#цитатазазавтраком
«За осенью осень. Тоска и тревога.
Ветра над опавшими листьями.
Вся русская жизнь - ожидание от Бога
Какой-то неясной амнистии».
Игорь Губерман
Доброе утро.
#картиназазавтраком
Николай Фешин (1881-1955). «Осень» (1904).
«За осенью осень. Тоска и тревога.
Ветра над опавшими листьями.
Вся русская жизнь - ожидание от Бога
Какой-то неясной амнистии».
Игорь Губерман
Доброе утро.
#картиназазавтраком
Николай Фешин (1881-1955). «Осень» (1904).
#доходныедома Я никогда не считал Большую Конюшенную улицу местом для приятных прогулок и вдумчивого созерцания. Суетно там и узко. Впрочем, можно воспользоваться серединным «гульваром». Это если идёшь по делам. А если не по делам, то и околачиваться там незачем. Офисы, коммуналки, машины, туристы, увядающий «тяжёлый люкс», магазины «24 часа», вышедшие в тираж пышки, скульптурные кони малых форм и театр Райкина-Гальцева. Сквозь этот утомляющий «микс» стоит продраться разве что ради уютнейшей лютеранской (в просторечии - финской) церкви Св. Марии. И раз уж вы оказались на Б. Конюшенной, наверное стоит дойти (лучше по «гульвару») до 9-го дома, лит. А.
По указанному адресу вы сможете рассмотреть приветливый компактный особняк, не лишённый чувства такта и стиля. Дом, конечно же, с историей. Правда, не бурной. Но не иметь хоть какой-то истории в таком «центральном центре» просто невозможно.
17-ю годами своей славы (с 1863 по 1880) особняк обязан одному квартиранту - Николаю Ивановичу Путилову. Олигарх всея Руси не обременял себя скупкой разных недвижимостей, предпочитая вкладывать личный капитал в производство. А вот «движимости» интересовали Путилова, в частности - картины, ещё точнее - портреты. Князь Дмитрий Дмитриевич Оболенский, посещавший еженедельные обеды у промышленника, вспоминал, что все стены в столовой на съёмной квартире «покрыты были сплошь портретами русских людей и деятелей, чем-либо себя проявивших». Куда делась эта портретная галерея (более 530 полотен) после смерти Николая Ивановича, никто не знает. Скорее всего, она была «утрачена».
В этом же доме разорившийся Путилов скончался в 1880 году от сердечного приступа. Но жизненный путь великого индустриализатора мы изучим завтра (и, вероятно, послезавтра). А сегодня про дом.
У кого Путилов снимал квартиру - толком непонятно. С уверенностью можно лишь сказать, что во времена легендарного «съёмщика» фасад особняка был поскромнее нынешнего - модерна тогда ещё не изобрели.
Пышности архитектурных форм и декора пожелала жена коллежского советника Татьяна Сильванская, купившая дом в 1885. По просьбе дамы архитектор Леонид Фуфаевский перестроил угрюмое здание, придав ему миловидные черты.
А вот фасад, ради которого в наше время стоит прогуляться по Б. Конюшенной, делал тот же Фуфаевский, но чуть позже, в 1902 году, и для нового владельца - капитана гвардии Василия Слепцова. Широкие витрины - прихоть капитана. Почувствовав, что заказчик-гвардеец готов к экспериментам, архитектор Фуфаевский собрал воедино все известные на тот момент новинки модерна: асимметрию витрин и въездной арки, разнообразные криволинейности, облицовку песчаником, растительные мотивы в камне и милое овальное окошко над парадным входом для пущей приятности.
Офисные помещения за шикарными витринами снимало общество Русских электротехнических заводов «Сименс и Гальске», производивших электроизмерительные и медицинские приборы, телефонную и телеграфную аппаратуру, системы сигнализации на разные случаи и даже оборудование для рентгеновских кабинетов.
Кстати, на цоколе здания имеется памятная отметка в честь катастрофического наводнения 23 сентября 1924 года, второго в истории города по «эффектности». Тогда вода поднималась на 369 см выше ординара.
После революции дому Слепцова редким образом повезло - его не стали нарезать на коммуналки, и почти всё, что было красивого внутри, сохранилось.
При СССР в особняке размещались школы, одна за другой. Позже сюда заехал «Леноблпотребсоюз». Ну, а в последние годы здесь галдит модный, с позволения сказать, кластер. Кафе, бары, эко-продукты, стильные очки и прочие винтажные наряды. Однако пишут, что дом выставлен на продажу. И вот пока кластер галдит, а покупатели торгуются, можно беспрепятственно зайти внутрь и посмотреть метлахскую плитку, уцелевшие латунные шпингалеты на окнах, лепнину, кованые лестничные решётки и другие дореволюционные прелести.
Завтра про Путилова, не переключайтесь.
По указанному адресу вы сможете рассмотреть приветливый компактный особняк, не лишённый чувства такта и стиля. Дом, конечно же, с историей. Правда, не бурной. Но не иметь хоть какой-то истории в таком «центральном центре» просто невозможно.
