Друзья, будете смеяться (грустно), но мы опять не знаем, где Слава. Добрый человек из Тулы, который согласился нам помочь, сходил с передачкой в тульскую ИК-2 и СИЗО на той же территории, и ему сказали, что Малахов Вячеслав Игоревич у них не числится.

Тут могут быть два варианта.

1. Славу повезли дальше по этапу куда-то ещё. Велика Россия, а одного зека поместить некуда.
2. Его забыли внести в списки тех, кому положена передачка.

Не унываем, ждём, пока сам найдёт способ передать весточку. У него есть бланки зона-телекома, их можно отправить из любого места, где действует этот сервис. Правда, на бланках будет указано то учреждение, где они распечатаны, но мы надеемся, что он сам напишет название нового места. Закинули ему денег на тюремный магазин, если он всё-таки в ИК-2, сможет себе что-нибудь купить.

Пожалуйста, как только вы получите любую весточку от Славы — расскажите нам!

Пришла новая весточка: Славу перемещают в ИК-6. Скорее всего имеется в виду исправительная колония в Новомосковске, в Тульской области. Надеемся, там бесконечный тур-де-фсин наконец-то остановится!

Надеемся, скоро получится нормально наладить переписку, а пока вот вам ещё одно славино стихотворение.

Посвящение судье

1.
Ваша честь, вы — закон, и его преступивши.
Я не буду того отрицать:
я неправ, как в волшебной стране был разбивший
яичко с тупого конца,
как сказавший “ни эллина, ни иудея
не найдете в грядущем” — Иисус.
Я радел за идею всего — это минус,
но она хороша — это плюс.
2.
Ваша честь, этот спор наступившее завтра
разрешит, отомкнувши заслон.
Не склоняется честь, не склоняется правда,
но склоняется чаша весов,
но склоняется чаша, другую вздымая
к небесам, за которые бьюсь.
и боюсь, разбиваясь о страх — это минус,
но я всё же не трус — это плюс.

3.
Ваша честь, времена не командуют нами,
ярость времени вряд ли резон!
Времена как стена, как стена с именами,
времена состоят из имён.
Малой записью мажу их, крася руины
тем, чем позже в веках отзовусь.
Времена злы всегда — это их вечный минус,
мы добрее времён — это плюс.
4.
Ваша честь, нас учили правам и морали,
по заслугам наш красен диплом.
Мы однажды проснулись в плохом сериале,
категории Бэ о былом.
Там украли сюжет и бюджеты украли,
Ничему я в нём не удивлюсь.
Это минус, но в этом плохом сериале
есть хороший актёр — это плюс.
5.
Вспоминайте, снимая последнюю стружку
с тех, кто только на это и гож:
Ваша честь, мы — прибитые к полу игрушки
в затянувшемся детстве вельмож.
И когда они игры свои подытожат,
я сказать не берусь, но борюсь.
Человек слаб и тленен, что минус,но всё же
он порою Господь — это плюс.
6.
Ваша честь, чья-то месть за извечное лето,
что отжато в слова — не нова.
Нет тюрьме, как вершине карьеры поэта,
потому что любовь есть права.
Говорю ей, мне снятся Петрога и “Гиннесс”,
и улыбка, и губ твоих вкус,
разлучённый бедою с тобою (что минус),
я остался собой — это плюс.
7.
Ваша честь, я как есть, я отнюдь не матрёшка,
нет обличий, не видных уму,
я виновен, как луч, заглянувший в окошко
и невинен, подобно ему.
В книге жизни грядущей как малость на милость
новых дней я люблю и смеюсь
да, я времени мёртвый сейчас — это минус,
но я вечно живой — это плюс.

Тюрьма — не повод не быть лиричным!

Что ты вспомнишь там,
после всех путей,
на краю ночей,
на краю себя?
Я — тебя.

Что с собой возьмёшь
в самые новый день,
в самый яркий сон,
после всех времён?
Я — тебя.

Назовёшь кого,
только одного,
с высоты спасая
от пустоты?
Я — тебя.

