#ссылки

Помните, друзья, мою эпопею с поездкой в Яснополянскую школу критики? Участники семинара Дмитрия Петровича Бака прочитали и написали рецензию на книгу Глеба Шульпякова «Батюшков не болен». Я написала довольно беспомощную рецензию, и Дмитрий Петрович посоветовал мне, цитирую, «быть злее, если я хочу быть профессионалом». Я так и сделала. Расширенный и более «злой» вариант текста вышел в новом номере журнала «Формаслов». Спасибо за это предложение, вдумчивую редактуру и теплое взаимодействие главному редактору журнала Евгении Джен Барановой.

Текст рецензии можно прочитать здесь.

#новинка #нонфикшн

Дэвид Брафман. Искусство алхимии. От философского камня и эликсира бессмертия до пятого элемента и магии книгоиздания / пер. с англ. Василия Горохова, науч. ред. Елена Прилашкевич. — М.: МИФ, 2024. — 256 с.

Во-первых, это красиво. Иллюстрации, верстка — вкуснотища! Книга об алхимии написана Дэвидом Брафманом, куратором редких книг в Исследовательском институте Гетти, Лос-Анджелес, по итогам научного проекта Alchemy Research Project и двух выставок: «Искусство алхимии» в Гетти и «Алхимия. Великое искусство» в Культурфоруме в Берлине. Видимо, этим и объясняется огромное количество иллюстраций: книжных разворотов, гравюр, картин, фотографий предметов искусства.

Сопроводительный текст тоже достойный — Брафман проходится по всем важным вехам истории алхимии, насчитывающей тысячу лет, останавливается на греко-египетской, китайской, индийской и арабской ветвях, их взаимопересечениях и влиянии друг на друга, рассказывает об изобретениях алхимиках, которые используются до сих пор в современной науке, останавливается на самых значимых личностях, наконец, пытается донести до современного читателя сам дух этого «искусства», его двойственность, «двусмысленную смесь науки и духовности» со «скромной капелькой художественности».

Кстати, размышления об алхимии как особом культурном феномене Средневековья, где магическое мышление смешивалось с эмпирическим, хороши у отечественного исследователя Вадима Рабиновича — именно с его книги «Образ мира в зеркале алхимии» много лет назад началось мое личное увлечение этой загадочной «наукой». Впрочем, у Рабиновича больше рассуждений, философского осмысления, попытки проникнуть в голову алхимикам, понять внутренние мотивы, постигнуть их картину мира. Брафман ставит перед собой куда более простую задачу: проследить, какие идеи и открытия алхимиков, сделанные ими на протяжении долгого пути, оказались полезны современной науке, признаны ей, и чем из их достижений мы пользуемся до сих пор. Как получилось, что движение к изначально, казалось бы, недостижимым целям: сотворению золота и достижению бессмертия, — привели алхимиков к сопутствующим весьма впечатляющим находкам, фактически к созданию современной химии и множества концепций, которые взяты на вооружение нынешними учеными. Кроме того, в книге сильный уклон в искусствоведение и книговедение — Брафман буквально погружает в мир красок, книгопечатания, книги как предмета искусства. Этот неожиданный ракурс показался мне самым впечатляющим и интересным.

Автор подробно останавливается на деятельности таких ключевых фигур, как Зосима Панополитанский, полумифические Гермес Трисмегист и Джабир ибн Хайан, Ар-Рази, Аполлоний Тианский, Альберт Великий, Джамбаттиста делла Порта, Джордж Рипли, Венцель Ямницер и др., а также сообществ вроде «Братьев чистоты» или придворных алхимиков императора Рудольфа II, превратившего Прагу в столицу мистики и жутковатых экспериментов. Сильное впечатление оставляет рассказ о судьбе и творчестве художника Бернара Палисси, мастера эффекта vive mort, «ожившей смерти» — протестанта в мире католиков, человека, конфликтовавшего с алхимиками, гончара-керамиста с очень специфическими работами. Отведенная ему небольшая глава — как отдельная жемчужина в этой книге:

«Ученый-естествоиспытатель, ботаник, химик, он во время своих путешествий по топям родной Франции собирал образцы флоры и фауны, что помогало ему с легкостью воссоздавать мимолетный блеск жизни в своем искусстве: увлеченный сохранившимися в окаменелостях картинами прошлого, он помещал найденные на болотах останки живых существ в глину, а затем, до того как они успевали разложиться, отливал и покрывал глазурью».

Изображения его посуды впечатляют, но есть из нее я бы не стала.
↓

Останавливается Брафман и на некоторых художественных произведениях, ассоциирующихся с алхимией: средневековом «Романе о розе», «Корабле дураков» Себастьяна Бранта, упоминает «Франкенштейна» Мэри Шелли и даже «Избирательное сродство» Гете, хотя в последнем от алхимии только название и сравнение этого явления (сродства веществ) с любовным притяжением у людей. Я бы от себя добавила еще романы Густава Майнринка «Голем» и «Ангел западного окна», но Брафман не упоминает их совершенно справедливо — поскольку не останавливается на внезапном возрождении интереса к магии и алхимии, вспыхнувшем в начале двадцатого века.

