#мысли
Поверю профессиональному теоретику познания (не только Канту, а вообще любому) только после того, как он на место "вещи" или "объекта" в своем дискурсе поставит свою мать или хотя бы любимого кота. Я имею в виду вещь-в-себе, феномен, представление, категории, схематизм и прочее (или в случае материалиста - кварки, струны, бозоны, пространство-время Минковского и т.д.). Просто схема треугольника - это одно, а схема твоей любимой мамы - это немного другое. Вот после того, как он сможет осуществить такую перестановку, все подробно опишет, затем перечитает и скажет, что с этой его теорией все хорошо и что она исчерпывающе объясняет его жизненный опыт и то, как все обстоит на самом деле, тогда буду готов признать, что этосумасшедший последовательный эпистемолог.
Upd. Можно усложнить задание: пусть опишет свою жену и даст ей потом почитать :-)
Поверю профессиональному теоретику познания (не только Канту, а вообще любому) только после того, как он на место "вещи" или "объекта" в своем дискурсе поставит свою мать или хотя бы любимого кота. Я имею в виду вещь-в-себе, феномен, представление, категории, схематизм и прочее (или в случае материалиста - кварки, струны, бозоны, пространство-время Минковского и т.д.). Просто схема треугольника - это одно, а схема твоей любимой мамы - это немного другое. Вот после того, как он сможет осуществить такую перестановку, все подробно опишет, затем перечитает и скажет, что с этой его теорией все хорошо и что она исчерпывающе объясняет его жизненный опыт и то, как все обстоит на самом деле, тогда буду готов признать, что это
Upd. Можно усложнить задание: пусть опишет свою жену и даст ей потом почитать :-)
#мысли
Как-то неправильно по отношению к имениннику вышло: как будто я сказал что-то исключительно плохое о нем. Я-то всего лишь сказал о том, что мне эстетически (в плане эстетики мысли) Кант не близок. То, что Кант – гений, это само собой разумеется. Мне кажется, как-то специально и говорить не нужно. С него началось (точнее, с попытки Фихте его переделать) одно из самых мощных течений мысли за всю историю – в лице Фихте, Шеллинга, Гегеля и, пожалуй, Шопенгауэра (а также десятка менее известных имен). Без Канта никого бы из них не было. А по количеству гениев на десяток лет этот период можно сравнить разве что с греческой классикой и немецкой феноменологией первой половины XX в.
Вообще я считаю несправедливым, что много говорят об эпистемологии Канта и меньше обо всем остальном. Лично мне он интересен не теорией познания и не этикой, а своей эстетикой, т. е. критикой способности суждения. Думаю, в последней «критике» Кант преодолевает себя периода КЧР. Было бы интересно представить, как бы выглядела КЧР через призму КСС: без формального противопоставления науки и искусства и с пониманием эпистемологического суждения как частного случая проявления эстетической (в широком смысле) способности суждения; также было бы любопытно попытаться понять научную технологию через призму искусства. Наверное, из классицистских и школьных соображений Кант никогда не пошел бы на это. Но ничего не мешает провернуть нечто подобное его интерпретаторам.
«Удовольствие от прекрасного не есть удовольствие ни от наслаждения, ни от соответствующей законам деятельности и ни от умствующего созерцания в соответствии с идеями, а только от рефлексии. Не обладая в качестве руководящей нити ни целью, ни основоположением, это удовольствие сопровождает обычное схватывание предмета воображением как способностью созерцания в его соотношении с рассудком в качестве способности давать понятия, причем совершается это посредством такого действия способности суждения, которое она совершает при самом обычном опыте; разница только в том, что здесь она это совершает, чтобы получить эмпирическое объективное понятие, а там (в эстетическом суждении) – чтобы воспринять соответствие представления гармоническому (субъективно-целесообразному) действию обеих познавательных способностей в их свободе, то есть с удовольствием воспринять состояние, вызванное представлением. Это удовольствие необходимо должно основываться у каждого на одних и тех же условиях, поскольку они – субъективные условия возможности познания вообще и поскольку соотношение этих»
=====
«Критика способности суждения»
Как-то неправильно по отношению к имениннику вышло: как будто я сказал что-то исключительно плохое о нем. Я-то всего лишь сказал о том, что мне эстетически (в плане эстетики мысли) Кант не близок. То, что Кант – гений, это само собой разумеется. Мне кажется, как-то специально и говорить не нужно. С него началось (точнее, с попытки Фихте его переделать) одно из самых мощных течений мысли за всю историю – в лице Фихте, Шеллинга, Гегеля и, пожалуй, Шопенгауэра (а также десятка менее известных имен). Без Канта никого бы из них не было. А по количеству гениев на десяток лет этот период можно сравнить разве что с греческой классикой и немецкой феноменологией первой половины XX в.
Вообще я считаю несправедливым, что много говорят об эпистемологии Канта и меньше обо всем остальном. Лично мне он интересен не теорией познания и не этикой, а своей эстетикой, т. е. критикой способности суждения. Думаю, в последней «критике» Кант преодолевает себя периода КЧР. Было бы интересно представить, как бы выглядела КЧР через призму КСС: без формального противопоставления науки и искусства и с пониманием эпистемологического суждения как частного случая проявления эстетической (в широком смысле) способности суждения; также было бы любопытно попытаться понять научную технологию через призму искусства. Наверное, из классицистских и школьных соображений Кант никогда не пошел бы на это. Но ничего не мешает провернуть нечто подобное его интерпретаторам.
«Удовольствие от прекрасного не есть удовольствие ни от наслаждения, ни от соответствующей законам деятельности и ни от умствующего созерцания в соответствии с идеями, а только от рефлексии. Не обладая в качестве руководящей нити ни целью, ни основоположением, это удовольствие сопровождает обычное схватывание предмета воображением как способностью созерцания в его соотношении с рассудком в качестве способности давать понятия, причем совершается это посредством такого действия способности суждения, которое она совершает при самом обычном опыте; разница только в том, что здесь она это совершает, чтобы получить эмпирическое объективное понятие, а там (в эстетическом суждении) – чтобы воспринять соответствие представления гармоническому (субъективно-целесообразному) действию обеих познавательных способностей в их свободе, то есть с удовольствием воспринять состояние, вызванное представлением. Это удовольствие необходимо должно основываться у каждого на одних и тех же условиях, поскольку они – субъективные условия возможности познания вообще и поскольку соотношение этих»
=====
«Критика способности суждения»
#мысли
Конечно, забавно, что мы, будучи как никогда близки к ядерному апокалипсису и возможной гибели человечества, отмечаем 300-летие автора трактата "К вечному миру"; и, кроме того, одного из архитекторов западной цивилизации модерна - той самой, которая создала ядерное оружие и будет готова с благими намерениями ("во имя защиты свободы и демократии") его применить. Это даже не ирония судьбы, а просто какой-то анекдот 😜
Конечно, забавно, что мы, будучи как никогда близки к ядерному апокалипсису и возможной гибели человечества, отмечаем 300-летие автора трактата "К вечному миру"; и, кроме того, одного из архитекторов западной цивилизации модерна - той самой, которая создала ядерное оружие и будет готова с благими намерениями ("во имя защиты свободы и демократии") его применить. Это даже не ирония судьбы, а просто какой-то анекдот 😜
#лингвистика #философия
Друзья, возможно вы помните проект «Музыка — когнитивистика — философия», о котором я рассказывал в прошлом году. Если нет, то подробнее можно почитать здесь и здесь. Наша часть проекта касалась преимущественно проблемы смысла, философии языка и методологии. Суть проблемы: существуют разные типы устройства языка, наиболее разительное отличие — между сегментированной и неконкатенативной морфологиями, в частности между индоевропейскими языками и семитскими языками; грубо говоря, в первых словообразование и словоизменение основано на добавлении морфем к корню (и последующем изменении), а во вторых – на модификациях корня («внутренней флексии»). Вопросы такие: Какие за этим стоят когнитивные операции? По какой «смысловой логике» выстраиваются соответствующие языки? Как возможно их когерентное описание и вообще единая теория языка?
Ниже впервые выкладываю полные версии прошлогодних статей, написанных по результатам проекта. Думаю, нам удалось наметить перспективу, которая важна не только для этой тематики, но и для семантики, философии языка и арабистики в целом. Материал не для слабонервных, но при желании можно разобраться 🤪
🔹С. Ю. БОРОДАЙ «К вопросу о связи структуры языка и логико-смысловых конфигураций»🔹
Структура языка – обобщенное понятие, включающее в себя все средства выражения лексического и грамматического значения, обладающие достаточно высокой степенью абстрактности и регулярности (например, префиксация, суффиксация, чередование, инфиксация и пр.). Основной вопрос статьи: возможна ли корреляция между доминирующими в языке средствами выражения, с одной стороны, и характерными для носителя языка паттернами мышления и их продуктами, логико-смысловыми конфигурациями, с другой? В первой части статьи рассматривается вопрос о том, как нужно понимать «структуру» языка в свете типологии. Приводится критика двух основных метафор – ономатетической («язык как набор слов») и аддитивной («язык как набор морфем и принципов их сочетания»). Демонстрируется, что они отражают узкие и наивные представления об устройстве языка и применимы лишь к ограниченному числу языков. Далее рассматриваются три более широких подхода к описанию структуры – элементно-комбинаторный, элементно-операционный и словесно-парадигматический. Во второй части вводится понятие морфосинтаксического типа как базовой характеристики языка, отражающей специфику его средств выражения и внутреннего устройства. В свете типологии предлагается выделять три типа – «ограниченно-сегментированный», «неконкатенативный» и «морфология ad hoc». Предположительно, эти три типа отражают три различных доминанты в репрезентации связности в языке, имеющей место на когнитивном уровне.
🔹А. В. СМИРНОВ «Логико-смысловое исследование арабского языка» (Часть 1 и Часть 2)🔹
Один и тот же объект – арабский литературный язык (АЛЯ) – выстраивается как два целиком различных предмета в теориях, созданных в научной рациональности двух типов: в арабской языковедческой традиции (АЯТ) и европейской лингвистике (ЕЛ). Системы описания АЛЯ в АЯТ и ЕЛ не совпадают ни в чем, поскольку используют целиком различные инструменты рациональности, а именно – системы категорий и логику предикации, процессуальную и субстанциальную. Каждая из теорий этих двух типов может быть развернута в целостный дискурс после исходного задания минимального сегмента звукового субстрата речи и логики его наращивания в сложные единицы. И то, и другое (задание исходного «атома» и логики его умножения) напрямую определено инструментами рациональности, которые используют АЛЯ и ЕЛ. Любая научная теория должна эксплицировать «с нуля» инструменты рациональности, которыми пользуется, учитывать их решающее влияние на конструирование предмета исследования и допускать полагание того же объекта как альтернативного предмета исследования средствами другой рациональности. В статьях эта проблема рассматривается на примерах харфа («фонологии») и словообразования.