Позовёшь кого,
вслух произнес
имя, воскреся
жар из ничего?
Я — тебя.

Выкупишь кого
у десятков лет,
у десятков бед,
цену не спрося?
Я — тебя.

Видеть пожелаешь
зарей своей
на рассвете дней,
на закате дней?
Я — тебя.

В душу что возьмёшь
в самый долгий путь,
в самый страшный бой
навсегда с собой?
Я — тебя.

Что, закрыв глаза,
видишь наяву,
мерой величин
прежде всех причин?
Я тебя.

Я тебя, как миг,
Я тебя, как мир,
Я тебя в извилинах
чёрных дыр.
Я тебя.

Я тебя, как свет,
Я тебя, как зов
и всецело больше
всех этих слов.
Я тебя.

Я тебя
до радости, высоты.
Я тебя
до дрожи, до хрипоты.
Я тебя.

Я тебя
вовеки и навека.
Я тебя
бегущим лучом
в закат.
Я тебя.

Слава отвечает всем желающим на вопрос, почему он в тюрьме.

Говорят: почему ты в тюрьме? По логике вещей (что такое «логика вещей»?) ты сидеть не должен. Это несправедливо, негуманно, жестоко. Я, разумеется, согласен с этим. Но имею сказать: я сижу в тюрьме по той же причине, по которой представитель одной воюющей страны публично топчет и поджигает флаг другой, хотя это всего лишь цветной лоскут ткани, а не настоящий комбатант. По той же причине, по которой феминистки первого мира решительно травят и отменяют офисного арбузера за тупую шутку в твиттере, хотя он вовсе не имам ИГИЛ, побивающий женщину камнями, и не какой-то страшный враг, а дурак. По той же причине, по которой офисный клерк, всумерть задроченный начальством, орёт на жену и ребёнка вместо того, чтобы орать на источник своего плохого настроения. По той же причине, по которой жертвы дедовщины в армии «возвращают» причинённую им боль новому поколению призывников. По той же причине, по которой родственники женщины мучали её кота и снимали это на видео.

Я подходящий по ряду критериев на роль «врага», до которого всего-навсего смогли дотянуться, сражаясь на пролегающих в их головах фронтах и баррикадах. Я в тюрьме по той же причине, по которой человек в «белом пальто» гораздо более жесток к своему собрату в пальтишке с парой пятен, нежели к оппоненту в чёрном тренче. По той же причине, по которой суеверные футболисты кричат на мяч, не залетевший в ворота, будто он слышит, по той же причине, по которой обиженный ребёнок, у которого что-то не получилось, в слезах кричит родителям «это всё из-за вас», по той же причине, по которой красотка после неудачного свидания разбивает зеркало.

Я — повод и шанс проявить себя в большой чужой борьбе, громоотвод, жилетка, субъект действия, что лучше бездействия, потому что бездействие невыносимо. Я — красная тряпка матадора, на которую кидается бык, но ведь бык дальтоник, это миф, что его раздражает тряпка красного цвета, его бесит, когда машут перед носом. Так же моим недоброжелателям не важны мои подлинные взгляды. Важна раздражающая заметность. Не умея или не желая дотянуться до какого-либо деятеля чего угодно, цербер юстиции хватает доступную добычу, и критерий доступности собственно и делает человека добычей в его глазах. Виноват тот, кого пойман. Пойман тот, кто не бежал. Я виновен, потому что мыслил вслух и не бежал.

Итого, мы видим, что система работает не по принципу «пойман виновный», а по принципу «виновен пойманный». Это особенно остро сказывается на политических заключенных, потому что, виновные по гамбургскому счёту исключительно в собственном идеализме, они оказываются чужими для всех, кроме похожих на самих себя, хотя и здесь не всегда могут договориться, продолжая в застенках те же самые дискуссии, что свободные граждане время от времени могут наблюдать в ФБ и твиттере. Идеалисты говорят системе «ты можешь работать лучше, ты можешь стать ближе к недостижимому идеалу и понять тогда, что не такой уж он недостижимый». Лучшее враг хорошего, а хорошее — враг нормального, отвечает система и помещает идеалиста в тюрьму, то есть туда, где преобладают те, кто ещё хуже действующей системы.

