Факт!

Вообще мемы и вирусняки — это настоящее Wunderwaffe современной агитации и пропаганды. Преодолевает фильтры восприятия, просачивается через административные барьеры, развлекает и бьёт в прямо в эмоцию.

Тут, например, очень тонкая отсылка к великой спортивной драме о Рокки Бальбоа.

«Ты можешь упасть тысячу раз, но важно, чтобы ты каждый раз вставал на ноги.»

Так что не экономьте на штабном мемологе.😉

Артемий Введенский, руководитель социологической компании Russian Field, в ненапряжном эфире поделился своим взглядом на онлайн-социологию:

— Если мы говорим о количественной онлайн-социологии, то нужно понимать, что для политических исследований она непригодна по нескольким параметрам.

Первый параметр – это репрезентативность. Для того, чтобы оценить состояние российского общества, понять взгляды различных его групп, мы должны охватить всю страну географически репрезентативно. Сделать выборку по полу, по возрасту, по размеру населенного пункта, по региону. И, к сожалению, в настоящий момент онлайн-панели или ривер-сэмплинг — есть такой инструмент, работающий через таргетинг, — они не позволяют охватить всё население страны. Потому что есть отдалённые регионы, есть возрастные группы, которые слабо представлены в Интернете. Тут важно учесть, что когда речь идёт об исследованиях в Интернете, мы здесь опрашиваем только тех, кто этим самым Интернетом пользуется. Соответственно, те, кто им не пользуются, не попадают в поле нашего зрения.

То же самое, в принципе, можно сказать и про телефонные опросы – мы опрашиваем только тех, кто использует сотовую связь. Но это гораздо более широкая группа, чем пользователи Интернета; тем более, активные пользователи.

Поэтому, к сожалению, если говорить о количественных онлайн-исследованиях именно политической сферы, то на текущий момент этот инструмент не подходит. Хотя если вести речь о маркетинговых исследованиях, то здесь мы регулярно и в России, и за рубежом, используем и онлайн-панели, и ривер-сэмплинг. Но речь тут лишь об анализе узких целевых групп – например, айтишников или студентов от 18 до 30 лет.

Другой параметр связан с особенностями Интернета. Когда мы онлайн тестируем список персон, этот список потенциальных кандидатов есть перед респондентом, и тот в любой момент может загуглить, посмотреть, что это за люди. И потом ответить в ходе опроса: «Да, я знаю этого человека». С телефонным опросом такого нет, с уличным тоже.

Ещё интересный момент. В России есть онлайн-панели, которые предоставляют за деньги определенных респондентов для опросов. Так вот эти онлайн-панели в России не допускают проведения на них любых политических исследований. При этом зарубежные онлайн-панели «политику», включая такие сенситивные темы, как СВО, активно берут в работу.

Но я уверен, в относительно ближайшей перспективе количественные онлайн-опросы в политической сфере всё же станут привычным рабочим инструментом.

Что касается качественных онлайн-исследований – глубинные интервью, экспертники, фокус-группы, — то они в политической сфере вполне валидны. Мы, конечно, предпочитаем качественные исследования проводить офлайн. Не потому что онлайн возникают какие-то искажения. Просто, находясь рядом с респондентом, интервьюеру психологически легче «вытянуть» ту или иную тему.

Хотя, конечно, если речь идёт о масштабном проекте вроде федерального исследования со сжатыми дедлайнами, здесь спасают именно интервью и фокус-группы в формате онлайн.
#невнапряг

❤️ Процедуры & Ритуалы 👈

ИИ & политика: мнение юристов

Искусственный интеллект (ИИ) – главная звезда новостной повестки и экспертных дискуссий. В эфире канала юристы оценили перспективы ИИ в политике.

Алексей Ефремов — соавтор тг-канала Комиссия по Регуляторике, доктор юридических наук, профессор кафедры информационного права и цифровых технологий Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА).

«Если говорить об ИИ в регуляторной политике, то здесь есть определенный хайп и завышенные ожидания. Примерно то же было и 10 лет назад по поводу технологии распределенного реестра, когда активно стали развиваться системы криптовалют. Но затем хайп сошёл на нет, а технологии заняли узкую нишу. Наверное, нас ждёт что-то похожее и с технологиями ИИ.

Использование нейронных сетей и больших языковых моделей это особый способ обработки информации, но это не тот интеллект, который автономно креативит, прогнозирует будущее, учитывает эмоциональный либо этический фактор. ИИ лишь воспроизводит какие-то элементы когнитивных функций человека, при этом сильно зависит от объёмов и качества данных, на которых обучается. Неизбежны искажения и «галлюцинации». В области регуляторной политики это удобный дополнительный инструмент, но не более.