17-ю годами своей славы (с 1863 по 1880) особняк обязан одному квартиранту - Николаю Ивановичу Путилову. Олигарх всея Руси не обременял себя скупкой разных недвижимостей, предпочитая вкладывать личный капитал в производство. А вот «движимости» интересовали Путилова, в частности - картины, ещё точнее - портреты. Князь Дмитрий Дмитриевич Оболенский, посещавший еженедельные обеды у промышленника, вспоминал, что все стены в столовой на съёмной квартире «покрыты были сплошь портретами русских людей и деятелей, чем-либо себя проявивших». Куда делась эта портретная галерея (более 530 полотен) после смерти Николая Ивановича, никто не знает. Скорее всего, она была «утрачена».
В этом же доме разорившийся Путилов скончался в 1880 году от сердечного приступа. Но жизненный путь великого индустриализатора мы изучим завтра (и, вероятно, послезавтра). А сегодня про дом.
У кого Путилов снимал квартиру - толком непонятно. С уверенностью можно лишь сказать, что во времена легендарного «съёмщика» фасад особняка был поскромнее нынешнего - модерна тогда ещё не изобрели.
Пышности архитектурных форм и декора пожелала жена коллежского советника Татьяна Сильванская, купившая дом в 1885. По просьбе дамы архитектор Леонид Фуфаевский перестроил угрюмое здание, придав ему миловидные черты.
А вот фасад, ради которого в наше время стоит прогуляться по Б. Конюшенной, делал тот же Фуфаевский, но чуть позже, в 1902 году, и для нового владельца - капитана гвардии Василия Слепцова. Широкие витрины - прихоть капитана. Почувствовав, что заказчик-гвардеец готов к экспериментам, архитектор Фуфаевский собрал воедино все известные на тот момент новинки модерна: асимметрию витрин и въездной арки, разнообразные криволинейности, облицовку песчаником, растительные мотивы в камне и милое овальное окошко над парадным входом для пущей приятности.
Офисные помещения за шикарными витринами снимало общество Русских электротехнических заводов «Сименс и Гальске», производивших электроизмерительные и медицинские приборы, телефонную и телеграфную аппаратуру, системы сигнализации на разные случаи и даже оборудование для рентгеновских кабинетов.
Кстати, на цоколе здания имеется памятная отметка в честь катастрофического наводнения 23 сентября 1924 года, второго в истории города по «эффектности». Тогда вода поднималась на 369 см выше ординара.
После революции дому Слепцова редким образом повезло - его не стали нарезать на коммуналки, и почти всё, что было красивого внутри, сохранилось.
При СССР в особняке размещались школы, одна за другой. Позже сюда заехал «Леноблпотребсоюз». Ну, а в последние годы здесь галдит модный, с позволения сказать, кластер. Кафе, бары, эко-продукты, стильные очки и прочие винтажные наряды. Однако пишут, что дом выставлен на продажу. И вот пока кластер галдит, а покупатели торгуются, можно беспрепятственно зайти внутрь и посмотреть метлахскую плитку, уцелевшие латунные шпингалеты на окнах, лепнину, кованые лестничные решётки и другие дореволюционные прелести.
Завтра про Путилова, не переключайтесь.
#цитатазазавтраком
«Сейчас многие умирают от запущенного здравого смысла и с большим опозданием узнают, что наши ошибки - это единственное, в чём нам не приходится раскаиваться перед смертью».
Оскар Уайльд
Доброе утро.
#картиназазавтраком
Фотография Дмитрия Маркова из галереи «Anna Nova» (временная выставка, август-октябрь 2024-го).
«Сейчас многие умирают от запущенного здравого смысла и с большим опозданием узнают, что наши ошибки - это единственное, в чём нам не приходится раскаиваться перед смертью».
Оскар Уайльд
Доброе утро.
#картиназазавтраком
Фотография Дмитрия Маркова из галереи «Anna Nova» (временная выставка, август-октябрь 2024-го).
#ЖЗЛ Квартирант из 9-го дома по Большой Конюшенной Николай Иванович Путилов (1820-1880) был уникальным человеком. Сейчас таких, по-моему, уже не делают.
Новгородские дворяне Путиловы блистали разве что родословной. Кроме «древности фамилии» похвастаться им было нечем. Заложенное-перезаложенное именьице, что-то около сотни недовольных и хамоватых крестьян плюс остатки родственных связей в столице, которых, тем не менее, хватило для протекции подростку Коле. 14-летнего дворянина отправили в Петербург, в морскую роту элитного Александровского кадетского корпуса.
Денег, присылаемых родителями, едва хватало на пропитание. О развлечениях по столичным ценам речи даже не шло, и Николай, вынужденно «развлекавшийся» в казарме с учебниками, приобрёл у однокурсников репутацию пропащего «ботаника».
Через 7 лет мичман Путилов решил еще немного поучиться и сдать экзамены на чин лейтенанта. Военно-морская карьера потихоньку набирала обороты.
В 1840-м молодой мичман проснулся «знаменитым». Журнал «Маяк», выражаясь современным языком, хайпанул и представил на суд учёной публики путиловскую работу, в которой начинающий моряк (и есть никто, и звать никак) посмел заявить об ошибке, допущенной французом Коши в труде по интегральным исчислениям. На расчёты Коши опиралась вся европейская артиллерия. Путилов же доказывал, что до сего времени из пушек стреляли криво и неэффективно.