В итоге идеалист в слишком белом пальто оказывается одинок всюду. Чужой среди своих не становится своим среди чужих. Он, уже сегодня живущий так, как люди в массе своей будут жить только завтра, является флагом будущего, что неизбежностью своей бесит и прошлое, и настоящее.

(Этот текст был прислан уже некоторое время назад, писем из ИК-6 пока не было).

И ещё мысли Славы о тюрьме. Похоже, они добрались до нас не целиком: на листе было написано, что это первая страница, но второй не было.

Скорее всего многие ждут от меня некой гонзо-журналистики о российской тюрьме, смешанной с нон-фикшн литераторством, с юмором, мемами и наблюдениями, специфическими словечками из жаргона, и самое интересное — я чувствую в себе силы легче лёгкого накормить горожанина, трепетного креативного оппозиционера, ностальгирующего по бурлениям родины эмигранта или филологическую деву экзотическими рассказами, наполненными проверенным очарованием «умного хулигана».

В мире, который в числе прочего описывается пословицей «если бы молодость знала, если бы старость могла» знающая молодость всегда пользовалась заслуженным вниманием. Но я в силу своей диковинной биографии имею счастье (или несчастье) сидеть на эксклюзивном шпагате между знающей молодостью и могущей старостью, в котором мне категорически не хочется, как сказал однажды Григорий Лепс, позориться бесплатно.

Рецепт популярности гэнгста-рэпа в среде юных благополучных порриджей из белых пригородов Северной Америки мне известен, удивительно, но почти все авторы, писавшие о российских тюрьмах и попадавшиеся мне, ушли недалеко от этого феномена. Исключение — Варлам Шаламов, но он читал не о российской современной тюрьме. Что-то у него можно узнать как предвестие, что-то как далёкое эхо, чему-то ужаснуться и облегчённо вздохнуть, что этого уже нет. Что-то можно узнать и поделить на два.

Хотите дёшево и сердито ознакомиться с атмосферой российской (и любой другой) тюрьмы? Почитайте «Колымские рассказы» Шаламова, но помните: это в прошлом, но это причина. Сродни тому, как отец вашей матери бил её за экзотическую причёску, а ваша мать на вас за то же самое лишь орёт. Стало гуманнее, не поспоришь. Но вашему деду удалось вбить в вашу мать «правило причёсок», за нарушение которого она вас куда мягче, но наказывает. Вы находитесь здесь. Возможно, вашим детям повезёт больше. Но это везение — и ваша работа тоже.

Почитайте «Повелителя мух» Голдинга, но помните: взрослые всё же приплыли на остров, но поскольку все мы родом из детства, и взросление, как форма побега, окончательно не происходит почти ни у кого и к тому же карается родителями, то тюрьма — это остров низведённых до искусственно созданных детских проблем взрослых дядь, в это искусственное детство мгновенно впадающих. Поскольку надзиратели тоже люди, то есть дети в настояще-прошлом, тюрьма — это остров внутри острова. А если вспомнить, что Россия в современном мире тоже остров, то комси-комса: правят пожилые дети молодыми стариками.

Вспомните свою школьную социализацию во всех красках, как кто дрался, завидовал, дружил с одними против других, травил или был объектом травли, решался дать сдачи, отстаивал себя. Вспомните и забудьте.

И ещё стихи!

Что будет дальше?
Эхом боя
Далёкого прозвеня,
Мы прыгнем в небо,
Став мечтою
И вестью нового дня,
И в нём останемся,
Как зов
Из яростных новых лет,
Где за свободу и любовь
Мы сгорим, превратившись в свет.
 
Юные метеоры, юные метеоры,
Юные метеоры, юные метеоры,
Чёрный холодный город
Больше тебе не дорог.
Время сжигает скорость.
Бог нас запостит в сториз.
 
