Кто пишет "левак", тот правак.

Философии делятся, грубо говоря, на обращённые к себе и обращённые к создаваемым предметам. Первые – это философии рефлексии, вторые философии творения. На Западе рефлексия исторически переоценена. Но это связано с избыточным увлечением Платоном, стоически-христианской сосредоточенностью на самоанализе, а в последние полтысячи лет ещё с растущим индивидуализмом. Чрезмерная обращённость на себя - вообще, вероятно, наиболее характерная особенность западной философии (но не всей). Многим философиям интересны не они сами и их самосознающие субъекты, а другое – предметы, мир. Вообще, философии не исследуют, – на самом деле, они изобретают.

При нынешней раскиданности по разным городам и странам друзей из того, когда-то обычного круга общения, связи стали такими тонкими, что рвутся совсем легко. Заурядная раздражительность приобрела в нашей жизни такой вес, какого раньше возможности обрести её как-то не удавалось, – когда встречались днём в соцсетях, а тем же вечером лицом к лицу, а не вечером, так всё же сравнительно часто. А плюс ещё и злоупотребление «долгой памятью», то есть я сужу по себе – и знаю, что встречу когда-нибудь в Бостоне или Ташкенте X, Y, Z, я скорее всего припомню им их неправильные воззрения. Хотя может быть даже постараюсь этого не делать, но соблазн-то какой. Ну, а вы что, не так, что ли. Это будет соблазн простой победы над пространством и временем.

Из всех многообразных вариантов русофобских рассуждений, к которым современность вообще располагает, я приемлю только такие, что не напрашиваются быть использованными каким-нибудь кремлёвскими пропагандистским каналом в манере «смотрите как они к нам относятся».
Такое, употребимое, написать – проще пареной репы. Тем более что у тех, кто вырос или хотя бы долго работал в России, материала всегда более чем достаточно. Коллеги и пишут, пишут, говорят, говорят. Не про-кремлёвская русофобия, вот это да, трудный жанр.

Одна из самых омерзительных картинок, унаследованных XXI веком у XX-го – тиран, восхищающийся искусством. Высоким искуством. Аплодирующий в Национальной Опере, вдохновляющийся в Музее Искусств. Он в мундире либо в строгом костюме (это всегда «он»), при нём супруга и камарилья. Если это Музей, то кто-то на цырлах непременно рядом с искусствоведческими пояснениями, если это Опера, – в судьбоносной лапке бинокль.

При Ancien Régime разнообразные правящие крокодилы тоже хаживали в театры и на зрелища, но тогда это было частью аристократической повседневности, – странно было б, если бы венценосец отказывал себе во всеобщих удовольствиях. И двор должен же как-то быть доступным для людей своего круга.
Но тиран ХХ века уже совсем не из тех аристократов, он из казармы или бюро, или из тюрьмы. И всё это были какие-то затхлые помещения. И когда он с привычками распивать чифирь за тем же столом с подонками (коллегами, сослуживцами, сопартийцами, один чорт) отправлялся поглощать искусство, трудно было скрыть не просто непривычность этого занятия, но его заведомую второстепенность по сравнению с самым увлекательным – построить что-нибудь грандиозное, при этом кого-то грандиозно истребляя. Так, отдохновение вместе бильярдов. Жену выгулять. И вот он восседает в ложе – театр уж полон, ложи блещут, а если это стадион, внизу кто-то кому-то чего-то забивает, – и наслаждается, ну скажем, симфонией (или одиннадцатиметровым) – а вечером, отужинав, в том же мундире у себя в кабинете организует ещё какое-нибудь убийство.

Чему его учит искусство? Ничему не учит искусство. Оно изумительно совмещается с чем угодно, – с казнями, награждениями, начинаниями войн, завершениями войн. Удушить балетмейстера днём, ночью восторгаться в балете.
Вот он поднимает монокль, а вы тем временем спорите об ответственности искусства за разнообразное зло, низвергая, допустим, кумиров.

Эти стихотворение Алексея Цветкова, хорошо показывает, по-моему, что такое поэзия и зачем поэзия.

было третье сентября
насморк нам чумой лечили
слуги ирода-царя
жала жадные дрочили
опустили всю страну
поступили как сказали
потный раб принес к столу
блюдо с детскими глазами

звонче музыка играй
ободряй забаву зверю
если есть кому-то рай
я теперь в него не верю
со святыми не пойду
соглашаюсь жить в аду

в царстве ирода-царя
кровь подсохла на рассвете
над страной горит заря
на траве играют дети
все невинны каждый наш
я предам и ты предашь.

В РФ был школьный предмет "Основы безопасности жизнедеятельности", теперь он заменяется на "Основы безопасности и защиты Родины". Какая заметная смена приоритетов!

