tgoop.com/polifempublishing/131
Last Update:
Воспоминания-слепки Рэй Армантраут. Памяти Лин Хеджинян
(опубликованы в «The Paris Review» 8 марта 2024 года IN MEMORIAM)
Трудно поверить, что Лин мертва, потому что ее разум, ее дух, если угодно, всегда были полны жизни. В последний раз, когда я видела ее, она была уже совсем больна, она рассказывала о том, как комично забастовка голливудских сценаристов повлияла на напутственные речи студентам, а еще о том, что она узнала об искусственном интеллекте от ученого, с которым она познакомилась на факультете Беркли. Иначе говоря, она все еще была вовлечена в мир, несмотря на свое состояние. Она была очень замкнутым человеком, но всё же снова и снова открывалась разным людям и новому опыту. Как она говорит в своей книге «Фаталист»: «Я стремлюсь к приключениям и рассматриваю судьбу/ как случайность, а случайность — как судьбу. Я цитирую эпиграф./ Это соответствует моим примечаниям, которые я хочу сделать как беспорядок,/ делает порядок». Это было похоже на нее — видеть противоположности (порядок/беспорядок) как часть целого – это не означает, что она не могла занять определенную сторону, по отношению, например, к угнетению. Она могла и делала это.
Девочкой она любила читать дневники путешественников-исследователей. Она сама в некотором роде была исследовательницей. Например, в конце восьмидесятых она самостоятельно выучила русский язык и отправилась сначала с другими поэтами, а затем в одиночку в Советский Союз переводить произведения поэтов-аутсайдеров, таких как Аркадий Драгомощенко. (И она должна была провести зиму с учеными в Антарктиде, когда около двадцати с лишним лет назад у нее обнаружили рак молочной железы.) Она не верила ни в границы, ни в концы. Как она говорит в «Моей жизни» – «Но слово – это бездонная яма» (« But a word is a bottomless pit»). Она не думала, что это что-то плохое. Это вызывало в ней любопытство.
Она сочетала в себе великодушие и проницательность, невозмутимость и размах. Я восхищаюсь ею больше, чем кем-либо из моих знакомых. Ее благородство было совершенно бескорыстным; ее любопытство никогда не было навязчивым. Эти черты проявлялись как в ее поэзии, так и в жизни. Когда в 2006 году у меня был рак, она помогла организовать что-то вроде частной кампании по сбору средств среди друзей и прислала мне несколько тысяч долларов. Из-за ее сдержанности я не знаю, кто именно сколько пожертвовал, но я всегда подозревала, что она сама была главной вкладчицей.
Она повлияла на бесчисленное количество других поэтов, но никто другой не смог бы приблизиться к написанию поэмы «Лин Хеджинян». Я была впечатлена, даже, возможно, сама претерпела ее влияние, из-за того, какой была ее поэзия – процитирую одно из названий ее книг — «language of inquiry» («Язык расследования»). Первая ее книга, которую я прочитала в середине семидесятых, называлась «Мысль – невеста того, что думается» («Thought Is the Bride of What Thinking»). Тогда, казалось, существовал консенсус о том, что «мысль» – это область философии. Но, как я уже говорила, Лин не верила в границы. Ее стихотворение «6 октября 1986» в книге «Клетка» представляет сопротивление как своего рода измерение: «сопротивление точно — оно/ раскачивает и управляет импульсом». Это похоже на нее — отлить сопротивление в форму исследования, даже оценки. Это стихотворение завершается с присущим ей юмором: «В том, что я умерла, нет ничего несовершенного». Эти строки по-настоящему поражают меня сейчас. Я хочу закричать: Лин мертва, что далеко от совершенства, но она знала лучше.
(перевод с английского Князевой Алеси)
BY Издательство «Полифем»
Share with your friend now:
tgoop.com/polifempublishing/131