Что будет дальше?
Кромка лета,
Спасительный коридор,
Маяк у чуда на пороге
В несбыточный Валинор,
Где мы останемся,
Как сон
Про тысячи тех планет,
Где за свободу и любовь
Мы сгорим, превратившись в свет.
 
Юные метеоры, юные метеоры,
Юные метеоры, юные метеоры,
Августы на повторе
В прайме на мониторах,
Время сжигает скорость.
Бог нас запостит в сториз.

Согласны со славиными размышлениями о бюрократии?

Самое точное определение бюрократии я вычитал у Питера Уоттса в сборнике рассказов «По ту сторону рифта» (между прочим, премия «Хьюго», рекомендую). Его произносит нейрокибернетическая девочка 4 лет, развивающаяся со скоростью 150 лет за два месяца (это вам не день за полтора, ага;) Как и у всех франкенштейнов мировой литературы, у неё, по её мнению, были проблемы с пониманием человечества, но подлинная проблема была в том, что она понимала человечество слишком хорошо:

— Да брось, Став. Ну как в ходе естественного отбора могла получиться роевидная структура, чья единственная функция – сидеть и копаться в собственной коллективной заднице, при этом будучи абсолютно неэффективной? Приведи мне ещё хоть один подобный пример.

Кибердевочка была совершенно права, но права правотой кибернейрогения, опережающего человечество на десять шагов, правота эта похожа на правоту любого действительно выдающегося человека, который никогда не прочувствует, что называется, кожей строчек Арсения Тарковского: «Загородил полнеба гений, Не по тебе его ступени, Но даже под его стопой Ты должен стать самим собой».

Правда в том, что эволюция существует, и, если в её результате всё скатилось (то есть выросло) до бюрократии, – не так уж она проста. Приглядевшись, мы увидим в ней причудливый сплав подлинной социал-демократии, где каждый факт самодурства и коррупции несёт в себе не меньший революционный заряд, чем залп «Авроры» или речь Анжольраса на баррикадах Парижского Восстания.

Революционный индивидуализм бюрократии заключается в том, что она неэффективна в целом. Но эффективна в частности, особенно при игре с нулевой суммой.
Когда мы говорим: бюрократия неэффективна, каждый рядовой бюрократ плотоядно ухмыляется и мысленно произносит: смотря для кого. Всякий раз, когда этот винтик большой машины злоупотребляет полномочиями и берёт взятку – он устраивает персональную мелкобуржуазную революцию против иерархичности системы и распределительных привилегий. Вопросы к мирозданию при этом у него совершенно типичные: почему я – гайка, а он – руль? Почему я живу так, а он – эдак? И, питая логичное презрение к системе, в которую он интегрирован сам, понимая всю её суть, рядовой бюрократ понимает иерархию как следствие несправедливых случайностей, подобно выигрышу в генетическую лотерею или попаданию по месту и времени рождения в конвенционально-привилегированный класс. И он не так уж неправ в своей картине.

Если период накопления ныне честным и респектабельным бизнесменом первоначального капитала часто приходится на смутные времена, а многие old money вопреки расхожему выражению пахнут кровью и потом неизвестных бедолаг, то чем плох старт накопления, положенный внутри бюрократического аппарата, ведь он подобен вышеописанному, если даже не гуманнее.

Здесь время вспомнить меметичный разговор Льва Толстого со стражником, которым можно объяснить кучу парадоксальных вещей в нашем обществе и не только.
Лев Толстой спросил у стражника, случайного попутчика: зачем он занимается неблаговидными вещами, на что стражник ответил: а где ещё я заработаю 8 рублей в месяц. Лев Толстой сделал вывод: причина зла в том, что за его учинения платят 8 рублей людям, которым в любом месте красная цена 3 рубля.
Если бы стражник был умнее, он бы в этом месте спросил: А с какого рожна некто, совершенно случайно родившийся дворянином, определяет место и цену кому-то случайному, случайно родившемуся кем-то другим?

Будучи плотью от плоти несправедливой системы, каждый бюрократ обращает её несправедливость против неё самой, саботируя её в личных целях.