На канале "Радио Сахаров" вышел подкаст, где мы с Александрой Гармажаповой обсуждаем федерализм в России - разные его стороны и проблемы. Ведёт программу Фарида Курбангалеева в студии в Праге https://media.radiosakharov.org/podcast/nabrosok-budushhego/episode/vEcqAfl_T1uYobNXm86TXw/

Я думаю, что "права человека" это ключевой принцип, на котором должна основываться внутренняя политика (и я готов её поддерживать, насколько это возможно). Федеративная республика - принципиально более совершенная и подходящая для этого политическая форма, чем унитарное национальное государство. И в этом случае в большом размере страны состоит её важное преимущество.
Люди, которые тут в эмиграции всё рассуждают о "деколонизации России" (чтобы под этим ни подразумевалось), мысленно остаются в XIX веке, когда желательным образцом представлялось небольшое унитарное национальное государство. Значит, они мысленно готовятся повторить бедствия национально-государственного строительства ХХ века. Именно чтобы их избежать, придуман федерализм.

В каком-то позднем интервью Андрей Дмитриевич Сахаров сказал о своей жизни - «Судьба моя оказалась крупнее, чем моя личность. Я лишь старался быть на уровне собственной судьбы». Последние несколько дней, когда эмигрантскую среду одна за другой пронизают волны совсем уж нелепых споров и скандалов, думаю об этом. Стараться быть на уровне собственной судьбы. А не растратить её (собственную судьбу) на нелепости, мелочи. В эмиграции для этого столько возможностей.
Не заниматься самоистощением в той или иной форме, когда в итоге остаётся только злоба, ненависть, излучение ненависти (это самое простое и именно поэтому последнее, что остаётся). Или, как другая модальность ничтожности, унылая маниловщина.
Быть на уровне собственной судьбы (какой она кому выпала).

Я думаю, необходимым условием для этого является какое-то собственное дело. У кого оно есть, тем намного легче.

И ещё... И ещё мысль к прошлому посту: скажем, песни Олега Медведева как раз в том числе об этом - "быть на уровне собственной судьбы". В конце 1990-х Олег Медведев появился как альтернатива ощущению, которое было наверняка (как я сейчас понимаю) у многих мужчин и женщин его поколения - на поколения старше моего. Что судьба -чертёж жизни, её задачи и результаты в принципе уже предрешены, причём другими. Чуть позже Виктор Пелевин сформулировал это афористически точно: «Единственная перспектива у продвинутого парня в этой стране — работать клоуном у пидарасов. А кто не хочет работать клоуном у пидорасов, будет работать пидорасом у клоунов. За тот же самый мелкий прайс». И Олег Медведев «двинул в ход» мощный культурный архетип: если такой расклад, что «лучше задохнуться чем вдыхать этот дым», то надо оставаться с краю, стремиться оставаться с краю, потому что именно это и значит быть на уровне собственной судьбы. С навязываемой всем точки зрения «пидарасов и клоунов», она примитивна; но она единственная и своя.
Это была мощная альтернатива, потому что Медведев вводил ещё другого архетип, не менее древний и очень доходчивый, «самурайский», или «роландовский» – одинокий герой-воин, выходящий на битву, в которой невозможно победить – потому и выходит, что невозможно победить (эти две темы конечно смыкаются через постплатонический ход раскрытия скрытого смысла бытия потерянного «теми», но открывающегося готовым к смертельной битве и Медведев такое «смыкание» постоянно проводит). В 2000-х, я помню, ассертивная мощь этой альтернативы потрясала. Когда-нибудь я, может быть, напишу о Егоре Летове и Олеге Медведеве как двух эстетических альтернативах постсоветскому состоянию.

НАЦИОНАЛИЗМ от рождения всегда был движим идеалом чистой формы. Чистого «национального». Обычно оно собирается из комплекса этнических идентичностей, «привязанных» к конкретной местности, родам, культам и т. д. Чтобы получился некий применимый ко многим стандарт. «Национальное государство» не может не быть государством национального большинства: с национальным языком (чистым), с национальной версией национальной истории. Общность происхождения фундаментальное условие существования национализма – то есть хоть символическое, но... всё-таки кровное родство всех рамках одной национальности.

Национальным меньшинствам в нём отводится своё место. За его рамки которого лучше бы не выходить. Ходите издавать книги и петь песни на своём языке? Ну, издавайте, пойте. Но должны помнить: данное государство есть государство этнического большинства. То есть тех, кто собой воплощает эту чистую форму. Кто говорит именно на правильном варианте национального языка.
В идеальном будущем национального государства все меньшинства должны когда-то влиться в большинство – «естественным» путём ассимиляции (пока можно их «потерпеть») или под некоторым принуждением (а как же, скажет националист, иначе же мы вымрем). А иммигранты тем более всегда будут чужими, потому что у них, это совсем очевидно, кровь не та.