Друзья, возможно вы помните проект «Музыка — когнитивистика — философия», о котором я рассказывал в прошлом году. Если нет, то подробнее можно почитать здесь и здесь. Наша часть проекта касалась преимущественно проблемы смысла, философии языка и методологии. Суть проблемы: существуют разные типы устройства языка, наиболее разительное отличие — между сегментированной и неконкатенативной морфологиями, в частности между индоевропейскими языками и семитскими языками; грубо говоря, в первых словообразование и словоизменение основано на добавлении морфем к корню (и последующем изменении), а во вторых – на модификациях корня («внутренней флексии»). Вопросы такие: Какие за этим стоят когнитивные операции? По какой «смысловой логике» выстраиваются соответствующие языки? Как возможно их когерентное описание и вообще единая теория языка?
Ниже впервые выкладываю полные версии прошлогодних статей, написанных по результатам проекта. Думаю, нам удалось наметить перспективу, которая важна не только для этой тематики, но и для семантики, философии языка и арабистики в целом. Материал не для слабонервных, но при желании можно разобраться 🤪
🔹С. Ю. БОРОДАЙ «К вопросу о связи структуры языка и логико-смысловых конфигураций»🔹
Структура языка – обобщенное понятие, включающее в себя все средства выражения лексического и грамматического значения, обладающие достаточно высокой степенью абстрактности и регулярности (например, префиксация, суффиксация, чередование, инфиксация и пр.). Основной вопрос статьи: возможна ли корреляция между доминирующими в языке средствами выражения, с одной стороны, и характерными для носителя языка паттернами мышления и их продуктами, логико-смысловыми конфигурациями, с другой? В первой части статьи рассматривается вопрос о том, как нужно понимать «структуру» языка в свете типологии. Приводится критика двух основных метафор – ономатетической («язык как набор слов») и аддитивной («язык как набор морфем и принципов их сочетания»). Демонстрируется, что они отражают узкие и наивные представления об устройстве языка и применимы лишь к ограниченному числу языков. Далее рассматриваются три более широких подхода к описанию структуры – элементно-комбинаторный, элементно-операционный и словесно-парадигматический. Во второй части вводится понятие морфосинтаксического типа как базовой характеристики языка, отражающей специфику его средств выражения и внутреннего устройства. В свете типологии предлагается выделять три типа – «ограниченно-сегментированный», «неконкатенативный» и «морфология ad hoc». Предположительно, эти три типа отражают три различных доминанты в репрезентации связности в языке, имеющей место на когнитивном уровне.
🔹А. В. СМИРНОВ «Логико-смысловое исследование арабского языка» (Часть 1 и Часть 2)🔹
Один и тот же объект – арабский литературный язык (АЛЯ) – выстраивается как два целиком различных предмета в теориях, созданных в научной рациональности двух типов: в арабской языковедческой традиции (АЯТ) и европейской лингвистике (ЕЛ). Системы описания АЛЯ в АЯТ и ЕЛ не совпадают ни в чем, поскольку используют целиком различные инструменты рациональности, а именно – системы категорий и логику предикации, процессуальную и субстанциальную. Каждая из теорий этих двух типов может быть развернута в целостный дискурс после исходного задания минимального сегмента звукового субстрата речи и логики его наращивания в сложные единицы. И то, и другое (задание исходного «атома» и логики его умножения) напрямую определено инструментами рациональности, которые используют АЛЯ и ЕЛ. Любая научная теория должна эксплицировать «с нуля» инструменты рациональности, которыми пользуется, учитывать их решающее влияние на конструирование предмета исследования и допускать полагание того же объекта как альтернативного предмета исследования средствами другой рациональности. В статьях эта проблема рассматривается на примерах харфа («фонологии») и словообразования.
Telegram
Sergey Boroday in NumLIBRARY
#философия
Одним из важных положений ведущего направления философии когнитивной науки — 4E cognition — является положение о непрерывности (continuity thesis). В сильной форме оно означает, что между человеком и другими биологическими видами нет прерывности, качественного скачка, в слабой — что между разными видами в принципе может быть качественный скачок, однако это не отменяет необходимости изучать один вид в более широком биологическом контексте. Для человеческого познания (и сознания) это предполагает необходимость изучения его элементов — даже если мы признаем его эмерджентность как целого — в контексте того, как аналогичные элементы «работают» у других организмов. Например, выше я уже писал о том, что мы можем по-новому посмотреть на нервную систему человека и роль в ней головного мозга, если учтем устройство других нервных систем, в частности системы осьминога. Аналогичным образом нейромедиаторные процессы (например, отсутствие прямого соединения нейронов в мозге) объясняются возможностью более «распределенных» взаимодействий между нейронами в менее развитых нервных системах. Вполне очевидно, что низшие когнитивные процессы, связанные с моторикой и перцепцией, также должны рассматриваться с учетом того, какую роль они играют у животных. Для некоторых аспектов высших сознательных процессов — репрезентации, концептуальной интеграции, схематизации, языка, воли и пр. — важны, как минимум, данные о человекообразных обезьянах. Еще раз повторю: это не значит, что язык, схемы или репрезентации у животных во всем такие же, как у людей; ясно, что не такие (а главное — когнитивная система как целое не такая). Но как сходства, так и отличия позволяют лучше понять отдельные аспекты когнитивных способностей человека.
В связи с этой проблемой наткнулся на работы по социобиологии, в частности по эусоциальности. Если коротко, речь идет о специализации внутри групп (особенно интересный феномен — репродуктивная специализация), которая передается в процессе эволюции и обусловливает положение индивида в группе. Иными словами, биологической единицей является не особь, а группа. Могу порекомендовать книгу Э. Уилсона «Эусоциальность» и вот эту лекцию.
Классический пример эусоциальности — муравейник, в котором существует устойчивое разделение труда и который эволюционирует как целое. То, что человек — это социальное существо, вроде бы является тривиальностью. Но если хорошо подумать, то биологические примеры заставляют несколько иначе посмотреть на тезис 4E cognition о «распределенности» (distributed) познания. Многие философы склонны начинать с «Я» и индивидуального сознания. Но не получается ли так, что в то прототипическое сознание, о котором склонны говорить философы, уже вшита социальность или, можно сказать, интерсубъективность? Эта мысль тоже нередко высказывалась, в частности в феноменологии и советской философии. Но продумайте ее как следует: индивидуальное сознание — это не просто инкапсулированный «элемент» более крупной системы; нет, оно таково, каково есть — именно в структурном и эмерджентном планах — только потому, что сформировано этой системой. Возьмем язык. Новорожденный не знает языка и не создает его сам. Он усваивает язык как социальный феномен, формировавшийся тысячелетиями. Это усвоение не является просто «дополнением» к когнитивной архитектуре, но, как я показываю в своей книге с опорой на широкий эмпирический материал, преобразует саму эту архитектуру и перманентно воздействует на нее. Более того, есть основания считать, что то прототипическое, взрослое сознание, о котором говорят философы, невозможно без естественного языка (или, точнее, той или иной формы коммуникации с детства). В индивидуальное сознание уже вложены другие сознания. Не потому ли мы интуитивно знаем об их существовании? Выходит, тогда загадка не столько в сознании как таковом, сколько во взаимодействии. Но что такое это взаимодействие, если оно не в индивидуальном сознании, а как бы «между» ними, и в то же время формирует все сознания?
Одним из важных положений ведущего направления философии когнитивной науки — 4E cognition — является положение о непрерывности (continuity thesis). В сильной форме оно означает, что между человеком и другими биологическими видами нет прерывности, качественного скачка, в слабой — что между разными видами в принципе может быть качественный скачок, однако это не отменяет необходимости изучать один вид в более широком биологическом контексте. Для человеческого познания (и сознания) это предполагает необходимость изучения его элементов — даже если мы признаем его эмерджентность как целого — в контексте того, как аналогичные элементы «работают» у других организмов. Например, выше я уже писал о том, что мы можем по-новому посмотреть на нервную систему человека и роль в ней головного мозга, если учтем устройство других нервных систем, в частности системы осьминога. Аналогичным образом нейромедиаторные процессы (например, отсутствие прямого соединения нейронов в мозге) объясняются возможностью более «распределенных» взаимодействий между нейронами в менее развитых нервных системах. Вполне очевидно, что низшие когнитивные процессы, связанные с моторикой и перцепцией, также должны рассматриваться с учетом того, какую роль они играют у животных. Для некоторых аспектов высших сознательных процессов — репрезентации, концептуальной интеграции, схематизации, языка, воли и пр. — важны, как минимум, данные о человекообразных обезьянах. Еще раз повторю: это не значит, что язык, схемы или репрезентации у животных во всем такие же, как у людей; ясно, что не такие (а главное — когнитивная система как целое не такая). Но как сходства, так и отличия позволяют лучше понять отдельные аспекты когнитивных способностей человека.
В связи с этой проблемой наткнулся на работы по социобиологии, в частности по эусоциальности. Если коротко, речь идет о специализации внутри групп (особенно интересный феномен — репродуктивная специализация), которая передается в процессе эволюции и обусловливает положение индивида в группе. Иными словами, биологической единицей является не особь, а группа. Могу порекомендовать книгу Э. Уилсона «Эусоциальность» и вот эту лекцию.
Классический пример эусоциальности — муравейник, в котором существует устойчивое разделение труда и который эволюционирует как целое. То, что человек — это социальное существо, вроде бы является тривиальностью. Но если хорошо подумать, то биологические примеры заставляют несколько иначе посмотреть на тезис 4E cognition о «распределенности» (distributed) познания. Многие философы склонны начинать с «Я» и индивидуального сознания. Но не получается ли так, что в то прототипическое сознание, о котором склонны говорить философы, уже вшита социальность или, можно сказать, интерсубъективность? Эта мысль тоже нередко высказывалась, в частности в феноменологии и советской философии. Но продумайте ее как следует: индивидуальное сознание — это не просто инкапсулированный «элемент» более крупной системы; нет, оно таково, каково есть — именно в структурном и эмерджентном планах — только потому, что сформировано этой системой. Возьмем язык. Новорожденный не знает языка и не создает его сам. Он усваивает язык как социальный феномен, формировавшийся тысячелетиями. Это усвоение не является просто «дополнением» к когнитивной архитектуре, но, как я показываю в своей книге с опорой на широкий эмпирический материал, преобразует саму эту архитектуру и перманентно воздействует на нее. Более того, есть основания считать, что то прототипическое, взрослое сознание, о котором говорят философы, невозможно без естественного языка (или, точнее, той или иной формы коммуникации с детства). В индивидуальное сознание уже вложены другие сознания. Не потому ли мы интуитивно знаем об их существовании? Выходит, тогда загадка не столько в сознании как таковом, сколько во взаимодействии. Но что такое это взаимодействие, если оно не в индивидуальном сознании, а как бы «между» ними, и в то же время формирует все сознания?
