Бес Стыда

Сейчас будет много слов, но я наконец провела время с книгой “только для себя”, а не для работы, могу себе позволить написать длинный отзыв “только для подруг и друзей”. Меня уже Нина из Аргентины спрашивала, что значит «Дуа за неверного», когда я выставила фото этой книги Еганы Джаббаровой в Инстраграм. Не скажу, что моя дорогая подруга предположила, но дуа (с ударением на второй слог) – это молитва в исламе.

Видела/слышала пару мнений, что вторая прозаическая книга Еганы лучше первой («Руки женщин моей семьи не знали письма»). Мне так не показалось. Не лучше и не хуже, она сделана иначе.

В первой – есть чёткая структура, авторский замысел как бы выписывает текст из разных частей тела лирической героини, рассказывая истории: её собственную, женщин её семьи и болезни. В «Дуа за неверного» мы сталкиваемся с как бы хаотичным повествованием, со множеством лирических отступлений и возвращений к основной линии, на первый взгляд простым, как если бы это был монолог человека, которому нужно выговорить свою непрожитую любовь к брату и боль утраты. Однако при пристальном взгляде оказывается, что эта книга – не рассказ о брате, его смерти и чувствах пишущей к нему и мыслях о том, какой была его незнакомая ей жизнь. Это рассказ о том, как авторка пишет книгу о брате. И, на мой взгляд, этот метод делает текст Еганы совершенно особенным в потоке автофикшена, основанного на семейных тайнах, а значит, и травмах.

Да, для меня все тайны, обманы, недосказанности в семье – абсолютно травмирующи. И если литературы про скелеты в шкафах так или иначе полно, то литературы, разбирающей, как на нас влияют эти захоронки кого-то из близких, рано или поздно вываливающиеся прямо в нашу жизнь, по-прежнему недостаточно. Особенно в пространстве русскоязычной литературы. Мне и самой книжки «Дуа за неверного» не хватило, она лаконичная. При этом пытается вместить в себя необъятное – я сейчас не о трагически кратком существовании Серёги, история от его появления и до его смерти укладывается в первые 40 страниц. Личность Серёги – это ось повествования, от которой Егана отходит в воспоминания о своих детских ощущениях места, где она жила, в мысли о своей инаковости, в осознавание своей идентичности, которая входит в диссонанс с выбором брата «быть русским», далее текст идёт по дуге рассуждений, рассыпается на множество метафор и возвращается к брату простыми вопросами, которые не были заданы при жизни, типа: а как у тебя?

Насыщенность метафорами и сравнениями такая, что иногда начинало казаться: не многовато ли? Но когда на одной странице – фонари, похожие на сестёр и подруг с опущенными головами, стыдящиеся качества дорог, «они опускали лица, точечно озаряя куски земли своими жёлтыми слезами», а на следующей – «осколки стекла вписались ему в руку (...), тут же наполняясь его яростью и разочарованием: издалека казалось, что они сияют, нежно-голубые, как безоблачное небо, как фантик конфет «Метелица», как стерильные медицинские перчатки» – хочется читать такое ещё и ещё. Я всегда буду говорить, что любой литературе я предпочту прозу талантливых поэток. И Егане за её мастерство не просто приправить всё купленным в «Пятёрочке» хмели-сунели, а создать неповторимый, абсолютно только свой, при этом гармоничный букет словесных специй – поклон до земли, описанию которой уделено в книге отдельное место.

Хочу отметить, что остроты и горечи Егана не жалела, в повести есть эпизод, где «брат весь стал Россией». Тут у меня была попытка возразить, что Серёга, рабоче-бандитский, полунищенский Екатеринбург, алкоголь, грязь, блеворина, смерть – лишь стёклышко из огромного мозаичного панно, каким можно изобразить эту Россию, но я вспомнила, что устала от множества метафор именно об этой стране за последнее время, от их неточности и неполноты, а главное, что я вспомнила, как мне в сущности наплевать на то, какую метафору кто-то для неё избирает и выдумывает, на этом вздохнула и дочитала. А потом выдохнула.

www.tgoop.com/pisaninonansy/418

111 viewsDec 2 at 14:38

Сейчас будет много слов, но я наконец провела время с книгой “только для себя”, а не для работы, могу себе позволить написать длинный отзыв “только для подруг и друзей”. Меня уже Нина из Аргентины спрашивала, что значит «Дуа за неверного», когда я выставила фото этой книги Еганы Джаббаровой в Инстраграм. Не скажу, что моя дорогая подруга предположила, но дуа (с ударением на второй слог) – это молитва в исламе.