Ранимые научные круги тут же ощетинились и развязали полемику с переходом на личности. Точнее - личность. Нахала мичмана травили самозабвенно и громко, пока влиятельный академик Остроградский не пригласил Путилова к себе в ассистенты. Военно-морская карьера неожиданно свернула в научную сторону. Публичная травля сменилась шквалом заманчивых предложений. Все хотели дружить с протеже самого Остроградского. Но Путилов неожиданно для всех уехал в Крым изучать строительное дело на военных поселениях. Вернувшись через 6 лет в столицу, моряк-математик-строитель получил должность чиновника по особым поручениям в кораблестроительном департаменте.
Особые поручения не заставили себя ждать. Россия терпела позорное поражение в Крымской войне. Дошло до того, что объединённые силы Британии и Франции блокировали Кронштадт. Молодого чиновника Путилова заранее выбрали в «крайние» (его было не жалко) и назначили уполномоченным по экстренному сооружению новой канонерской флотилии и корветов.
«Закажи Балде службу,
Чтоб стало ему невмочь;
А требуй, чтоб он
Исполнил её точь-в-точь» (с).
На сооружение флотилии уполномоченному отвели чуть больше полугода - с ноября 1854-го по май 1855-го.
И без того «многосложный» проект отягощался тем, что паровые машины тогда в России не делали. Их покупали в Англии, чей флот, напомню, в тот период стоял, облизываясь, вокруг Кронштадта. Поэтому первым делом умница-моряк-математик Путилов сумел наладить в мастерских Петербурга производство этих самых машин.
Кстати. Экстренное строительство флотилии спонсировал сын Николая I Константин из личного кармана. Царь уже пребывал в апатии из-за надвигающегося позора и махнул на всё рукой. Константин Николаевич кое-как наскрёб на корветы 200 тысяч и передал их уполномоченному Путилову.
Далее. Канонерки сами себя не строили, нужны были рабочие руки. Николай Иванович отправился к ржевским текстильщикам, оказавшимся на грани выживания (фабрики простаивали ввиду отсутствия привозного хлопка). Слегка перепрофилировав ткачей, Путилов отправил их в доки строить боевые корабли. На каждую сотню перепрофилированных выделялся один профессиональный кораблестроитель. Работали непрерывно, сменами. Через три месяца 32 паровые канонерки уже подплывали к британцам у Толбухина маяка.
К маю 1855-го ткачи построили 67 канонерок и 14 корветов. При этом Путилов умудрился сэкономить князю-спонсору 20 тысяч рублей, каковые и были возвращены Константину Николаевичу с поклоном.
В общем, Кронштадт отбили, войну проиграли, а Николай Иванович Путилов прослыл человеком, способным ходить «туда - не знаю куда» и приносить «то - не знаю что». Отныне особые поручения ему придумывали члены императорской семьи.
(продолжение завтра)
Новгородские дворяне Путиловы блистали разве что родословной. Кроме «древности фамилии» похвастаться им было нечем. Заложенное-перезаложенное именьице, что-то около сотни недовольных и хамоватых крестьян плюс остатки родственных связей в столице, которых, тем не менее, хватило для протекции подростку Коле. 14-летнего дворянина отправили в Петербург, в морскую роту элитного Александровского кадетского корпуса.
Денег, присылаемых родителями, едва хватало на пропитание. О развлечениях по столичным ценам речи даже не шло, и Николай, вынужденно «развлекавшийся» в казарме с учебниками, приобрёл у однокурсников репутацию пропащего «ботаника».
Через 7 лет мичман Путилов решил еще немного поучиться и сдать экзамены на чин лейтенанта. Военно-морская карьера потихоньку набирала обороты.
В 1840-м молодой мичман проснулся «знаменитым». Журнал «Маяк», выражаясь современным языком, хайпанул и представил на суд учёной публики путиловскую работу, в которой начинающий моряк (и есть никто, и звать никак) посмел заявить об ошибке, допущенной французом Коши в труде по интегральным исчислениям. На расчёты Коши опиралась вся европейская артиллерия. Путилов же доказывал, что до сего времени из пушек стреляли криво и неэффективно.
Ранимые научные круги тут же ощетинились и развязали полемику с переходом на личности. Точнее - личность. Нахала мичмана травили самозабвенно и громко, пока влиятельный академик Остроградский не пригласил Путилова к себе в ассистенты. Военно-морская карьера неожиданно свернула в научную сторону. Публичная травля сменилась шквалом заманчивых предложений. Все хотели дружить с протеже самого Остроградского. Но Путилов неожиданно для всех уехал в Крым изучать строительное дело на военных поселениях. Вернувшись через 6 лет в столицу, моряк-математик-строитель получил должность чиновника по особым поручениям в кораблестроительном департаменте.
Особые поручения не заставили себя ждать. Россия терпела позорное поражение в Крымской войне. Дошло до того, что объединённые силы Британии и Франции блокировали Кронштадт. Молодого чиновника Путилова заранее выбрали в «крайние» (его было не жалко) и назначили уполномоченным по экстренному сооружению новой канонерской флотилии и корветов.
«Закажи Балде службу,
Чтоб стало ему невмочь;
А требуй, чтоб он
Исполнил её точь-в-точь» (с).
На сооружение флотилии уполномоченному отвели чуть больше полугода - с ноября 1854-го по май 1855-го.