Telegram
NUMINOSUM
#мысли
После публикации моего поста о когнитивной лингвистике и когнитивной науке, где речь шла о готовящейся в ИФ РАН монографии (скорее, хэндбуке) по эпистемологии и когнитивной науке, сразу несколько человек написали мне сообщения / комментарии в духе:…
После публикации моего поста о когнитивной лингвистике и когнитивной науке, где речь шла о готовящейся в ИФ РАН монографии (скорее, хэндбуке) по эпистемологии и когнитивной науке, сразу несколько человек написали мне сообщения / комментарии в духе:…
О чем нельзя ни говорить, ни молчать, о том следует...
Anonymous Poll
3%
говорить
7%
молчать
18%
ни говорить, ни молчать
29%
писать
26%
думать
1%
жалеть
10%
мычать
6%
заикаться
Идеальный феминистский мир :-)
«В огромном муравьином царстве на нашей планете есть муравьи, которые умеют бегать под водой и собирать тела утонувших насекомых; древесные муравьи, умеющие перепрыгивать с ветки на ветку в пологе леса, планируя в воздухе, как белки-летяги; муравьи-охотники с жвалами-капканами, захлопывающимися с рекордной для животного мира скоростью; муравьи-фуражиры в тропических дождевых лесах, которые находят путь домой по узору лиственного полога над ними; семьи муравьев-рабовладельцев, которые берут в плен особей из других семей и используют их как рабов; солдаты-камикадзе, взрывающие собственные тела путем сжатия мышц брюшка; самки – социальные паразиты, которые свергают самок хозяйских семей; самки-гиперпаразиты, которые порабощают или убивают самок-паразитов; крошечные паразитические самки, ездящие на спинах самок-хозяек; суперколонии, состоящие из множества объединенных семей и занимающие территории в десятки километров; муравьи-листорезы, которые питаются грибами, выращенными на пережеванных листьях, и многие другие удивительные виды этих общественных насекомых.
Мир муравьев – почти исключительно женский мир. Взрослые самцы – жалкие создания, рожденные для одного-единственного акта спаривания, да и то при условии, что им удастся выиграть конкуренцию за фертильную самку (многие не могут даже этого). Всю свою жизнь до брачного вылета они проводят внутри гнезда, находясь на полном иждивении у своих бесплодных сестер, которые кормят их и всячески обихаживают. Лично я и многие другие исследователи долго и упорно пытались найти свидетельства того, что хотя бы у некоторых видов самцы помогают своим сестрам выполнять какие-либо работы внутри гнезда или за его пределами или рискуют жизнью ради защиты родных семей. К нашему разочарованию, мы не обнаружили ничего подобного.
Природа наделила самцов только тем, что необходимо для их разовой брачной миссии: большими глазами, крупными гениталиями и крошечным мозгом. Их брачный вылет подобен полету камикадзе – без особой надежды на успех, но с гарантией быстрой смерти.
Чем муравьи мужского пола генетически отличаются от муравьев женского пола? Самцы рождаются из неоплодотворенных яиц, все самки (и рабочие в том числе) – из оплодотворенных. Яйцекладущая самка контролирует пол каждого яйца, когда оно проходит через яйцевод. В ее брюшной полости имеется специальный мешочек, называемый сперматекой, где хранится полученная при единственном спаривании сперма. От сперматеки к яйцеводу идет тонкая трубочка с клапаном, который по желанию самки может открываться и оплодотворять яйцо, если самка «хочет» произвести на свет дочь. Или этот клапан может остаться закрытым, и тогда из яйца появится сын. Вот почему муравей-самец никогда не сможет стать царем, боевым генералом или кем угодно другим, кроме одноразового брачного партнера главной самки-царицы».
=====
Э. Уилсон «Планета муравьев» (2020)
«В огромном муравьином царстве на нашей планете есть муравьи, которые умеют бегать под водой и собирать тела утонувших насекомых; древесные муравьи, умеющие перепрыгивать с ветки на ветку в пологе леса, планируя в воздухе, как белки-летяги; муравьи-охотники с жвалами-капканами, захлопывающимися с рекордной для животного мира скоростью; муравьи-фуражиры в тропических дождевых лесах, которые находят путь домой по узору лиственного полога над ними; семьи муравьев-рабовладельцев, которые берут в плен особей из других семей и используют их как рабов; солдаты-камикадзе, взрывающие собственные тела путем сжатия мышц брюшка; самки – социальные паразиты, которые свергают самок хозяйских семей; самки-гиперпаразиты, которые порабощают или убивают самок-паразитов; крошечные паразитические самки, ездящие на спинах самок-хозяек; суперколонии, состоящие из множества объединенных семей и занимающие территории в десятки километров; муравьи-листорезы, которые питаются грибами, выращенными на пережеванных листьях, и многие другие удивительные виды этих общественных насекомых.
Мир муравьев – почти исключительно женский мир. Взрослые самцы – жалкие создания, рожденные для одного-единственного акта спаривания, да и то при условии, что им удастся выиграть конкуренцию за фертильную самку (многие не могут даже этого). Всю свою жизнь до брачного вылета они проводят внутри гнезда, находясь на полном иждивении у своих бесплодных сестер, которые кормят их и всячески обихаживают. Лично я и многие другие исследователи долго и упорно пытались найти свидетельства того, что хотя бы у некоторых видов самцы помогают своим сестрам выполнять какие-либо работы внутри гнезда или за его пределами или рискуют жизнью ради защиты родных семей. К нашему разочарованию, мы не обнаружили ничего подобного.
Природа наделила самцов только тем, что необходимо для их разовой брачной миссии: большими глазами, крупными гениталиями и крошечным мозгом. Их брачный вылет подобен полету камикадзе – без особой надежды на успех, но с гарантией быстрой смерти.
Чем муравьи мужского пола генетически отличаются от муравьев женского пола? Самцы рождаются из неоплодотворенных яиц, все самки (и рабочие в том числе) – из оплодотворенных. Яйцекладущая самка контролирует пол каждого яйца, когда оно проходит через яйцевод. В ее брюшной полости имеется специальный мешочек, называемый сперматекой, где хранится полученная при единственном спаривании сперма. От сперматеки к яйцеводу идет тонкая трубочка с клапаном, который по желанию самки может открываться и оплодотворять яйцо, если самка «хочет» произвести на свет дочь. Или этот клапан может остаться закрытым, и тогда из яйца появится сын. Вот почему муравей-самец никогда не сможет стать царем, боевым генералом или кем угодно другим, кроме одноразового брачного партнера главной самки-царицы».
=====
Э. Уилсон «Планета муравьев» (2020)
#мысли
Всех с Днем Победы!
О войне я еще с детства знаю от бабушки, которая на момент ее начала была подростком и большую часть времени провела в оккупации и недалеко от линии фронта (т.е. знала о ней непосредственно), а потом восстанавливала страну, работая по 17-18 часов в сутки. Эти рассказы навсегда остались в памяти. Не могу сказать, что слушать было страшно. Скорее, было интересно - уже в детстве воспринимал войну как одну из сторон человеческого опыта. 5 лет как бабушки нет с нами. Сегодня она мне приснилась, и я решил поехать в район Ростова, где она жила - погулять и подумать о войне. Вот сижу недалеко от ее дома...
Что могу сказать? Мысли тяжелые (а мысль тоже имеет вес). Несмотря на риторику и попугайничанье, человечество не сделало принципиальных выводов из мировой войны, о чем свидетельствует то, что мы сейчас как никогда ранее близки к ядерному апокалипсису. Я не буду вдаваться в проблему новоевропейской субъективности, махеншафта и воли-к-власти как сущности жизни - об этом философском аспекте ситуации вы можете сами прочитать у Хайдеггера, Ницше и Шопенгауэра. Война неотделима от человеческой природы. Она отражает измерение воли и центрированности на "я", стремление замыкать нити реальности на себе. Это нормально. Не мы это создали. Природа - это огромное поле сражения, геноцида и взаимоуничтожения, но и сотворения нового. Мир покоится на войне, война рождается из мира. Такова структура реальности, жизни.
Однако из неизбежности войн не следует неизбежность мировой войны. Не всякая война является мировой. Стремление ограничить, локализовать войну - это уже стремление к сдерживанию. Предотвращение мировой войны покоится на ядерном сдерживании, на возможности взаимоуничтожения России и США. От этого баланса зависит существование человечества. Он должен был быть опрокинут в политическую сферу и зафиксирован жесткими правилами, в частности невозможностью военного пересечения России и США нигде, тем более у границ одной из держав. Этого не было сделано. Международное сообщество играло в неолиберализм, в то время как за ширмой ведущая супердержава оставалась политическим реалистом. Игры закончились. Теперь на повестке не "права человека", а жизнь человечества.
Но причем тут Вторая Мировая? Думаю, политики сосредоточились на результатах войны и мало рефлексировали над причинами войны. Вся ответственность была возложена на немецкий нацизм и Гитлера как на своего рода девиации. Но это неправда. Вторая Мировая вытекает из Первой, а идеология Гитлера и нацистские практики - закономерные следствия развития европейской мысли и европейского колониализма. После войны европейская мысль (Хайдеггер, Франкфуртская школа, Фуко и пр.) продумывала, что не так с модерном и почему все это произошло. Из этого даже было сделано немало политических выводов, но на практике они сугубо вторичны.
А в чем же, на мой взгляд, должен состоять главный вывод? Махеншафт - это отсутствие меры, страсть к безудержности, безмерности. Европейская культура модерна больна этим как никакая иная и, кроме того, у нее есть средства для удовлетворения своих безудержных аппетитов. То, что мы сейчас имеем, это разлом внутри Европы - чем-то похожий на разделение Римской империи (не случайно обе стороны видят себя продолжателями Рима в двух его ипостасях). В каком-то смысле Европа наткнулась на саму себя - не пора ли продумать эту фундаментальную проблему вместо отвлеченных разговоров о "многополярности"? Ограничение воли-к-власти - это позволение другому быть другим. Европа должна себя опредЕлить, позволить состояться другой Европе, а через нее другому миру. От этого зависит будущее человечества. Но я смотрю на ситуацию пессимистично: такое размежевание с собой и открытие себя, скорее всего, произойдет через мировую войну. На самом деле, Европа себя уже опредЕлила балансом ядерного оружия, теперь это должно быть опрокинуто в политическую плоскость - созданием новой архитектуры, но никто сдавать свои позиции добровольно не станет. Либо будет новая архитектура для всего человечества, либо человечество исчезнет.
