Привилегию только профессиональных урбанистов (людей с опытом в архитектуре/проектировании или дизайне) говорить о городе и концептуальных проблемах урбанистики надо разрушать.

Дебаты в первый день шанинских векторов про соучастие красиво фиксируют начало такого разрушения.

Вспоминается отличный текст по этой проблеме от Энди Меррифилда, который не просто автор «Магического марксизма», но автор сильных книг и работ по урбанистике (неизвестных широкой публике в России).

‘Our era of technicians makes abundant use of the nominalised adjective “professional”: it seems to believe that therein lies some kind of guarantee.’ (Guy Debord 1991)

Соучаствующее проектирование и урбанистическая мысль в смятении. Ситуация превосходная. 
 
Секция Шанинских «Векторов» про соучастие за три дня прошла через серьёзные дебаты и настоящую политизацию — в этом нет сомнений. 
 
В первый же день доклады Олега Паченкова и Александра Замятина как следует встряхнули. В этом посте содержится суть дебатов первого дня, да и всей секции. 
 
Тут выражена основная линия спора: между политизирующей позицией, осмелившейся поставить под сомнение и дерзнувшей переопределить ключевые процессы и смыслы в соучастии и урбанистике, и позицией статус-кво «не трогайте, всё ок». 
 
Я присоединяюсь к позиции Олега и Александра. Соучастие требует серьёзной, именно политической концептуализации. В своем докладе я попробовал политизировать это политическое отношение к соучастию — через попытку погружения в полит.эконом. контекст.
 
Соучастие сейчас берется в вакууме, без своего положения в действительности неолиберального и капиталистического города. Это инструмент по сглаживанию конфликта и одновременно новый метод производства пространства, в котором воспроизводится антагонизм между трудом и капиталом.
 
Т.е. соучастие это в первую очередь процесс по активизации внимания и деятельности людей, труда (в широком смысле) по изменению пространства. Но настоящим бенефициаром изменений выступают не сами люди (будь они даже довольны результатом), а структурная властная коалиция администрации, девелоперов, экспертного сообщества, которая держала и продолжает держать в руках принятие всех ключевых решений и чьё положение усиливается за счет новых проектов и финансирования.
 
Дискуссия продолжается. Пётр Иванов представил свою критику, на ключевые пункты которой важно ответить.
 
«Если бы соучаствующее проектирование реально бы работало на деполитизацию горожан, то именно в столицах его бы наиболее активно продвигали».
 
Казалось бы, справедливый аргумент. Однако через отношения антагонизма труда по производству пространства и логики пространственной экспансии капитала такой аргумент выглядит слабее. В столичных городах точек для пространственной реализации/воплощения капитала предостаточно, где не надо ни с кем соучаствовать. В регионах концентрация капитала, готового на подобные проекты, все же меньше: поэтому выискиваются более точечные проекты — отдельные, малые элементы, в которых соучастие дает больше выгоды.
 
Распределение капитала в пользу поставщиков оборудования/производителей материалов/логистики/ экспертов— всё это прекрасно работает. Все главные рычаги в руках организаторов конкурса: вся энергия участников работает на них.
 
Поэтому вернее говорить об отчуждении человека от города —реполитизация вполне возможна через практики соучастия, но через именно политический подход к ним, а не через потребительский. Дискуссии и проектные семинары могут быть точкой для реполитизации — если вопросы будут поставлены политически.
 
«Разница политических процессов и непредсказуемость коалиций и перераспределения власти».
 
Ситуативно, разумеется, верное замечание: где-то собственник земли захочет одно, а горожане потребуют сквер, а их поддержит администрация. Пусть это требует повторения, но всё же — ключевые рычаги «делать/не делать» не в руках непосредственно горожан (это предельное выражение вопроса о перераспределении власти), а даже если в результате давления на власть сообщество получает свой проект (или само инициирует), в итоге прибыль (как стоимость, созданная гражданским участием) принадлежит поставщикам, производителям материальных объектов, администрации, круговорот капитала произойдет, всё здорово. Власть — решения и контроль за перераспределением излишка капитала в городе — осталась прежней. «Допуск» человека до корректировки отдельных элементов города — это еще не реполитизация.
 
