Завтра — первый отзыв в этом году. Вы знаете, на что)

Артём Роганов "Как слышно"

Самокат

Артём Роганов, как вы, наверное, знаете, прежде всего критик, и "Как слышно" — его дебютный роман. Путь из обозревателя — в творцы тернист и ненадёжен. Критики и писатели пользуются разными инструментами, и подобрать правильный не всегда выходит (пример — Алексей Поляринов). Благо с литературностью, то есть с тем, что вдыхает в художественный текст какую-то жизнь, у Роганова всё в порядке — не зря же он магистратуру "Литературное мастерство" закончил. Зато ко всему остальному возникают вопросы.

Глебу шестнадцать, и он очень правильный. Живёт в Москве, бегает по утрам, учится хорошо, изучает немецкий. Мать у него — провластная чиновница, отец — мутный оппозиционер, держащий качалку. После развода родителей, Глеб живёт с матерью в обычной брежневке, но их всё устраивает. Однажды Глеб влюбляется в замороченную первокурсницу Аню. У них начинаются отношения, но в один момент Аня вместе с родителями срочно переезжает в Германию. Глеб ищет разные подработки, чтобы к Рождеству скопить денег и поехать к любимой. Ах, да — Глеб страдает гиперакузией, то есть повышенной чувствительностью к звукам — вероятные последствия ковида.

"Как слышно" несколько раз сворачивает с намеченного пути и возвращается обратно, но пока он делает этот разворот, его винтики постепенно расшатываются. К Глебу время от времени присоединяется сам автор, который пишет про него книжку — приём интересный, но кого сейчас он способен удивить? Потом — зачем нужна одна-единственная глава, написанная от лица Ани? Насколько необходимо было делать из одноклассника Глеба наркомана с братками? Ну, и главное — да, любовь в 16 лет была, наверное, у многих, но не все же под дулом экзаменов бросались за границу к любимой?

Когда я писал, что "Как слышно" — это очень миллениальский роман, я имел ввиду, что зумер Глеб в душе на самом деле миллениал, потому что он — персонаж молодого героя-писателя, которому в сжатые сроки надо написать книжку для подростков. И вот это миллениальское сознание Глеба делает его не столько живым персонажем, сколько инструментом, рупором в руках Роганова, с помощью которого он говорит о том, что его волнует. Что-ж, понимаем — Роганов писал роман ровно год, с сентября 2021 по сентябрь 2022. Но из-за такого "голоса поколения" Глеб лишается главного — собственного голоса.

Глеб и сам всё время осознаёт себя чьим-то средством, видит вокруг себя манекенов, но всё равно хочет чего-то добиться. Если Холден Колфилд (наверное, самая очевидная параллель) у Сэлинджера боялся взрослеть, то Глеб у Роганова опасается в итоге ни к чему не прийти. Он очень много слушает разной музыки и в это время воображает себя воином, но в реальности он совсем не герой, он — функция, плод авторского воображения. И вот эта позиция пешки в быстро меняющемся мире — характерный страх тридцатилетних. И чем ближе Глеб к роковому февралю (книга заканчивается первым днём войны), тем больше страх за него у героя-писателя.

Люди вокруг Глеба — тоже скорее функции, чем живые персонажи. Ответственная мать-чиновница; лучший друг, который становится вдруг; лучшая подруга, которая тоже в итоге подводит; симпатичная девушка, очаровавшая главного героя. Самым живым персонажем кажется отец Глеба. Прямолинейный, какой-то свойский, даже обаятельный. Учитывая его оппозицию по отношению к жене и действующей власти, его судьба в финале романа очень символична. И это, кажется, единственный жизнеспособный момент во всей книге.

Кажется, что "Как слышно" Артёма Роганова может дать совсем немного. Героя с проблемами слуха мы уже встречали в "Радио Мартын" Филиппа Дзядко; зумеров с миллениалами — в "Цикадах" Аси Володиной; автор с ноги ломает четвёртую стену и внезапно вступает со своим героем в диалог — ну вот, мы в "Школе для дураков" Саши Соколова. Но "Как слышно" всё-таки стоит прочитать — хотя бы ради той самой волшебной литературности, которая облекает слова в чётко звучащее высказывание — неспособность занять чью-либо сторону во время всеобщего смятения. Глеб хочет укрыться от шума времени — и в конце концов ему это удаётся.

Везёт же Глебу.