Всех с Праздником! 😜
Всех с Днем Победы!
О войне я еще с детства знаю от бабушки, которая на момент ее начала была подростком и большую часть времени провела в оккупации и недалеко от линии фронта (т.е. знала о ней непосредственно), а потом восстанавливала страну, работая по 17-18 часов в сутки. Эти рассказы навсегда остались в памяти. Не могу сказать, что слушать было страшно. Скорее, было интересно - уже в детстве воспринимал войну как одну из сторон человеческого опыта. 5 лет как бабушки нет с нами. Сегодня она мне приснилась, и я решил поехать в район Ростова, где она жила - погулять и подумать о войне. Вот сижу недалеко от ее дома...
Что могу сказать? Мысли тяжелые (а мысль тоже имеет вес). Несмотря на риторику и попугайничанье, человечество не сделало принципиальных выводов из мировой войны, о чем свидетельствует то, что мы сейчас как никогда ранее близки к ядерному апокалипсису. Я не буду вдаваться в проблему новоевропейской субъективности, махеншафта и воли-к-власти как сущности жизни - об этом философском аспекте ситуации вы можете сами прочитать у Хайдеггера, Ницше и Шопенгауэра. Война неотделима от человеческой природы. Она отражает измерение воли и центрированности на "я", стремление замыкать нити реальности на себе. Это нормально. Не мы это создали. Природа - это огромное поле сражения, геноцида и взаимоуничтожения, но и сотворения нового. Мир покоится на войне, война рождается из мира. Такова структура реальности, жизни.
Однако из неизбежности войн не следует неизбежность мировой войны. Не всякая война является мировой. Стремление ограничить, локализовать войну - это уже стремление к сдерживанию. Предотвращение мировой войны покоится на ядерном сдерживании, на возможности взаимоуничтожения России и США. От этого баланса зависит существование человечества. Он должен был быть опрокинут в политическую сферу и зафиксирован жесткими правилами, в частности невозможностью военного пересечения России и США нигде, тем более у границ одной из держав. Этого не было сделано. Международное сообщество играло в неолиберализм, в то время как за ширмой ведущая супердержава оставалась политическим реалистом. Игры закончились. Теперь на повестке не "права человека", а жизнь человечества.
Но причем тут Вторая Мировая? Думаю, политики сосредоточились на результатах войны и мало рефлексировали над причинами войны. Вся ответственность была возложена на немецкий нацизм и Гитлера как на своего рода девиации. Но это неправда. Вторая Мировая вытекает из Первой, а идеология Гитлера и нацистские практики - закономерные следствия развития европейской мысли и европейского колониализма. После войны европейская мысль (Хайдеггер, Франкфуртская школа, Фуко и пр.) продумывала, что не так с модерном и почему все это произошло. Из этого даже было сделано немало политических выводов, но на практике они сугубо вторичны.
А в чем же, на мой взгляд, должен состоять главный вывод? Махеншафт - это отсутствие меры, страсть к безудержности, безмерности. Европейская культура модерна больна этим как никакая иная и, кроме того, у нее есть средства для удовлетворения своих безудержных аппетитов. То, что мы сейчас имеем, это разлом внутри Европы - чем-то похожий на разделение Римской империи (не случайно обе стороны видят себя продолжателями Рима в двух его ипостасях). В каком-то смысле Европа наткнулась на саму себя - не пора ли продумать эту фундаментальную проблему вместо отвлеченных разговоров о "многополярности"? Ограничение воли-к-власти - это позволение другому быть другим. Европа должна себя опредЕлить, позволить состояться другой Европе, а через нее другому миру. От этого зависит будущее человечества. Но я смотрю на ситуацию пессимистично: такое размежевание с собой и открытие себя, скорее всего, произойдет через мировую войну. На самом деле, Европа себя уже опредЕлила балансом ядерного оружия, теперь это должно быть опрокинуто в политическую плоскость - созданием новой архитектуры, но никто сдавать свои позиции добровольно не станет. Либо будет новая архитектура для всего человечества, либо человечество исчезнет.
Всех с Праздником! 😜
#философия
Выше писал о феномене эусоциальности — отмечаемой в биологическом мире организации, при которой индивидуальный организм занимает четкое место в системе специализации в рамках сообщества, при этом также эволюционирует сообщество как целое. Классические примеры: муравейник, улей, голые землекопы, люди. Если понимать эусоциальность шире — как вообще форму организации, при которой индивидуальность функционально четко вписана в контекст группы — то большинство организмов эусоциальны, например в человеческом теле клетки имеют конкретную специализации, при этом часть клеток запрограммированы на смерть ради блага всего организма. Эти и другие примеры позволяют шире посмотреть на феномен эволюции и вообще жизни — так сказать, в перспективе холизма. Но, как я писал выше, они же позволяют и иначе посмотреть на природу сознания как социального явления, рождающегося во взаимодействии (взаимном действии). В этом плане человеческое сознание сущностно интерсубъективно и отмечено печатью синхронного и диахронического взаимодействия внутри человеческого сообщества.
К рекомендованной ранее книге Т. Уилсона «Эусоциальность» хочу также посоветовать его работу «Планета муравьев» (2020). Она отчасти автобиографичная – ученый много рассказывает о своем научном пути, но при этом тесно связывает его с конкретными случаями изучения муравьев, которыми занимается более 80 лет.
Приводимые им примеры разнообразия и социальной жизни муравьев не могут не удивить. Помимо хорошо известных нам видов, существует огромное количество специфичных и причудливых. Некоторые муравьи умеют бегать под водой, перепрыгивать с ветки на ветку, жить в симбиозе с другими живыми существами, заниматься «скотоводством» (содержать и выращивать других существ для потребления в пищу), выращивать грибы, иметь рабов, взрываться в бою, паразитировать, бездельничать и даже использовать других муравьев в качестве средства передвижения. В муравейнике отмечается четкая специализация: весь муравейник, по сути, прислуживает царице, которая отвечает за его воспроизводство; имеются няньки и другая «домашняя прислуга», охранники, разведчики, воины и пр. У муравьев есть «карьерная» лестница, а представители определенного класса могут «вербовать» только что родившихся особей. У них имеются развитые системы коммуникации – в основном обонятельно-осязательные, но также и зрительные, слуховые, постуральные. Язык муравьев — активно исследуемая тема, в которой регулярно делаются открытия. Один из способов передачи «данных» — антеннальный, т. е. с помощью «усиков»; есть мнение, что объем передаваемой таким образом информации сопоставим со средним человеческим аудиальным контактом.
Думаю, подобные исследования способны отрезвить философов, считающих, что социальность и «сознание» имеются только у людей (хотя тут в немалой степени вопрос терминологии). Конечно, человеческое сознание специфично — в этом нет никаких сомнений. Но даже у человека имеется множество видов сознания (детское, взрослое, старческое, в депрессии, в маниакальном состоянии, в деменции, во сне, в осознанном сне, в молитве, в медитации, в галлюцинации, в коме, вне тела, предсмертное и т.д. и т.п.) — нет оснований отказывать в какой-то форме сознательности муравьям или другим живым существам (в конце концов, сравните муравьиную активность с «пылью», «мусором» или движением планет — с менталистской, бихевиористской или любой иной точки зрения, вряд ли это сопоставимые вещи; при этом задумайтесь над тем, что привычная для философов апперцепция — это едва ли универсальный «надкультурный» феномен). Парадигма 4E Cognition предполагает, что для углубления понимания человеческого сознания (и познания) необходимо изучать поведение других существ. Муравьи — это хороший пример, над которым философам стоило бы чаще размышлять. Было бы интересно сделать круглый стол с философами и профессиональными социобиологами на эту тему (кстати, о проблеме «сознания растений» можно послушать тут).
Выше писал о феномене эусоциальности — отмечаемой в биологическом мире организации, при которой индивидуальный организм занимает четкое место в системе специализации в рамках сообщества, при этом также эволюционирует сообщество как целое. Классические примеры: муравейник, улей, голые землекопы, люди. Если понимать эусоциальность шире — как вообще форму организации, при которой индивидуальность функционально четко вписана в контекст группы — то большинство организмов эусоциальны, например в человеческом теле клетки имеют конкретную специализации, при этом часть клеток запрограммированы на смерть ради блага всего организма. Эти и другие примеры позволяют шире посмотреть на феномен эволюции и вообще жизни — так сказать, в перспективе холизма. Но, как я писал выше, они же позволяют и иначе посмотреть на природу сознания как социального явления, рождающегося во взаимодействии (взаимном действии). В этом плане человеческое сознание сущностно интерсубъективно и отмечено печатью синхронного и диахронического взаимодействия внутри человеческого сообщества.
К рекомендованной ранее книге Т. Уилсона «Эусоциальность» хочу также посоветовать его работу «Планета муравьев» (2020). Она отчасти автобиографичная – ученый много рассказывает о своем научном пути, но при этом тесно связывает его с конкретными случаями изучения муравьев, которыми занимается более 80 лет.
Приводимые им примеры разнообразия и социальной жизни муравьев не могут не удивить. Помимо хорошо известных нам видов, существует огромное количество специфичных и причудливых. Некоторые муравьи умеют бегать под водой, перепрыгивать с ветки на ветку, жить в симбиозе с другими живыми существами, заниматься «скотоводством» (содержать и выращивать других существ для потребления в пищу), выращивать грибы, иметь рабов, взрываться в бою, паразитировать, бездельничать и даже использовать других муравьев в качестве средства передвижения. В муравейнике отмечается четкая специализация: весь муравейник, по сути, прислуживает царице, которая отвечает за его воспроизводство; имеются няньки и другая «домашняя прислуга», охранники, разведчики, воины и пр. У муравьев есть «карьерная» лестница, а представители определенного класса могут «вербовать» только что родившихся особей. У них имеются развитые системы коммуникации – в основном обонятельно-осязательные, но также и зрительные, слуховые, постуральные. Язык муравьев — активно исследуемая тема, в которой регулярно делаются открытия. Один из способов передачи «данных» — антеннальный, т. е. с помощью «усиков»; есть мнение, что объем передаваемой таким образом информации сопоставим со средним человеческим аудиальным контактом.