Современный Раскольников, терзаемый вопросом «тварь ли он дрожащая или имеет право жить как свой начальник, который сам далеко не античный герой или Иисус, но, тем не менее, убранство на даче имеет, как в храме» — чиновник среднего звена, подписывающий завышенную по цене смету на производство топоров по госконтракту в фирме своего одноклассника через фиктивный тендер.

И это парадоксально хорошо, потому что чем дороже топор, тем дороже смерть одной конкретной старушки, а, значит, она случится реже, чем могла бы.

Так рыночек заботится о пенсионерах круче Пенсионного фонда.

Вернёмся к кибердевочке, которой лень было рассуждать о бюрократии дольше пары секунд. Потрать она ещё одну, она бы сказала: нормальный чиновничий аппарат в подлинно бюрократический превращает, судя по всему, непреодолимое людское неравенство и манифестация культуры финансового успеха, для достижения которого хороши любые средства. Поэтому хорошо бы заменить необходимых людей на местах усовершенствованными кибер-людьми, такими, как, например, она. И это совсем не за горами.

Поэтому, дамы и господа, всё в целом идёт неплохо: пока безумные гении разрабатывают умные механизмы, то есть строят мир, где контролируемая функциональная посредственность будет служить общему благу лучше посредственности неконтролируемой, нынешний больной врождённым недугом бюрократический гомункул самоуравновешивается тем, что болен сам собой всецело и обречён быть той силой, что бьёт в полсилы, во имя чего бы она изначально не действовала. Так бабло побеждает зло, пока нам не подвезли годные нейросети.

А на ночь — сказка!

Все помнят сказку про голого короля, которому портные сшили платье из воображаемой ткани, в котором король и показался на площади в праздник. Все оторопели и лишь один мальчик закричал: А король-то голый. Тут все прозрели и поняли, что король действительно голый, и, кажется, все вместе решили, что не будет у них больше никаких королей, потому что ну их, с их причудами – им лишь бы коронами сверкать, не в те двери входить и всяко от имени честного народа позориться.

Сказка на то и сказка, что конец у неё (в отличие от голого короля) хороший. На самом же деле, раз уж в стране, откуда был родом автор сказки, до сих пор существуют короли, всё было слегка иначе.

Мальчик воскликнул: «А король-то голый!» Но его первый возглас утонул в шуме толпы, а второй раз ему не дали крикнуть его собственные папа с мамой, которые сказали ну-ка, цыц. А папа решил популярно объяснить юному правдорубу правду жизни.

– Все эти люди прекрасно понимают, что король голый, – сказал папа. – И их это устраивает. И нас это устраивает тоже. Потому что всякий раз, проезжая мимо в своём новом (одном и том же) наряде, он щедро разбрасывает золотые монеты, в то время как мы знай нахваливаем его одеяние, громко и на все лады, благо, одеяние мы можем представить любое.

В итоге: рад король, рады мы и ты, наш дорогой, тоже чертовски этому рад, ведь именно на эти монеты мы и покупаем тебе всякие вкусняшки и новые игрушки. Иными словами – ровно этим вот всем мы и зарабатываем себе на жизнь. Какая, в сущности, разница: голый король или одетый. Король одетый платил бы не нам, а портным, так мне больше по нраву король голый. Времена всегда кому-то улыбаются. Прошлый король любил верховую езду. Твоему папе пришлось ждать полжизни, чтобы начать жить не хуже лошади.

– Но лошадь хотя бы существовала взаправду, – сказал мальчик. Надо сказать, он был довольно неглуп. – А тут мы заняты тем, что не производим ничего, кроме впечатления, вернее впечатления короля, которое он на нас произвёл.

– Неплохая работа, между прочим, – заметил ему отец. – Три часа в месяц по цене года работы того же портного или булочника. Ты вот ещё не работал ни дня в жизни. Клянусь тебе, после торговли луком и копания ям – это прекраснейшее из дел. И причём – государственной важности.

– Но если все только и делают, что воображают новый костюм короля, а король только и делает, что платит за это, откуда берутся булки, настоящие костюмы, микстуры, телеги, кирпичи, дома, лошади, мои игрушки и вообще прочее всё? – спросил мальчик.