Что касается языка, это стиль хорошей энциклопедии — спокойное, ровное повествование, наполненное фактами и описаниями с включением любопытных историй. Например, об истоках появления Безумного Шляпника в «Алисе» Льюиса Кэрролла:

«Пары ртути повсеместно использовались вплоть до конца XIX века, когда они были наконец признаны токсичными и болезнетворными. Например, во Франции и Британии, где этот металл традиционно использовался для изготовления и очистки фетровых шляп, мастера по созданию головных уборов из-за продолжительных ядовитых ингаляций страдали неконтролируемыми судорогами, галлюцинациями и раздражительностью — именно отсюда происходит английская идиома mad as a hatter ("безумный как шляпник")».

Иногда автор немного запутывается в собственных рассуждениях и сооружает громоздкие предложения, в которых концов не соберешь (в духе худших искусствоведческих текстов), но такого немного. А порой слишком восторженно отзывается об алхимии, которая, с его точки зрения, никуда не делась, а ее дух по-прежнему «пронизывает и тот мир, который творим сегодня мы с вами», ведь

«в каждом ученом живет алхимик, с азартом заигрывающий с известными и неизвестными силами и свойствами, а также с трепетом наблюдающий за процессом преобразования материи».

В принципе я понимаю, о чем он, но все-таки это большая натяжка — алхимия была продуктом своего времени и осталась в своем времени.

В целом эта книга — хороший емкий обзор явления, точка отсчета для тех, кто хочет узнать основные вехи, имена, принципы и занятия алхимиков от античного Египта до Нового времени, и очень красивое издание, которое приятно листать, разглядывая иллюстрации.
Ω

Дорогие волшебные друзья мои выпустили необычный релиз. Непростой текст и непростая музыка, но утягивает куда-то под воду и накрывает перевернутой лодкой под «соечье щелканье в бронзовом повечерье».

Не могу не поделиться такой красотой. Это поэзия. Настоящая и очень крутая.

Музыка: Антон Нестеров, Евгения Бродская, Илья Лис
Текст: Михаил Красавин
Евгения Бродская: виолончель, клавиши, синтезаторы, электрогитара
Илья Лис: бас гитара
Аранжировка: Антон Нестеров, Евгения Бродская
Программинг синтезаторов: Антон Нестеров
Сведение: Дмитрий Розенблат
Оформление: Соль Диез

↓

#музыка #поэзия

Набросала впечатления о треке выше. Непопулярный жанр поэзии под музыку — но каким же он вышел живым, настоящим, берущим за горло.

Я знаю, что это делалось долго и сложно, но я всегда именно за такой подход — лучше потерять больше времени и потратить все возможные силы, но сделать идеально. Получилось именно что идеально!

Текст и голос Михаила Красавина. Текст анализировать не буду — это сложная матрешка, с одной стороны, полная аллюзий, реминисценций и других страшных слов, с другой — понятный и пронзительный по первому плану, так что если вы не читали Транстремера и не слышали Пярта, не переживайте, он все равно вас зацепит, уведет по кромке воды, заставит увидеть стройный ряд камышей, услышать голоса мертвых над водой — над водой хорошо разносятся даже призрачные звуки, — вздрогнуть от выпуклых, осязаемых образов и метафор, все эти яркие картинки с запахами и звуками: «тень лодки, скользя в летаргическую замглённость дальних пляжей, теряется в корневищах отраженного леса», «серп из земли извлеченный, умащенный суглинком и ржавью», «смущенье трав, чёткий абрис ветвей, соечье щелканье в бронзовом повечерье». Так пронзительно и все же спокойно, одновременно рационально и интуитивно.

А что музыка группы «Игра в кортасики»? Музыка сначала словно спорит с текстом, все начинается со сложного, почти неразборчивого фри-джаза, и даже виолончель сходится звуком с баритон-саксофоном, притворяется кем-то другим, и странные гармонии фортепиано, и отдаленный вокализ — загадочность, иномирность, удаленность, «музыка, застывшая в метаморфозе». Но ближе к концу музыкальный план согласовывается с текстом и начинает его дополнять, вторить ему, становится вполне конвенциональным. Виолончель обретает привычное звучание, гармонии приходят «в норму», бас дает украденную было из-под ног опору.

Впрочем, ты, ошалевший слушатель, уже не понимаешь, что такое норма, и не хочешь, чтобы это заканчивалось. Но это заканчивается. Конечно, ведь всё всегда заканчивается. Или нет?

Апд. Кстати, обратите внимание, что один из авторов музыки и аранжировщик — Антон Нестеров, известный переводчик.

#веселыекартинки

Мое лицо, когда под конец года заваливают книгами на рецензии и обзоры.

А я вместо того, чтобы скорее их читать, прокрастинирую и фигачу мемчики.