Хочется отметить две вещи:
1. В осмыслении соучастия сегодня кризис.
2. Политизирующая позиция критики — результат противоречий, которые есть и в самой идеи соучастия (как показал Александр Замятин в своем докладе), так и в практике соучастия: в конкретной социальной действительности.

Обхватываю голову руками и что-то дрожит в груди. Я смотрю «Балладу о солдате». Еле дышу при просмотре «Судьбы человека». Глазницы вбирают в себя «Иди и смотри». Слеза подбирается ко мне из дальнего угла. Такого не должно быть.

Обхватываю голову руками и что-то дрожит в груди. В комнате играет «Темная ночь». Мою спину пропахала холодком музыка Окуджавы. «Белорусский вокзал» прикладывает меня плитой. Скорбь заговаривает со мной. Такого не должно быть.

Обхватываю голову руками и что-то дрожит в груди. Я нашел ещё один документ, касающийся боевого пути прадеда. Нашел подпись своего прадеда: на боевом донесении и на схеме расположения его танкового батальона. Ужас шепчет мне из темноты. Такого не должно быть.

Обхватываю голову руками и что-то дрожит в груди. Читаю о боях, через которые он прошел летом 1942-го года. Узнаю об этих боях через документы частей: ужас через ёмкий суровый слог донесений. Ужас кладет мне свою руку на плечо. Такого не должно быть.

Обхватываю голову руками и что-то дрожит в груди. Вчитываюсь в письма прадеда. Я перечитываю его письма. Мое сердце рвётся от «Тасинька, крошка моя, спешу сообщить, что я жив здоров и того тебе желаю…».

Обхватываю голову руками и что-то дрожит в груди. Перечитываю «Реквием» Рождественского. Перечитываю его ещё раз, и ещё раз, и снова:

Встречайте трепетную весну, люди Земли. Убейте войну, прокляните войну, люди Земли!
Мечту пронесите через года и жизнью наполните!.. Но о тех, кто уже не придет никогда, — заклинаю, — помните!

Обхватываю голову руками и что-то дрожит в груди. Я знаю о смертях, об убийствах, я знаю, что нынче война. Такого не должно быть.

Я смотрю в сумерки за окном. Обхватываю голову руками. Моя грудь дрожит. Взрыв салюта. Такого не должно быть.

В темноте на меня смотрят его глаза. Что я им скажу? Простите меня. Будь проклята, война.

Горожанин неолиберального мейнстрима – абстракция, форма, до которой редуцируется человек. Политэкономия раньше знала человека как рабочего; превращая тело и душу в подчиненный производству стоимости узел и элемент производственной и семиотической цепи, капитал озабочен и смысловым захватом.

Space, пространство, выступают отличным уголком, как примерочная комната в пункте выдачи заказов от OZON, тотального отчуждения — как в овеществленном, так и развеществленном отношении позволяя человеку иметь нечто за пределами стоимости и семиотики капитала и обмена: иметь себя горожанином.

Почувствовать себя самим собой в прогулке, в классном общественном пространстве, во дворе от лучших архитектурных бюро, на самокате с такой доступной моделью пользования, с кофе или шаурмой, в парке или в общественном транспорте, в такси или набережной, в театре или ТЦ, с оплатой картой и круглосуточной доставкой, фланировать на Хлебзаводе или сидеть на аллее в спальнике, быть или становится горожанином — мнимая свобода не быть узлом эксплуатации.

Беда в том, что это миф большого рендера: миф картинки, сказка, рассказчик которой сделает все, чтобы слушатель никогда не стал её персонажем. Идеи о счастье, самореализации, конкуренции, транслируемые поздним (так ли?) капитализмом, идут рука об руку с представлениями о счастливом горожанине в комфортной городской среде.

Новая лихорадка любым городским вечером: мейнстрим ищет и создаёт старую новую расу людей, которые рады тому, что их пусть и эксплуатируют в бешеном ритме 24/7, но ведь главное — у них остается возможность выйти в город и стать собой.

