солнечный пандемониум", взяв название из "Кровавого меридиана" Кормака Маккарти. Для тех, кто знаком с предисловием Харольда Блума к "Кровавому меридиану" покажется, что это путь кратчайшего сопротивления - тот тоже упоминает именно эту связку слов как пример выдающегося образа и поэзии в прозе. Но предисловие Блума вышло в 2001 году, "Меридиан" - в 1985, эпизод Ларрокетта - в 1993 (разрабатывался, конечно, еще раньше), оттого и удивительно, как два больших ума (и как итог - я тоже) заприметили одни и те же комочки в густой и полноводной прозе Маккарти.
Когда-то я назвал свой канал в честь ненаписанной книги Томаса Пинчона, которая была упомянута в эпизоде шоу Джона Ларрокетта - Pandemonium of the sun, Солнечный пандемониум. Позже я встретил это словосочетание в оригинале "Кровавого меридиана" - в переводе оно было заменено чем-то нейтральным, типа "солнечного пекла", но я посчитал это простым стечением обстоятельств - как то, что Гэддис и Пинчон писали примерно в одно время на похожие темы в разных антуражах. Дух времени, всё такое.
Но все по итогу не оказалось случайным - сценарий эпизода Ларрокетта перед съемками был переписан самим Пинчоном, где тот в итоге приписал себе авторство книги "Солнечный пандемониум", взяв название из "Кровавого меридиана" Кормака Маккарти. Для тех, кто знаком с предисловием Харольда Блума к "Кровавому меридиану" покажется, что это путь кратчайшего сопротивления - тот тоже упоминает именно эту связку слов как пример выдающегося образа и поэзии в прозе. Но предисловие Блума вышло в 2001 году, "Меридиан" - в 1985, эпизод Ларрокетта - в 1993 (разрабатывался, конечно, еще раньше), оттого и удивительно, как два больших ума (и как итог - я тоже) заприметили одни и те же комочки в густой и полноводной прозе Маккарти.
YouTube
The John Larroquette Show Season 1 Episode 10
Тяжело в современной Америке быть писателем, если твоя фамилия Маккарти, но не тот самый, а, скажем, его близкий родственник - такова естественная реакция на литературную карьеру Денниса Маккарти, младшего брата Кормака и распорядителя его литературного наследия (Джону Фрэнсису 98-го года рождения еще далеко до равноправного плавания с акулами издательского дела).
Сейчас этот бойкий мужчина рулит всеми процессами, общается со скупщиками содержимого оставленных Кормаком ячеек хранения, курирует биографов брата и ведет редакцию его последнего написанного романа под названием The Campaign. На таком болотистом поле Деннису помогает плотный юридический бэкграунд, окромя которого он занимался тем, чем мог бы заняться и сам Кормак, не стань он писателем - писал спичи, работал рэйнджером и экологом, в итоге осев в университете Нью Мексико, где издал вестерн - но полностью противоположный работам своего кровного родственника.
"Евангелие от Билли Кида" - ведомый диалогами полифонический короткий роман о парне, который благодаря кривому пересказу истории о себе стал локальной легендой. Как и построенный на реальной истории "Кровавый меридиан" (и это сравнение неизбежно), "Евангелие" стоит на культе ковбоя Билли Кида, публичного лица Дикого Запада и его маскота, хорошо пропитавшего массовую культуру Америки, и для изучения всей подноготной дядя Деннис тоже потратил больше декады лет, переехав в Санта-Фе, туда, где есть некто, всегда готовый подправить твое перо, когда оно устало.
В писательском мире хватает семейств, чьи линии расходятся как пучок петрушки, но чаще о таком узнается еще при их молодости, когда желание проявить себя гасит младенческое заглядывание в рот старших. Здесь же чувствуется почитание даже на уровне короткого описания, что не всегда тупиковый случай: тьма может быть простой плотной тенью и чтобы рассеять ее не нужно сдвигать объект, достаточно отойти в сторону.
Сейчас этот бойкий мужчина рулит всеми процессами, общается со скупщиками содержимого оставленных Кормаком ячеек хранения, курирует биографов брата и ведет редакцию его последнего написанного романа под названием The Campaign. На таком болотистом поле Деннису помогает плотный юридический бэкграунд, окромя которого он занимался тем, чем мог бы заняться и сам Кормак, не стань он писателем - писал спичи, работал рэйнджером и экологом, в итоге осев в университете Нью Мексико, где издал вестерн - но полностью противоположный работам своего кровного родственника.
