Я закончил работу над своим первым романом, сейчас редактирую его и очень надеюсь издать, что в сложившейся ситуации может быть не просто сделать. Пока я этим всем литературным делом занимаюсь, почитайте мою вторую книжку заметок, вышедшею в издательстве “Подснежник” в 2020 году. Это сборник разных: смешных и грустных историй из моей смешной и грустной жизни. Сейчас на Озоне как раз проходит распродажа и книжку можно купить в один клик с хорошей скидкой.

P.S. Распродажа идет на все книжки издательства, а там есть просто замечательные вещи, например, сборник поэзии Мирослава Немирова, тексты Алексея Фишева (Угол из группы Оргазм Настродамуса), книга художника Александра Бренера, про его скитания по свету, учебник литературы для придурков Наташи Романовой. Это все очень-очень хорошие книги, для нетупых людей, я горжусь, что моя находится в такой компании.

Орбис Терциус

У аргентинца Хорхе Луиса Борхеса в книге "Сад расходящихся тропок" в одном из рассказов, к слову, одном из моих любимых, герой случайно натыкается на энциклопедию "Орбис Терциус", описывающую несуществующую планету Тлён. Двадцатитомная энциклопедия детально и связано описывает выдуманную планету, где каждая статья каждого тома находится на своем месте и является частью, которые создают гармоничное целое. В этом выдуманном мире у людей совершенно иное существование: свои законы геометрии, система счета, иначе устроены языки, иначе воспринимается пространство и время. Энциклопедия подробно описывает идеи, философские концепции, религиозные учения, научные принципы, страны, моря, языки, культуру, диспуты, флору, фауну, науку, в общем, все, что может описать и систематизировать человек о реальном мире, который он населяет. Только Тлён – это выдуманный мир.

"Орбис Терциус" – труд нескольких поколений некого тайного ордена, члены которого скрупулезно через века создали в мельчайших деталях свой вымышленный мир. Зачем это было сделано мы не знаем, лично я думаю, что таким образом люди проявляют свое стремление к порядку и гармонии.

Будучи открытым широкой общественности "Орбис Терциус" (Величайшее Произведение людей) постепенно заменил собой реальный мир, растворив его в себе, как большой грубо порубленный кусковой сахар. История Тлёна заслонила реальную историю людей, первоначальный язык Тлёна стал заменить языки, на которых говорили люди, потому что язык Тлёна логичнее и удобнее, стройные идеи из выдуманной энциклопедии пришли на смену путаным идеям землян. Фиктивное прошлое заменило настоящее прошлое, реальность сдалась вымыслу, фантазия победила. Земля стала Тлёном.

Всё прочитанное в рассказе Хорхе Луиса Борхеса мне очень напоминает то, что я наблюдаю сейчас в России. Там тоже на протяжении десятилетий для людей выдумывали несуществующий мир, с разницей только, что это делали не умные и достойные, как в случае с "Орбис Терциус", а подлые и невежественные. Для жителей страны долгие годы писали свою энциклопедию вымышленного мира. Снимали кино, пели песни, писали книжки, статьи с большим количеством умных слов, организовывали фестивали и конференции, выпускали телепередачи и радиоэфиры, через которые создавали свой Тлён. Мир со своими собственными законами, которые ничего не имеют общего с реальностью. Мир со своей собственной логикой и философией, вымышленным прошлым, альтернативной историей и географией, несуществующим настоящим, фальшивыми экспертами и ловкими софистами. Для этого нового мира переизобрели религию, наполнили существующие концепции другим содержанием, придумали другие причинно-следственные связи, где причина и следствие никак не связаны, придумали другую правду, другую ложь, другое определение войны и мира, другие значения слов. Со временем эта выдуманная, уродливая реальность заменила реальность настоящую.

Мир стал иллюзией, а иллюзия стала миром. Именно с этим я связываю трудности в объяснении правды тем, кто обманут, хотя и кажется, что все очевидно. Мы живем в разных мирах, у нас разные языки, слово "Свобода" для одних означает не то же самое, что для других, потому что те говорят на языке Тлёна, в словаре которого "Свобода" – это ругательное слово. Вытащить человека из мира иллюзий в реальный мир должно быть невероятно трудно, на мой взгляд, такой выход – самое сходное состояние к физической смерти. Некая смерть большей части того, что составляет Я, за рамками которого только груз телесности и хаос. Уничтожить Тлён в сознании людей, значит уничтожить само их сознание.

Я даже не уверен, можно ли вовсе победить Тлён. Возможно, Россия навсегда останется его извращенной версией. Мне это все равно. В тишине моего кабинета я читаю Одинадцатый том случайно попавшей мне в руки энциклопедии "Орбис Терциус", куда на полях, красным карандашом, вношу некоторые комментарии.

Шёл сейчас за пивом и решил возобновить ведение дневника, чтобы втянуться в письмо и дать гимнастику пальцам. Три месяца не садился ничего писать, потому что постоянно нервничал и даже пил успокоительные таблетки. Мы переехали с таксами в Барселону. Сегодня нам дали документы (таксам тоже), поэтому я перестал беспокоиться, что меня выгонят из страны и мне будет негде жить.

Живётся мне весело. Недавно видел в кафе Славоя Жижека. Зашёл в “Четыре кота” выпить шампанского с устрицей, а он сидит и говорит что-то женщине шепотом, а в руках ракушка. Если бы не женщина, я бы ему сказал что-нибудь неприятное. Ненавижу ебаных коммунистов. И, вообще, устрицы — это буржуазное явление, хотя, Ленин, говорят, тоже не дурак был выпить и закусить.