– Булки печёт булочник, микстуры варит лекарь, ну и игрушки кто-то делает, раз они появляются в магазине, – ответил отец.

– Выходит, этим людям вовсе не надо кричать, что голый король – одетый? – не унимался мальчик.

– У них и так есть своя монета на каждый день. – Сказать по правде, они даже не знают, что король голый, - ответил отец. – Они ведь его не видят. Потому что даже если и случаются на площади – стоят далеко позади толпы и лишь слышат, что мы кричим. Крикну я сейчас: какое роскошное у короля пальто с золотыми пуговицами, булочник придёт и дома расскажет жене: король был сегодня в пальто с золотыми пуговицами. Как красиво! – Скажет жена из расскажет о том соседке. Так оно и устроено.

– Но почему тогда булочнику надо быть булочником, а лекарю лекарем, если они могут приходить на площадь и придумывать голому платье на своё усмотрение?

– А потому, сын, – ответил отец устало, – что на площади этим делом занимаемся мы. И нам нужно на что-то покупать булки, микстуры и твои игрушки опять же, которые не купишь на деньги булочника и тем более – лекаря. Когда ты вырастешь и поймёшь, что быть умным за счёт родителей куда проще, чем за свой – ты унаследуешь моё место на площади и усвоишь, так сказать, азы профессии.

Надо перво-наперво прийти на площадь раньше всех. Встать ближе к королю. Монеты тяжёлые и далеко не улетают. Кто стоит на краю площади, тому и не остаётся ничего как стать булочником.

И твоё счастье, если будущий король окажется таких же либеральных взглядов, как и нынешний. Этот позволяет рядить свою наготу во всё, что нам заблагорассудится. А представь – новый будет хотеть, чтобы восхваляли не то, что видите на нём вы, а то, что видит на себе он, будучи при этом таким же голым? Вот это будет номер. Ошибёшься с пуговицей, и не далеко до казни. Откуда ж тебе знать, во что король одет, если он голый? Тут знакомства с королевой необходимы: спросит она утром, что на вас, ваше вашество, да и народу загодя сообщит. Везде свой подход. Везде свои премудрости. И упаси меня господ дожить до Голой королевы. Твоя мать меня тогда на площадь не пустит, а мне свою копеечку тоже иметь хочется, не всё же тебе, оболтусу, на книжки спускать.

– А если один крикнет: король сегодня в чёрном, а другой – король сегодня в белом?

– А это даже и хорошо. Всем, знаешь ли, мил не будешь. Ежели король только в белом ходил, его бы любители всех других цветов недолюбливали – королевство у нас большое. А тут он во всех платьях сразу. И не жарко ему, потому как голый. Тут я, в моменты эти, проникаюсь его мудростью, признаюсь. Он ведь у нас бессеребренник и гуманист большой. Нагишом ходит, чтоб не думали, что в роскоши купается. Не скажешь «прикарманил», если карманов нет. Ты бы вот смог так перед толпой пройтись? То-то. Уважай труд монарха. И придумай-ка ему сейчас наряд пороскошнее, да восхитись погромче, чтоб каждый булочник слышал.

Вот и сказочке конец. Нам всем пиздец и пиздецу пиздец.

Мы не совсем поняли, поэзия это или проза, Слава обычно не пишет верлибры, но это, кажется, верлибр.