Горожанин в неолиберальном мейнстриме — помещенная относительно пространства и произведенная самим пространством композиция порабощенной души и раздушевленного тела.

В Зарядье видны берёзки, улыбаются люди и пахнет беспощадным насилием: тут проходит Мега-выставка под лейблом «Московский урбанистический форум».

Кишащие толпы лоснящихся и потных чиновников, молодых и не очень предпринимателей от городского пространства, делающих себе и имя, и деньги на преобразовании того, что они так ловко спрятали от всех. Вот дама в футляре а-ля чиновник средней руки уворачивается от встречной толпы, поправляет брошь и на вопрос компаньона «чем это пахнет?» отвечает уверенно: «ну не Шанель же!». А вот молодой бык, два метра, костюм вот-вот лопнет, ёрзает глазами по толпе, то и дело отвлекаясь на звонок: «нет, по ПЗЗ нет новостей», «да, я им документы отправил», «видел, как Ван Ваныч говорил с ними, я не знаю». Вот красивый зал, вот фуршет. Вот архитекторы, готовые аплодировать своему боссу. Вот молодые карьеристы, ещё не такие лощённые и потные, но не менее злые – и более проворные по части фото и селфи: этот-то выступает, этого-то слушали, а это я сам или сама. Вот армия волонтеров: бедные студенты, то и дело сбегающие покурить ягодный под или посмотреть тик-токи. Высокие гости, министры, топ-менеджеры, бесконечно уверенные в себе, но риторически слабые инвесторы, вот стремящиеся выглядеть достойно и уверенно урбанисты из то ли НИИ, то ли АО, то ли АНО, но знающие своё место: у ноги, по команде, по свистку. Вот программа форума рассказывает и о урбанистах трендсеттерах, и о активистах, и о блогерах. Все тут. Все в программе.

Кишащее море тех, кто сходит с ума от своей власти над городом. Жужжащее месиво костюмов, ароматов туалетной воды, потных жирных шей и тонких икр в дорогой и не очень обуви, притворных улыбок и отточенных умений сделать серьезные лица или пошутить когда надо. Довольные лица.

Вот она, властная коалиция чиновников, предпринимателей, экспертов, урбанистов. Они могут быть несогласны друг с другом, могут спорить, доказывать, обвинять, играть в политес. Последнее, впрочем, чаще. Но это одно целое, один организм власти: власти одного класса.

Представитель номенклатуры сияет своим светлым лицом на экране здания: «я вижу Москву городом курортом. К 2030-му да, это будет курорт для всех».

Кажется, этот человек вывел формулу господ этого города: не супермаркет, не фестиваль, а курорт. Стоит знать, кто это: архитектор в n-поколении, человек, считающий, что реновацию просто не так объяснили людям, настоящий city maker, автор Зарядья. Герой своего класса.

Он, и все такие же – от чиновника до никому не нужного последнего блогера урбаниста, от миллиардера до среднего серого архитектора, от арт-DIY-инфлюэнсера до про-мэрского активиста, от трендсеттера в урбанистике до корифея, от прогрессивного предпринимателя до маркетолога и пиарщика – мечтают о курорте для себя. Для своего класса.

Это город похлеще горьковского города жёлтого дьявола: этот никогда не спит, не бредит. «Что это?» – спрашивает ребёнок родителей, показывая на стройку и рабочих. Нечего ответить родителям. А это, тем временем, московский бог, перефразируя Горького.

Спасибо этому city maker’у. Проговорил формулу своего класса, с силой машины для установки свай вбивающий насилие над другими. Пока им курорт, остальным же – гнуть спины, продолжать верить в счастливое будущее, которое при таких доходах и обстановке не наступит, пользоваться скидками в магните, акциями в пятёрочке, изредка велодорожками и чаще всего темными улочками рано утром и поздно вечером, считать зарплату или штрафы, молиться, что не придётся тратиться на обувь на осень или телефон, продолжать надеяться на «ну, через год дай бог» и выполнять свою работу, попутно сталкиваясь не с берёзками, а со страданием, страхом, усталостью и бедностью. Все такие же, как у Stromae в клипе Sante.