Сейчас пойду в кассу и куплю билет на Григория Соколова, он приезжает с концертом к нам во Дворец музыки. Будет играть Моцарта. Забавно, что всякие дерзкие контркультурные рэперы, типа говноеда Хаски (великого политического заключенного одного дня), в итоге заткнулись и хавают путинский кал, а великие русские пианисты, люди кроткие и степенные, (Соколов, Кисин, Воскресенский) нормально крутят на залупе путинскую шизу.

Такая вот культура. Давно это ещё подметил, по молодости, что в песнях у этих артистов рэперских исключительно травокурение и кокаин, а спросишь у кого-нибудь накуриться, так они НЕ ЗНАЮТ где взять. Вчера, дескать, было, а сегодня уже нету.

Тьфу, блять, да и только.

Здравствуйте, я снова в деле.

Кругом только и разговоров, что о новом русском сериале про гопников. Действительно, о чем в России может быть кино, кроме как про войну и про бандитов? Но сериал этот я не смотрел, поэтому ничего плохого сказать не могу, сказать я могу вот что – не было таких прозвищ у гопников. Я прям вот с охуевшей клоаки родом, просто вот где убивали за гаражами, пиздили людей палками, стреляли из дробовика, хаты выносили, кололись в подъездах, срали кругом, ссали, одному пацану в жопу вставили петарду и подорвали. Такая Русь, короче, великая, что пиздец, на небе херувимы слезу пускали от умиления, не зря на нашу духовность посягаются америконцы. Так вот, не было таких прозвищ как ПАЛЬТО, блять, или АДИДАС, или ТУРБО, это хуйня какая-то для хипстеров.

Были, записывайте:

ГОВЯН
ПАНОС
ПУКИЧ
БАРАХУЙ
ГМЫРЬ
ГРИБОК
ЖИРОК
ПЯТКА
ГНИЛОЙ
ЛОБОК
СИПЛЫЙ
И ТАК ДАЛЕЕ

А уважаемых гопников и уже взрослых бандитов называли просто по фамилиям, самых уважаемых по имени и фамилии. В духе ЖОРА ВЫШЕГОРОДЦЕВ или СТАС БУКОВ.

Какой нахуй ТУРБО? Это в кофейнях у вас московских баристу ТУРБО зовут, который узоры делает на молоке и на маникюр ходит четыре раза в месяц, а шапку с женщины срывал ЛОБОК, на деньги ставил ЖИРОК, хату выставлял СИПЛЫЙ. Ей-богу, не пудрите молодёжи мозги.

Мне раскаяния и слезливые мольбы голых артистов с просьбой к народу России дать им второй шанс напомнили о неожиданном, показалось, что я что-то отдаленно похожее где-то читал. Вспомнил – читал в письмах Мейерхольда, видного русского режиссера, теоретика театра. Приведу здесь несколько кусочков, почитайте, вреда не будет.

Вначале процитирую письмо за датировкой 36 года.

Дорогой Иосиф Виссарионович,

Мысли мои об объеме и значении Вашей работы всегда останавливали мое долголетнее желание повидаться с Вами. Однако сейчас, когда я знаю, что Вы вплотную стали интересоваться искусством и, в частности, театром, я считаю необходимым просить Вас о свидании для того, чтобы рассказать Вам о своих планах на ближайшие 3—5 лет, в связи с возможностью, которая откроется мне с окончанием строительства нового здания.

Передовая «Правды» от 8-го августа («Привить школьникам любовь к классической литературе») заставляет меня и как коммуниста, и как художника чувствовать ответственность мою, и я хочу изложить Вам ряд моих мыслей по этому поводу.

Далее некоторые выдержки из обращений 40 года.

Меня здесь били - больного шестидесятишестилетнего старика. Клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине; когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам ( сверху, с большой силой) и по местам от колен до верхних частей ног. И в следующие дни, когда эти места ног были залиты обильным внутренним кровоизлиянием, то по этим красно-сине-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что, казалось, на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток (я кричал и плакал от боли). Меня били по спине этой резиной, меня били по лицу размахами с высоты...

И вот еще:

Вячеслав Михайлович! Вы знаете мои недостатки (помните сказанное Вами мне однажды: "Все оригинальничаете!?"), а человек, который знает недостатки другого человека, знает его лучше того, кто любуется его достоинствами. Скажите: можете Вы поверить тому, что я изменник Родины (враг народа), я - шпион, что я член правотроцкистской организации, что я - контрреволюционер, что я в искусстве своем проводил троцкизм, что я на театре проводил (сознательно) враждебную работу, чтобы подрывать основы советского искусства?

Ну и последний кусочек:

Когда я от голода (я ничего не мог есть), от бессонницы (в течение трех месяцев) и от сердечных припадков по ночам и от истерических припадков (лил потоки слез, дрожал, как дрожат при горячке) поник, осевши, осунувшись лет на 10, постарев, что испугало следователей, меня стали усердно лечить, тогда я был во "внутренней тюрьме" (там хорошая медицинская часть), и усиленно питать. Но это помогло только внешне - физическому, а нервы были в том же состоянии, а сознание было по-прежнему притуплено, затуманено, ибо надо мной повис дамоклов меч: следователь все время твердил, угрожая: "Не будешь писать (то есть сочинять, значит!?) будем бить опять, оставим нетронутыми голову и правую руку, остальное превратим в кусок бесформенного окровавленного искромсанного тела". И я все подписывал до 16 ноября 1939 г. Я отказываюсь от своих показаний, как выбитых из меня, и умоляю Вас, главу Правительства, спасите меня, верните мне свободу. Я люблю мою Родину и отдам ей все мои силы последних годов моей жизни.

Мне кажется, что зря эти письма в школе не читают и вообще зря люди, в особенности те, кто хоть как-то приближен к государству и ищет от него благ и компромиссов, мало интересуются историей этого государства и вообще мало думают. Нельзя помогать строить гулаг, а потом устраивать в нем дискотеки. Нельзя смотреть на то, как строят гулаг и говорить, что это не гулаг. Однажды гулаг все равно придет и не для того, чтобы пригласить на танцы.

