Дневник партизана Дзяковича и другие воспоминания о войне

1942 г, #Небольсин
После бани я одел все чистое и новое: диагоналевые полугалифе, гимнастерку, к которой старшина сразу же приладил погоны, широкий офицерский ремень и новые скрипучие яловые сапоги, испускавшие приятный кожемятный запах.
Я долго любовался собой, не смея отойти от большого настенного зеркала. Так красиво я в жизни никогда не одевался! А старшина не торопил, с улыбкой наблюдая за мной. В этот же день, на попутной автомашине, я выехал в расположение назначенной мне дивизии, которая вела упорные бои в Восточной Пруссии. Из штаба дивизии меня сразу же отправили в полк. В полку дежурный офицер, проверив мои документы, доложил, а потом и пропустил к командиру полка.
В полуподвале полуразрушенного дома за столом сидели, увешенные боевыми наградами, изрядно навеселе, военные чины и пили водку.
— Товарищ майор, младший лейтенант Небольсин прибыл в ваше распоряжение для прохождения службы.
Майор, командир полка, поднял красное лицо, посмотрел на меня тяжелыми, мутными глазами, затем взял направление и, не читая, передал другому майору, начальнику штаба.
— Куда направим? — спросил командир полка.
— В штрафную роту, командиром. Там не осталось ни одного офицера.
— Давай, гони туда, — пьяно оскалился командир полка.
— Товарищ майор, — обратился я к начальнику штаба, — у меня нет никакого оружия.
— Этого добра у нас навалом, — и, обращаясь к дежурному офицеру, приказал:
— Найдите все, что надо и каску тоже!
События развивались с невероятной быстротой. Утром «СМЕРШ», баня, каптерка, старшина, пятидесятикилометровый бросок на автомашине, затем штаб дивизии, штаб полка и, наконец, ревущая передовая. И все в один день, без передышки. Хорошо, что заботливый старшина чуть ли не силком напихал мне с собой продукты: хлеб, сухари, колбасу, кусок копченого сала и даже фляжку с водкой. Так что голодным я не был — закусывал на ходу, к водке не прикасался.
Меня никто не торопил, торопился я сам, словно боялся упустить последний шанс реабилитировать себя, прежде всего перед самим собой. Нет! Не за то, что попал в плен в смертельном бою, выполняя приказ командования, в этом реабилитировать меня не надо — чувство вины и упрека оставалось в моей душе потому, что хотел я или не хотел того, а в плену работал на немцев. Это чувство сверлило мне мозг, болью обжигало сердце, и не только у меня, у миллионов наших военнопленных, которые до конца плена и жизни сохранили преданность Родине.
Ко всем матерям ото всех сыновей,Про плен эту песню слагаю.Ты, ветер, слова этой песни развей,Под силу тебе помогаю.Я жил у московских стен без забот,Был молод, счастлив и доволен.И весь наш свободный Советский народ
Любовью был к Родине полон.Мы честно сражались и били врага,
В атаку ходили мы смело,
Но видно такая уж наша судьба,
Предатель рабами нас сделал.Пускай мы в колючих объятиях сидим
На голод и смерть осуждены,
Победа придет мы уверены в том,
Ведь мы не для рабства рождены.
Эту песню, на мотив «Раскинулось море широко», пели мы в немецком плену. Написал ее, конечно, не поэт — скорее, полуграмотный солдат. Но песню эту пели со слезами на глазах, пели, веря, в победу советского народа.

www.tgoop.com/partizan1944/582

2.5K viewsJun 24, 2022 at 18:14

1942 г, #Небольсин
После бани я одел все чистое и новое: диагоналевые полугалифе, гимнастерку, к которой старшина сразу же приладил погоны, широкий офицерский ремень и новые скрипучие яловые сапоги, испускавшие приятный кожемятный запах.
Я долго любовался собой, не смея отойти от большого настенного зеркала. Так красиво я в жизни никогда не одевался! А старшина не торопил, с улыбкой наблюдая за мной. В этот же день, на попутной автомашине, я выехал в расположение назначенной мне дивизии, которая вела упорные бои в Восточной Пруссии. Из штаба дивизии меня сразу же отправили в полк. В полку дежурный офицер, проверив мои документы, доложил, а потом и пропустил к командиру полка.
В полуподвале полуразрушенного дома за столом сидели, увешенные боевыми наградами, изрядно навеселе, военные чины и пили водку.
— Товарищ майор, младший лейтенант Небольсин прибыл в ваше распоряжение для прохождения службы.
Майор, командир полка, поднял красное лицо, посмотрел на меня тяжелыми, мутными глазами, затем взял направление и, не читая, передал другому майору, начальнику штаба.
— Куда направим? — спросил командир полка.
— В штрафную роту, командиром. Там не осталось ни одного офицера.
— Давай, гони туда, — пьяно оскалился командир полка.
— Товарищ майор, — обратился я к начальнику штаба, — у меня нет никакого оружия.
— Этого добра у нас навалом, — и, обращаясь к дежурному офицеру, приказал:
— Найдите все, что надо и каску тоже!
События развивались с невероятной быстротой. Утром «СМЕРШ», баня, каптерка, старшина, пятидесятикилометровый бросок на автомашине, затем штаб дивизии, штаб полка и, наконец, ревущая передовая. И все в один день, без передышки. Хорошо, что заботливый старшина чуть ли не силком напихал мне с собой продукты: хлеб, сухари, колбасу, кусок копченого сала и даже фляжку с водкой. Так что голодным я не был — закусывал на ходу, к водке не прикасался.
Меня никто не торопил, торопился я сам, словно боялся упустить последний шанс реабилитировать себя, прежде всего перед самим собой. Нет! Не за то, что попал в плен в смертельном бою, выполняя приказ командования, в этом реабилитировать меня не надо — чувство вины и упрека оставалось в моей душе потому, что хотел я или не хотел того, а в плену работал на немцев. Это чувство сверлило мне мозг, болью обжигало сердце, и не только у меня, у миллионов наших военнопленных, которые до конца плена и жизни сохранили преданность Родине.
Ко всем матерям ото всех сыновей,Про плен эту песню слагаю.Ты, ветер, слова этой песни развей,Под силу тебе помогаю.Я жил у московских стен без забот,Был молод, счастлив и доволен.И весь наш свободный Советский народ
Любовью был к Родине полон.Мы честно сражались и били врага,
В атаку ходили мы смело,
Но видно такая уж наша судьба,
Предатель рабами нас сделал.Пускай мы в колючих объятиях сидим
На голод и смерть осуждены,
Победа придет мы уверены в том,
Ведь мы не для рабства рождены.
Эту песню, на мотив «Раскинулось море широко», пели мы в немецком плену. Написал ее, конечно, не поэт — скорее, полуграмотный солдат. Но песню эту пели со слезами на глазах, пели, веря, в победу советского народа.

BY Дневник партизана Дзяковича и другие воспоминания о войне