Один из моих любимых авторов писем – Василий Катанян, режиссер, мемуарист, друг Рязанова, Параджанова, да и кого только не. Человек он был веселый и остроумный, переписываться с ним все любили. Во время одной из съемочных экспедиций в начале 1950-х Катаняну пришла целая гора писем из разных городов СССР, что шокировало местную сотрудницу гостиницы. Когда только он успевал снимать кино?
Поскольку стикеров и смайликов в то время еще не придумали, Катанян делал свои. Приклеивал в письма лозунги из советских газет и фотографии-реакции. Выше смотрите примеры из их переписки с Перой Аташевой. Спутница жизни Сергея Эйзенштейна очень радовалась находкам собеседника. В ответных письмах она хвалила Катаняна за остроумие и озорство.
Кстати, есть у кого мысли, кто такая Л.К. , и за что Катанян ее так страшно обозвал?
Поскольку стикеров и смайликов в то время еще не придумали, Катанян делал свои. Приклеивал в письма лозунги из советских газет и фотографии-реакции. Выше смотрите примеры из их переписки с Перой Аташевой. Спутница жизни Сергея Эйзенштейна очень радовалась находкам собеседника. В ответных письмах она хвалила Катаняна за остроумие и озорство.
В кошачий день делюсь своим любимым письмом Дзиге Вертову от жителя города Сарапул.
Режиссеру рекомендуют бросить заниматься ерундой, снимать какие-то киноглазы, а приехать наконец в Уральскую область и заснять как "своеобразно ест молоко и суп" красивый кот (не сибирский!).
Или хотя бы молодого врача, который ныряет в прорубь в минус 30.
Вот она "жизнь врасплох", Вертову стоило прислушаться.
Режиссеру рекомендуют бросить заниматься ерундой, снимать какие-то киноглазы, а приехать наконец в Уральскую область и заснять как "своеобразно ест молоко и суп" красивый кот (не сибирский!).
Или хотя бы молодого врача, который ныряет в прорубь в минус 30.
Вот она "жизнь врасплох", Вертову стоило прислушаться.
Навевает на еще неокрепшие умы крестьян мысли о чуде
В газете "Кино-Неделя", которая издавалась очень недолго в середине 1920-х годов, есть очень много любопытных рецензий на фильмы от так называемых селькоров и рабкоров (грубо говоря, кинокритика из народа, комментарии и донесения от сердобольных граждан). У всех этих текстов практически одна и та же задача — разобраться хорошее это кино для деревенского или рабочего зрителя, или все-таки вредное.
Рабкорка Утлин явно осталась в восторге от фильма "Багдадский вор" с главной звездой эпохи Дугласом Фэрбенксом. Но ей, как коммунистке, нужно признать, что по содержанию картина не глубока, и ничего хорошего крестьянам она не даст, да еще и заставит верить в чудеса. А чудес, как известно, не бывает, и на ковре самолете в лунные замки крестьянин улететь из своей деревни не может. Пускай не отвлекается от вопросов сельского хозяйства.
В газете "Кино-Неделя", которая издавалась очень недолго в середине 1920-х годов, есть очень много любопытных рецензий на фильмы от так называемых селькоров и рабкоров (грубо говоря, кинокритика из народа, комментарии и донесения от сердобольных граждан). У всех этих текстов практически одна и та же задача — разобраться хорошее это кино для деревенского или рабочего зрителя, или все-таки вредное.
Рабкорка Утлин явно осталась в восторге от фильма "Багдадский вор" с главной звездой эпохи Дугласом Фэрбенксом. Но ей, как коммунистке, нужно признать, что по содержанию картина не глубока, и ничего хорошего крестьянам она не даст, да еще и заставит верить в чудеса. А чудес, как известно, не бывает, и на ковре самолете в лунные замки крестьянин улететь из своей деревни не может. Пускай не отвлекается от вопросов сельского хозяйства.
С легкой руки кинозвезд начинает прививаться обычай татуировки!
Советская общественность с негодованием рассказывает об очередном американском «нездоровом уклоне эротических ухищрений». В этот раз досталось актрисе Леатрис Джой, чей шикарный костюм покрасил краской художник. Будто в СССР никто так не делал!