Видела/слышала пару мнений, что вторая прозаическая книга Еганы лучше первой («Руки женщин моей семьи не знали письма»). Мне так не показалось. Не лучше и не хуже, она сделана иначе.

В первой – есть чёткая структура, авторский замысел как бы выписывает текст из разных частей тела лирической героини, рассказывая истории: её собственную, женщин её семьи и болезни. В «Дуа за неверного» мы сталкиваемся с как бы хаотичным повествованием, со множеством лирических отступлений и возвращений к основной линии, на первый взгляд простым, как если бы это был монолог человека, которому нужно выговорить свою непрожитую любовь к брату и боль утраты. Однако при пристальном взгляде оказывается, что эта книга – не рассказ о брате, его смерти и чувствах пишущей к нему и мыслях о том, какой была его незнакомая ей жизнь. Это рассказ о том, как авторка пишет книгу о брате. И, на мой взгляд, этот метод делает текст Еганы совершенно особенным в потоке автофикшена, основанного на семейных тайнах, а значит, и травмах.

Да, для меня все тайны, обманы, недосказанности в семье – абсолютно травмирующи. И если литературы про скелеты в шкафах так или иначе полно, то литературы, разбирающей, как на нас влияют эти захоронки кого-то из близких, рано или поздно вываливающиеся прямо в нашу жизнь, по-прежнему недостаточно. Особенно в пространстве русскоязычной литературы. Мне и самой книжки «Дуа за неверного» не хватило, она лаконичная. При этом пытается вместить в себя необъятное – я сейчас не о трагически кратком существовании Серёги, история от его появления и до его смерти укладывается в первые 40 страниц. Личность Серёги – это ось повествования, от которой Егана отходит в воспоминания о своих детских ощущениях места, где она жила, в мысли о своей инаковости, в осознавание своей идентичности, которая входит в диссонанс с выбором брата «быть русским», далее текст идёт по дуге рассуждений, рассыпается на множество метафор и возвращается к брату простыми вопросами, которые не были заданы при жизни, типа: а как у тебя?

Насыщенность метафорами и сравнениями такая, что иногда начинало казаться: не многовато ли? Но когда на одной странице – фонари, похожие на сестёр и подруг с опущенными головами, стыдящиеся качества дорог, «они опускали лица, точечно озаряя куски земли своими жёлтыми слезами», а на следующей – «осколки стекла вписались ему в руку (...), тут же наполняясь его яростью и разочарованием: издалека казалось, что они сияют, нежно-голубые, как безоблачное небо, как фантик конфет «Метелица», как стерильные медицинские перчатки» – хочется читать такое ещё и ещё. Я всегда буду говорить, что любой литературе я предпочту прозу талантливых поэток. И Егане за её мастерство не просто приправить всё купленным в «Пятёрочке» хмели-сунели, а создать неповторимый, абсолютно только свой, при этом гармоничный букет словесных специй – поклон до земли, описанию которой уделено в книге отдельное место.

Хочу отметить, что остроты и горечи Егана не жалела, в повести есть эпизод, где «брат весь стал Россией». Тут у меня была попытка возразить, что Серёга, рабоче-бандитский, полунищенский Екатеринбург, алкоголь, грязь, блеворина, смерть – лишь стёклышко из огромного мозаичного панно, каким можно изобразить эту Россию, но я вспомнила, что устала от множества метафор именно об этой стране за последнее время, от их неточности и неполноты, а главное, что я вспомнила, как мне в сущности наплевать на то, какую метафору кто-то для неё избирает и выдумывает, на этом вздохнула и дочитала. А потом выдохнула.

BY Бес Стыда