А Мейрхольда, кстати, расстреляли. Просьбы не помогли. Захоронен в общей могиле.

Они боялись тебя, Алексей.

У меня в Брюгге была одна конкретная цель. Посмотреть на одну конкретную картину Яна Ван Эйка. Я очень люблю этого художника и каждый раз стараюсь повнимательнее рассмотреть его работы, все, до которых дотянутся мои глаза. Ладно, цель была не одна, это я так форсу напускаю, чтобы выгодно себя выставить, цели было две, вторая напрямую касалась пива, но – это всё, тут уже честное слово. Утром картина – вечером пиво. Полное всё. Чистокровное. С гербовой печатью. А похмелье было сильное – это да.

Я опытный путешественник. Прошли те годы, когда, приезжая в город, я ходил столько, что в буквальном смысле стаптывал ноги в кровь. После одной из поездок в Рим, мне делали на ноге операцию. В юности я мог за день посетить три города, и во всех осмысленно что-то поделать, куда-то сходить, прочитать всю справочную информацию. Сейчас – слуга покорный, ноги они не казенные, а кто много читает, тот мало запоминает или вообще долбаёб, как Анатолий Вассерман. Читать надо качественно. В Брюсселе, например, я хотел посмотреть на сюрреалистов, увидеть несколько домов в стиле ар-нуво архитектора Виктора Орта и наебениться до зеленых чертей крепким бельгийским пивасом. Три дела – три дня. Мне тридцать три года и я больше никуда не спешу. Идеальный план. Не подкопаться.

Одного я только в нем не учел, в этом своем идеальном плане. Со мной путешествовал мой друг Петр Васильевич Осетровский, на свою беду я научил его читать книги и думать не только об устройстве автомобиля, но еще и о душе. Теперь ему ВНЕЗАПНО захотелось увидеть Мадонну руки Микеланджело, которая хранится при музее одного из соборов в Брюгге. Я не знаю какой черт меня за язык дернул ему об этой скульптуре вообще рассказать. Наказывала ведь мне мама еще тридцать лет назад, что лучше держать язык за зубами. За Микеланджело надо поезжать в Рим, а здесь мы чтобы смотреть фламандскую живопись. Но Петр Васильевич Осетровский не унимался. Хочу и всё тут. Подавайте мне Микеланджело. Хочу – говорит – видеть каракский мрамор. Да ты про этот каракский мрамор узнал пять минут назад – говорю – на хуй он тебе обосрался? Пиво кто будет пить? Мадонна? Может быть младенец Христос? Ну, ей богу, Василич, опохмелиться надо, трубы говорят, не до Микеланджелло.

Человек слаб. В этом я охотно сознаюсь. А человек, которому надо опохмелиться, слаб вдвойне. Да что там вдвойне, он слабее в тысячу раз. Осетровскому удалось купить меня тем, что если я пойду смотреть на Микеланджело, он не только платит за пиво, но еще обязуется найти самое холодное во всем Бенилюксе. Вот так этот почтенный господин проделал путь из гаража в Токсово в собор Нотр-Дам де Брюгге. Хитростью и подлогом. А Микеланджело что? Микеланджело ничего. Во-первых, его плохо видно, потому что он стоит далеко, и это я еще очки взял. Во-вторых, скульптура эта является посторонним шумом в думах о великих фламандских художниках, очень уж разные это Мадонны – у него и у Яна Ван Эйка, но об этом я уже умолчал, потому что подумал, что вдруг Осетровскому еще захочется на что-нибудь посмотреть, а я и так уже полдня пива не пимши.

Но кто умеет ждать, того вознаграждает Господь и младенец Иисус. Пива я выпил в тот вечер очень много, чему несказанно рад. Брюгге славный красивый город, трудно даже поверить, что такое бывает на белом свете, среди всего этого уродства и тупизны, с другой стороны – чего на белом свете только не бывает. Бывает определенно всякое. Одно я могу сказать точно – права была мама – лучше почаще держать язык за зубами.

Я живу в Испании. У меня тут должность, должность такая, что звонков нет, на собрания ходить не нужно и вообще на работу. Хожу я только на корпоративы пить пиво, емейл стараюсь не открывать без крайней необходимости, а необходимость такая возникает крайне редко. Если меня очень уж достают, то пишу начальнику и прошу, чтобы от меня отстали. Не буду вдаваться в подробности, но работать ничего – можно. В особенности было до недавних пор, а с недавних пор один сплошной стресс, я даже начал пить витамины и выдергивать на груди волосы.

Выяснилось, что мне по должности необходимо пройти государственный тренинг по тому как защититься от харассмента на рабочем месте и еще сдать на этот счет экзамен. Я в начале подумал, что это шутка, блажь европейская и просто не отвечал, но потом мне стали писать каждый день, а недавно позвонили по телефону. Я пожаловался начальнику, и он ответил, что на этот раз ничего не может сделать. Тренинг по тому как противодействовать харассменту обязателен для всех, dura lex, sed lex, как говорится, в том смысле, что закон есть закон, даже если он беспощадный. Длится тренинг шесть часов и должен быть пройден на испанском.

Я не хочу этим заниматься, господи боже мой, у меня и так дел по горло, античность лежит нечитаная, роман неотредактированный, ракетку надо перетянуть, доделать вебсайт, заниматься бизнесом, да и пиво в конце концов кто будет пить? Александр Сергеевич Пушкин? По хуй мне на харассмент. Не до того, братцы, да и кому я нужен? Меня однажды в зоопарке ребенок перепутал с гориллой.

