Историко-философский ежедневник

Продолжаем штудировать последний номер «Истории философии». Том открывает статья Андрея Серёгина об интерпретации ряда центральных понятий раннестоической этики. Кому-то может показаться, что мы очень хорошо представляем себе моральную философию стоиков. Таких людей мы приглашаем прочитать прекрасный очерк Серёгина, из которого в частности видно, что даже в отношении такого ключевого понятия как "моральный проступок" (ἁμάρτημα) наше понимание, скажем так, несколько туманно.

Мы знаем, что стоики рассуждают о κατόρθωμα и ἁμάρτημα, морально правильной и неправильной деятельности соответственно, и что они соотносят их с понятиями καθῆκον и παρὰ τὸ καθῆκον, надлежащей и ненадлежащей в некотором доморальном смысле деятельности. Наконец третьим важным звеном в стоической картине морали является идеальный тип агента – мудрец. Только мудрец может совершать морально правильные поступки; более того, все без исключения поступки мудреца морально правильны. Соответственно, в случае мудреца καθῆκον и κατόρθωμα совпадают: любое надлежащее действие есть одновременно и морально правильное. Далее, любое ненадлежащее действие (παρὰ τὸ καθῆκον) одновременно будет и морально неправильным (ἁμάρτημα); мудрецы таких действий, разумеется, не совершают. Но что насчет надлежащих действий (καθήκοντα), совершаемых немудрецом? Они, в глазах стоиков, не могут быть морально правильными, потому что их совершает немудрец. Но становятся ли они тем самым автоматически моральными проступками (ἁμαρτήματα) или являются просто морально нейтральными действиями (μέσον καθῆκον)? Первое бы значило, что вся сфера человеческой активности делится ровно надвое на морально правильное и неправильно (дихотомическая интерпретация), а второе – что наряду с правильными и неправильными существуют также морально нейтральные поступки, так что практическая сфера имеет по меньшей мере три измерения (трихотомизм). Трихотимизм давал бы интуитивно более гибкую и правдоподобную теорию, а дихотомизм – более простую и бескомпромиссную.

То, что мы знаем о ранних стоиках, говорит скорее о том, что между интуитивным правдоподобием и бескомпромиссным ригоризмом, они склонны почти всегда размашисто выбирать последний. Хотя и в пользу трихотомической интерпретации есть некоторые доводы. Как бы то ни было, Серёгин рассматривает, фрагмент 500 из III тома собрания фон Арнима, в котором даются двусоставные определения κατόρθωμα и ἁμάρτημα, и задается вопросом, с какой из интерпретаций раннестоической этики – дихотомизмом или трихотомизмом – он лучше совместим. Далее следует раскладывание фрагмента на блоки, раскладывание блоков на их возможные интерпретации и ловкий и стремительный комбинаторный анализ всех возможных сочетаний полученных смысловых атомов, от которого у не вполне подготовленного читателя может начаться легкое головокружение (а нам очень понравилось). Итог, закономерно, в том, что скорее дихотомизм, но и у трихотомизма все еще есть некоторые шансы.

www.tgoop.com/philosophy_diary/37

478 viewsedited  Oct 19 at 10:01

Продолжаем штудировать последний номер «Истории философии». Том открывает статья Андрея Серёгина об интерпретации ряда центральных понятий раннестоической этики. Кому-то может показаться, что мы очень хорошо представляем себе моральную философию стоиков. Таких людей мы приглашаем прочитать прекрасный очерк Серёгина, из которого в частности видно, что даже в отношении такого ключевого понятия как "моральный проступок" (ἁμάρτημα) наше понимание, скажем так, несколько туманно.

Мы знаем, что стоики рассуждают о κατόρθωμα и ἁμάρτημα, морально правильной и неправильной деятельности соответственно, и что они соотносят их с понятиями καθῆκον и παρὰ τὸ καθῆκον, надлежащей и ненадлежащей в некотором доморальном смысле деятельности. Наконец третьим важным звеном в стоической картине морали является идеальный тип агента – мудрец. Только мудрец может совершать морально правильные поступки; более того, все без исключения поступки мудреца морально правильны. Соответственно, в случае мудреца καθῆκον и κατόρθωμα совпадают: любое надлежащее действие есть одновременно и морально правильное. Далее, любое ненадлежащее действие (παρὰ τὸ καθῆκον) одновременно будет и морально неправильным (ἁμάρτημα); мудрецы таких действий, разумеется, не совершают. Но что насчет надлежащих действий (καθήκοντα), совершаемых немудрецом? Они, в глазах стоиков, не могут быть морально правильными, потому что их совершает немудрец. Но становятся ли они тем самым автоматически моральными проступками (ἁμαρτήματα) или являются просто морально нейтральными действиями (μέσον καθῆκον)? Первое бы значило, что вся сфера человеческой активности делится ровно надвое на морально правильное и неправильно (дихотомическая интерпретация), а второе – что наряду с правильными и неправильными существуют также морально нейтральные поступки, так что практическая сфера имеет по меньшей мере три измерения (трихотомизм). Трихотимизм давал бы интуитивно более гибкую и правдоподобную теорию, а дихотомизм – более простую и бескомпромиссную.

То, что мы знаем о ранних стоиках, говорит скорее о том, что между интуитивным правдоподобием и бескомпромиссным ригоризмом, они склонны почти всегда размашисто выбирать последний. Хотя и в пользу трихотомической интерпретации есть некоторые доводы. Как бы то ни было, Серёгин рассматривает, фрагмент 500 из III тома собрания фон Арнима, в котором даются двусоставные определения κατόρθωμα и ἁμάρτημα, и задается вопросом, с какой из интерпретаций раннестоической этики – дихотомизмом или трихотомизмом – он лучше совместим. Далее следует раскладывание фрагмента на блоки, раскладывание блоков на их возможные интерпретации и ловкий и стремительный комбинаторный анализ всех возможных сочетаний полученных смысловых атомов, от которого у не вполне подготовленного читателя может начаться легкое головокружение (а нам очень понравилось). Итог, закономерно, в том, что скорее дихотомизм, но и у трихотомизма все еще есть некоторые шансы.

BY Историко-философский ежедневник