tgoop.com/philosofaq/183
Last Update:
Именно из этой слепоты возникает и «отрицание разумности ручного труда и общественной деятельности, наблюдаемое нами сегодня, по-видимому, представляет собой симптом избыточного роста цифровой сферы и дематериализацию человеческой деятельности, которые нагнетают вокруг ИИ ауру таинственности» (с. 17).
Второй версией истории ИИ для Пасквинелли становятся технические истории ИИ, призванные сделать понятными его алгоритмы: «Соответствующие технические обзоры часто выражают ожидания корпораций от „верховного алгоритма“: чтобы он, с чудесной скоростью сжимая данные, решал перцептивные и когнитивные задачи. Именно так неромантично описывается метрика, по которой оценивают „разумность“ систем» (с. 27). В этом русле, по мнению автора, двигаются сегодня и когнитивные науки. И если не на первом шаге, то через шаг, это всегда история про бизнес.
Понятно, что и эта история автора не устраивает ни формально, ни содержательно. Союзников он находит только в критических исследованиях, для которых «ИИ представляет собой продолжение техник анализа данных, которые сначала развивали государственное бюро, затем тайно культивировали спецслужбы и в конечном счёте закрепили интернет-компании в форме глобального бизнеса по надзору и прогнозированию» (с. 30). Но концентрация на техниках контроля приводит к тому, что люди, в условиях «надзорного капитализма», описываются как «пассивные субъекты, подверженные измерению контролю, то есть не как обладающие автономией и собственной разумностью» (с. 30), и возвращение субъекта становится посланием, которое автор заключает в свою книгу.
Определяя свою позицию как новый критический подход, автор исходит из того, что коллективные знания и труд есть главный источник той самой разумности, которую извлекает, кодирует и превращает в товар искусственный интеллект. В книге он стремится «показать центральную роль социального интеллекта, поставляющего данные и расширяющего возможности ИИ» (с. 31), и более того, отстаивает тезис, что «именно социальный интеллект формирует изнутри саму структуру алгоритмов искусственного интеллекта» (с. 31).
Это объясняет, почему книга Пасквинелли у некоторых читателей вызвала недоумение — она не про искусственный интеллект сам по себе, но про тот мир труда и капитала, который его породил. Свои рассуждениях о природе ИИ он начинает с анализа трудовой деятельности. Точнее, с того, что постулирует разумность всякого труда и делает это основой для всех дальнейших рассуждений. И, если, пишет автор, приводя в пример развитие автопилотов, “навык вождения можно перевести в алгоритмическую модель, то лишь потому, что это логическая деятельность, поскольку в конечном счете всякий труд логичен" (с.19). И, следовательно, "...самое ценное в труде никогда не сводилось к ручному компоненту, а включало в себя когнитивные и кооперативные аспекты. Нужно признать что благодаря исследованиям ИИ водители грузовиков примкнули к интеллектуалам" (с.16.).
Он отодвигает в сторону разделение умственного и физического труда, потому что только так можно прийти к тезису о том, что именно труд и есть первый алгоритм. Без этого утверждения под ударом окажется вся конструкция, которая и призвана обеспечить декларируемое возвращение субъекта в историю ИИ. Именно поэтому Пасквинелли настаивает, что “все алгоритмы, включая сложные алгоритмы искусственного интеллекта машинного обучения берут начало в общественной материальной деятельности алгоритмическое мышление и алгоритмические практики. Широко поднимаемые, как решение задач на основе правил, представляют собой часть всех культур и цивилизаций” (с.51).
Если верить автору, мы развили присущее нам свойство до предельно изощренных, сложных форм и стали приписывать этим формам какую-то иную, неведомую нам природу. При таком подходе ИИ не перестает поражать наше воображение, но, что важно, он оказывается еще одним шагом в довольно долгой истории разделения труда. окончание
BY Вышел ёжик из тумана
Share with your friend now:
tgoop.com/philosofaq/183