Думаю, подобные исследования способны отрезвить философов, считающих, что социальность и «сознание» имеются только у людей (хотя тут в немалой степени вопрос терминологии). Конечно, человеческое сознание специфично — в этом нет никаких сомнений. Но даже у человека имеется множество видов сознания (детское, взрослое, старческое, в депрессии, в маниакальном состоянии, в деменции, во сне, в осознанном сне, в молитве, в медитации, в галлюцинации, в коме, вне тела, предсмертное и т.д. и т.п.) — нет оснований отказывать в какой-то форме сознательности муравьям или другим живым существам (в конце концов, сравните муравьиную активность с «пылью», «мусором» или движением планет — с менталистской, бихевиористской или любой иной точки зрения, вряд ли это сопоставимые вещи; при этом задумайтесь над тем, что привычная для философов апперцепция — это едва ли универсальный «надкультурный» феномен). Парадигма 4E Cognition предполагает, что для углубления понимания человеческого сознания (и познания) необходимо изучать поведение других существ. Муравьи — это хороший пример, над которым философам стоило бы чаще размышлять. Было бы интересно сделать круглый стол с философами и профессиональными социобиологами на эту тему (кстати, о проблеме «сознания растений» можно послушать тут).
Telegram
NUMINOSUM
#философия
Одним из важных положений ведущего направления философии когнитивной науки — 4E cognition — является положение о непрерывности (continuity thesis). В сильной форме оно означает, что между человеком и другими биологическими видами нет прерывности…
Одним из важных положений ведущего направления философии когнитивной науки — 4E cognition — является положение о непрерывности (continuity thesis). В сильной форме оно означает, что между человеком и другими биологическими видами нет прерывности…
#философия #лингвистика
Ключевым познавательным и коммуникативным механизмом у муравьев является обоняние. Если бы они обращались к когнитивным метафорам, то познание, вероятно, понимали бы не как «рассмотрение» («я вижу» = «я знаю»), а как «вынюхивание». Впрочем, мы и сами порой говорим «вынюхивать» в значении «разузнавать, доискиваться», а глагол «чуять» помимо общего значения «знать чувством» имеет также значение «знать через обоняние» или «знать вообще, предчувствовать». Но это, конечно, больше периферийные явления для нашей культуры.
Судя по типологии путей семантического развития, «зрение» у людей действительно является более когнитивно значимым чувством, чем обоняние или слух (например, развитие «видеть => слышать» засвидетельствовано неоднократно, а обратное – ни разу). Однако упоминавшаяся выше зрительная метафора не является универсальной. Так, она отсутствует в языках австралийских аборигенов. Анализ соответствующей австралийской ситуации и ее сравнение с индоевропейской ситуацией проделаны в моей статье «Об индоевропейском мировидении». Специалистам по Австралии, т. е.австралопитекам австраловедам, хорошо известно, что слуховая модальность играет у аборигенов гораздо более значимую роль, чем зрительная. Семантические переходы и расширения «слышать – знать» и «слышать – понимать» засвидетельствованы многократно. В культуре аборигенов слух играет ключевую роль: места, вещи, люди и пр. – это то, о чем «слышат», а не что «видят». Есть даже мнение, что аудиальный компонент является центральным в воображении и снах аборигенов.
Но как насчет ольфакторной (т. е. обонятельной) модальности? Вероятно, парфюмеры и дегустаторы духов (кстати, представителей этой профессии называют словом «нос»), которые способны различать до 10 тыс. оттенков запаха, могли бы много рассказать о когнитивных метафорах ольфакторного типа, а также о роли синестезии в формировании ольфакторной лексики. И хотя это специально обученные люди, на их примере мы видим, что в принципе возможно сообщество с сильно развитым ольфакторным началом в когнитивном плане, которое могло бы развиваться с детства. И такие сообщества действительно есть, притом не только муравьиные.
В литературе достаточно хорошо описаны язык и культура мон-кхмерского народа джахаи, проживающего на территории Малайзии и Таиланда. Центральное место в культуре этого народа занимает обоняние. В повседневной речи активно используется около десятка обонятельных глаголов, каждый со своей спецификой, и это распространяется в том числе на религиозную сферу — общение с божеством происходит не только через видение и слышание, но и через запах. Краткий обзор этой проблемы представлен в статье 2011 г. за авторством Николаса Буренхульта и Азифы Маджид. Как показано в статье, обонятельные глаголы являются монолексемными, т. е. психологически выделенными; в отличие от европейских обонятельных глаголов, они активно используются в когнитивных метафорах и имеют широкие синтаксические и смысловые функции. Специфика их употребления еще изучается (есть и более свежие работы), однако уже сейчас можно точно сказать, что, во-первых, эта особенность хотя и связана в культурном плане с бытом охотников-собирателей, все же не следует напрямую из него (для многих других охотников-собирателей такой «ольфакторный» язык не характерен, а смена образа жизни в случае джахаи, насколько можно судить, не влияет на частоту использования указанной лексики); во-вторых, в других австронезийских языках, родственных джахаи, также отмечена значимая роль ольфакторной лексики, так что вполне возможно, что это является архаичной особенностью одной из подгрупп в рамках австронезийской семьи.
К сожалению, в западной культуре и философии недооценивается роль запаха, при этом доминируют визуальные образы и модели. Возможно, уже есть специальные работы по «философии запаха», но они явно на периферии. И все же это очень перспективная, комплексная и оригинальная тема, которая способна существенно расширить наше понимание сознания и познания.
Ключевым познавательным и коммуникативным механизмом у муравьев является обоняние. Если бы они обращались к когнитивным метафорам, то познание, вероятно, понимали бы не как «рассмотрение» («я вижу» = «я знаю»), а как «вынюхивание». Впрочем, мы и сами порой говорим «вынюхивать» в значении «разузнавать, доискиваться», а глагол «чуять» помимо общего значения «знать чувством» имеет также значение «знать через обоняние» или «знать вообще, предчувствовать». Но это, конечно, больше периферийные явления для нашей культуры.
Судя по типологии путей семантического развития, «зрение» у людей действительно является более когнитивно значимым чувством, чем обоняние или слух (например, развитие «видеть => слышать» засвидетельствовано неоднократно, а обратное – ни разу). Однако упоминавшаяся выше зрительная метафора не является универсальной. Так, она отсутствует в языках австралийских аборигенов. Анализ соответствующей австралийской ситуации и ее сравнение с индоевропейской ситуацией проделаны в моей статье «Об индоевропейском мировидении». Специалистам по Австралии, т. е.
Но как насчет ольфакторной (т. е. обонятельной) модальности? Вероятно, парфюмеры и дегустаторы духов (кстати, представителей этой профессии называют словом «нос»), которые способны различать до 10 тыс. оттенков запаха, могли бы много рассказать о когнитивных метафорах ольфакторного типа, а также о роли синестезии в формировании ольфакторной лексики. И хотя это специально обученные люди, на их примере мы видим, что в принципе возможно сообщество с сильно развитым ольфакторным началом в когнитивном плане, которое могло бы развиваться с детства. И такие сообщества действительно есть, притом не только муравьиные.
В литературе достаточно хорошо описаны язык и культура мон-кхмерского народа джахаи, проживающего на территории Малайзии и Таиланда. Центральное место в культуре этого народа занимает обоняние. В повседневной речи активно используется около десятка обонятельных глаголов, каждый со своей спецификой, и это распространяется в том числе на религиозную сферу — общение с божеством происходит не только через видение и слышание, но и через запах. Краткий обзор этой проблемы представлен в статье 2011 г. за авторством Николаса Буренхульта и Азифы Маджид. Как показано в статье, обонятельные глаголы являются монолексемными, т. е. психологически выделенными; в отличие от европейских обонятельных глаголов, они активно используются в когнитивных метафорах и имеют широкие синтаксические и смысловые функции. Специфика их употребления еще изучается (есть и более свежие работы), однако уже сейчас можно точно сказать, что, во-первых, эта особенность хотя и связана в культурном плане с бытом охотников-собирателей, все же не следует напрямую из него (для многих других охотников-собирателей такой «ольфакторный» язык не характерен, а смена образа жизни в случае джахаи, насколько можно судить, не влияет на частоту использования указанной лексики); во-вторых, в других австронезийских языках, родственных джахаи, также отмечена значимая роль ольфакторной лексики, так что вполне возможно, что это является архаичной особенностью одной из подгрупп в рамках австронезийской семьи.
К сожалению, в западной культуре и философии недооценивается роль запаха, при этом доминируют визуальные образы и модели. Возможно, уже есть специальные работы по «философии запаха», но они явно на периферии. И все же это очень перспективная, комплексная и оригинальная тема, которая способна существенно расширить наше понимание сознания и познания.
Telegram
Sergey Boroday in NumLIBRARY
#лингвистика #философия
Еще немного занимательной лингвистики. Хороший способ поднять себе настроение – пробежаться по словарям с обсценной лексикой и фразеологизмами, пытаясь понять их смысловую мотивировку. Вообще обсценный пласт языка – интереснейшая тема, нередко игнорируемая, хотя фактически значительная часть живого языка – именно обсценная (выйдите во двор, если не верите). Считаю, пика своего творчества русское обсценное сознание достигло в обороте «Не пришей к п№зде рукав» в качестве локативного предиката («Он здесь “не пришей…”», т. е. не к месту). Но об этой фраземе в другой раз.
Сейчас хотелось бы написать что-то близкое к нашей «ольфакторной» теме. Обратил я недавно внимание на оборот «Держать х№№ по ветру», который и раньше слышал в родных краях, но редко. Означает он у нас, во-первых, быть готовым к неожиданному повороту событий или, шире, быть позитивным, т. е. поддерживать бодрость духа; во-вторых, всегда быть готовым к совершению полового акта, т. е. проявлять, так сказать, оппортунизм в сфере половых отношений. Судя по «Большому словарю мата», оба значения являются базовыми, хотя (как свидетельствует опрос моих друзей) возможны незначительные региональные расхождения. Очевидно, рассматриваемый оборот является дисфемизмом для «Держать нос по ветру», который означает (в негативном смысле) «приспособленчество», а также (в более нейтральном) «способность к адаптации». По поводу происхождения этого фразеологизма есть две версии: 1) более популярная – он пришел из речи моряков, т. е. связан с практикой мореплавания, при которой требуется всегда знать направление ветра и держать «нос» корабля соответственно; 2) менее популярная – он связан с поведением животных, которые активно используют обоняние для адаптации к среде.