И без того «многосложный» проект отягощался тем, что паровые машины тогда в России не делали. Их покупали в Англии, чей флот, напомню, в тот период стоял, облизываясь, вокруг Кронштадта. Поэтому первым делом умница-моряк-математик Путилов сумел наладить в мастерских Петербурга производство этих самых машин.
Кстати. Экстренное строительство флотилии спонсировал сын Николая I Константин из личного кармана. Царь уже пребывал в апатии из-за надвигающегося позора и махнул на всё рукой. Константин Николаевич кое-как наскрёб на корветы 200 тысяч и передал их уполномоченному Путилову.
Далее. Канонерки сами себя не строили, нужны были рабочие руки. Николай Иванович отправился к ржевским текстильщикам, оказавшимся на грани выживания (фабрики простаивали ввиду отсутствия привозного хлопка). Слегка перепрофилировав ткачей, Путилов отправил их в доки строить боевые корабли. На каждую сотню перепрофилированных выделялся один профессиональный кораблестроитель. Работали непрерывно, сменами. Через три месяца 32 паровые канонерки уже подплывали к британцам у Толбухина маяка.
К маю 1855-го ткачи построили 67 канонерок и 14 корветов. При этом Путилов умудрился сэкономить князю-спонсору 20 тысяч рублей, каковые и были возвращены Константину Николаевичу с поклоном.
В общем, Кронштадт отбили, войну проиграли, а Николай Иванович Путилов прослыл человеком, способным ходить «туда - не знаю куда» и приносить «то - не знаю что». Отныне особые поручения ему придумывали члены императорской семьи.
(продолжение завтра)
#цитатазазавтраком
«Утром я составляю планы, а днём делаю глупости».
Вольтер
Доброе утро. Уже почти выходные!
#картиназазавтраком
Дмитрий Шагин «Митьковский Питер» (2003).
«Утром я составляю планы, а днём делаю глупости».
Вольтер
Доброе утро. Уже почти выходные!
#картиназазавтраком
Дмитрий Шагин «Митьковский Питер» (2003).
#ЖЗЛ (продолжение) Оказавшись в фаворе, 40-летний Путилов инициировал строительство трёх сталелитейных заводов в Финляндии. Ежедневно предприятия выплавляли около 200 тыс. пудов железа и стали. Николай Иванович не ждал, а готовился. «Особое поручение» могло прилететь чёрным лебедем в любой момент. Путилов уже управлял процессом, который позже назовут «второй волной российской индустриализации» (первая случилась при Петре, третья - при Сталине).
Собственно, умница-моряк-математик понимал, из-за какого угла выскочит следующая «экстренность». Страна прихорашивалась в ожидании железнодорожного бума. Немецкие сталелитейные бароны уже доставали шампанское, предвкушая скорое открытие огромного рынка сбыта для своих рельсов.
А пока все пребывали в ажитации и строили блестящие планы, «ботаник» Путилов, привыкший в молодости развлекаться с учебниками, приобрёл в 1866 году крохотный литейный заводик «Аркадия» в пригороде Петербурга. Общественное мнение тут же записало Николая Ивановича в мздоимцы. Потому что - ну а как? Если известный чиновник покупал дачу, значит, брал взятки; если поместье - крупные взятки, а тут целый завод. Путилов же, не обращая внимания на глупых и завистливых, использовал убыточную «Аркадию» для экспериментов по изготовлению нового типа рельсов. Тремя годами ранее Николай Иванович уже заключил что-то вроде договора о сотрудничестве с подполковником Обуховым (на фото слева), наладившим в уральском Златоусте производство первоклассной стали.
И вот «особое поручение», как говорят в народе, подкралось незаметно, хотя видно было издалека. В декабре 1867 года ударили жуткие морозы. На Николаевской железной дороге тут же полопались австрийские рельсы, на год раньше закончив свои гарантийные обязательства. Для полного комплекта на реках встал непролазный лёд, навигация схлопнулась, вся торговля погрузилась в оцепенелый анабиоз. «Горели» миллионные контракты, западным партнёрам выплачивались гигантские неустойки, в бизнес-кругах назревал бунт похлеще пугачёвского. Российских торговых представителей в Австрии и Германии начальство забрасывало истеричными депешами: немедленно закупить рельсы за любую цену и доставить их любым путём. С «закупить», конечно, проблем не предвиделось, а вот доставлять закупленное пришлось бы, видимо, на санках.
В начале января 1868 года в министерстве путей сообщения появился господин Путилов с тяжёлым свёртком. На стол министру лёг образец рельса, изготовленного на «Аркадии». Промышленник гарантировал прочность новой продукции и объяснил, что собирается катать рельсы не железные, которые легко деформируются, и не хрупкие стальные, а по своему способу - железные со стальной верхней частью. Такой вариант обходился в четыре раза дешевле немецкого «крупповского». Репутация Путилова не подлежала сомнению, а ситуация не располагала к долгим тендерам. Да и будь у министра выбор, лучше того, что предлагал умница-моряк-математик, придумать было невозможно.
Одолжившись у правительства, Николай Иванович приобрёл заброшенный Огарёвский завод (совр. Кировский). Заброшенный настолько, что в течение 8 лет использовался владельцем как склад. Но уже 20 января ожившее предприятие отгрузило стране первые 100 пудов «путиловских» рельсов, сырьём для которых служил потрескавшийся от холода «импорт».