Делай добро и беги от ощущения похвалы
От ощущения чужой благодарности, от случайного
Респекта того, кто это случайно увидел и оценил
Да, по достоинству, ну так что же.
Беги от липких социальных поглаживаний,
Доказывая самому себе, что не ради них
Ты делаешь что делаешь, но ради объекта
Добра и ради самого добра, ради его
Частного и частого честного сотворения
Оно же не растёт во внешнем мире
Плодами на ветках, оно в твоей душе
Растёт и потрясения её сеют добро
Деяниями. Беги от тех, для кого ты стал
Первым из лучших, ролевой моделью, беги
От их амбивалентной любви за то, что
Ты такой есть, смешанной с ненавистью
За то, что им не стать такими же.
Беги от зависти, но не в глушь, а вверх,
Лети не ниже радаров, а выше облаков
Стань громом, дождём, солнцем, античным
Мифом, легендой, незыблемой и бесстрашной
Делай добро и беги от терзающей необходимости
Его регулярности, беги от невроза добряка,
От бессмысленной жертвенности, от желания
Загубить душу на алтаре чужой беды
В загубленной раз и навсегда душе плоды
Добра уже не вырастут совсем и это куда
Большее зло для мира, делай добро другим
И беги делать его себе. Делай добро себе и
Беги делать его другим, делай добро и беги
Подальше от соцсоревнований по добру, от
Профессиональных добродеев, от типового
Добра под ключ. Делай добро и беги так
Быстро, чтобы адресат верил во что угодно,
Только не в твоё участие. Делай добро
И не терзай адресата долгом, делай воистину
Для него, а потому беги от его воздаяний.
Не делай добро ради благодарности,
И тем самым делай добро. Делай добро
Непреклонно и неугомонно. Беги, чтобы
Не угомомнили. плоди радость, а не отложенное
Расставание с добром, мечтой, счастьем.
Вслед будут нестись разные слова, беги
Так быстро, чтобы их не слышать. Если
Бежишь за человеком, чтобы сделать ему
Добро, развернись и беги в другую сторону.
Делай добро и беги беречь себя, тем самым
Растя в себе добро новое. Потому что ты не
Должен переставать делать добро. Хотя, никому
Ты ничего не должен. Просто не хотелось бы, чтоб перестал.

А как вы считаете, равен ли поэт своим стихам?

Нет красной дорожки? Идите вы нахуй!
Тащите мне смузи и презервативы.
Не ждали, засранцы? Здесь Славка Малахов.
Живой и весёлый, тупой и красивый.

Я спустившийся с гор сводный брат Бората,
Загулявший отец, что дразнил пиздец,
Да, я должен был сдохнуть, назначили дату,
Но я опять проебался и вот я здесь.

Я с детства бунтарь, я мочил манту,
Но это не наш предел:
Я был слишком стар чтоб стоять за мечту
И я за неё посидел.

Я заехал за текст – это честь для поэта
Это уровень, блядь, эталон величин
Столько раз, господа, я проёбывал лето
В первый раз я его продрочил.

Упоительный мир между шконкою и туалетом
Ну и хрен с этим летом, бывает, не будем об этом
Кстати, знаете, как называется мой новый твиттер?
Ну конечно «Пожухлая задница деда»

Моя лучшая песня ещё не спета
На сердце сияет тату «Ван Лов»
Пол-лета в психушке тусил, как Летов.
Сидел в тюряге, как Гумилёв.

Ты музу споил, я свою захаррасил
На трезвую – я ебанутый зверь
Припёрся сказать вам: ну, что, пидорасы,
Я равен своим стихам теперь?

Болит за кормою сгоревшая Троя
Эпоха насквозь продувает грудь
Теперь сядем с господом на астероид
И будем с ним нюхать млечный путь.

Залез на Парнас в трениках Adidas и
Кроксах смешных по шальной судьбе.
Моя мне напишет: ну что, пидорас,
Ты всё доказал самому себе?

Жизнь била, но дури несметный объём
Не выбить и ей – узнаю дебила.
Последнюю чашу с тобою допьём
Другим бы я тебя не любила.

А я ей скажу: боль утонет в дали.
Я любил тебя в радости, как и в печали,
Хорошо, что мы нами остаться смогли
И снова смотрим на чаек.

Чартером кони

В Америку двигали

Вместе мы

Но не сошлись идеалами

Знать бы заранее

Ты оставалась еврейкой,

А это профессия

Я оставался татарином –

Это призвание

Путь к портмоне и банкнотам

В кармане от фиги я

Не проложил сквозь стальное

Стеклянное здание

Ты оказалась успешной,

А это религия

Жаль, не принять мне твое

Вероисповедание

Родина малая нас воспитала опалою

За извращённую опыт

Сошёл привилегию

Всякое было и било,

Но всё же до талого

Мы отказались сдаваться
А это стратегия

Жить хорошо вне халдейского

И проходимского

Но не забыть тебе дома

родного, хоть тресни ты

Впрочем, любить надо действенно,

Это единственный

Повод однажды вернуться

И это естественно.