Независимо от происхождения, очевидно, для современного носителя языка оборот имеет ольфакторную образность: держать нос по ветру – значит быть чутким к изменению направления ветра, символизирующему перемену обстоятельств. Учитывая преимущественно негативный смысл выражения, нос в этом контексте выступает органом познания, связанным с хитростью, чуткостью. Эта связь прослеживается и в других ольфакторных выражениях: «вынюхивать», «иметь длинный нос», «совать свой нос» и пр. Хотя эта ассоциация сильно развита в русском языке, «нос» в целом имеет гораздо более богатую образность. Тема носа также активно обыгрывается в русской литературе, даже без прямого обращения к фразеологизмам: наиболее яркий пример – Гоголь, который создал что-то вроде «метафизики носа». В общем, было бы интересно разобраться, каковы наиболее распространенные ассоциации между носом / ольфакторной модальностью и чертами характера / эмоциями / когнитивными состояниями. Эта проблема является частным случаем более общей темы: «части тела / органы чувств и аффективные / когнитивные состояния». По последней теме написано довольно много всего, как-нибудь сделаю об этом отдельный пост. Наиболее интересны здесь, конечно, не периферийные фраземы, а случаи, когда ольфакторные значения активно используются в повседневной речи и даже интегрируются в грамматику – такие вещи можно поискать в более архаичных культурах (выше приводил пример с мон-кхмерским народом джахаи).
Интеграция обозначений частей тела в грамматику – явление нередкое. Обычно мы имеем дело с грамматикализацией частей тела в значении пространственных показателей. Упоминавшийся выше «нос» корабля, «лицевая» часть объекта, «спереди», «сзади» и пр. – понятные примеры из русского языка, когда на объекты проецируется схема человеческого тела. Но есть языки, где это делается гораздо активнее и, так сказать, перманентно – этот вопрос хорошо изучен в случае мезоамериканских языков, таких как хучитанский сапотек или цельталь. Впрочем, об этом в другой раз (пока можете почитать в моей книге, гл. 5). Сейчас же хочу лишь отметить, что проблематика «нос и аффективные / когнитивные состояния», если ее рассматривать через призму языкового разнообразия, обладает огромным потенциалом. Много интересного можно «вынюхать»...
Еще немного занимательной лингвистики. Хороший способ поднять себе настроение – пробежаться по словарям с обсценной лексикой и фразеологизмами, пытаясь понять их смысловую мотивировку. Вообще обсценный пласт языка – интереснейшая тема, нередко игнорируемая, хотя фактически значительная часть живого языка – именно обсценная (выйдите во двор, если не верите). Считаю, пика своего творчества русское обсценное сознание достигло в обороте «Не пришей к п№зде рукав» в качестве локативного предиката («Он здесь “не пришей…”», т. е. не к месту). Но об этой фраземе в другой раз.
Сейчас хотелось бы написать что-то близкое к нашей «ольфакторной» теме. Обратил я недавно внимание на оборот «Держать х№№ по ветру», который и раньше слышал в родных краях, но редко. Означает он у нас, во-первых, быть готовым к неожиданному повороту событий или, шире, быть позитивным, т. е. поддерживать бодрость духа; во-вторых, всегда быть готовым к совершению полового акта, т. е. проявлять, так сказать, оппортунизм в сфере половых отношений. Судя по «Большому словарю мата», оба значения являются базовыми, хотя (как свидетельствует опрос моих друзей) возможны незначительные региональные расхождения. Очевидно, рассматриваемый оборот является дисфемизмом для «Держать нос по ветру», который означает (в негативном смысле) «приспособленчество», а также (в более нейтральном) «способность к адаптации». По поводу происхождения этого фразеологизма есть две версии: 1) более популярная – он пришел из речи моряков, т. е. связан с практикой мореплавания, при которой требуется всегда знать направление ветра и держать «нос» корабля соответственно; 2) менее популярная – он связан с поведением животных, которые активно используют обоняние для адаптации к среде.
Независимо от происхождения, очевидно, для современного носителя языка оборот имеет ольфакторную образность: держать нос по ветру – значит быть чутким к изменению направления ветра, символизирующему перемену обстоятельств. Учитывая преимущественно негативный смысл выражения, нос в этом контексте выступает органом познания, связанным с хитростью, чуткостью. Эта связь прослеживается и в других ольфакторных выражениях: «вынюхивать», «иметь длинный нос», «совать свой нос» и пр. Хотя эта ассоциация сильно развита в русском языке, «нос» в целом имеет гораздо более богатую образность. Тема носа также активно обыгрывается в русской литературе, даже без прямого обращения к фразеологизмам: наиболее яркий пример – Гоголь, который создал что-то вроде «метафизики носа». В общем, было бы интересно разобраться, каковы наиболее распространенные ассоциации между носом / ольфакторной модальностью и чертами характера / эмоциями / когнитивными состояниями. Эта проблема является частным случаем более общей темы: «части тела / органы чувств и аффективные / когнитивные состояния». По последней теме написано довольно много всего, как-нибудь сделаю об этом отдельный пост. Наиболее интересны здесь, конечно, не периферийные фраземы, а случаи, когда ольфакторные значения активно используются в повседневной речи и даже интегрируются в грамматику – такие вещи можно поискать в более архаичных культурах (выше приводил пример с мон-кхмерским народом джахаи).
Интеграция обозначений частей тела в грамматику – явление нередкое. Обычно мы имеем дело с грамматикализацией частей тела в значении пространственных показателей. Упоминавшийся выше «нос» корабля, «лицевая» часть объекта, «спереди», «сзади» и пр. – понятные примеры из русского языка, когда на объекты проецируется схема человеческого тела. Но есть языки, где это делается гораздо активнее и, так сказать, перманентно – этот вопрос хорошо изучен в случае мезоамериканских языков, таких как хучитанский сапотек или цельталь. Впрочем, об этом в другой раз (пока можете почитать в моей книге, гл. 5). Сейчас же хочу лишь отметить, что проблематика «нос и аффективные / когнитивные состояния», если ее рассматривать через призму языкового разнообразия, обладает огромным потенциалом. Много интересного можно «вынюхать»...
Telegram
NUMINOSUM
#русскаяфилософия
"Нос лейтмотивом проходит через его [Гоголя] сочинения: трудно найти другого писателя, который с таким смаком описывал бы запахи, чиханье и храп. То один, то другой герой появляются на сцене, так сказать, везя свой нос в тачке или гордо…
"Нос лейтмотивом проходит через его [Гоголя] сочинения: трудно найти другого писателя, который с таким смаком описывал бы запахи, чиханье и храп. То один, то другой герой появляются на сцене, так сказать, везя свой нос в тачке или гордо…
#философия
Если вы хотите продуктивно и с интересом провести субботний вечер, то могу порекомендовать доклад доктора психологических наук В.Ф. Спиридонова «Современные исследования инсайта», сделанный им в рамках заседания философского клуба «Когниториум». Инсайт (прозрение, озарение) — это внезапное нахождение решения задачи, которое (если судить интроспективно) не вытекает напрямую из предшествующих шагов к ее разрешению и которое сопровождается ощущением удивления или другими подобными аффективными состояниями. Изучение инсайта можно рассматривать в качестве аспекта изучения мышления и философии творчества. Вокруг этой темы множество вопросов, но я бы выделил главный: обусловлена ли необычность инсайта просто отсутствием осознания внутренних (подпороговых), но при этом последовательных и алгоритмичных процессов, стоящих за инсайтом, или сама природа этого явления принципиально иная, не-пошаговая?
Ниже выписал для себя некоторые мысли, показавшиеся интересными:
🔹 Интроспективно инсайт предполагает «качественный скачок», «реструктурирование» (материала, подходов, позиций etc.), в результате которого решение рождается как бы не следуя напрямую из предыдущих поисков, не-пошагово (хотя есть точка зрения, что пошаговость присутствует, но на подпороговом уровне), при этом решение сопровождается чувством удивления, удовлетворенности и пр. (т.е. в целом инсайт можно охарактеризовать как ментально-аффективный феномен, а не только как ментальный).
🔹 Инсайт — это зонтичный термин для набора сходных процессов или, по крайней мере, в инсайт вовлечена совокупность механизмов, а не какой-то один механизм (это можно назвать «распределенной моделью» инсайта).
🔹 Дизайны исследовательских экспериментов очень разноплановы — возможно, нет какого-то одного «инсайта» для различных задач (тут встает вопрос о типологии инсайтов)
🔹 Не исключено, что разные исследовательские группы изучают просто разные механизмы (или, по крайней мере, разные аспекты одной и той же проблемы) — отсюда и разброс результатов
🔹 Для исследования инсайта сейчас ключевое значение имеет метакогниция — знание о знании, метапознание.
🔹 Идеи, «добытые» инсайтом, лучше запоминаются, кажутся более ценными, чаще оказываются правильными (в сравнении с «неинсайтными» идеями).
🔹 Нейрофизиологические исследования, на которые затрачены миллионы долларов, не дали каких-то содержательных результатов, кроме вполне тривиальных (напр., что правое полушарие вовлечено в инсайт больше, чем левое).
🔹 Имеются проблемы со скачком от эмпирики к пониманию, «необобщаемость» эмпирики, для следующего шага необходимы существенные теоретические продвижения.
🔹 Проблему необходимо анализировать с учетом непериферийности моторики и перцепции (один из общих тезисов широкого спектра подходов в рамках 4E Cognition).
🔹 Инсайт особенно значим для философии сознания как момент перехода от бессознательных процессов к сознательным (инсайт как вариант события осознанности); феномен инсайта вносит дополнительное свидетельство в пользу того, что реальное мышление и ИИ не похожи.
В общем, можно заключить, что — как и в когнитивной науке и нейрофизиологии в целом — ясно, что ничего не ясно. Как и везде, имеем дело с кризисом концептуально значимых идей и эмпирическим апокалипсисом. Непонятно, как наука будет из этого выбираться. Думаю, никак…
См. также об аналогичных проблемах в лингвистической типологии и нейрофизиологии.
Если вы хотите продуктивно и с интересом провести субботний вечер, то могу порекомендовать доклад доктора психологических наук В.Ф. Спиридонова «Современные исследования инсайта», сделанный им в рамках заседания философского клуба «Когниториум». Инсайт (прозрение, озарение) — это внезапное нахождение решения задачи, которое (если судить интроспективно) не вытекает напрямую из предшествующих шагов к ее разрешению и которое сопровождается ощущением удивления или другими подобными аффективными состояниями. Изучение инсайта можно рассматривать в качестве аспекта изучения мышления и философии творчества. Вокруг этой темы множество вопросов, но я бы выделил главный: обусловлена ли необычность инсайта просто отсутствием осознания внутренних (подпороговых), но при этом последовательных и алгоритмичных процессов, стоящих за инсайтом, или сама природа этого явления принципиально иная, не-пошаговая?
Ниже выписал для себя некоторые мысли, показавшиеся интересными:
🔹 Интроспективно инсайт предполагает «качественный скачок», «реструктурирование» (материала, подходов, позиций etc.), в результате которого решение рождается как бы не следуя напрямую из предыдущих поисков, не-пошагово (хотя есть точка зрения, что пошаговость присутствует, но на подпороговом уровне), при этом решение сопровождается чувством удивления, удовлетворенности и пр. (т.е. в целом инсайт можно охарактеризовать как ментально-аффективный феномен, а не только как ментальный).