Этим властителям подавай курорт – созданный большинством тех, кто на этот курорт не попадёт. Чьим трудом курорт создан, чьим доходом оплачен, чьим временем, мускулами и потом возможен. Курорт – идеально точная формула.

В Зарядье видны берёзки. Город расширяется: новые кластеры, пространства, подряды и процессы. Вот улыбаются люди. Пахнет беспощадным насилием.

Уже почти месяц в столице проходит Московский урбанистический форум (МУФ): нищета городской критики сегодня подтолкнёт нас либо не заметить этого явления, либо оценить превратно. Оставим в стороне тех, кто некритически подходит к МУФ — посмотрим на критику. Наскучившая и тоскливая критика снова повторяется: «ну что за дело, какой-то форум, про какой-то якобы город, кому это сегодня должно казаться важным?», «на форуме ничего всерьёз не обсуждается», «честных обсуждений нет», «пиар машина мэрии ведь, что тут нового-то, в начале сентября выборы». 

Такая критика бесполезна.

Критиковать МУФ следует не за то, чего на МУФ нет, не за то, что он не соответствует ожиданиям о некотором идеальном урбанистическом форуме. Нужно обратить внимание на те условия и обстоятельства, которые произвели на свет именно такой МУФ, на то, как действительные  противоречия города и пространства отражаются и сплетаются в нём. 

Написал об этом более развёрнуто.

https://open.substack.com/pub/prokuronov/p/124?utm_campaign=post&utm_medium=web

В связи с интервью олигарха Мельниченко, в котором он жалуется на санкции и божится, что находится «вне политики», хочу напомнить наш старый фоторепортаж из Ковдора, на котором этот господин сколотил состояние.

Вот буквально целый город живёт вокруг ГОКа, чтобы конвертировать недра страны в яхты для одного олигарха. Его обогащению посвящены жизни тысяч людей, у которых нет никаких шансов выбраться оттуда. А некоторые ещё умудряются считать это благом под названием «создание рабочих мест». Сверхбогатые это опухоль на теле планеты.

https://www.rusmirror.ru/kovdor

Кто правит городом?

Выборы мэра Москвы прошли несколько дней назад: всё идёт своим чередом, никаких волнений на глади воды. Более того, и сами выборы ровным счётом ничего не значили в контексте политических ставок и политической борьбы.

Но тем интереснее: человек становится мэром на ещё один срок, без серьёзных конфликтов, контроль над городом продлевается легче, чем подписка на онлайн сервис, и кажется, что могущество Собянина колоссально. Но его ли это могущество? Фактор личности безусловно важен, но дело ведь решают другие силы. Кто в действительности правит городом?

На днях мне вспомнился старый текст, который вышел несколько лет назад в Rampant Magazine – Who Runs Chicago?

Отвечая на вопрос «а кто правит Москвой?» можно, конечно, разбирать институциональный дизайн: можно сказать – вот мэр, вот департаменты правительства, вот дума. Но такие ответы порождают ещё больше вопросов: из-за чего принимаются те или иные решения, почему проводится та или иная политика?

Авторы сталкиваются с этой же проблемой и предлагают политэкономический анализ развития города и распределения власти в нём. Становление неолиберального Чикаго оказалось возможно благодаря тому, что власть у собственников мануфактур и производств перехватила другая часть правящего класса. Ими оказалась группа FIRE (finance, insurance and real estate). Важен не мэр, важно то, какие структурные силы он представляет. (The best mayor for the rich is one who is able to set investors at ease)

Статья примечательна и важна: в ней дан обзор развития Чикаго за последние полувека – как FIRE захватывала и укрепляла власть над городом и городской политикой.

Вопросы демократии, участия горожан в местной политике, публичная арена политических столкновений в городе, вопросы city governance – всё рассмотрено через процессы неолиберального становления, через экономические основания и классовый антагонизм.

Статья заканчивается двумя, как мне видится, важнейшими и именно что политическими тезисами.

Во-первых, будущее открыто и оно возможно.