Есть и технические трудности. Я плохо понимаю испанский. Могу попросить разогреть бутерброд, могу сказать, чтобы не трогали моих собак, но это примерно все, объяснить, что я не против когда женщина трогает мой пенис – не могу, да и что-то мне подсказывает, что на экзамене этот ответ не зачтется. Совершенно не знаю, что мне делать, я деморализован и запутался, волосы на груди заканчиваются, слава богу, что есть еще пучок на спине. А что потом?

Поймите меня правильно, я признаю, что это все важно и прогрессивно. Просто не для меня. Я написал письмо в контору по борьбе с харассментом и прикрепил свою фотографию. Пишу, что даже слово такое впервые узнал недавно, а если ко мне женщина станет приставать на корпоративе, скажем, то дай ей бог здоровья, мне только того и надо, отмените, дескать, экзамен, мне без надобности. Ответили, что тренинг обязателен для всех. Сижу теперь и думаю как бы изъебнуться. Что-то надо делать, а то вдруг ВНЖ заберут. Погуглил в интернете – ответов на экзамен нет, напасть просто и казнь даже египетская, ума не приложу как буду выпутываться.

Прошу иметь ввиду и ставлю на вид, что я теперь дипломированный специалист по выявлению харасмента. У меня имеется сертификат за подписью и с печатью. За хуй меня просто так теперь не возьмешь, дорогие женщины, не тут-то было, не стоит и пытаться. Я это теперь на раз два всё выкупаю, экзамен сдан и бумага получена. Не успеете колготки снять, а я уже пойму, что это вы харасментом занимаетесь и на вас капну.

А еще я теперь работаю из главной семинарии Барселоны, с кафедры литургии, у меня в библиотеке место, а на входе встречает с распростертыми руками Христос. Во внутреннем дворике у нас сад, в нем растут пальмы, там я гуляю и думаю о вечном. Сегодня обсуждал с мужиком Аристотеля. Харасмента пока нигде не заметил, но я всегда теперь начеку и смотрю в оба. Как говорится, береженого – бог бережет.

Художественный рассказ про карму и убийство. Писан в Петербурге.

https://telegra.ph/Karma-06-13-2

Ездил на выходные в Мадрид. Останавливался на Gran Via, чтобы недалеко. Ходил известным маршрутом по питейным заведениям, связанным с именем писателя Хемингуэя. Не потому что я такой большой его почитатель, а просто места эти хороши и увязаны у меня логикой, они мне подходят. Вначале всегда пью холодное пиво в немецкой пивнушке, вспоминаю “По ком звонит колокол”, где Пилар рассказывает, как поила из кувшина холодным пивом своего любовника. Так там описано это холодное пиво, что я никогда не перестану его хотеть. В пивнушке пространство убрано деревом темных тонов и много фотографий с великими тореадорами прошлого. После пива иду пить херес в La Venencia, беру два или три, и обязательно тарелку оливок. Мне нравится, как пахнет в этой таверне: запах хереса впитался в паркет, а ещё там очень завораживающая атмосфера безвременья, то есть время там буквально остановилось. Доподлинно известно, что бессмертия не существует (ни в книгах, ни в рождении детей), но также вполне очевидно, что время иногда встает, и ничто никуда не двигается. Это вам и без меня прекрасно известно. Уже пьяненький иду пить коктейли в Chicote, там сижу за барной стойкой, пью дайкири и почему-то всегда жду, что кто-нибудь позвонит на общественный телефон, который до сих пор работает, и попросит меня подойти к трубке по крайне важному делу. До сих пор мне никто ещё не звонил. Видимо, мое время покамест не наступило (где-то стоит).

После Мадрида уехал в деревню и два дня жил в масии – это такой каменный дом на каталонский манер, который зимой держит тепло, а летом прохладу. Лежал на возвышенности, созерцал горы, смотрел на коров на вольном выпасе, слушал, как звенят привязанные к ним колокольчики, читал Пастернака и понял, что очень соскучился по большой литературе, пил пиво и шампанское, вечером ходил в бассейн.

В Мадриде рассматривал Тициана и Рубенса, потому что всегда в Прадо подхожу к ним уже уставший и не хочу их смотреть, ибо и не люблю так, чтобы сильно, и не могу всмотреться, а ещё пива уже страсть хочется и оливок. Этим разом специально зашел с конца и сразу попал в коридор, где Тициан и Рубенс. Долго смотрел, хоть и хотел пить пиво с самого начала. Из Тициана мне очень нравится конный его портрет Карла V, а у Рубенса, кажется, и вовсе ничего, толстушки грации с одной стороны цепляют взгляд, с другой стороны сразу начинаешь думать о проблемах телесности, в особенности собственной.

Эти художники не трогают, они какие-то не мои, а вот Эль Греко – мой, я сколько его ни смотрю, он меня всегда поражает, а отчего оно так, мне неведомо, хуй знает, иными словами, просто какие-то художники прут, а другие оставляют тебя равнодушным. Полчаса сидел в комнате Эль Греко и думал разного характера думы. Потом пошел. Удалось этой поездкой внимательнее посмотреть также на Фра Анджелико. Чем старше я становлюсь, тем больше меня тянет в глубь веков, во мрак веков, озаренный светом великих художников, без них смотреть в прошлое было бы попросту страшно. Мне надо собраться во Флоренцию, в монастырь святого Марка, я обязательно соберусь, но когда – не знаю. Как-нибудь.

