tgoop.com/re_uptake/1946
Last Update:
Мы тут наткнулись на колонку в The New York Times. Ее написала Дженнифер Ромолини, которая всю жизнь очень много работала, задвигая другие потребности, желания и дела. Колонку она назвала ‘I Had a Difficult Childhood. It Made Me an Amazing Employee’ («У меня было трудное детство, это сделало меня отличной сотрудницей»). Дженнифер стала копать и раскопала связь между травматичным опытом в детстве и собственным нездоровым трудоголизмом. Мы тоже чуть копнули, чтобы узнать мнение ученых. Выяснилось, что все так.
Трудоголизм может быть способом почувствовать себя значимым. Взрослые, пережившие детские травмы, особенно отсутствие безусловной любви, часто растут с ощущением, что с ними что-то не так. Они вынуждены основывать свою самооценку и идентичность на том, чем занимаются.
Проблема в том, что внешнего признания всегда недостаточно, и трудоголик продолжает его искать. Если ребенка не любили просто за то, кто он есть, он или она может начать думать, что должен что-то делать, чтобы заслужить любовь. Это тянется во взрослую жизнь, из этого рождается бесконечная потребность достигать успеха и статуса, чтобы почувствовать свою ценность.
Сам дискурс подталкивает нас к тому, что количеством (даже не всегда качеством!) работы определяется наша ценность. У личного опыта и общественных идей оказывается слишком тесная связь, мы попадаем в эту идеологически комфортную ловушку, а она делает нам гадости!
Трудоголизм — серьезная и распространенная проблема ментального здоровья, которая может привести к печальным последствиям, вплоть до смерти (тут уместно вспомнить такое явление как Кароши). Наш эпизод про трудоголизм, где мы рассказываем про Кароши, про засаду феминизма, про связь рабочего рвения и эмоций, слушайте здесь.
Очень бы хотелось, чтобы мы перестали пытаться заслужить любовь. И поверили наконец, что заслуживаем ее уже потому, что мы есть. Очень обнимаем 🫂
BY Никакого правильно
Share with your friend now:
tgoop.com/re_uptake/1946