#ОтзывСтранника

Написал для любимого проекта "Литкураж" новый рассказ — "Прозрачный взгляд"

Тема очередного сезона — эмоции. И очень необычная героиня "Прозрачного взгляда" (нет, это не кошка) постоянно удивляется новому миру. И хоть ситуация, в которой она оказалась, не самая жизнерадостная, героиня не теряет какого-то детского восторга и интереса. Мне нравится, каким получился этот рассказ, и особенно, как он представлен в проекте.

Спасибо актрисе озвучания Екатерине Коньтяковой за проникновенное чтение. Художнице Насте Помидорке — за потрясающий арт. Руководительнице "Литкуража" Татьяне Голюновой — за всё, на самом деле.

Послушать рассказ можно тут, прочитать — тут.

Прочитал "Залив Терпения" Марии Нырковой и даже набросал отзыв, но пусть ещё немного полежит.

Пока просто хочу аккуратно отметить, что очень рад появлению прозы моего поколения — зумеров или двадцатилетних. Да, пока таких текстов можно пересчитать по пальцам одной руки, но она есть и даже можно попробовать наметить конкретные темы и отличия от литературы миллениалов.

Пока замечу одно — и зумеры, и миллениалы активно ищут опору в сегодняшнем дне. У Роганова писатель уплывает в неизвестность, у Нырковой героиня осмысляет настоящее через прошлое, у Володиной персонажи пробуют говорить друг с другом на пороге "конца света".

Каждый способ по-своему хороший, каждый имеет право быть. Главное — продолжать писать про сегодня и искать опору вместе.

#ЧтоЧитаетСтранник
#МыслиСтранника

А в интервью "Прочтению" Мария Ныркова буквально сказала о том, о чём и я много размышляю в последнее время:

Сейчас я много думаю о детстве, о том, какое оно было у нас, детей нулевых, из какого мы выросли сора.

После 24 февраля хочется осмысливать настоящее, изучать, как люди видят мир, чего боятся, от чего прячутся, во что верят. Я вижу, что мы все потерялись, нам всем страшно от той бури, что разражается внутри каждого из нас.

Рассказал "Цеху" о новом романе Алексея Иванова "Вегетация" — то ли аттракцион, то ли шутер, то ли горькое высказывание о сегодняшней России, замаскированное под фантастический боевик.

В «гуг­ле» на­пи­са­но, что «ве­ге­та­ция» — это ак­тив­ный пе­ри­од раз­ви­тия рас­те­ния. В ве­ге­та­ци­он­ный пе­ри­од рас­те­ние про­хо­дит пол­ный цикл раз­ви­тия — от по­се­ва се­мян до уро­жая. Твор­че­ство Ива­но­ва тоже в ка­ком-то смыс­ле про­хо­дит свою ве­ге­та­цию; оно ви­до­из­ме­ня­ет­ся, при­спо­саб­ли­ва­ет­ся к но­вым усло­ви­ям и дает но­вые пло­ды — жест­кие и горь­кие. Но та­кой уж сей­час кли­мат — не до уро­жая. Оста­ет­ся лишь вгры­зать­ся, мор­щит­ся от го­ре­чи и, если по­ве­зет, на­сла­ждать­ся.

#СтранныйКритик

Еду в Москву и как-то незаметно для себя проглотил половину, кажется, единственно разрешённого (тьфу-тьфу) сейчас романа Микиты Франко "Скоро конец света". Представьте себе "Щегла", "Жутко громко и запредельно близко", "Оскара и Розовую даму" и, внезапно, "Оливера Твиста" под одной обложкой.

Казалось бы, как написать о мальчике, заражённого ВИЧ, чтобы не сыпать уж сплошным стеклом, но и не совсем бесчувственными булыжниками? А вот, оказывается, можно. Франко пишет очень просто, но не примитивно, использует детскую оптику по максимуму, удобряя роман остроумными моментами, даже если на страницах происходит страшное.

И главное — в романе очень чётко, ярко и искренно звучит голос одиннадцатилетнего главного героя Оливера, хотя Франко уже, кажется, 27. Это как раз-таки то, чего мне так не хватило у Роганова в "Как слышно".

А ещё "Скоро конец света" — это, конечно, очень зумерский роман, где 2012 год, Майя, нокиевская "Змейка", Барак Обама, скучная политика по телевизору и музыка из "Деревни дураков".

Очень нравится.