Вообще в этом году много езжу, вот только приехал, а уже снова собираться в дорогу. Поеду в Белград, у меня там дела. Город я в первую поездку не полюбил, но всё-таки ведь теперь лето, а летом всё лучше, и даже самые невзрачные места в цвету, а женщины носят платья. Потом поеду в Грузию встречаться с мамой, но уже осенью, а ещё в Париже у меня теннисный турнир – тоже осенью. Не успеешь оглянуться, так и год подойдет к концу. Так много всего случается, что я не успеваю это записывать, но я запоминаю и стараюсь не забывать, а потом обязательно запишу, на что-нибудь да сгодится. Просто я так живу, что мне постоянно кажется, что ничего не имеет смысла, если об этом не писать записок. Может показаться, будто это как-то особенно уж романтично и здорово, но на самом деле это тяжелая ноша, которая по прошествии лет становится всё тяжелее. И тянет, хоть и своя. Однако, есть подозрения, отнюдь небезосновательные, что без нее еще тяжелей.

Должен признаться, что совершенно разлюбил слушать музыку. В какой-то степени это меня расстраивает и в некоторой степени даже ошеломляет, ведь всю свою жизнь, сколько себя помню, я провел с наушниками. Они выстраивали барьер между мной и всеми, ведь как говорил Достоевский: "Я-то один, а они-то все", и нахуй они мне все не обосрались, но это уже не Достоевский говорил, а я сам. Иными словами, я никогда не слышал окружающий мир, а теперь хожу и слушаю, как люди орут и говорят совершенные глупости. Это меня удручает.

Первый кассетный плеер появился у меня в десять лет. Он, сколько в нем было сил моторчика, мотал пленку с альбомом рэпера Децла, царство ему небесное. Послушать плеер не выходило слишком часто, потому что в нем постоянно садились батарейки. Очень хотелось, чтобы плеер можно было заряжать, но такой возможности не было, как и денег на батарейки. Моторчик постоянно глох, погружая в безмолвие песни почившего ныне в пучине безвременья рэп-артиста.

В ранних двухтысячных появились MP3-плееры. Их можно было заряжать, и к ним не нужны были кассеты. Черная коробочка, в которую помещалось 256 мегабайт рэпа или четыре-шесть альбомов. За ночь можно было скачать один альбом по модему, а потом его слушать снова и снова, катаясь заснеженными дорогами морозной зимой по круговому маршруту автобуса номер восемь. Я очень любил группу CunninLynguists и в особенности их альбом "Will Rap for Food", битмейкера Kno. Много слушал лейбл Psycho+Logical-Records, банду Gunporn, треки с первых батлов форума хип-хоп.ру. Одну песню я мог слушать десятки раз подряд, а если мне особенно нравилось, то и бесконечно, пока катились колеса по круговому маршруту, пока восьмерка неразрывно оставалась собой.

Потом, позже по ходу жизни, мама моя, Светлана Николаевна, продала гараж и подарила мне по этому случаю настоящий iPod из Америки. Нет в наши дни ничего такого, с чем я бы мог сравнить восторг тех осенних дней две тысячи седьмого года. Восторг этот сложно передать словами. Он в энергетике пальцев, когда они намагничены чудесами особенного волшебного дня, долгожданной встречи, в приятном сосущем предчувствии приключения, в горящем взгляде, когда вошел с мороза в тепло, а на столе уже накрыто, идет пар, и в бутылках багровеет вино. Как-то однажды я спал с очень красивой женщиной, как в кино показывают голливудских, но это даже малой долей, ничтожной долей, не сравнится с тем благоговейным трепетом и экстазом, который я испытал, когда вставил наушники от iPod в уши и включил рэп-музыку. А ведь женщина, о которой я говорю, то была настоящая одалиска и знала, как сделать мужчине приятное. Нынче такого не показывают даже по интернету.

Очень хорошо помню, как ехал в автобусе (выписывал восьмерки), и мне подумалось, а как бы то было здорово, если всю музыку, которая есть в мире, весь рэп на свете уместить в один плеер. Прошло какое-то время, и это стало реальностью. Коробочки соединились с окружающим пространством, по которому неведомым мне и совершенно чудесным образом несется закодированный в цифры музыкальный бит. Я стал покупать хорошие наушники, благо свою жизнь я связал не с рэпом и у меня появились деньги не в песнях, а в карманах. Только одна беда – у наушников постоянно рвались провода. Не успеешь купить, а один наушник обязательно перестает работать, каналья блядская. Я стал мечтать о беспроводных наушниках как о чем-то непостижимом. Скоро и это стало реальностью, что иной раз подтверждают, что мечтать не вредно. Как же это было удобно, как здорово. В две тысячи семнадцатом году я купил великолепные, очень красивые наушники Harman Kardon. Они были обтянуты коричневой кожей, их было не только приятно слушать, но и просто приятно держать в руках.

А потом, еще немного далее по ходу жизни, я разлюбил музыку. Слушаю, а все слова кажутся мне глупыми и какими-то претенциозными, музыка чрезмерно громкой, певцы что-то кричат, куда-то торопятся, а смысла ни в чем особо и нет. Все, абсолютно все наскучило. Последним бастионом стоял джаз, но и этот бастион рухнул, в особенности заебали дудки. Ничего нового так и не полюбил, а все старое надоело. Открываю афишу какого-нибудь крупнейшего музыкального фестиваля мира, куда все едут и меня тоже зовут, но я там не знаю уже никого. Иногда пару-тройку музыкантов из старой гвардии, но и то чаще всего просто по именам. Вот, например, певицу Аврил Лавинь знаю, но на хуй мне ее знать – то мне неведомо.

Единственное, что еще люблю слушать – это академическую музыку, и то иногда и преимущественно пианистов. Слушаю концерты Моцарта, Баха, Рахманинова, но не в наушниках, а просто включаю дома на телевизоре и смотрю. Когда удается, хожу в концертный зал, но редко. Такое ощущение, что ушла целая эпоха. Часть меня как-будто отбилась, как глина какая-то сохшая. А что дальше? Утрата любви к пиву?

