— В книге Евгении создается, как это представляется мне, нечто вроде модели спасения, проекта убежища — разумеется, не для всех (но во всяком случае для тех, кому посвящены включенные в «Мансарду» тексты; мне лестно и успокоительно быть в числе этих избранных). Настроение одинокого товарищества, блаженно задыхающаяся торопливость речи, почти подростковая неутомимость, пронизывающие эту книжку, делают ее в какой-то степени памятником гуманитарной юности и витальности — но и волшебной интеллигентской отстраненности, которая сама по себе видится более загадочной и темной, чем любой произведенный внутри нее художественный текст.
— Дмитрий Гаричев

— Для меня «Мансарда с окнами на восток» становится своеобразным рубежом, местом отсечения, после которого должен последовать скачок, выводящий на принципиально новый качественный уровень. Книга фиксирует первые успешные стихотворные опыты, острую боль от общественных — а равно личных — потрясений, эксперименты со звуком, формой, метафорическим рядом, случаи автоматического письма в разных состояниях, в том числе замутненного сознания. Она выходит в печать, когда мне ещё нет двадцати лет; по ожиданиям, первый сборник должен был появиться не раньше, чем к тридцати-тридцати пяти. После неё я, несомненно, продолжу некоторое время пробовать и конструировать свою поэтику в тех или иных техниках и направлениях, но «Мансарда» становится водоразделом, проводящим границу между положением «начинающего» и «молодого» поэта. Собственные требования к текстам будут гораздо строже, а отношение к критике — взрослее и осознаннее.

Сейчас нам особенно нужна ваша поддержка.

Там есть все, что мы любим: даже дома и дороги.

Идея радикального синтеза времени и образа существует для поэта в контексте политической теологии и христианского воображения, обладающего огромной метаморфической силой. Фрагменты христианских сюжетов падают в сердце читателя сквозь технологические интерфейсы и по пути меняются до неузнаваемости. Может ли новый горизонт истории сбыться в своей обнаженной открытости, а сложное отношение между провидением и управлением оказаться снятым в новой картине мира?

[даже если гомункулё] – ты сестра:
камни виснут и тянутся,
наши сосуды сообщены,
наблюдаем техничность плода:

Вот И Мой Кинетический ИИсус

«Одно из стихотворений Юрьева так и называется — "Стихи к уходящему зрению". Уходящему не значит слабеющему. Зрение уходит в другую область, — в другое время, и взгляд, прозревающий ночь, слепнет для прочих (дневных) впечатлений. <...> Все это, уже незримое, — как оно устроено? Как устроен мир и есть ли в его устройстве какая-либо прочность? Какое-то твердое основание? Насколько прочны старые слова, — то есть прежние понятия? Среди слишком очевидного (заметного, видимого) убытка есть ли что-то постоянное и неубывающее? Чтобы узнать это достоверно, нужно увидеть изнанку существования, его испод: как сходятся нити, как плетется основа.
Упорное стремление Юрьева видеть вещи в истинном свете проявляет себя как сила. Мы чувствуем поток силовых линий, он проходит сквозь наш состав. Его можно не понять, но нельзя не почувствовать» (Михаил Айзенберг).