(продолжение ниже)
Собственно, умница-моряк-математик понимал, из-за какого угла выскочит следующая «экстренность». Страна прихорашивалась в ожидании железнодорожного бума. Немецкие сталелитейные бароны уже доставали шампанское, предвкушая скорое открытие огромного рынка сбыта для своих рельсов.
А пока все пребывали в ажитации и строили блестящие планы, «ботаник» Путилов, привыкший в молодости развлекаться с учебниками, приобрёл в 1866 году крохотный литейный заводик «Аркадия» в пригороде Петербурга. Общественное мнение тут же записало Николая Ивановича в мздоимцы. Потому что - ну а как? Если известный чиновник покупал дачу, значит, брал взятки; если поместье - крупные взятки, а тут целый завод. Путилов же, не обращая внимания на глупых и завистливых, использовал убыточную «Аркадию» для экспериментов по изготовлению нового типа рельсов. Тремя годами ранее Николай Иванович уже заключил что-то вроде договора о сотрудничестве с подполковником Обуховым (на фото слева), наладившим в уральском Златоусте производство первоклассной стали.
И вот «особое поручение», как говорят в народе, подкралось незаметно, хотя видно было издалека. В декабре 1867 года ударили жуткие морозы. На Николаевской железной дороге тут же полопались австрийские рельсы, на год раньше закончив свои гарантийные обязательства. Для полного комплекта на реках встал непролазный лёд, навигация схлопнулась, вся торговля погрузилась в оцепенелый анабиоз. «Горели» миллионные контракты, западным партнёрам выплачивались гигантские неустойки, в бизнес-кругах назревал бунт похлеще пугачёвского. Российских торговых представителей в Австрии и Германии начальство забрасывало истеричными депешами: немедленно закупить рельсы за любую цену и доставить их любым путём. С «закупить», конечно, проблем не предвиделось, а вот доставлять закупленное пришлось бы, видимо, на санках.
В начале января 1868 года в министерстве путей сообщения появился господин Путилов с тяжёлым свёртком. На стол министру лёг образец рельса, изготовленного на «Аркадии». Промышленник гарантировал прочность новой продукции и объяснил, что собирается катать рельсы не железные, которые легко деформируются, и не хрупкие стальные, а по своему способу - железные со стальной верхней частью. Такой вариант обходился в четыре раза дешевле немецкого «крупповского». Репутация Путилова не подлежала сомнению, а ситуация не располагала к долгим тендерам. Да и будь у министра выбор, лучше того, что предлагал умница-моряк-математик, придумать было невозможно.
Одолжившись у правительства, Николай Иванович приобрёл заброшенный Огарёвский завод (совр. Кировский). Заброшенный настолько, что в течение 8 лет использовался владельцем как склад. Но уже 20 января ожившее предприятие отгрузило стране первые 100 пудов «путиловских» рельсов, сырьём для которых служил потрескавшийся от холода «импорт».
(продолжение ниже)
#ЖЗЛ (продолжение) Делалось это промышленное «чудо» следующим образом. На старый фундамент установили станки. Рабочие в тулупах на морозе тут же приступили к производству. Согрелись они довольно быстро, так как платили им по выработке. В это же время строители крепили над станками огромные дуги из свеже приготовленных рельсов. Металлический каркас обшивался деревянными щитами, одновременно складывалась печка, и через несколько дней рабочие, уже без тулупов, трудились в настоящем цеху (фото).
В январе 1868 года Путилов заключил с правительством контракт на изготовление 2,8 млн. пудов рельсов по цене рупь-восемьдесят за пуд. Так отставной морской чиновник получил от государства 5 миллионов рублей, превратившись в крупного промышленного магната. Путиловский завод рос на глазах. Следующий заказ от правительства оценивался уже в 14,4 млн. рублей. Николай Иванович осваивал новый ассортимент: пушки, мосты, детали паровозов, вагонов, военных крейсеров и пассажирских кораблей. Ворочая миллионами, Путилов оставался равнодушен к личному благосостоянию. До конца жизни он так и не обзавёлся ни личным особняком, ни загородным имением, проживая с супругой Екатериной Ивановной на съёмных квартирах. Всю прибыль он инвестировал в реализацию новых проектов.
По воспоминаниям рабочих, олигарх носился по своему заводу в засаленном сюртуке, залезал во все дыры, здоровался с мастерами и орал на лентяев. В праздники Путилов мог выпить водки с рабочими из одного «ведра». Полагавшийся труженикам «соцпакет» - жильё, больницы, школы - и невиданные ранее оклады (у хороших мастеров выходило больше 100 рублей в месяц) оказались лучшими производственными стимулами. Наниматься к Путилову приезжали целыми деревнями. Ради таких благ крестьяне были готовы отказаться от «злоупотреблений», ибо пьяниц демократичный олигарх на дух не выносил. В 1869-м, через год после открытия, на Путиловском заводе работали 2000 человек.
(окончание завтра)
В январе 1868 года Путилов заключил с правительством контракт на изготовление 2,8 млн. пудов рельсов по цене рупь-восемьдесят за пуд. Так отставной морской чиновник получил от государства 5 миллионов рублей, превратившись в крупного промышленного магната. Путиловский завод рос на глазах. Следующий заказ от правительства оценивался уже в 14,4 млн. рублей. Николай Иванович осваивал новый ассортимент: пушки, мосты, детали паровозов, вагонов, военных крейсеров и пассажирских кораблей. Ворочая миллионами, Путилов оставался равнодушен к личному благосостоянию. До конца жизни он так и не обзавёлся ни личным особняком, ни загородным имением, проживая с супругой Екатериной Ивановной на съёмных квартирах. Всю прибыль он инвестировал в реализацию новых проектов.