О, отец, пронеси мимо уст моих эту чашу!

Вы что, хотите, как в Париже? — спрашивал когда-то один перспективный ещё диктатор. Я, если честно, очень хочу, товарищ диктатор. Сидишь, дуешь Шабли на площади Республики, на столе полдюжины устриц за 10 евро, вокруг красотки в летних платьях, некоторые и вовсе в одном нижнем белье — жарко, тоже сидят, вино дуют. Разве не красота? Что вам так не нравится? Не пойму. Вот, садитесь рядом, смотрите: болельщики со всего мира в цветах своих национальных флагов, тепло и очень зелено, настоящее лето. Любовники целуются, друзья обнимаются, в каждом бистро включён телевизор, где показывают олимпийские игры. Кто-то выкатил телевизор прямо так, на улицу, вокруг сразу собралась толпа, смотрят стрельбу по тарелочкам, а я смотрю теннис. Мне заебись, скоро сам поеду на корт Филиппа Шатрие, на самый важный финал 21 века. Хотите со мной? Сижу и счастью своему не верю. Неужели такое бывает? В одном бистро особенно длинная очередь, тогда официанты из других бистро приносят в очередь стоящим стаканы с ледяным пивом и продают со скидкой — не стоять же на такой жаре на сухую, ей-богу. А про братство – это ведь не просто для красоты сказано.

Вы что, хотите, как в Париже? Я очень хочу, товарищ верховный главнокомандующий, хочу, как в Париже. Идёшь вдоль Консьержери на Сене, до чего величественное здание, хоть и с мрачной историей, идёшь, пьёшь холодное пиво, навстречу тебе идут люди со всего света, самые разные, и история больше не мрачная, по крайней мере не сегодня, все улыбаются. Но на вашем месте я бы задумался об узниках этой тюрьмы и что стало с некоторыми из них. А по Сене тем временем плывут корабли и кораблики, везут гостей столицы, те поют песни и размахивают флагами своих национальных сборных. Недалеко в саду Тюильри парит огромный воздушный шар, да вон же он, встаньте на цыпочки, до чего же вы маленький, смотрите, там в основании олимпийский огонь, вам видно? Десятки тысяч людей смотрят, кого тут только нет — батюшки, светы, кажется, что весь свет тут и собрался. Ах да, кого-то тут определённо нет, но разве это мешает людям радоваться? Попробуй найти свободный столик в первом округе. Нет, ничего у нас не получится. Днём с огнём не сыщешь — даже с огнём олимпийским. Всё занято.

Очень хочется, чтобы как в Париже, мой генерал: вызвать электромобиль и поехать по охуительным дорогам без пробок, очень хочется без очередей войти на восьмидесятитысячный стадион, взять бесплатную соломенную шляпу, которую тебе любезно выдают волонтёры — жарко, сесть и слиться со всем миром в этом порыве безудержной радости. Какая всё-таки великая вещь — спорт. Вы только посмотрите, видите там, у самой крыши стадиона, флаги всех стран мира? Ой, кажется, не все, одного никак не видать. Не знаете почему?

Очень хочется, как в Париже, скажу прямо, чтобы мирно, комфортно, безопасно. Очень хочется, товарищ генеральный секретарь, чтобы для всех, а не для некоторых. Очень хочется, чтобы радостно, а не грустно, чтобы заработать 200 тысяч рублей можно было никого не убивая, на самой обычной работе, водителем, пекарем, продавцом сахарной ваты, чтобы строили летающие такси, а не военные дроны, как в Париже хочется, чтобы жить во имя мира, а не умирать во имя вашей войны.

Хочется без вашего вранья и невежества, хочется, чтобы хоть кто-то заметил отсутствие России, а его ведь никто не заметил. Все как жили — так и живут, как вино пили — так и пьют, как ели телячьи почки с картошкой пюре — так и едят по сей день, как путешествовали люди, любили, кого хотят и как хотят, так и продолжают это делать. И наплевать всем на вас, господин патриарх, на ваш русский мир и ваши ценности.

Что тут ещё сказать? Кажется, что вы были взвешены на весах и найдены очень лёгким. А дальше сами знаете, что обычно случается. Империи рушатся.

Почему-то успех обычно ассоциируется с тем, что люди могут делать. Это могу, то могу, се могу, осмотрите какой я могучий! Я же считаю, что напротив, успех должен измеряться тем как много человек может НЕ делать. Это небольшое изменение базовых установок способно сделать многих людей много счастливее. Не понимаю, почему так мало обращают на это внимания.

Я считаю себя очень успешным человеком, вполне состоявшимся. Я могу не делать примерно всю хуйню которую ненавижу. Чего еще можно желать? Например, терпеть не могу просыпаться рано, мое высшее благо – это когда не нужно против воли куда-то ломиться с утра. Вставать в пять утра – это не признак успеха, а признак сумасшествия. Я сплю сколько хочется и просыпаюсь без будильника и мне вообще заебись. Кто-то вот мечтал в детстве вором в законе стать или купить спортивный автомобиль, а я мечтал спать. Ну и кто теперь в дамках?

Успехом еще считается иметь обширную сеть знакомых: нетворкинг, блат, социальный капитал, узнаваемость и прочая залупа. Люди пыжатся, стараются и тех умаслить и этих, отвешивают реверансы, создают образ, строят личный бренд, создают о себе впечатление. Могут сделать то, решить это, подтянуть людей. Мне же кажется, что успех – это когда у тебя нет нужды общаться с людьми вообще, тебе не нужно решать никакие вопросики, и тебе не скучно наедине с собой. А если общаться с кем-то, то только по своему желанию и только с теми, с кем по-настоящему хочется. Нет выше достижения, чем отсутствие надобности выслушивать долбаебов, прислуживать подонкам и говорить с идиотами. Подписчикам место в помоях, а долгим разговорам с друзьями – наше вечное да.