The future is wide open. It is possible to live in a city where people matter more than profit, where popular democratic control isn’t continually thwarted by the power of big money. … This is no pipe dream—but it is a vision of city life very different from the one embraced by those who currently hold power. 

Во-вторых, необходимо в первую очередь знать, против чего мы боремся.

To know what we must do to restore power to the people, we must first of all know what we’re up against.

Оптика, но, что серьёзнее, политэкономический и исторический метод этой статьи крайне важен для нашей действительности.

Невозможно согласиться с нищим и голым по сути анализом, когда всю городскую политику сводят до индивидуальных действий отдельных фигур: то демонизируя одну, то превознося другую. Такой поход плох тем, что не даёт ни почвы под ногами, ни ясного политического взгляда.

Для московской городской политики сегодня чрезвычайно необходимо развивать другой метод – исторический, политэкономический, классовый:

1. Важно оценивать конкретные этапы развития отношений контроля над городом;
2. Важно разбирать структуры и классы в городе;
3. Важно погружаться в глубину экономических и социальных процессов города.

Городом не правит отдельный человек или даже группа лиц. Нашим городом тоже правит структурная властная коалиция, которую необходимо изучать, чтобы быть способными увидеть сильные подводные течения за кажущейся спокойной гладью воды.

Неолиберальный город как игровая площадка для богатых

К нашему выпуску подкаста про город сделали список литературы, который мы горячо рекомендуем почитать. Вот он здесь.

Конечно, список никоим образом не полный и не исчерпывающий. Но важный, поскольку раздвигает рамки возможного мышления о городе: в противовес блогерам, если вы их смотрите/читаете, в противовес всяким «профессионалам» и «экспертам» с приторными фотографиями конференций/форумов/выставок.

Отдельно хочется указать на текст Дэвида Харви из нашей подборки, который легче, чем остальные, но при этом грозно рубит по паутине той чуши, которую разгоняет мейнстрим, и подсказывает некоторые мысли о Москве.

Упущу пересказ марксисткой теории (блистательно описан весь механизм, запускающий неолиберальную урбанизацию), отмечу лишь ключевой тезис Харви:

«…вся история урбанизации при капитализме не может быть понята, если не понимать центральной проблемы использования избыточного капитала».

В тексте Харви разворачивает этот тезис и иллюстрирует его как реформами барона Османа в Париже (хорошее напоминание классики), так и историей падения и взлёта Нью-Йорка.

«После того, как были оживлены Уолл-Стрит и Финансовый квартал Нью-Йорка, было создано общественно-частное партнерство между бизнесом и городскими властями. Это было сделано для того, чтобы создавать элитное жилье, элитную среду, восстанавливать парки, строить бутики и рестораны, для того, чтобы сделать Нью-Йорк привлекательным для новой элиты. В этот момент мы видим новое перерождение Нью-Йорка. Нью-Йорк, который был пролетарским городом, превращается в игровую площадку для очень богатых».

«Что же произошло с городом после двадцати лет такой политики? Оттуда выведено производство, выведены пролетарские районы; теперь это район элитного жилья и элитного потребления. Обратите внимание, что неолиберализм вовсе не ликвидировал государственное вмешательство. Государственное вмешательство просто было переориентировано на помощь интересам финансовых учреждений. Но не только это было важно для создания того, что называется бизнес-климатом, который приглашает инвесторов прийти и потратить свои деньги в Нью-Йорке».

Читая эту заметку про Нью-Йорк, можно смело оглянуться – где бы вы ни были, в метро, в вагоне МЦК, в автобусе, в квартире, в магазине, где угодно – и посмотреть на Москву.

Чрезвычайно необходимый текст.

Комплексное капиталистическое развитие территорий в Москве

Мэр Москвы бодро отчитывается о новых достижениях в проекте развития территорий «ржавого пояса» столицы — о проектах КРТ (44 проекта КРТ с общей площадью свыше 610 га).

Проекты КРТ — отличный пример, через который видны основания городской политики и задающие их общественные отношения.