По воспоминаниям рабочих, олигарх носился по своему заводу в засаленном сюртуке, залезал во все дыры, здоровался с мастерами и орал на лентяев. В праздники Путилов мог выпить водки с рабочими из одного «ведра». Полагавшийся труженикам «соцпакет» - жильё, больницы, школы - и невиданные ранее оклады (у хороших мастеров выходило больше 100 рублей в месяц) оказались лучшими производственными стимулами. Наниматься к Путилову приезжали целыми деревнями. Ради таких благ крестьяне были готовы отказаться от «злоупотреблений», ибо пьяниц демократичный олигарх на дух не выносил. В 1869-м, через год после открытия, на Путиловском заводе работали 2000 человек.
(окончание завтра)
#цитатазазавтраком
«Надо бы собраться как-нибудь вечерком и кутнуть так, чтобы чертям тошно стало, а то на душе как-то кисло и дрянно».
Антон Чехов (письма).
Доброе утро!
#картиназазавтраком
Юрий Медведев (1956, Уфа, - 2024, Петербург). «Пивной ларёк» (2010).
«Надо бы собраться как-нибудь вечерком и кутнуть так, чтобы чертям тошно стало, а то на душе как-то кисло и дрянно».
Антон Чехов (письма).
Доброе утро!
#картиназазавтраком
Юрий Медведев (1956, Уфа, - 2024, Петербург). «Пивной ларёк» (2010).
#ЖЗЛ (продолжение) Если человек не движется вперёд - он не стоит на месте, а откатывается назад. Кажется, так (или почти так) написано у Стругацких.
Следующим шагом вперёд Путилов определил себе строительство порта. Он не был честолюбцем или тщеславным «нарциссом». Просто умница-моряк-математик просчитывал «чёрных лебедей» заранее. Очередной пернатый летел со стороны моря.
Порт, конечно, в Петербурге имелся, но такой себе. Мягко говоря, своеобразный. То, что в середине 19 века называлось «портом», располагалось на Малой Неве в восточной части Васильевского острова. Из-за извилистого мелководного фарватера суда предпочитали не связываться с Малой Невой, а разгружались и загружались в Кронштадте. И получалась вот какая, понимаешь, загогулина: перевозка товаров от Кронштадтского порта до любой точки мира обходилась коммерсанту дешевле, чем транспортировка этих же товаров до Петербурга (длившаяся от 7 до 12 дней) на крохотных судёнышках по этому самому фарватеру. Поэтому главным в путиловском проекте мыслилось сооружение открытого морского канала между островом и городом. Маяки, причалы и склады прилагались. А если выражаться резюмированно - Николай Иванович собирался соединить в столице три пути - морской, речной и железнодорожный.
Проект стоил немыслимых денег, но, как говорится, «и можно бы дешевле, да не то». Правительство тогда было не совсем чтоб дурное и о «чёрных лебедях» кое-что знало. Поэтому оно (правительство) радостно поддержало путиловскую инициативу и, назначив Николая Ивановича подрядчиком, пообещало ему 20 миллионов казённых рублей.
С точки зрения прогресса, развития и всякого такого необходимость морского канала даже не обсуждалась, а вот что Путилов недооценил, так это всесильность традиционного «радения родному человечку». «Человечки», перетаскивавшие товары из Кронштадта в город и обратно, ожесточённо воспротивились портовым инициативам. «Лодочное» лобби оказало на правительство мощное давление, в результате чего оно (правительство) передумало рыть канал и, пробурчав что-то невнятное, откупилось от инициатора 2 миллионами вместо 20 обещанных. Чтоб отстал. Верный своим принципам Путилов продолжил работы за свой счёт.
Но «лодочники» не остановились на достигнутом. Они пошли в PR- атаку на морской проект. Путилова травили в прессе, его оскорбляли, высмеивали и улюлюкали ему вслед (см. карикатуру). Даже поэт Некрасов, картёжник и певец крестьянской доли, разразился гневными стишатами: «Наживаться воровством / Сродни подлому холопу…» Неудивительно, что банкиры, начитавшись подобного, отказывали Путилову в кредитах, ссылаясь на финансовый кризис.
(окончание ниже)
Следующим шагом вперёд Путилов определил себе строительство порта. Он не был честолюбцем или тщеславным «нарциссом». Просто умница-моряк-математик просчитывал «чёрных лебедей» заранее. Очередной пернатый летел со стороны моря.
Порт, конечно, в Петербурге имелся, но такой себе. Мягко говоря, своеобразный. То, что в середине 19 века называлось «портом», располагалось на Малой Неве в восточной части Васильевского острова. Из-за извилистого мелководного фарватера суда предпочитали не связываться с Малой Невой, а разгружались и загружались в Кронштадте. И получалась вот какая, понимаешь, загогулина: перевозка товаров от Кронштадтского порта до любой точки мира обходилась коммерсанту дешевле, чем транспортировка этих же товаров до Петербурга (длившаяся от 7 до 12 дней) на крохотных судёнышках по этому самому фарватеру. Поэтому главным в путиловском проекте мыслилось сооружение открытого морского канала между островом и городом. Маяки, причалы и склады прилагались. А если выражаться резюмированно - Николай Иванович собирался соединить в столице три пути - морской, речной и железнодорожный.