1925. Экран Кино-Газеты.
Советская общественность с негодованием рассказывает об очередном американском «нездоровом уклоне эротических ухищрений». В этот раз досталось актрисе Леатрис Джой, чей шикарный костюм покрасил краской художник. Будто в СССР никто так не делал!
1925. Экран Кино-Газеты.
«Большой Пудовкин» становится больше
Хочу поделиться новостями. Вот уже месяц я живу и учусь в Кембридже, работаю над PhD диссертацией про советское документальное кино 1930-1940-х гг. Жизнь изменилась резко и кардинально, осмыслить происходящее порой не хватает ни сил, ни времени. Так много всего удивительного происходит вокруг!
Я много думал о судьбе этого канала, который нерегулярно веду больше трех лет, и который мне очень дорог. Построен он был во многом на моей архивной работе, а теперь доступа к родным московским архивам у меня временно нет. Конечно, материала я собрал перед поездкой на Британские острова много, но все-таки недостаточно для ведения канала. Заполнять же «Пудовкина» исключительно газетными вырезками скучновато, хотя доступа к советской прессе у меня стало гораздо больше (ура!).
Поэтому я решил концептуально поменять формат ведения «Большого Пудовкина». Теперь это будет мой личный блог, в котором буду рассказывать о западном киноведении, книжках, которые читаю в здешних богатых библиотеках, встречах с учеными и студентами, о своей работе. Хочется сделать формат более свободным, но сохранить тематику раннего советского кино.
Есть у меня и еще хорошие новости. Готовятся к печати сразу две (и очень разные) мои книги о Дзиге Вертове и 1920-х годах. Последние несколько лет я посвятил работе с вертовским архивом, который поразил меня своей глубиной и не изученностью. Сложилось множество интересных и во многом неизвестных сюжетов о его жизни, работе, сотрудничестве с коллегами, начальством, группой киноков. Разным аспектам его деятельности в те бурные годы и будут посвящены книжки. Подробности скоро будут тут.
Всем жму руку, и уже скучаю по московским друзьям и коллегам. Им, подписанным на мой канал, теплый привет. Не теряемся.
Хочу поделиться новостями. Вот уже месяц я живу и учусь в Кембридже, работаю над PhD диссертацией про советское документальное кино 1930-1940-х гг. Жизнь изменилась резко и кардинально, осмыслить происходящее порой не хватает ни сил, ни времени. Так много всего удивительного происходит вокруг!
Я много думал о судьбе этого канала, который нерегулярно веду больше трех лет, и который мне очень дорог. Построен он был во многом на моей архивной работе, а теперь доступа к родным московским архивам у меня временно нет. Конечно, материала я собрал перед поездкой на Британские острова много, но все-таки недостаточно для ведения канала. Заполнять же «Пудовкина» исключительно газетными вырезками скучновато, хотя доступа к советской прессе у меня стало гораздо больше (ура!).
Поэтому я решил концептуально поменять формат ведения «Большого Пудовкина». Теперь это будет мой личный блог, в котором буду рассказывать о западном киноведении, книжках, которые читаю в здешних богатых библиотеках, встречах с учеными и студентами, о своей работе. Хочется сделать формат более свободным, но сохранить тематику раннего советского кино.
Есть у меня и еще хорошие новости. Готовятся к печати сразу две (и очень разные) мои книги о Дзиге Вертове и 1920-х годах. Последние несколько лет я посвятил работе с вертовским архивом, который поразил меня своей глубиной и не изученностью. Сложилось множество интересных и во многом неизвестных сюжетов о его жизни, работе, сотрудничестве с коллегами, начальством, группой киноков. Разным аспектам его деятельности в те бурные годы и будут посвящены книжки. Подробности скоро будут тут.
Всем жму руку, и уже скучаю по московским друзьям и коллегам. Им, подписанным на мой канал, теплый привет. Не теряемся.
Недавно провел полтора дня в Оксфорде.
Город красивый, очень отличается от Кембриджа по ощущениям. Понравилось, что на каждом углу висят афиши «дня российского кино», на котором, в частности, обещают показать нашу дорогую «Аэлиту» Протазанова. Там еще какие-то обсуждения с участием композитора Евгения Бирмана, но кому это интересно, когда есть Queen of Mars.