Городские элиты чётко и давно форсируют понятие «продуктивного города»: пространства должны работать, а не простаивать. Тут и появляется КРТ как программа развития неэффективных территорий, которых в городе более 200 (практически 17% территории города в пределах старой Москвы, около 2450 га).

Элиты чётко обозначают планы: 1) 5,1 млн кв.м жилья, 2) 2,7 млн кв.м для общественно-деловых проектов, 3) больше 2,1 млн кв.м производств, 4) план инвестиций около 8 трлн, 5) замах на бюджетный эффект в 1 трлн. Неслабо, верно?

Какие варианты реагирования предлагает мейнстрим? Можно поддержать и восторгаться. Или при этом просвещенные урбанисты могут критиковать, что угодно — не так спроектирована улично-дорожная сеть, тут проблемы с дизайном, этажность не та, вот озеленения мало, а набережные, а освещение, а вот не сделали «хорошо». Ну, старая песня. Город и городское пространство воспринимается как внешний объект. Надо сделать так, чтобы среда была хорошей и хорошо влияла на человека. Циничная продажа счастья, удовольствия и комфорта в угоду современным сатрапам, как говорил Лефевр.

Однако противоположная часть отношений — а как среда создаётся? — остаётся без внимания. Тысячи цепочек производства от материалов до готовых конструкций и отношений вокруг них как будто исчезли; армия наёмных сотрудников по производству и обслуживанию новых объектов создаёт своим трудом это пространство. А кто снимает сливки и контролирует капитал?

Из такого подхода видно, что город создаётся трудом, результат которого отчуждён. Пространства социальных объектов, парки, удовольствия, всё следует рассматривать критически — как территории организованного потребления для поддержания (или развития) рабочей силы, как места реализации огромной массы товаров, потреблять которую будут те же, кто её и произвёл. Жилые кварталы и среда вокруг них? Территории воспроизводства рабочей силы. И все остальное — места производства и мест приложения труда для невероятно объемного цикла производства, потребления и обмена и обеспечения цикла Д-Т-Д. Похорошела? Ну здорово, шестерёнки щедро промазаны удовольствием, скрипа меньше.

Из под рёбер этих проектов КРТ красочно торчит принцип прибыли и эффективного размещения капитала. Никакого контроля за капиталом в городе и полный контроль за трудом со стороны элиты. И мейнстримная урбанистика молчит: все эти урбанисты у ботинка девелопера или чиновника, проектировщики, дизайнеры, консультанты и пр. Пусть занимаются своими делами. Но это не вся урбанистика и это необходимо понимать.

Через мейнстримный подход невозможна никакая прогрессивная политика, защищающая интересы современного городского пролетариата.

Однако в этом огромном котловане больших и малых городов, в бетоне, стекле, пластике, в территориальном размещении и разделении труда, в бесконечном пространстве складов, строек, офисов, в напряжении труда занятых в сфере услуг, доставки, производства, в рёве жира и блеске вылизанных пространств потребления, в звоне бокалов ужинов элиты, в поте и страданиях большинства, в кровавых плясках ипотечных мечт и цепей, в мрачном сердцебиении долгов и остатков на карте, в мире урбанизации с нервов классового антагонизма слетает шелуха, слетают идеалистические и обскурантистские политические соображения и обнажается будущее новой политики — пролетарской политики XXI-го века, способной на осуществление изменений, если авангард такой политики сможет преодолеть бетонные плиты, накрывающие наше политическое воображение и способность анализировать окружающие обстоятельства.

Брусничный джем идеологии

Обласканный и любимый публикой девелопер Брусника недавно выпустил очередной маркетинговый ролик. Простейшая реклама, но от того и очень насыщенная — ей есть, что рассказать нам, даже если на первый взгляд она вообще ничего не рассказывает. Рискнём предположить, что ролик Брусники — это довольно откровенный и честный самоанализ места, роли и важности девелоперов и застройщиков в нашей повседневности, и одновременно — хороший пример развертывания господствующей городской идеологии.