Проект стоил немыслимых денег, но, как говорится, «и можно бы дешевле, да не то». Правительство тогда было не совсем чтоб дурное и о «чёрных лебедях» кое-что знало. Поэтому оно (правительство) радостно поддержало путиловскую инициативу и, назначив Николая Ивановича подрядчиком, пообещало ему 20 миллионов казённых рублей.
С точки зрения прогресса, развития и всякого такого необходимость морского канала даже не обсуждалась, а вот что Путилов недооценил, так это всесильность традиционного «радения родному человечку». «Человечки», перетаскивавшие товары из Кронштадта в город и обратно, ожесточённо воспротивились портовым инициативам. «Лодочное» лобби оказало на правительство мощное давление, в результате чего оно (правительство) передумало рыть канал и, пробурчав что-то невнятное, откупилось от инициатора 2 миллионами вместо 20 обещанных. Чтоб отстал. Верный своим принципам Путилов продолжил работы за свой счёт.
Но «лодочники» не остановились на достигнутом. Они пошли в PR- атаку на морской проект. Путилова травили в прессе, его оскорбляли, высмеивали и улюлюкали ему вслед (см. карикатуру). Даже поэт Некрасов, картёжник и певец крестьянской доли, разразился гневными стишатами: «Наживаться воровством / Сродни подлому холопу…» Неудивительно, что банкиры, начитавшись подобного, отказывали Путилову в кредитах, ссылаясь на финансовый кризис.
(окончание ниже)
#ЖЗЛ (окончание) Умница-моряк-математик не сдавался и вёл стройку на собственные средства. Когда его свободные активы закончились, он вложил в порт предоплату, полученную от заказчика скоростных паровозов. А паровозы покрыл из денег, присланных на вагоны. Финансирование морской инициативы превратилось в «пирамиду».
Последней соломинкой, сломавшей спину верблюда, стал европейский промышленный кризис, который дополз и до России. Строительство железных дорог пришлось свернуть, из-за чего заказы на основной путиловский продукт - рельсы - сократились с миллионов пудов до тысяч, а то и сотен. К единодушному ликованию «лодочников».
Завод тянул на голом энтузиазме. Одну пятую зарплаты рабочие получали деньгами, какую-то часть - карточками для заводской лавки, остальное записывалось в долг.
Путилов боролся до последнего. Он закладывал акции своего предприятия банкам, продавал за копейки паи в будущих доходах от порта. А газеты хохотали до упаду и со вкусом потешались над разорившимся «выскочкой». Умора - Путилов потерял свой завод!
18 апреля 1880 года Николай Иванович Путилов умер от инфаркта. На его похороны собрались тысячи рабочих. Простой народ слегка мифологизировал утрату и провозгласил Путилова кормильцем, поильцем и защитником пролетариата. Ну, вот так они относились к покойному работодателю. Полиции пришлось выставить дополнительные кордоны: власти не без оснований опасались, что панихида по Путилову может превратиться в политическую демонстрацию. Гроб с телом кормильца и защитника благодарные трудяги несли на руках почти 20 км - от дома 9 по Б. Конюшенной до острова Гладкого в акватории будущего порта. На свои деньги рабочие наняли два хора певчих - Исаакиевского и Казанского соборов.
Шакалы-«лодочники» затихли, и общество вдруг открыло в себе настолько глубокое уважение к Николаю Ивановичу, что на старых картах города (до 1906 года) могила Путилова обозначалась специальным знаком. Морской офицер завещал похоронить себя в недостроенном порту. Белая намогильная часовня на острове была хорошо видна с берега. В 1884 году к Николаю Ивановичу присоединилась его жена Екатерина Ивановна. А ещё через год - в 1885-м - открыли Морской канал.
Через 20 с небольшим лет рядом с Путиловским заводом (совр. пр. Стачек, 48) возвели церковь Св. Николая Чудотворца, в подвал которой в 1907 году перенесли прах Путиловых. В 1951-м при очередной переделке храма под склад или что-то в этом же роде советские работяги наткнулись на две старинные могилы. Литая чугунная плита доходчиво объясняла происхождение усопших. По распоряжению начальства плиту отправили на переплавку, а останки Путилова и его жены сожгли в котельной некогда основанного им завода.
Последней соломинкой, сломавшей спину верблюда, стал европейский промышленный кризис, который дополз и до России. Строительство железных дорог пришлось свернуть, из-за чего заказы на основной путиловский продукт - рельсы - сократились с миллионов пудов до тысяч, а то и сотен. К единодушному ликованию «лодочников».
Завод тянул на голом энтузиазме. Одну пятую зарплаты рабочие получали деньгами, какую-то часть - карточками для заводской лавки, остальное записывалось в долг.
Путилов боролся до последнего. Он закладывал акции своего предприятия банкам, продавал за копейки паи в будущих доходах от порта. А газеты хохотали до упаду и со вкусом потешались над разорившимся «выскочкой». Умора - Путилов потерял свой завод!