Цена билета, правда, ужасает. Даже Кристин Скотт Томас берет меньше за чтение Кафки (да еще и сэкономила на афише, висит так грустно и одиноко).
В конце дня один оксфордский студент из Польши, узнав, чем я занимаюсь, заявил мне, что Андрей Тарковский — лучший кинорежиссер в истории. Но добавил, что смотреть его скучно
Город красивый, очень отличается от Кембриджа по ощущениям. Понравилось, что на каждом углу висят афиши «дня российского кино», на котором, в частности, обещают показать нашу дорогую «Аэлиту» Протазанова. Там еще какие-то обсуждения с участием композитора Евгения Бирмана, но кому это интересно, когда есть Queen of Mars.
Цена билета, правда, ужасает. Даже Кристин Скотт Томас берет меньше за чтение Кафки (да еще и сэкономила на афише, висит так грустно и одиноко).
В конце дня один оксфордский студент из Польши, узнав, чем я занимаюсь, заявил мне, что Андрей Тарковский — лучший кинорежиссер в истории. Но добавил, что смотреть его скучно
Несколько лет назад, кажется, в 2021-м, мне написал письмо британец Ричард Боссонс. Он нашел меня на сайте Academia.edu, куда я иногда выкладываю свои статьи. Ричард человек интересный, вовсе не киновед и даже не исследователь в академическом смысле слова. Много лет он работал дизайнером и архитектором, в 1990-е годы жил в Москве, работал в компании Xerox. По его словам, видел, как горел Белый дом в 1993 году.
На пенсии, ему сейчас глубоко за семьдесят, он нашел себе хобби: стал коллекционировать винтажные фото- и киноаппараты. Однажды на ebay он нашел камеру Debrie Le Parvo и тут же приобрел для коллекции. Изучая ее историю, Ричард наткнулся на фильм «Человек с киноаппаратом», о котором никогда не слышал. Жизнь его изменилась, и он решил узнать о ленте как можно больше. Так и пересеклись наши пути.
Мы нерегулярно переписывались несколько лет. Ричард очень пытливый и скрупулезный человек, который задает много разных, но существенных вопросов. На той же Академии он выложил несколько своих материалов о фильме, в частности, с опознанием съемочных локаций, и о прокате. Последний год он занимался музыкой к фильму, пытался разобраться, что же имел в виду Вертов в своем «музыкальном конспекте», написанном незадолго до премьеры «Человека» в Москве. Тексты эти совсем не академические, но интересные и полезные в справочном смысле. Составлены они не только при моем довольно скромном соучастии, Ричард писал Юрию Цивьяну, Джону Маккею, Томасу Тодде, коллегам из Довженко-центра в Киеве, Николаю Изволову и другим известным знатокам Вертова.
Узнав, что я сейчас в Британии, Ричард тут же назначил мне встречу в симпатичном кафе в Кембридже (сам он живет в Оксфорде с женой и сыном). Он оказался милым английским старичком с хорошим чувством юмора. Он подарил мне книжку о нравах Англии (какую-то ироничную) и маленькую милую открытку с видами Оксфорда. Во время беседы он сказал фразу, которая мне запомнилась: «У них Трамп на четыре года, а у нас Брекзит уже навсегда».
Пообещал, что приеду к нему в гости, посмотреть его коллекцию киноаппаратов.
На пенсии, ему сейчас глубоко за семьдесят, он нашел себе хобби: стал коллекционировать винтажные фото- и киноаппараты. Однажды на ebay он нашел камеру Debrie Le Parvo и тут же приобрел для коллекции. Изучая ее историю, Ричард наткнулся на фильм «Человек с киноаппаратом», о котором никогда не слышал. Жизнь его изменилась, и он решил узнать о ленте как можно больше. Так и пересеклись наши пути.