Если смотреть как сами люди себя несут в мир, видно, что успешные люди всегда стараются выглядеть занятыми, они могут сделать тысячу дел, но разве белку в колесе можно назвать вращающей мир? Кто вращает мир – вращает его в первую очередь на хую. Всему говорит нет и всегда выбирает себя. Мне нравится, что я часто не занят, в этом мой успех – в том, чтобы не делать. Я вот уже целый час валяюсь, глажу такс, слушаю концерты. На мой взгляд, я гораздо более успешный человек, чем хуй, который ест руками за рабочим столом в перерывах между митингами, даже если этот хуй может позволить себе полететь в космос в качестве туриста или купить дизайнерские штаны за восемьсот тысяч рублей.

Слишком много великих мужей сгинуло преследуя фантомы. На хуй надо. Стремление к идеалу – это в первую очередь отсечение лишнего.

Как-то не очень много читал в этом году, потому что много куда ездил и в моей жизни нет никакого порядка. Однако читал с удовольствием, хоть и мало. В начале года перечитывал роман «Мастер и Маргарита», который я каждый раз читаю с огромным удовольствием. Это великий роман. Я думаю, что этот текст вписан в вечность, и даже когда на земле не останется больше ни одного человека, ни одного листочка бумаги, ни одного цифрового носителя, даже ни одной дырки от перфокарты, этот текст всё равно останется, потому что, как известно, рукописи не горят. Как останется в ней и 14-й канон Баха из «Искусства фуги» — он будет звучать, даже если Вселенная прекратит своё существование и снова обратится в точку. Эту музыку нельзя отнять у существования.

Я не сомневаюсь, что в этом мире существуют такие тексты и такая музыка, которые были ещё до Большого взрыва и останутся навсегда. Они от него неотделимы, и понятия времени и пространства на них не распространяются. То есть нельзя даже сказать, что они останутся навсегда — они просто всегда есть. Я знаю несколько таких текстов и мелодий. А когда я думаю, сколько их ещё — тех, которые я пока не нашёл, которых пока не способен понять по своему невежеству, меня охватывает оторопь. И мне становится страшно, что я могу закончить своё пребывание в этом мире, так их и не открыв. Это волнует меня гораздо больше, чем покупка дома с теннисным кортом, рождение детей и профессиональная реализация.

Читал два романа Сарамаго. Он мой любимый писатель. Обычно я не позволяю себе читать больше одной его книги в год, потому что боюсь того момента, когда они закончатся, а новых он уже не напишет. Как известно, на том свете забирают карандаши, и это случается без перебоев (в гробу карманов нет). Вот бы найти способ просунуть ему туда пишущие принадлежности — это было бы доброе дело. Если знаете как, напишите мне в Барселону письмо.

Перечитывал Илиаду. Ничто в жизни не приносит мне такого удовольствия, как чтение античных текстов, особенно Гомера. Это высшая форма существования знаков на земле, как вино сассикайя — высшая форма существования жидкости в границах видимой Вселенной (говорят, что там, куда не проникает глаз телескопа, на одной далёкой планете растут невиданные винограды). Я не могу поверить, что человек мог такое написать. У меня это в голове не укладывается. Меня это ошеломляет каждый раз. Я просто не могу в это поверить. Хоть ты тресни. Мне кажется, что Илиада тоже была всегда — она неотделима от самого бытия.

Если ж умершие смертные память теряют в Аиде,
Буду я помнить и там моего благородного друга.

Читал несколько русских романов. Читал любимого Платонова, которого обожаю, и Достоевского, которого терпеть не могу. Читал великий роман «Доктор Живаго». Это всё были очень хорошие книги. Я читал их с удовольствием, но писали их люди, а не вечность. Когда читаешь Платонова, тонешь в зыбучих песках его мыслей, а когда начинаешь барахтаться, то увязаешь ещё глубже, пока тебя с головой не скрывает этот песок букв, который, как завещал Борхес, иной раз обязательно сложится в смысл. Была бы удача.

Борхеса тоже читал. И ещё читал разную литературу из Латинской Америки: «Педро Парамо» Хуана Рульфо — удивительный роман, который словно подслушанные шёпоты, а не напечатанные слова. Льосу ещё читал, а потом не утерпел и пошёл в бар искать писко. Нашёл, выпил. После ко мне даже приставала женщина — женщины обожают слушать рассказы про литературу, когда от тебя пахнет виноградной водкой. А может быть, я это только придумал, и дело совсем не так обстоит.

Дон Кихота читал! Смеялся. А какие замечательные иллюстрации у художника Саввы Бродского к этому роману Сервантеса. Какой я глупый человек, что не купил два тома с его иллюстрациями, когда ещё мог. Если жить на белом свете, то только как Дон Кихот. А иначе жизнь — это заноза.

Читал Виктора Гюго и даже Виктора Пелевина. Занимался историей Французской революции: читал про восстание в Вандее, про то, как Людовику отрубили голову, как Робеспьеру отрубили голову, как Марии-Антуанетте отрубили голову. Два раза ездил в Париж в этом году. Дважды порывался дойти до площади Согласия, где эти головы летели. Там идти-то от Лувра с гулькин хуй, но оба раза не дошёл, потому что очень хотелось выпить вина. Но, как говорится, не моя вина, что я хочу вина. Говорят ведь всякие мудозвоны типа Роберта Сапольски, что человек сам себе не принадлежит, и у нас отсутствует свобода воли. Я человек необразованный, поэтому спорить с ученым не стану. Так, видимо, у меня на роду написано: пить вино и пиво, мне остается только покориться, ибо известно, что покорного судьба ведет, а непокорного тащит.