18 апреля 1880 года Николай Иванович Путилов умер от инфаркта. На его похороны собрались тысячи рабочих. Простой народ слегка мифологизировал утрату и провозгласил Путилова кормильцем, поильцем и защитником пролетариата. Ну, вот так они относились к покойному работодателю. Полиции пришлось выставить дополнительные кордоны: власти не без оснований опасались, что панихида по Путилову может превратиться в политическую демонстрацию. Гроб с телом кормильца и защитника благодарные трудяги несли на руках почти 20 км - от дома 9 по Б. Конюшенной до острова Гладкого в акватории будущего порта. На свои деньги рабочие наняли два хора певчих - Исаакиевского и Казанского соборов.
Шакалы-«лодочники» затихли, и общество вдруг открыло в себе настолько глубокое уважение к Николаю Ивановичу, что на старых картах города (до 1906 года) могила Путилова обозначалась специальным знаком. Морской офицер завещал похоронить себя в недостроенном порту. Белая намогильная часовня на острове была хорошо видна с берега. В 1884 году к Николаю Ивановичу присоединилась его жена Екатерина Ивановна. А ещё через год - в 1885-м - открыли Морской канал.
Через 20 с небольшим лет рядом с Путиловским заводом (совр. пр. Стачек, 48) возвели церковь Св. Николая Чудотворца, в подвал которой в 1907 году перенесли прах Путиловых. В 1951-м при очередной переделке храма под склад или что-то в этом же роде советские работяги наткнулись на две старинные могилы. Литая чугунная плита доходчиво объясняла происхождение усопших. По распоряжению начальства плиту отправили на переплавку, а останки Путилова и его жены сожгли в котельной некогда основанного им завода.
#цитатазазавтраком
«Над Санта-Клаусом подшучивать приятно и легко: его же не существует! Он не придёт и не набьёт морду шутнику. Вот Дед Мороз - совсем другое дело!»
Из журнала «Maxim».
Доброе утро! Завтра у Деда Мороза день рождения. И вообще скоро новый год.
#картиназазавтраком
Вася Ложкин
«Над Санта-Клаусом подшучивать приятно и легко: его же не существует! Он не придёт и не набьёт морду шутнику. Вот Дед Мороз - совсем другое дело!»
Из журнала «Maxim».
Доброе утро! Завтра у Деда Мороза день рождения. И вообще скоро новый год.
#картиназазавтраком
Вася Ложкин
#воскресныечтения
СЕРГЕЙ ДОВЛАТОВ, МАРИАННА ВОЛКОВА (фотографии).
Из книги «Не только Бродский».
«Андрей Вознесенский.
Одна знакомая поехала на дачу к Вознесенским. Было это в середине зимы. Жена Вознесенского, Зоя, встретила её очень радушно. Хозяин не появлялся.
- Где же Андрей?
- Сидит в чулане. В дублёнке на голое тело.
- С чего это вдруг?
- Из чулана вид хороший на дорогу. А к нам должны приехать западные журналисты. Андрюша и решил: как появится машина - дублёнку в сторону! Выбежит на задний двор и будет обсыпаться снегом. Журналисты увидят - русский медведь купается в снегу. Колоритно и впечатляюще! Андрюша их заметит, смутится. Затем, прикрывая срам, убежит. А статьи в западных газетах будут начинаться так: «Гениального русского поэта мы застали купающимся в снегу…» Может, они даже сфотографируют его. Представляешь - бежит Андрюша с голым задом, а кругом российские снега».
СЕРГЕЙ ДОВЛАТОВ, МАРИАННА ВОЛКОВА (фотографии).
Из книги «Не только Бродский».
«Андрей Вознесенский.
Одна знакомая поехала на дачу к Вознесенским. Было это в середине зимы. Жена Вознесенского, Зоя, встретила её очень радушно. Хозяин не появлялся.
- Где же Андрей?
- Сидит в чулане. В дублёнке на голое тело.
- С чего это вдруг?
- Из чулана вид хороший на дорогу. А к нам должны приехать западные журналисты. Андрюша и решил: как появится машина - дублёнку в сторону! Выбежит на задний двор и будет обсыпаться снегом. Журналисты увидят - русский медведь купается в снегу. Колоритно и впечатляюще! Андрюша их заметит, смутится. Затем, прикрывая срам, убежит. А статьи в западных газетах будут начинаться так: «Гениального русского поэта мы застали купающимся в снегу…» Может, они даже сфотографируют его. Представляешь - бежит Андрюша с голым задом, а кругом российские снега».
#цитатазазавтраком
«Да у нас ударять по столу специалистов много, есть кому. Да это просто известно в истории. А сколько неизвестно? Тех, которые ударяли? Только разлетались друг в друга. И сейчас продолжают, только сейчас уже не так».
Виктор Степанович Черномырдин, классик.
Доброе утро. Ну, с понедельником!
#картиназазавтраком
Николай Васильев из галереи «Свиное рыло».
«Да у нас ударять по столу специалистов много, есть кому. Да это просто известно в истории. А сколько неизвестно? Тех, которые ударяли? Только разлетались друг в друга. И сейчас продолжают, только сейчас уже не так».
Виктор Степанович Черномырдин, классик.
Доброе утро. Ну, с понедельником!
#картиназазавтраком
Николай Васильев из галереи «Свиное рыло».