Мы нерегулярно переписывались несколько лет. Ричард очень пытливый и скрупулезный человек, который задает много разных, но существенных вопросов. На той же Академии он выложил несколько своих материалов о фильме, в частности, с опознанием съемочных локаций, и о прокате. Последний год он занимался музыкой к фильму, пытался разобраться, что же имел в виду Вертов в своем «музыкальном конспекте», написанном незадолго до премьеры «Человека» в Москве. Тексты эти совсем не академические, но интересные и полезные в справочном смысле. Составлены они не только при моем довольно скромном соучастии, Ричард писал Юрию Цивьяну, Джону Маккею, Томасу Тодде, коллегам из Довженко-центра в Киеве, Николаю Изволову и другим известным знатокам Вертова.
Узнав, что я сейчас в Британии, Ричард тут же назначил мне встречу в симпатичном кафе в Кембридже (сам он живет в Оксфорде с женой и сыном). Он оказался милым английским старичком с хорошим чувством юмора. Он подарил мне книжку о нравах Англии (какую-то ироничную) и маленькую милую открытку с видами Оксфорда. Во время беседы он сказал фразу, которая мне запомнилась: «У них Трамп на четыре года, а у нас Брекзит уже навсегда».
Пообещал, что приеду к нему в гости, посмотреть его коллекцию киноаппаратов.
Недавно вышел сборник ГИИ о советском искусстве, где есть и моя статья. Я писал ее давно, в 2021 году, в прошлой жизни, но выход книги в наше время – процесс не быстрый. Хорошо помню, как сидел в Ленинке и читал сборники стихов о Сталине 30-х годов: Сулеймана Стальского и прочих. Делился ими с другом, которого теперь нет в живых.
В этот странный и довольно сюрреалистичный контекст советского квазифольклора я попытался поместить фильмы Вертова того же периода: "Три песни о Ленине", "Колыбельную" и "Три героини". Меня заинтриговала тема "Вертов – фольклорист", довольно парадоксальная, если подумать. Но в 30е годы режиссер действительно страшно заинтересовался народной поэзией. Сохранились целые тетради частушек, стихов и песен, систематизированных им по жанрам и темам, или же просто выписыванных без разбора. Частично они вошли в его фильмы, составили их смысловой фундамент.
Однажды у меня была дискуссия с другим исследователем этого периода в советском кино, который утверждал, что Вертов взял все народные песни для своих фильмов из одного источника, а вовсе не собирал их самостоятельно как фольклорист. Пожалуй, подход режиссера не был научным или системным, это правда. Но дневники показывают, что он все-таки ездил и искал их во время съемочных экспедиций. Трудно сказать, насколько успешно, однако он глубоко погрузился в эту тему, это точно. Вертов воспринимал фольклор в контексте размышлений о факте и документальности в искусстве, и это, наверное, самое интересное. К слову, о том, как авангардные практики находили очень неожиданное продолжение в 30-е.
В этот странный и довольно сюрреалистичный контекст советского квазифольклора я попытался поместить фильмы Вертова того же периода: "Три песни о Ленине", "Колыбельную" и "Три героини". Меня заинтриговала тема "Вертов – фольклорист", довольно парадоксальная, если подумать. Но в 30е годы режиссер действительно страшно заинтересовался народной поэзией. Сохранились целые тетради частушек, стихов и песен, систематизированных им по жанрам и темам, или же просто выписыванных без разбора. Частично они вошли в его фильмы, составили их смысловой фундамент.
Однажды у меня была дискуссия с другим исследователем этого периода в советском кино, который утверждал, что Вертов взял все народные песни для своих фильмов из одного источника, а вовсе не собирал их самостоятельно как фольклорист. Пожалуй, подход режиссера не был научным или системным, это правда. Но дневники показывают, что он все-таки ездил и искал их во время съемочных экспедиций. Трудно сказать, насколько успешно, однако он глубоко погрузился в эту тему, это точно. Вертов воспринимал фольклор в контексте размышлений о факте и документальности в искусстве, и это, наверное, самое интересное. К слову, о том, как авангардные практики находили очень неожиданное продолжение в 30-е.
В понедельник был на семинаре наших британских коллег, исследователей советского кино, в лондонском университете UCL. Была презентация книжки Сэма Гоффа, молодого исследователя, недавно защитившегося в Кембридже, о спортивных фильмах 1930-х, какие телесные образы они транслировали. Не скажу, что я был сильно впечатлен докладом и содержанием книги, но было интересно послушать дискуссию. Старшие коллеги размышляли применимо ли "буржуазное" понятие жанра к сталинскому кинематографу, а студенты – о гомоэротике на советском экране.