Сколь бы маленьким национальное государство не было, первое, что в нём происходит при его возникновении - это сепарация на "настоящих" (кто полностью соответствует стандартам национальной чистоты) - и всех остальных. Депортации населения, этнические чистки, геноциды - всего лишь методы. И для настоящих последовательных националистов почему бы великой цели не оправдать равновеликие средства?...

Сравнительно недавно такой «чистой формы» не было; ещё вот в XVIII веке людей явно больше интересовало вероисповедание других людей, но не национальность. Но теперь мы живём в мире, руководствуемом идеалами чистых форм. Национализм одна из них.

Ему противопоставляют «гражданский национализм». Но это выражение, строго говоря, заключает в себе внутреннее противоречие. Гражданская лояльность своему государству, гражданское политическое участие могут обходиться без «национального принципа» (поэтому я считаю федерализм более современной и более совершенной политической формой). Но «чистая форма» как всякий идеал слишком привлекательна, чтобы её власть было бы так уже легко преодолевать.

Но где искать ЧИСТУЮ ФОРМУ НАЦИОНАЛЬНОГО? В идентичности: в языке, в самосознании, в «правильной» религии и так далее. Тем более, что исторически лидерами националистических движений были гуманитариями; они хорошо различали диалекты и разбирались в историях правящих династий, это – их «поле». В старой Европе их называли «идеологами» – теми, кто придумывает идеи, предназначенные увлекать массы.

Как обращаться с идентичностью, принципиально понятнее, чем что делать с экономикой. Современная капиталистическая экономика легко преодолевает любые ограничения национальных, этнических, каких угодно границ. Кроме государственных, но и их взламывает глобальное разделение труда.
Чистота национальной формы как идентичности достигается сепарацией, разграничениями, иерархиями. Капиталистическая экономика этим всем тоже пользуется – но не для чистоты формы, а для максимизации ресурсов и прибыли. Это принципиально другая логика, логика смешений, гибридов, протяжённых связей.

Национальная экономика неизбежно будет глобализована, и её законы и рациональность настолько «другие» что в них просто так не влезешь. Один из эффектов этого состоит в том, что ультранационалисты прекрасно договариваются с самими «антинационально настроенными» капиталистами. Первым нужны деньги на национальное строительство, а вторым, допустим, открытая для бизнес-операций граница. Их сговор называется «коррупцией». И бывает, что где-нибудь «новые» националисты «сносят» старых с обвинениями в предательстве национальных идеалов, коррупционной продаже родины (совершенно справедливыми!) – и утвердившись во власти… делают то же самое. Но только потому что фанатизм с возрастом проходит (не у всех), но потому что деньги действительно нужны. И лучше так, – потому что «идеологи», если начнут управлять экономикой страны всерьёз, могут в принципе-то население вовсе заморить. И не возможно придумать экономические законы, чтоб они действовали только на территории благословенного национального государства.

Настоящий националист, пожалуй, уверен, что экономика всё-таки вторична по сравнению с проблемами чистоты идентичности, – потому что погружён в эти проблемы. Так что если, скажем, ради развития нации надо угробить её экономику (временно! временно!) – есть вещи поважнее, можно несколько лет поголодать. Зато потом... Как будто осталось только убедить в этом население. Население, т. е. масса «людей с улицы» правда не всегда готово голодать и умирать ради чистоты национальной формы.
Но тут у профессионалов работы с идентичностями возникает ощущение, что дело прежде всего в том, что надо лучше, активнее убеждать, вести национальную пропаганду… Ну и в том, что «зажрались».

Вот это, я считаю, очень важная новость: ООН начинает реформу самой себя, в первую очередь Совбеза: https://www.moscowtimes.ru/2024/09/23/rossii-ne-udalos-pomeshat-reforme-oon-kotoraya-mozhet-podorvat-ee-prava-a142891