Существуют разные модели регулирования работы с ИИ. Например, в Евросоюзе действует так называемый Акт об искусственном интеллекте, который внедрил базовый принцип регулирования технологий, связанный с оценкой рисков и возможностью их применения. А в рамках Совета Европы подписана Рамочная конвенция об искусственном интеллекте и правах человека, демократии и верховенстве права. Американский подход связан с максимальным дерегулированием, один из январских указов Трампа как раз направлен на исключение избыточных ограничений, чтобы обеспечить американское технологическое лидерство.
Россия пока идёт по среднему пути, — помимо документов стратегического планирования и точечного контроля, например, в отношении рекомендательных технологий, детального законодательного регулирования нет. Технологии внедряются в основном на подзаконном уровне, по такому управленческому треку. На мой взгляд, в этой логике отрасль и будет развиваться — через стратегическое планирование, отдельные поручения президента и экспериментальный правовой режим (именно такой режим в Москве сыграл важную роль в развитии технологии компьютерного зрения).

Но, повторю, ИИ это лишь инструмент. Никто не отменял Конституцию, — политико-правовые решения всё равно будут принимать люди, причём, в рамках формальных процедур.»

Гарегин Митин — кандидат юридических наук, экс-член ЦИК России с правом совещательного голоса.

«Для избирательных комиссий ИИ – хорошее подспорье, инструмент, который не требует значительных изменений в законодательстве о выборах. Экономии здесь можно достигнуть только за счет нахождения ИИ (одной из систем, не вообще всего ИИ) в государственной собственности.
Однако передача ИИ права принятия юридически значимых решений противоречила бы статье 32, а возможно и части 2 статьи 24 Конституции.
Кроме того, позитивное восприятие избирателями участия ИИ в анализе документов кандидатов не гарантировано. Потенциальный риск недоверия несёт и непрерывно обучающийся ИИ, который может принимать разные решения по одному вопросу в схожих обстоятельствах.»

Максим Прокофьев — электоральный юрист.

«Лучшие системы ИИ находятся в руках геополитических противников.
Пример: Chat GPT оператором которой является Open AI, использует платформу Palantir Technologies, ведущего разработчика программного обеспечения Big-Data для Министерства обороны и разведорганов США. Наиболее эффективными являются платные продукты. Всё это не может не отразиться на возможности их открытого применения, в том числе при ведении избирательных компаний.
Вывод: изучать и использовать продукты ИИ зарубежного производства можно и нужно. Отрыто декларировать, что ты их использовал в рамках избирательных кампаний, категорически не рекомендуется. Юристам – учиться искать и «юридически привязывать» к конкретному пользователю материалы, созданные с использованием ИИ платформ.»

❤️ Процедуры & Ритуалы. 👈

🙂Искусственный интеллект в политике: революция коммуникаций и новые вызовы?

Главные тезисы панельной дискуссии «Возможности влияния отечественных нейросетей и ИИ на процессы социальной архитектуры»

🔥Кризис традиционной агитации и эра персонализированного видео

«Избиратели уже отвыкли читать. Стандартная агитация устарела

Единственный работающий формат сегодня — персонализированное видео с обращением по имени и элементами интерактива.

— считает Илья Бугаев (гендиректор «НИО МАССПЕРС»).

🔥ИИ — не панацея, а инструмент

Александр Назаров призывает не впадать в технооптимизм:

«Давайте поймём, с чем мы идём к избирателям: ИИ не заменит стратегию, креатив и живой контакт с людьми — он лишь усилит возможности тех, кто умеет им пользоваться»

Назаров сравнивает ИИ со «светлым миром», где нейросети убеждают сами себя. С одной стороны, это опасное упрощение реальности, с другой — новые возможности для политического маневра.

🔥 Александр Серавин («Единая Россия»):

«Сейчас для использования ИИ в избирательных кампаниях существуют в основном юридические препятствия. Законодательство пока не успевает за технологиями, создавая «серую зону» для их применения»

🔥Внедрение ИИ: не хайп, а системная работа

Николай Деревцов (руководитель департамента ИИ «Социальные сети»:

Чтобы нейросети давали реальный эффект, нужна глубокая трансформация процессов — от обучения команды до пересмотра KPI. Зато взамен — кратный рост эффективности:

✔️

Массовая генерация контента

✔️

Эксперименты с ЦА

✔️

Гиперперсонализация коммуникаций

Искусственный интеллект уже меняет политические коммуникации, но его внедрение требует системного подхода, а не слепой веры в технологии.