Больше всего, конечно, впечатлила встреча с киноведами, чьи труды давно знаешь издалека. В зале были Фил Кавендиш, Иэн Кристи, Джулиан Граффи, Эмма Уиддис и другие. Кристи в какой-то момент пустился по волнам своей памяти, вспоминал, как впервые посмотрел "Строгого юношу" в 80-е в Москве, как был шокирован картиной. Говорили о том, почему все-таки ее запретили. Каждый предложил свой вариант, хотя, насколько я помню, есть документы со вполне конкретной причиной (но я запамятовал). Подумалось, не стал ли фильм Роома печальным примером, не повлиял ли он во многом на то, что жанр спортивных фильмов угас после 1936 года. Да и вообще, спортивное кино – кино второй пятилетки, и запрет "Строгого юноши", наверное, символически закрыл эту эпоху. С другой стороны, а были ли вообще популярны физкультурные фильмы, и если нет, то почему? Вот о чем бы я хотел почитать, но, видимо, уже в другой книге.
Регламент семинара очень напомнил российские: полтора часа все сидят с важным видом и строго обсуждают "Строгого юношу", а затем быстро переходят к напиткам. Кавендиш и Граффи очень забавно используют в речи русские слова (знают язык блестяще), напомнило старый мем про "смотря какой fabric", только наоборот. Из смешного: обсуждая оксфордскую учебную программу по русской литературе, Граффи заявил, что она не менялась с его юности (70-е годы): "Still the same Pikovaya bloody Dama".
Больше всего, конечно, впечатлила встреча с киноведами, чьи труды давно знаешь издалека. В зале были Фил Кавендиш, Иэн Кристи, Джулиан Граффи, Эмма Уиддис и другие. Кристи в какой-то момент пустился по волнам своей памяти, вспоминал, как впервые посмотрел "Строгого юношу" в 80-е в Москве, как был шокирован картиной. Говорили о том, почему все-таки ее запретили. Каждый предложил свой вариант, хотя, насколько я помню, есть документы со вполне конкретной причиной (но я запамятовал). Подумалось, не стал ли фильм Роома печальным примером, не повлиял ли он во многом на то, что жанр спортивных фильмов угас после 1936 года. Да и вообще, спортивное кино – кино второй пятилетки, и запрет "Строгого юноши", наверное, символически закрыл эту эпоху. С другой стороны, а были ли вообще популярны физкультурные фильмы, и если нет, то почему? Вот о чем бы я хотел почитать, но, видимо, уже в другой книге.
Регламент семинара очень напомнил российские: полтора часа все сидят с важным видом и строго обсуждают "Строгого юношу", а затем быстро переходят к напиткам. Кавендиш и Граффи очень забавно используют в речи русские слова (знают язык блестяще), напомнило старый мем про "смотря какой fabric", только наоборот. Из смешного: обсуждая оксфордскую учебную программу по русской литературе, Граффи заявил, что она не менялась с его юности (70-е годы): "Still the same Pikovaya bloody Dama".
На прошлой неделе было еще одно интересное мероприятие. В Кембриджском Тринити колледже выступила Гульнара Абикеева, автор книги о казахской новой волне. Семинар был полностью на русском языке, а в зале собрались либо носители, либо британские профессионалы-слависты, знающие русский лучше меня. Необычный опыт, лично у меня вызвавший когнитивный диссонанс.
Сама лекция была преимущественно обзорной и посвящена колониальной теме. Проще говоря, как русские актеры играли казахов и узбеков на советском экране. Я в этом мало понимаю, но было любопытно. Во время дискуссии говорили о связах интеллигенции разных республик, про наследие ГУЛАГа, память и репрезентацию в кино.
Отдельно обсуждалось почему азиатский герой не был востребован в советском кино 1940-х. Мне сразу вспомнилась книга "Волоколамское шоссе", где главным героем был казахский командир. Это был бестселлер военных лет, но этот образ как-то прошел мимо экрана. Стоит ли искать причину в одной лишь "русификации", не знаю. Может, дело еще и в специфике восприятия кино и литературы в сталинское время.