"Евангелие от Билли Кида" - ведомый диалогами полифонический короткий роман о парне, который благодаря кривому пересказу истории о себе стал локальной легендой. Как и построенный на реальной истории "Кровавый меридиан" (и это сравнение неизбежно), "Евангелие" стоит на культе ковбоя Билли Кида, публичного лица Дикого Запада и его маскота, хорошо пропитавшего массовую культуру Америки, и для изучения всей подноготной дядя Деннис тоже потратил больше декады лет, переехав в Санта-Фе, туда, где есть некто, всегда готовый подправить твое перо, когда оно устало.
В писательском мире хватает семейств, чьи линии расходятся как пучок петрушки, но чаще о таком узнается еще при их молодости, когда желание проявить себя гасит младенческое заглядывание в рот старших. Здесь же чувствуется почитание даже на уровне короткого описания, что не всегда тупиковый случай: тьма может быть простой плотной тенью и чтобы рассеять ее не нужно сдвигать объект, достаточно отойти в сторону.
Я все еще увлечен прозой Брауна, в особенности рассказами - они как фильмы Эдриана Лайна с атмосферой, формирующей представление о целой эпохе. Его рассказы как альбом с газетными/журнальными вырезками из детства, открыв которые чувствуешь прилив то ли хонтологической ностальгии, то ли неловкости, то ли тоски - и сам не разберешь, почему: вроде бы обычные люди проживают ничем не будоражащие дни, но в них будто через решетку канализационного люка лучом на грязную гладь падает свет жизни - и под его яркостью даже разлагающиеся нечистоты видятся поэзией жизни.
Говорят, Крюз прочитав их (а Браун начал карьеру со сборника рассказов), впервые и единожды сорвался найти их автора.
Но мне больше нравится история о том, как работая пожарным, на смену Брауна попался вызов - горит дом Уильяма Фолкнера. И он с командой разрулили пламенное дело. Тогда Браун еще ничего не сочинял и не думал, что спустя десять с лишним лет его будут называть новым Фолкнером - не только за обзоры Оксфорда, но и за стиль, за чувство жизни, пришедшее из реальности, а не из кабинетного шкафчика.
Добила же меня эта документалка о нем, снятая в 2002 году. Спустя 2 года он умер, добившись всего желаемого - построил просторный дом, обеспечил семью, внес себя в список легенд своего города. А что еще нужно мужчине в этом мире?
Говорят, Крюз прочитав их (а Браун начал карьеру со сборника рассказов), впервые и единожды сорвался найти их автора.
Но мне больше нравится история о том, как работая пожарным, на смену Брауна попался вызов - горит дом Уильяма Фолкнера. И он с командой разрулили пламенное дело. Тогда Браун еще ничего не сочинял и не думал, что спустя десять с лишним лет его будут называть новым Фолкнером - не только за обзоры Оксфорда, но и за стиль, за чувство жизни, пришедшее из реальности, а не из кабинетного шкафчика.
Добила же меня эта документалка о нем, снятая в 2002 году. Спустя 2 года он умер, добившись всего желаемого - построил просторный дом, обеспечил семью, внес себя в список легенд своего города. А что еще нужно мужчине в этом мире?
В 1974 году доверенный критик южной литературы, переводчик с греческого и эссеист Гай Давенпорт, готовя свой первый сборник рассказов "Татлин!", попросил другого начинающего писателя, Кормака Маккарти, известного и популярного сугубо в кругах писателей, по-дружески отредактировать его прозу. Маккарти редко соглашался на творческое рукоприкладство, но для Давенпорта, с коим он часто сидел за шашлыками и чьими эссе восхищался, тиражируя другим, сделал исключение.
Нашампурив правками рукопись, Кормак вверг Давенпорта в депрессию, чью тяжесть тот пытался распределить с товарищами по переписке, поскольку редко выходил из дома и не мог прокричаться в лесу. Как бывает, панцыри пробивают не оскорбления или кривая критика, а меткости, с которыми подавлено соглашаешься на подсознательном уровне - они и задевают эго.