Чего-то ещё читал по мелочи: Чехова там, Блаженного Августина — туда-сюда. Так и прошёл год. А впрочем и хуй с ним.

Хоть бы одного масона в жизни увидеть. И то хуй. Хоть бы одним глазком, за рукав пальто подержаться. А что иначе? Как родился в хаосе, так и помру в хаосе, где всем правит идиотизм и случай, где все только пиздят: сегодня сказали, а завтра передумали. И ничего — никто не замечает. Колесо крутится по накатанной колее: тот, кто спиздел вчера, спиздит завтра. Про мировой новый порядок только одни разговоры. Так был бы хоть старый. Ведь и того нет. Очень завидую людям, которые могут усмотреть во всём замысел и смысл. Я во всём всегда вижу только хуету и случайность. И никакого порядка. Мрак.


Те люди, которые говорили, что коронавирус и вакцинация — это заговор мировых элит, я хочу вас спросить: и где, блять, ваши элиты? Где чипы? Где контроль? Уже пять лет прошло с моей вакцины, а я как не получал никаких инструкций к этой жизни от Билла Гейтса, так, еб твою мать, и не получаю. Всё приходится делать на ощупь и самому. Я заебался уже. Дайте мне, суки, масона.

Где всё, что мне всю жизнь обещают? Я уже земной свой путь прошёл практически до половины, а меня всё кормят завтраками. Новый мировой порядок, блять, золотой миллиард, сатурнисты, рептилоиды. Где это всё? Я требую увидеть сатурниста. Мне интересно! Я не хочу жить среди этой всей скучной и банальной хуеты. Среди путиных, байденов, сраных попов, толкующих ветхозаветные истины, дикарей, готовых головы резать за перду, написанную полторы тысячи лет назад. Тошно.


Такое ощущение от мира, что я сижу в комнате, в которой пердят старики. Я всю жизнь живу и мечтаю, чтобы кто-нибудь разбил камнем снаружи форточку. Выбраться отсюда я даже не рассчитываю. Хочется хотя бы глотка свежего воздуха. Хотя бы маленького какого-нибудь, сука, масончика, который бы пришёл и сказал: «Щас, нахуй, русла у рек будем менять, землю перекраивать, подавлять у русских шишковидную железу. Обувайся».


Я вас умоляю, масоны, возьмите меня к себе. Я образованный. Можно даже жидомасоны, похуй, только возьмите. Я буду прилежно спаивать русских и через свою литературу разлагать традиционные ценности, менять генетический код гоев. Только бы при деле. Только бы не весь этот долбоебизм. На мир же без слёз не взглянешь.

Я хочу потискать за жабры рептилоида. Кто нынче мировые элиты? Илон Маск? Уоррен Баффет? Это же курам на смех. Илон Маск больше похож на мужика русского, который пива ввинтил в гараже и давай рассказывать, что Париж уже не тот, что раньше: негры, дескать, испортили.

Что это всё такое? Где у этого мира размах? Где полёт фантазии? Хуета какая-то. Масоны, я жду от вас писем на почту, иначе мне вилы.

Мне не нравятся бабы, которые не работают. Ничего не могу с этим поделать. Интереса ноль, могу спросить – как дела, а больше и спросить словно бы нечего. Как там у вас в ТикТоке? Что нынче показывают? Да что вы говорите? Не может быть!

Худшее, что мужчина может сделать для своей женщины, это позволить ей не работать. Это как типа вкладывать деньги в деградацию. И если говорят, что лучшая инвестиция – это в образования, то худшая – это в неработающее бабье.

Не понимаю как можно своими руками сделать из своей женщины домохозяйку, более того я не могу понять, как могут быть интересны домохозяйки? Нахуй они нужны? О чем с ними разговаривать? Вся эта история, что бабы, не работая, занимаются искусством и философией – это хуйня на постном масле, бабы пухнут об безделья и ебут мужикам мозги, потому что пока мужик работал и охуевал, женщина сидела и искала с кем бы ей поговорить (и уверяю вас, поговорить она хочет не о Томасе Гоббсе).

Да и потом, хочется любить такую женщину, которая с легкостью может послать тебя нахуй, накинуть платье и уйти. Будешь трижды думать прежде чем что-то сказать, тем более – сделать. А если она не может купить себе штаны самостоятельно, и в резюме у нее в навыках написано: умение вести аккаунты в социальных сетях и коммуникабельность, то такая женщина никуда не уйдет, она будет терпеть тебя, даже если ты отказываешься мыться и лезешь на шелковые простыни с грязными пятками. А там где грязь на пятках, там грязь проникает в сердце, и потом в нем заводится червь.

Да и вообще древние не зря заповедовали нас думать о смерти. Вы о смерти подумали? Помрете вы, а что ваша женщина будет делать? Нарисует ваш труп акварелью? Создаст в гробу уют?

Или еще говорят, что работа женщины – это быть красивой. Да, мужчинам нравятся красивые женщины, но, доподлинно известно, что женщинам нравятся умные мужчины. Но странно будет сказать, дескать, извините, я читаю Афанасия Фета, а поэтому не пойду на работу. А иной раз так хочется почитать Афанасия Фета, что ажно пиздец. И ничего. Откладываешь книги, заводишь электронно-вычислительную машину и вперед и с песней.

В общем, я считаю, что, если у тебя баба пошла лепить из глины, надо бить в набат и гнать ее на работу мощно. На любую. Хуевая работа мотивирует найти работу получше, преодолевать трудности, обретать навыки, пойти учиться, начать развиваться, в общем делать все то, что так ценно в существах мыслящих. А иначе зачем это всё? Ведь не зря же поэт сказал, что красавице платье задрав, видишь то, что искал, а не новые дивные дивы. В том смысле, что у женщин там все одинаково, а вот в голове очень даже по разному!