После семинара к нам подошла легендарная Катриона Келли и предложила (по-русски) "выпить винца". Мы направились в ее шикарную квартиру в самом Тринити колледже, где она достала из закромов бутылку грузинского вина и стала рассказывать о своих последних поездках в Россию, Грузию и США. Но через полчаса Катриона вспомнила, что ее ждут на ужин, и пришлось быстро собираться. По дороге бегло обсудили с ней ее книгу о Павлике Морозове, и она сообщила, что недавно ей написал очередной его родственник, но чем кончилась их переписка я так и не успел узнать.
С Гульнарой тоже удалось обмолвиться словом, поговорили про мою любимую тему – архивы. Но недолго, потому что она сильно устала после перелетов и засыпала на ходу. Я тоже резко почувствовал усталость и пошел заедать впечатления чиз-н-чипсом за 6 фунтов.
Сама лекция была преимущественно обзорной и посвящена колониальной теме. Проще говоря, как русские актеры играли казахов и узбеков на советском экране. Я в этом мало понимаю, но было любопытно. Во время дискуссии говорили о связах интеллигенции разных республик, про наследие ГУЛАГа, память и репрезентацию в кино.
Отдельно обсуждалось почему азиатский герой не был востребован в советском кино 1940-х. Мне сразу вспомнилась книга "Волоколамское шоссе", где главным героем был казахский командир. Это был бестселлер военных лет, но этот образ как-то прошел мимо экрана. Стоит ли искать причину в одной лишь "русификации", не знаю. Может, дело еще и в специфике восприятия кино и литературы в сталинское время.
После семинара к нам подошла легендарная Катриона Келли и предложила (по-русски) "выпить винца". Мы направились в ее шикарную квартиру в самом Тринити колледже, где она достала из закромов бутылку грузинского вина и стала рассказывать о своих последних поездках в Россию, Грузию и США. Но через полчаса Катриона вспомнила, что ее ждут на ужин, и пришлось быстро собираться. По дороге бегло обсудили с ней ее книгу о Павлике Морозове, и она сообщила, что недавно ей написал очередной его родственник, но чем кончилась их переписка я так и не успел узнать.
С Гульнарой тоже удалось обмолвиться словом, поговорили про мою любимую тему – архивы. Но недолго, потому что она сильно устала после перелетов и засыпала на ходу. Я тоже резко почувствовал усталость и пошел заедать впечатления чиз-н-чипсом за 6 фунтов.
Forwarded from Киноартель 1895
Два с лишним года Кирилл изучал неопубликованные архивные материалы и писал эту монографию, а мы редактировали, искали редкие фото, собирали документальное приложение и придумывали варианты обложки (см. картинки), и вот все почти готово! В рамках краудфандинга на «Планете.ру» уже можно оформить предзаказ книги, купить другие лоты или просто поддержать выход первого полноценного исследования о «Человеке с киноаппаратом», которое рассказывает историю фильма от первых задумок до пиар-кампании 1929 года, от реакции коллег и обычных зрителей до влияния картины на всю дальнейшую репутацию и жизнь Вертова.
Благодаря вам с помощью краудфандинга мы уже смогли напечатать сборник о первом российском аниматоре Владиславе Старевиче и книгу лекций Армена Медведева о классике советского кино. Лоты новой кампании еще будут прибавляться, а нам очень пригодится ваша поддержка, в том числе информационная: рассказывайте о книге и нашей кампании друзьям и знакомым, а также врагам и незнакомым — Вертов бы делал именно так!
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Эта книга – результат многих лет работы с архивом Дзиги Вертова в РГАЛИ. Вся моя киноведческая деятельность началась с "Человека с киноаппаратом". Мне хотелось узнать о нем больше: как он был снят, как вообще был возможен? Но бесчисленные книги и статьи о нем меня не удовлетворяли. Когда я погрузился в вертовский архив, меня поразило, как много материалов еще требуют публикации и осмысления. Это был 2014 год. Затем последовали диссертации, статьи, книжка стихов Вертова. И все еще это только крохотная часть наследия режиссера.