Победят те, кто сможет сочетать digital-инструменты с человеческим пониманием аудитории.

🙂 ОГОНЬ

Конституционный Суд РФ опубликовал постановление по делу о повышении судебных пошлин.

Ольга Кряжкова, блестящий специалист по конституционному судопроизводству, сделала блиц-обзор.

Особенно интересно про парламентскую дискуссию. 👀

https://www.tgoop.com/okryazhkova/535

Политика как действие VS политика как полномочия

— Ваши требования абсолютно справедливы, но у нас, к сожалению, нет большинства в Госдуме, чтобы решить эту проблему! — примерно так депутаты, представляющие парламенскую оппозицию, регулярно отвечают на крик души избирателей.

Это типичный пример административной философии, в которой политика понимается как набор формальных властных полномочий. Логика предельна ясна: «Дайте полномочия, и мы сможем решить вопрос», «Сделайте нас партией власти, и мы победим несправедливость». При всей внешней логичности такого бюрократического миропонимания, оно демонстрирует организационную немощь (без полномочий есть отговорки, но не действие) и ценностную блеклость (без должности нет мотивации к действию). Такой философии противостоит другой подход.

Политика как действие. Речь о том, что, независимо от наличия формальных полномочий, можно и нужно организовывать публичное коллективное действие для отстаивания своих идей и целей. Потому что даже если у вас нет полномочий, грамотно проведённая общественная кампания заставит тех, у кого они есть, решить вашу проблему.

За последнее время наблюдаем три таких ярких примера.

💡Суд смягчил наказание охраннику детского лагеря Павлу Червякову.

В феврале 70-летний охранник детского лагеря был осужден на 5,5 лет лишения свободы за то, что применил насилие к ворвавшемуся в лагерь и устроившему там погром нетрезвому злоумышленнику. Дело вызвало широкий резонанс, который послужил топливом для грамотно организованной публичной кампании. Как итог — смягчение наказания пенсионеру.

💡Геннадий Семигин лишился партийной должности, перестал возглавлять комитет Госдумы и обрёл электоральную «токсичность».

Депутат, словивший хейт за публикацию на сайте движения «Патриоты», решил показательно «засудить» Евгения Топаза, ветерана Русской весны и участника СВО. На стороне парламентария был мощный перевес по всем параметрам, включая аппаратные и судебные.

Несмотря на это, Павел Бордачев & Zlawyers запустили столь яркую и технологичную кампанию, что она, во-первых, «раскатала в труху» политическую репутацию депутата; а, во-вторых, получила премию имени Юрия Воротникова.

💡Защита IT-предпринимателя Юрия Ускова

В феврале задержали Юрия Ускова, основателя Института iSpring, лидера среди платформ для корпоративного обучения. Вопреки всем вызовам, IT-предприниматель не только остался в стране, но и принципиально строил свой сверхтехнологичный бизнес в Марий Эл, имея амбициозные планы сделать Россию лидером мировой IT-индустрии. И тут уголовное дело, традиционное для бизнеса обвинение — мошенничество, повод — якобы приобретаемые с 2013 года (!) по заниженной стоимости муниципальные земельные участки. Помимо удивительного содержания претензий, бонусом – процессуальные кунштюки.

Роман Юнеман запускает публичную кампанию в защиту предпринимателя — история разлетается по тг-каналам. Реагируют лидер фракции «Новые люди» Алексей Нечаев и спикер Госдумы Вячеслав Володин, глава СКР Александр Бастрыкин берёт расследование под личный контроль, а характеристику задержанному написал лично глава минцифры Максут Шадаев. Сюжет залетает в федеральные СМИ. Резонанс максимально раскачан.

Говорить о триумфе ещё нельзя, поскольку история не закончилась. Тем не менее, общественная кампания с блеском решила две задачи. Во-первых, не позволила с предпринимателем «решить вопрос быстро и по-тихому». Во-вторых, в итоге Юрия Ускова отпустили, суд избрал меру пресечения в виде запрета определенных действий (пользоваться телефоном).

Что объединяет эти истории?

Во всех трёх случаях
инициаторами и «мотором» публичных кампаний, приводивших к принятию желаемых властных решений, выступали активисты, не обладающие «официальными полномочиями». Обладатели же мандатов и должностей подключались в процессе, как инструмент.

И на этом фоне политическим скуфам носителям философии «политика это полномочия» стоит задуматься. Ведь, глядя на воплощающих принцип «политика это действие», избиратель может задуматься: «Если они столь результативны и без полномочий, то…».