Попробуем увидеть за рекламным роликом работу идеологии и характеристики буржуазного мифа, привлекая к делу Альтюссера и Ролана Барта.

https://open.substack.com/pub/prokuronov/p/ca7?r=1cel1m&utm_campaign=post&utm_medium=web

КРТ и облик города

Иногда возникает ощущение, будто чаще, чем новости о погоде, в Москве приходят новости о программе комплексного развития территорий промзон, то есть КРТ. Их сообщают чуть ли не на ежедневной основе. Вот новый проект, вот ещё миллионы новых квадратных метров, вот новая территория, вот миллиарды инвестиций — так и крутится это колесо, день за днём, будто бы именно проектами стройкомплекса планета совершает обороты вокруг своей оси.

На КРТ и застройку промзон можно смотреть как на что-то внешнее: красиво/некрасиво, приносит неудобства или нет, круто там что-то делают или не очень и так далее. Так и смотрим, если проезжаем стройку на МЦК, например. Но что даёт нам этот взгляд?

Собянин как-то сказал, что проекты КРТ и реорганизуемые пространства промзон определят облик столицы на 100 лет вперёд. Действительно, если застроить 17% территории старой Москвы миллионами квадратных метров жилья и офисов, то можно очень сильно преобразить внешний вид города, чем сильно озабочена мэрия. Главный архитектор Москвы Кузнецов прямо говорит, что после лужковского периода в Москве набрал силу новый архитектурный стиль, который «войдет в учебники как «классика второго десятилетия XXI века». Кузнецов вот верит, что через 10-15 лет Москву будет не узнать — ведь для превращения Москвы в «ультрасовременный мегаполис», нужно строить «вал» жилья. Промзоны — отличное место для этого «вала».

Проекты КРТ не только создают новый облик. Они в то же время, как увеличительное стекло, обнажают основы существующего экономического и политического облика города.

Сегодня город находится в руках системы, которую в западной критике называют термином FIRE. Это акроним, образованный из finance, insurace и real estate. Финансы, страхование и недвижимость: и КРТ как огромный полигон для этой системы. Переплетение собственников, банков, страховых систем, инвестиционных структур, девелоперов, агентств, застройщиков, смежников и так далее. Они определяют правила игры и стимулируют через возводимое жильё как потребление, так и коммерциализацию благ и пространств. И при этом никакой общественной дискуссии, никакой политики.

Многие в Москве на своём опыте и в своей повседневности прекрасно знают, чего стоит такое преображение города — и главное, что преображение это происходит вовсе не для них. Квартиры за 20, 30 миллионов рублей? Кто их сможет купить? Кто будет там жить? Брутальный союз авторитарной власти и FIRE усиливает эксплуатацию и расширяет неравенство: те, кто пашет за копейки в городе, прекрасно это знают. Город принадлежит кому-то другому: это известно тем, у кого не просто меньшие возможности, а кто претерпевает лишения.

Политико-экономический облик задаёт и архитектурный облик города. Всё новые и новые стройки, высотки, кварталы, жилые кластеры, объекты недвижимости, вся архитектура в принципе — определяется логикой финансового капитализма, доминированием этой системы FIRE. Финансовый капитализм оказывает эффект на архитектуру, и не только потому, что экономический мир в принципе влияет на социокультурные эффекты, нет. Но потому что строительство сегодня является основным оперативным средством финансового капитализма.

Более того, вслед за Мэттью Соулзом можно повторить, что архитектурный облик это не просто результат финансового капитализма. Архитектура — это и есть сам финансовый капитализм. Его книгу Icebergs, Zombies, and the Ultra-Thin: Architecture and Capitalism in the 21st Century я горячо рекомендую.

На КРТ и застройку промзон следует смотреть как бы изнутри. Такой взгляд помог бы увидеть, что внешний облик города — одновременно и результат, и место действия сил, которые противодействуют нам. И в очередной раз, проезжая на МЦК мимо стройки, увидеть материальное воплощение власти брутального союза городской администрации и FIRE. Через такой взгляд можно расширить своё представление о горизонте настоящих изменений повседневности; он пролегает через ключевую сферу — экономическую. Экономика предстаёт полем боя, но изменение должно быть именно политическим.