Первый замысел книги о "Человеке с киноаппаратом" возник в 2021 году. Тогда я впервые внимательно прочитал черновые тетради Вертова, в которых наглядно развивается замысел фильма. На разных этапах там были и приключенческие, и комедийные моменты, эротизм, путешествия во времени, и чего только еще не. Хотелось все это собрать вместе и донести до читателя. Однако чем глубже я погружался в историю создания "Человека", тем больше становилось понятно, что нужно делать большой нон-фикшн.
Мне хотелось не только рассказать о том, как фильм был снят, но показать сложную картину времени, общества и взаимоотношений кинематографистов. В центре сюжета – конфликт братьев Дзиги Вертова и Михаила Кауфмана, режиссера и человека с киноаппаратом. Как из столкновения двух творческих методов, двух противоположностей возник этот удивительный фильм. Все это на фоне процессов, которые происходили в стране, культуре и советской киноиндустрии в конце 1920-х. "Человек с киноаппаратом" попал в удивительный отрезок времени: он не мог быть снят ни раньше, ни позже, и нигде, кроме украинского ВУФКУ. Это был последний вагон. Сама история создания картины – драма прощания с мечтой авангарда.
Несмотря на огромное количество архивных материалов (а я был не только в РГАЛИ, но и в ГФФ, Музее кино, ГАРФе и других местах), о нем не сохранилось внятных воспоминаний, дневников или писем. В сущности, вся история фильма была восстановлена мною по документам, служебным запискам, прессе, вертовским и кауфмановским черновикам. Фактически все в книге – новый материал, никогда до этого не собранный и не осмысленный вместе. Буду очень признателен каждому, кто поддержит проект и приобретет книгу.
P.S.: Книга бы не получилась без редакторской поддержки Станислава Дединского и Натальи Рябчиковой. Их терпение, помощь и советы были бесценными. Поддерживая проект, вы поддерживаете их замечательное, уникальное в своем роде издательство Киноартель 1895. Это настоящие профессионалы своего дела. Полностью осуществить замысел книги о "Человеке с киноаппаратом", уверен, у меня не получилось бы ни с кем другим.
Первый замысел книги о "Человеке с киноаппаратом" возник в 2021 году. Тогда я впервые внимательно прочитал черновые тетради Вертова, в которых наглядно развивается замысел фильма. На разных этапах там были и приключенческие, и комедийные моменты, эротизм, путешествия во времени, и чего только еще не. Хотелось все это собрать вместе и донести до читателя. Однако чем глубже я погружался в историю создания "Человека", тем больше становилось понятно, что нужно делать большой нон-фикшн.
Мне хотелось не только рассказать о том, как фильм был снят, но показать сложную картину времени, общества и взаимоотношений кинематографистов. В центре сюжета – конфликт братьев Дзиги Вертова и Михаила Кауфмана, режиссера и человека с киноаппаратом. Как из столкновения двух творческих методов, двух противоположностей возник этот удивительный фильм. Все это на фоне процессов, которые происходили в стране, культуре и советской киноиндустрии в конце 1920-х. "Человек с киноаппаратом" попал в удивительный отрезок времени: он не мог быть снят ни раньше, ни позже, и нигде, кроме украинского ВУФКУ. Это был последний вагон. Сама история создания картины – драма прощания с мечтой авангарда.
Несмотря на огромное количество архивных материалов (а я был не только в РГАЛИ, но и в ГФФ, Музее кино, ГАРФе и других местах), о нем не сохранилось внятных воспоминаний, дневников или писем. В сущности, вся история фильма была восстановлена мною по документам, служебным запискам, прессе, вертовским и кауфмановским черновикам. Фактически все в книге – новый материал, никогда до этого не собранный и не осмысленный вместе. Буду очень признателен каждому, кто поддержит проект и приобретет книгу.
P.S.: Книга бы не получилась без редакторской поддержки Станислава Дединского и Натальи Рябчиковой. Их терпение, помощь и советы были бесценными. Поддерживая проект, вы поддерживаете их замечательное, уникальное в своем роде издательство Киноартель 1895. Это настоящие профессионалы своего дела. Полностью осуществить замысел книги о "Человеке с киноаппаратом", уверен, у меня не получилось бы ни с кем другим.