ИЗ КОММЕНТОВ. Пишет Евгений Ермолин: "У постсоветской литературы на русском языке было 30 лет. Итог налицо.
Теперь, когда говорят, что это был сплошной ресентимент, это как минимум неточно.
Иной вопрос, что она не смогла, а часто и не хотела что-то изменить в строе жизни и в сфере духа." Тут упрёк литература что он не сделала... то, чего сделать и не собиралась и не могла. На жизнь людей принципиально сильнее влияют экономика и государственная политика, которые от литературы никак не зависят. Есть достойная работа или нет (никакой) работы, исполняются социальные гарантии или не исполняются, нужно ли брать гигантский кредит, чтобы похоронить дедушку или можно обойтись своими накоплениями, и так далее. Главнокомандующий - уважаемый человек, которому можно доверять, безвредный чиновник или опасный параноик. И так далее. Вот от этого в первую очередь зависит жизнь духа. Но люди, живущие текстами, склонны считать что это тексты - основа жизни вообще и жизни духа в частности. Что от текстов зависит, какими они будут. Как будто от текстов, которые я читаю или пишу, зависит, например, могу я, простой честный труженик, повезти детей в отпуск посмотреть музеи и другие города, или опять буду проводить на родительской даче, и так далее, и будто от неё зависит, мэр в моём городке - человек с большой буквы или говнюк, и так далее.

Вы знаете, что бояться нельзя, и поэтому хотите призвать других людей не бояться. В этом ваш моральный долг.
Вы призываете других людей не бояться. Теми методами, которые вам доступны, то есть в социальных сетях: адресаты ваших призывов… далеко. Вы тоже там когда-то жили.
Вам самому или самой в общем как будто нечего бояться. Допустим, теперь вы живёте в такой стране где субъективно не страшно и объективно безопасно. Конечно, вы боитесь разорения, трудной старости, шпаны, победы экстремистов на выборах, но это «не те страхи», они обычны, и не мешают жить. Полицейский ваш друг, пожарный ваш друг, вообще вокруг все люди как люди.
Вы понимаете, что страх преодолеть трудно, но Вы также понимаете, что страх преодолеть необходимо. Поэтому вы призываете преодолеть страх. Это общечеловеческая истина: чрезвычайно важно побеждать страх. И какая разница, кто именно ещё и ещё раз напомнит о ней тем, кто всё-таки до сих пор боится.
Почему-то ваш призыв остаётся неуслышанным, что ли. «Что же с ними не так?» – спрашиваете вы себя. Боятся и перестать бояться они не хотят. Значит, им так нравится.

Целое поколение российских философов и других интеллектуалов – кто родился в послевоенном Союзе и вошёл в силу близко к рубежу 1980-1990-х, сформировали свой идеал «общественного» и в связи с ним представления о политике, как о свободе морального самоопределения. Где никто не может требовать считать хорошее плохим, а злое добрым. Потом они начались войны в Чечне, которые были поняли как проявление предельного аморализма и властолюбия «Кремля». Потом началась война против Украины – настолько масштабная, что одним «Кремлём» её объяснить уже не получается. Она была понята как результат уже массового морального самоопределения, когда миллионы людей самоопределились считать злое добрым, убивать и насиловать.
Поскольку это довольно странное самоопределение, приходится думать, что эти милионы людей как-то по особому уже были порочны - а «Кремль», мол, это лишь удачно использовал.

Если бы в России была бы создана качественная политическая философия, кроме идеи, что «они убивают потому что они убийцы» (и это беличье колесо мысли), были бы и ещё какие-то идеи, а так... – до сих пор философский анализ идущей войны представляется мне какой-то усложнённой публицистикой. Но что-то «в этом месте» всё-таки родится.

"ОТКУДА ЭТО ИЗВЕСТНО?" Простой вопрос о происхождении какого-то знания в голове, – «откуда вы это знаете?» – оказывается вдруг очень сложным. Знание, каким угодно образом обретённое, самоочевидно и убедительно. Проследить его происхождение в своём уме – это, по-видимому особый, сложный навык. Даже в Академии ему учат плохо и многие не способны делать это вовсе. Особенно это проявляется когда специалисты в какой-то области придерживаются нелепых мнений в другой, и к ним относятся совершенно некритически (и тогда физики-ядерщики пишут диковатые статьи о происхождении языка и т. д.). Курсы «критического мышления», насколько я с ними ознакомился, тоже учат другому.

Жизнь знаний в наших умах, а на них основаны убеждения, оценки и т. д. – споры, конфликты, выборы – вообще смутна и неясна. Откуда они берутся, почему мы им (себе) верим и т. д. – это тайна, накрытая крышкой самоуважения. Пожалуй, тут только многолетние упражнения в какой-то мере могут помочь.

Это полезно знать. Обзор ситуации с преподаванием родных языков в России от "Таких дел". Инфографика там примечательная. https://takiedela.ru/notes/uchitsya-na-rodnom/

Трудно себе представить, что были времена, когда люди не придавали значения этничности или языку. Для нас сегодняшних настолько важны, что кажется -так было всегда.
Зато придавали значение семейному происхождению, мгновенно вычисляя по сложным формулам знатность или незнатность. Для подавляющего большинства людей у нас, на Западе, они теперь ничего не значат, но так тоже было не всегда.