🔹 Инсайт — это зонтичный термин для набора сходных процессов или, по крайней мере, в инсайт вовлечена совокупность механизмов, а не какой-то один механизм (это можно назвать «распределенной моделью» инсайта).
🔹 Дизайны исследовательских экспериментов очень разноплановы — возможно, нет какого-то одного «инсайта» для различных задач (тут встает вопрос о типологии инсайтов)
🔹 Не исключено, что разные исследовательские группы изучают просто разные механизмы (или, по крайней мере, разные аспекты одной и той же проблемы) — отсюда и разброс результатов
🔹 Для исследования инсайта сейчас ключевое значение имеет метакогниция — знание о знании, метапознание.
🔹 Идеи, «добытые» инсайтом, лучше запоминаются, кажутся более ценными, чаще оказываются правильными (в сравнении с «неинсайтными» идеями).
🔹 Нейрофизиологические исследования, на которые затрачены миллионы долларов, не дали каких-то содержательных результатов, кроме вполне тривиальных (напр., что правое полушарие вовлечено в инсайт больше, чем левое).
🔹 Имеются проблемы со скачком от эмпирики к пониманию, «необобщаемость» эмпирики, для следующего шага необходимы существенные теоретические продвижения.
🔹 Проблему необходимо анализировать с учетом непериферийности моторики и перцепции (один из общих тезисов широкого спектра подходов в рамках 4E Cognition).
🔹 Инсайт особенно значим для философии сознания как момент перехода от бессознательных процессов к сознательным (инсайт как вариант события осознанности); феномен инсайта вносит дополнительное свидетельство в пользу того, что реальное мышление и ИИ не похожи.
В общем, можно заключить, что — как и в когнитивной науке и нейрофизиологии в целом — ясно, что ничего не ясно. Как и везде, имеем дело с кризисом концептуально значимых идей и эмпирическим апокалипсисом. Непонятно, как наука будет из этого выбираться. Думаю, никак…
См. также об аналогичных проблемах в лингвистической типологии и нейрофизиологии.
YouTube
Владимир Спиридонов. Современные исследования инсайта. 29 мая 2024 г.
Седьмое заседание клуба: Владимир Спиридонов, доктор психологических наук, декан факультета психологии, заведующий научно-исследовательской лабораторией когнитивных исследований Института общественных наук РАНХиГС при Президенте РФ, представил доклад "Современные…
#философия #лингвистика
Оказывается, с запахом и обонянием все еще интереснее, чем я думал. Как уже говорилось выше, в качестве психологической модальности и познавательного органа обоняние маргинализировалось на протяжении всей истории западной эпистемологии (полагаю, не только западной). Это не значит, что обоняние вообще не осмыслялось. Например, такое осмысление представлено в философии Флоренского, о чем недавно был доклад на семинаре в РУДН. Да и логично, что обоняние оказывается значимым именно в рамках эстетики и философии культа — там, где запах особенно приметен, поскольку играет «суггестивную» роль. Впрочем, беглый взгляд на лосевскую «Историю античной эстетики» как будто свидетельствует о том, что обоняние почти ничего не значит для античной мысли (по крайней мере, подробного разбора я не нашел; единственный момент, который могу воспроизвести по памяти, это сравнение Плотином эманации-проодос с «источением» благовоний от предметов). Это, конечно, единичные, но все же симптоматичные примеры.
Сейчас ситуация меняется — пока преимущественно в когнитивной науке и лингвистике, но следует ожидать перемен и в философской эпистемологии и философии сознания (уже на уровне языка показательно, что в обоих этих направлениях по-прежнему доминируют визуальные и аудиальные отображения при формировании абстракций и мысленных «экспериментов» — я не припомню ни одной обонятельной метафоры). Просмотрел несколько совсем свежих статей по теме за авторством Асифы Маджид, Николаса Буренхульта, Кэролин О’Миры, Николь Крюспе и др. В этой сфере пока отмечены в основном представители одной исследовательской группы — той самой, которая изучала мон-кхмерский народ джахаи. Помимо этого, они изучили еще около дюжины народов и языков, а также попытались обобщить и осмыслить свежий материал когнитивной науки.
Надеюсь, в грядущих постах еще рассмотрю их соображения подробно. Пока же обратимся к главным выводам:
🔹 Обоняние у людей гораздо острее, чем считалось ранее. Люди обладают более высокой чувствительностью к запахам (т. е. более низкими порогами обнаружения запахов), чем животные, традиционно считающиеся «супернюхами», включая собак и свиней.
🔹 Экспериментальная попытка оценить способность человека воспринимать запахи показала, что гипотетически мы можем различать по меньшей мере 1 триллион запахов, но дополнительные анализы показывают, что цифра в триллион ненадежна, поскольку те же данные могут дать оценки в диапазоне от 5000 до 10 в 29 степени.
🔹 Обоняние играет важную роль в главных видах природной и социальной деятельности: в потреблении пищи, предотвращении опасностей и привлечении партнера; люди используют запахи в религиозных, медицинских и эстетических целях. Как следует из экспериментов, обоняние у человека — это интерактивный, а не индивидуальный акт. Также в последние годы получила развитие «социология» обоняния.
🔹 В лексической и грамматической семантике сейчас происходит своего рода «обонятельная» революция. Традиционно обоняние считалось слабо развитым, а потому не интересным доменом. Однако изучение «экзотичных» языков показывает, что ситуация иная. В ряде языков мира имеются большие словарные запасы запахов, при этом запах может присутствовать даже в грамматике. В этих языках разговоры о запахах более часты, чем в европейских, а названия запахов более «кодируемы», т. е. проще упакованы в лексико-грамматическую форму и их легче использовать в речи. Получает развитие обонятельная образность, которая лишь эпизодически встречается в европейских культурах (ср. «вонючий», «смердящий», Смердяков, «попахивает расизмом» и пр.). В некоторых языках имеются развитые системы обонятельных идеофонов, т. е. звукового изображения (!) запахов (вроде русского «фу-у-у-у»). Отдельного внимания заслуживает связь обонятельной и зрительной лексики, а также обонятельные метафоры эмоций.
Эти и другие результаты нуждаются в обобщении и осмыслении. О степени широты проблемы можно судить по спискам литературы к соответствующим статьям.
Оказывается, с запахом и обонянием все еще интереснее, чем я думал. Как уже говорилось выше, в качестве психологической модальности и познавательного органа обоняние маргинализировалось на протяжении всей истории западной эпистемологии (полагаю, не только западной). Это не значит, что обоняние вообще не осмыслялось. Например, такое осмысление представлено в философии Флоренского, о чем недавно был доклад на семинаре в РУДН. Да и логично, что обоняние оказывается значимым именно в рамках эстетики и философии культа — там, где запах особенно приметен, поскольку играет «суггестивную» роль. Впрочем, беглый взгляд на лосевскую «Историю античной эстетики» как будто свидетельствует о том, что обоняние почти ничего не значит для античной мысли (по крайней мере, подробного разбора я не нашел; единственный момент, который могу воспроизвести по памяти, это сравнение Плотином эманации-проодос с «источением» благовоний от предметов). Это, конечно, единичные, но все же симптоматичные примеры.
Сейчас ситуация меняется — пока преимущественно в когнитивной науке и лингвистике, но следует ожидать перемен и в философской эпистемологии и философии сознания (уже на уровне языка показательно, что в обоих этих направлениях по-прежнему доминируют визуальные и аудиальные отображения при формировании абстракций и мысленных «экспериментов» — я не припомню ни одной обонятельной метафоры). Просмотрел несколько совсем свежих статей по теме за авторством Асифы Маджид, Николаса Буренхульта, Кэролин О’Миры, Николь Крюспе и др. В этой сфере пока отмечены в основном представители одной исследовательской группы — той самой, которая изучала мон-кхмерский народ джахаи. Помимо этого, они изучили еще около дюжины народов и языков, а также попытались обобщить и осмыслить свежий материал когнитивной науки.
Надеюсь, в грядущих постах еще рассмотрю их соображения подробно. Пока же обратимся к главным выводам:
🔹 Обоняние у людей гораздо острее, чем считалось ранее. Люди обладают более высокой чувствительностью к запахам (т. е. более низкими порогами обнаружения запахов), чем животные, традиционно считающиеся «супернюхами», включая собак и свиней.
🔹 Экспериментальная попытка оценить способность человека воспринимать запахи показала, что гипотетически мы можем различать по меньшей мере 1 триллион запахов, но дополнительные анализы показывают, что цифра в триллион ненадежна, поскольку те же данные могут дать оценки в диапазоне от 5000 до 10 в 29 степени.
🔹 Обоняние играет важную роль в главных видах природной и социальной деятельности: в потреблении пищи, предотвращении опасностей и привлечении партнера; люди используют запахи в религиозных, медицинских и эстетических целях. Как следует из экспериментов, обоняние у человека — это интерактивный, а не индивидуальный акт. Также в последние годы получила развитие «социология» обоняния.
🔹 В лексической и грамматической семантике сейчас происходит своего рода «обонятельная» революция. Традиционно обоняние считалось слабо развитым, а потому не интересным доменом. Однако изучение «экзотичных» языков показывает, что ситуация иная. В ряде языков мира имеются большие словарные запасы запахов, при этом запах может присутствовать даже в грамматике. В этих языках разговоры о запахах более часты, чем в европейских, а названия запахов более «кодируемы», т. е. проще упакованы в лексико-грамматическую форму и их легче использовать в речи. Получает развитие обонятельная образность, которая лишь эпизодически встречается в европейских культурах (ср. «вонючий», «смердящий», Смердяков, «попахивает расизмом» и пр.). В некоторых языках имеются развитые системы обонятельных идеофонов, т. е. звукового изображения (!) запахов (вроде русского «фу-у-у-у»). Отдельного внимания заслуживает связь обонятельной и зрительной лексики, а также обонятельные метафоры эмоций.
Эти и другие результаты нуждаются в обобщении и осмыслении. О степени широты проблемы можно судить по спискам литературы к соответствующим статьям.