В случае Г.Д., это ранение довело его до мысли об абсолютном неумении писать на английском - и это от замечаний человека, прозванного в издательских кругах "кошмаром корректора". Но депрессия в итоге рассеялась после известия о том, что Кормак сбежал в Мексику с четырнадцатилетней "малолетней красоткой", адаптируя Лолиту на западный манер. Давенпорт, ярый моралист, чей морализм с годами крепчал и выпячивался, не смог простить измены его идеалам и с облегчением снял все правки, попутно исключив Кормака из своей жизни.
В итоге "Татлин!" вышел в том же году, Давенпорт получил славу прозаика и причастность к созданному под него течению "нео-модернизм", раскрыл в текстах внутреннего гея, а для издания на русском (похоже, по просьбе Макса Немцова, с которым, как минимум, вел переписку) написал исключительное в своем пустословии предисловие о нежелании/невозможности сказать что-то читателям с их потребительскими ожиданиями направлений и наставлений.
Моралей тут много, конечно, но с позиции диванного кормаковеда над ними возвышается только одна - не связывайтесь с малолетками, если вы писатель, вам около 40 и грустно жить.
Нашампурив правками рукопись, Кормак вверг Давенпорта в депрессию, чью тяжесть тот пытался распределить с товарищами по переписке, поскольку редко выходил из дома и не мог прокричаться в лесу. Как бывает, панцыри пробивают не оскорбления или кривая критика, а меткости, с которыми подавлено соглашаешься на подсознательном уровне - они и задевают эго.
В случае Г.Д., это ранение довело его до мысли об абсолютном неумении писать на английском - и это от замечаний человека, прозванного в издательских кругах "кошмаром корректора". Но депрессия в итоге рассеялась после известия о том, что Кормак сбежал в Мексику с четырнадцатилетней "малолетней красоткой", адаптируя Лолиту на западный манер. Давенпорт, ярый моралист, чей морализм с годами крепчал и выпячивался, не смог простить измены его идеалам и с облегчением снял все правки, попутно исключив Кормака из своей жизни.
В итоге "Татлин!" вышел в том же году, Давенпорт получил славу прозаика и причастность к созданному под него течению "нео-модернизм", раскрыл в текстах внутреннего гея, а для издания на русском (похоже, по просьбе Макса Немцова, с которым, как минимум, вел переписку) написал исключительное в своем пустословии предисловие о нежелании/невозможности сказать что-то читателям с их потребительскими ожиданиями направлений и наставлений.
Моралей тут много, конечно, но с позиции диванного кормаковеда над ними возвышается только одна - не связывайтесь с малолетками, если вы писатель, вам около 40 и грустно жить.
Кстати, забавно, что центральное и самое важное для карьеры интервью Маккарти остается одним из самых пропущенных/неосмысленных - просто за счет того, что на ютубе выложен всего один ролик из целой цепочки, который инертно воспринимается как все интервью.
Речь о разговоре с Опрой.
Посмотрите на досуге, мужчина улыбчив, увлечен, четок в позиции и... как-то неподдельно искренен. Там же он рассказывает о Джойсе с его пунктуацией по-кайфу, об истоках нелюбви к запятым, о жизни, перебивая себя для житейских отступлений, о писательстве, о гранте от Кока-колы и пр.
До конца не раскусил, как смотреть все это правильно, но если просто на автоплее начать с этого ролика, то он и понесет по волнам, а там уже не до того, где какой вагон.
Речь о разговоре с Опрой.
Посмотрите на досуге, мужчина улыбчив, увлечен, четок в позиции и... как-то неподдельно искренен. Там же он рассказывает о Джойсе с его пунктуацией по-кайфу, об истоках нелюбви к запятым, о жизни, перебивая себя для житейских отступлений, о писательстве, о гранте от Кока-колы и пр.
До конца не раскусил, как смотреть все это правильно, но если просто на автоплее начать с этого ролика, то он и понесет по волнам, а там уже не до того, где какой вагон.
Oprah.com
Search
The place for everything in Oprah's world. Get health, beauty, recipes, money, decorating and relationship advice to live your best life on Oprah.com. The Oprah Show, O magazine, Oprah Radio, Angel Network, Harpo Films and Oprah's Book Club.