#ЧтоЧитаетСтранник

Сегодня и завтра в "Музее Москвы" книжная ярмарка. Очень приятные цены: трилогию о Горменгасте Мервина Пика ухватил за 500 рублей (теперь найти бы время для него). Так что, москвичи, обратите внимание!

Мария Ныркова "Залив Терпения"

Поляндрия NoAge

Автофикциональная героиня Маша родилась в Южно-Сахалинске, но уже много лет живёт и учится в Москве. По поручению бабушки она отправляется на малую родину, чтобы продать квартиру покойного дедушки. На Сахалине Маша исследует родословную своей семьи, а заодно и сам остров, который всё больше пленяет её.

Я стараюсь быть очень чутким к своему поколению — зумеров, ну, или двадцатилетних, а потому очень радуюсь, когда на горизонте появляется книга, написанная совсем молодым автором. В этом году Нырковой, если не ошибаюсь, будет 23, а летом в РЕШ (внезапно) выйдет её вторая книжка — на этот раз сборник рассказов. Дебютная же книга Нырковой "Залив Терпения" отдаёт кроссжанровостью, что очень типично для автофикшена: здесь и художественная проза, и поэзия, и немного эссеистики. Скрепляет этот очень хаотичный и разрозненный текст мотив пути и поиск внутренней свободы, которую героиня находит на Сахалине. "Залив Терпения" похож на попытку Нырковой нащупать опору во время сильной качки — и находит она её не в бурлящем настоящем, а в туманном прошлом своей семьи.

"Залив Терпения" читаешь быстро и комфортно, разве что в очень личном, практически интимном тексте вдруг встречается какое-нибудь "онтологический" или несуразное "радостная, как яблоко". Непривычно было читать текст, где все предложения начинаются со строчных букв (зачем?), но потом вроде бы привыкаешь. По структуре "Залив Терпения" — очень "васякинская" книга в плане того же синтеза жанров и дороги как способу поговорить о себе и своей семье. Но Ныркова ещё, наверное, не хлебнула всего того, что досталось Васякиной, поэтому её "Залив Терпения" не разрывает, как "Рана", и не чарует, как "Роза", а приглашает к разговору, который бывает во время длинного пути.

Ныркова с первых страниц предупреждает, что любит выдумывать и приукрашивать, а дальше, если читатель ещё не убежал, будто бы предлагает проследовать за ней на Сахалин и поговорить о личном. В "Заливе Терпения" героиня Маша показывает жизнь своих родственников, читает их мысли, подслушивает разговоры и скачет во времени — в этот момент понимаешь, что именно додумала героиня. В то же время Маша снова и снова возвращается в настоящее, где прилетает на Сахалин, ночует в хостеле с мерзкими моряками, встречает дальнюю родственницу и всё продвигается к той самой квартире деда, которую нужно продать.

Сахалин для Маши (как, вероятно, и для самой Нырковой) — это территория свободы. Остров, в отличии от материка, по мнению Нырковой, отдаёт завершённостью, а его отдалённость — будто бы побег от государственности и гражданских обязательств. После 24 февраля Маша бежит на Сахалин, конечно, не столько для того, чтобы продать квартиру, сколько для изоляции и возможности заново узнать свою семью. Желание Маши — остановить время, остаться в прошлом десятилетии, где ещё нет той Маши, которая есть сейчас. И здесь героиня Нырковой вторит безымянному писателю из "Как слышно" Артёма Роганова, который тоже мечтал о суперспособности останавливать мгновение на несколько дней. Только если персонаж Роганова, в прямом смысле, уплывает от тревожной действительности в комфортную неизвестность, то Маша, наоборот, хочет понять настоящее с помощью прошлого, ведь история — циклична, и у каждого свой путь.

Если бабушки и дедушки Маши искали на Сахалине новую жизнь, а нашли лишь горе, то Маша ищет следы их горя, потому что оно как бы зашито в её ДНК и резонирует с горем сегодняшнем. В этом героиня Нырковой находит счастье и утешение. И вот, казалось бы, простой по стилю и эмоционально ровный "Залив Терпения" (название, кстати, реального залива на юге Сахалина) учит нас главному — тому самому терпению во время долгого и ужасно трудного пути.

#ОтзывСтранника

Ух ты, попал в лонг "Гипертекста"! И коллег поздравляю!

Где-то я это уже видел, но, как говорится, бояться поздно.