Telegram
NUMINOSUM
#философия #лингвистика
Ключевым познавательным и коммуникативным механизмом у муравьев является обоняние. Если бы они обращались к когнитивным метафорам, то познание, вероятно, понимали бы не как «рассмотрение» («я вижу» = «я знаю»), а как «вынюхивание».…
Ключевым познавательным и коммуникативным механизмом у муравьев является обоняние. Если бы они обращались к когнитивным метафорам, то познание, вероятно, понимали бы не как «рассмотрение» («я вижу» = «я знаю»), а как «вынюхивание».…
#лингвистика #философия
В связи с рассматриваемой здесь в последнее время ольфакторной (обонятельной) тематикой хочу отметить свежее издание по теме. В 2021 г. в авторитетной серии «Typological Studies in Language» вышло одно из немногих масштабных типологических исследований (похоже, третье), посвященное ольфакторному языку, — монография «Linguistics of Olfaction» под редакцией L. Jędrzejowski и P. Staniewski. Книга состоит из обзорного введения и 14 эмпирических исследований. В работе рассмотрены материалы языков из разных семей: шведского языка (германская семья), грузинского (картвельская), баскского (изолят), пурепеча (изолят), беджа (кушитская), фон (вольто-нигерская), японского (?), вануату (креольский), иврита (семитская), немецкого (германская), польского (славянская), латинского, итальянского и вообще романской группы в целом. Исследования в основном синхронные, но имеются и диахронические (напр., эволюция обозначений запахов от латыни к итальянскому). Сферы исследований разнообразны: описание ольфакторного языка, морфология, синтаксис, этимология, когнитивные метафоры, функционирование в дискурсе, модели развития и модификации.
Как я уже отмечал ранее, обонятельному познанию в последнее время уделяется все больше внимания как в когнитивной лингвистике, так и в когнитивной науке в целом. Конечно, в лингвистике исследований не так много, чтобы делать какие-то надежные универсалистские выводы, но общая картина, похоже, вырисовывается. Радует, что рассмотрены языки из совершенно разных и не связанных (по крайней мере, в близкой перспективе) друг с другом семей, а также из разных культур, в том числе «архаических».
Итак, какие общие выводы об обонятельном познании можно сформулировать:
🔹«Базовые ольфакторные обозначения» (basic olfactory terms), т. е. монолексемные, часто используемые и когнитивно выделенные, сильно разнятся от языка к языку; их количество также разнится – от нескольких до более двадцати.
🔹Хотя маркирование ольфакторных значений в основном лексическое (прилагательные и глаголы), все же в некоторых языках встречаются случаи проникновения этих значений в грамматику (классификаторы, именные классы, маркеры эвиденциальности и пр.), а само их выделение может происходить фонологически и морфонологически (напр., редупликацией).
🔹Вопреки более ранним предположениям, ольфакторные значения могут формировать большое количество концептуальных метафор, в том числе для выражения ментальной деятельность (~ «разнюхивать» как «доискиваться, исследовать»).
🔹В языках «архаичных» культур сфера применения ольфакторной терминологии бывает гораздо более широкой, чем мы привыкли: она может активно применяться при выстраивании социальной коммуникации, номинации, метафоризации, в поэтике, ольфакторные значения могут играть одну из важных ролей в религии, в коммуникации между человеком и божеством (некоторые авторы говорят об «ольфакторной вселенной»).
🔹Даже после урбанизации и влияния европейской культуры такие языки длительное время сохраняют развитый ольфакторный лексикон.
🔹Интересное явление – ольфакторные идеофоны. Идеофон – это экспрессивное звуковое «изображение» (не путать с подражанием) объекта или ощущения, т. е. ассоциация между опытом и звуком (напр., в японском kurukuru ассоциируется с круговым движением, а nurunuru ассоциируется со скольжением и слизью; кстати, в русском языке фонема /л/, похоже, имеет какую-то связь со скольжением). Подробнее об идеофонах здесь. Ольфакторные идеофоны – это звуковые «изображения» запахов (вроде нашего «фу»), которые в «архаичных» языках образуют целые концептуально-перцептивные системы паттернов.
🔹Похоже, ольфакторные термины все-таки (наряду со вкусовыми) занимают последнее место в «иерархии Вайберга» («зрение» > «слышание» > «прикосновение» > «запах», «вкус»), т.е. они могут возникать из «более высоких» перцептивных значений, но обратный путь невозможен.
В общем, этот и другой ольфакторный материал еще ждет своего осмысления в контексте эпистемологии.
В связи с рассматриваемой здесь в последнее время ольфакторной (обонятельной) тематикой хочу отметить свежее издание по теме. В 2021 г. в авторитетной серии «Typological Studies in Language» вышло одно из немногих масштабных типологических исследований (похоже, третье), посвященное ольфакторному языку, — монография «Linguistics of Olfaction» под редакцией L. Jędrzejowski и P. Staniewski. Книга состоит из обзорного введения и 14 эмпирических исследований. В работе рассмотрены материалы языков из разных семей: шведского языка (германская семья), грузинского (картвельская), баскского (изолят), пурепеча (изолят), беджа (кушитская), фон (вольто-нигерская), японского (?), вануату (креольский), иврита (семитская), немецкого (германская), польского (славянская), латинского, итальянского и вообще романской группы в целом. Исследования в основном синхронные, но имеются и диахронические (напр., эволюция обозначений запахов от латыни к итальянскому). Сферы исследований разнообразны: описание ольфакторного языка, морфология, синтаксис, этимология, когнитивные метафоры, функционирование в дискурсе, модели развития и модификации.
Как я уже отмечал ранее, обонятельному познанию в последнее время уделяется все больше внимания как в когнитивной лингвистике, так и в когнитивной науке в целом. Конечно, в лингвистике исследований не так много, чтобы делать какие-то надежные универсалистские выводы, но общая картина, похоже, вырисовывается. Радует, что рассмотрены языки из совершенно разных и не связанных (по крайней мере, в близкой перспективе) друг с другом семей, а также из разных культур, в том числе «архаических».
Итак, какие общие выводы об обонятельном познании можно сформулировать:
🔹«Базовые ольфакторные обозначения» (basic olfactory terms), т. е. монолексемные, часто используемые и когнитивно выделенные, сильно разнятся от языка к языку; их количество также разнится – от нескольких до более двадцати.
🔹Хотя маркирование ольфакторных значений в основном лексическое (прилагательные и глаголы), все же в некоторых языках встречаются случаи проникновения этих значений в грамматику (классификаторы, именные классы, маркеры эвиденциальности и пр.), а само их выделение может происходить фонологически и морфонологически (напр., редупликацией).
🔹Вопреки более ранним предположениям, ольфакторные значения могут формировать большое количество концептуальных метафор, в том числе для выражения ментальной деятельность (~ «разнюхивать» как «доискиваться, исследовать»).
🔹В языках «архаичных» культур сфера применения ольфакторной терминологии бывает гораздо более широкой, чем мы привыкли: она может активно применяться при выстраивании социальной коммуникации, номинации, метафоризации, в поэтике, ольфакторные значения могут играть одну из важных ролей в религии, в коммуникации между человеком и божеством (некоторые авторы говорят об «ольфакторной вселенной»).
🔹Даже после урбанизации и влияния европейской культуры такие языки длительное время сохраняют развитый ольфакторный лексикон.
🔹Интересное явление – ольфакторные идеофоны. Идеофон – это экспрессивное звуковое «изображение» (не путать с подражанием) объекта или ощущения, т. е. ассоциация между опытом и звуком (напр., в японском kurukuru ассоциируется с круговым движением, а nurunuru ассоциируется со скольжением и слизью; кстати, в русском языке фонема /л/, похоже, имеет какую-то связь со скольжением). Подробнее об идеофонах здесь. Ольфакторные идеофоны – это звуковые «изображения» запахов (вроде нашего «фу»), которые в «архаичных» языках образуют целые концептуально-перцептивные системы паттернов.
🔹Похоже, ольфакторные термины все-таки (наряду со вкусовыми) занимают последнее место в «иерархии Вайберга» («зрение» > «слышание» > «прикосновение» > «запах», «вкус»), т.е. они могут возникать из «более высоких» перцептивных значений, но обратный путь невозможен.
В общем, этот и другой ольфакторный материал еще ждет своего осмысления в контексте эпистемологии.
Telegram
Sergey Boroday in NumLIBRARY
Ментальные репрезентации: чем они плохи и почему от них так сложно избавиться?
Докладчик: Яшин Артём Сергеевич
Предлагаем вашему вниманию запись очередного заседания семинара нашего сектора «Философия сознания: метафизика и когнитивные науки».
Ментальные репрезентации – это гипотетические единицы разума, на которых основаны процессы восприятия, познания и действия. За последние десятилетия когнитивные ученые постулировали множество видов репрезентаций, что привело к размытию границ этого понятия. Несмотря на концептуальные проблемы, репрезентации продолжают активно использоваться в научных объяснениях. Мы обсудим проблемы понятия репрезентации, а также попробуем разобраться в том, почему его на деле так сложно исключить из когнитивной науки.
Запись доклада доступна по ссылке:
https://youtu.be/w59wJ83wChk
Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить анонсы и записи новых семинаров!
#записи #философия_сознания
@sector_szf
Докладчик: Яшин Артём Сергеевич
Предлагаем вашему вниманию запись очередного заседания семинара нашего сектора «Философия сознания: метафизика и когнитивные науки».
Ментальные репрезентации – это гипотетические единицы разума, на которых основаны процессы восприятия, познания и действия. За последние десятилетия когнитивные ученые постулировали множество видов репрезентаций, что привело к размытию границ этого понятия. Несмотря на концептуальные проблемы, репрезентации продолжают активно использоваться в научных объяснениях. Мы обсудим проблемы понятия репрезентации, а также попробуем разобраться в том, почему его на деле так сложно исключить из когнитивной науки.
Запись доклада доступна по ссылке:
https://youtu.be/w59wJ83wChk
Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить анонсы и записи новых семинаров!
#записи #философия_сознания
@sector_szf
Forwarded from Институт философии РАН
“Новое мистерианство” Колина Макгинна: Почему мы не можем решить проблему “сознание–тело”? Интервью с Алексеем Сергеевичем Павловым.
📚 В 2023 году вышла книга Алексея Сергеевича Павлова «“Новое мистерианство” Колина Макгинна: Почему мы не можем решить проблему “сознание–тело”?».
🗣️ Мы провели с автором беседу об основных идеях мистерианства, взглядах Колина Макгинна и о понимании мистерианства в целом.
🖥 Подробнее
🗣️ Мы провели с автором беседу об основных идеях мистерианства, взглядах Колина Макгинна и о понимании мистерианства в целом.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Дзен | Статьи
“Новое мистерианство” Колина Макгинна: Почему мы не можем решить проблему “сознание–тело”? Интервью с Алексеем Сергеевичем Павловым.
Статья автора «Институт философии РАН» в Дзене ✍: В 2023 году увидела свет книга Алексея Сергеевича Павлова «“Новое мистерианство” Колина Макгинна: Почему мы не можем решить проблему “сознание–тело”?».