Даром, что память подвержена

Самостиранию, -

В прошлое тянет и это,

Конечно, старение.

Ты преуспела и это,

Конечно, старание.

Я не скатился, и это

Скорее, везение.

Пьём иногда в кабаках

Совиньоны с ламбрусками

Или покрепче, когда

Накрывают терзания

Как-то спросил: ты читаешь

Кого-то из русских тут?

«Только тебя», —ты сказала,

И это – признание.

(пока нет новостей, продолжаем постить стихи)

Моя милая Ариель, солнце целует твою щеку лучом,
пробившимся сквозь портьеру.
Я пишу тебе из будущего, приём.
Такой странный трюк, просто прими на веру.
За этим окном вдали оживает зной.
Вчера я снова родился в очередной
и чувствую этот мир пронзительно новой кожей.
Говорю, раздвигая годы и города:
ты мне так удивительно дорога.
И в этом времени стала ещё дороже.
Моя милая Ариель (тебя на самом деле зовут иначе,
в твоём имени победа и нежность переплетены,
как в моём - лавры и выебоны).
Ты такая красивая,
всё такое красивое,
что будто бы сон и таинственный знак.
Сердце так замирает (звучит банально, но это так).
Я буду снимать тебя на этот несовершенный аппарат,
что всё равно совершеннее моей памяти.
Но она всё же надёжней окажется,
я пойму это в нынешнем.
Проснёшься, и мы пойдём в город,
что радостью вымощен.
Моя Ариель (я не собирался тебя присваивать,
но ты сама так сказала,
а ведь только так и правильно, только так и можно.
И я почувствовал, что тоже твой и живой.)
Я проснулся раньше, что обычно бывает редко.
Любуюсь. Представь, ты потом не будешь этому верить (в шутку или всерьёз),
А сейчас я любуюсь тобой до слёз.
Ветер дует и луч на щеке продолжает танец.
Это останется.
Я говорю тому мне, моя Ариель:
обнимай её крепче, люби сильнее.
То есть - так же, но сильнее, пожалуйста.
Это ведь то, что ты ждал без сомнения,
что называется родственная душа.
Сейчас она откроет глаза и дышать
ты разучишься на мгновение.
По розовому океану плывёт твоя свита,
моя Ариель. День юный, как наша нечаянная
отчаянная любовь, которую греешь,
обняв подушку. Я к ней ревную. Наши орбиты
пересеклись и в привычном мне космосе
родилось что-то новое.
Улицы за окном будут хранить отпечатки нашей радости.
Это будет изумительно больше всего, чего я достиг.
Люби её больше. Обнимай крепче.
Она будет готова ради тебя на всё.
Потом вы сделаете друг другу больно.
Она снова влюбится в твои слёзы.
И звёзды упадут на стадион мира.
Она нарисует тебя тем, кем ты
захочешь остаться.
Луч на щеке замирает в танце.
Она нарисует город, в котором ты
захочешь остаться.
Постарайся сказать ей всё это
по-своему, ты, то есть я. Нам это понадобится,
как и вся любовь, которую ты ей неуклюже подаришь,
когда она проснётся. Спаси нас нынешних, понял?
Мы не утонем во временах,
которые и представить пока не можем.
Мы превозможем.
Дерзай, Кайл Риз.
Смотри на неё, как на охрененный приз.
Да, да, вот так. С того самого бега по льду Петроградских аллей.
Я ни о чём не жалею. И ты не жалей.

- Доброе утро, моя Ариель.
Так сладко спишь, что и мир вдруг остановился.
Что так смотрю?
Да так, ничего. Влюбился.

Вместо поздравления — славино посвящение женщинам из любимых городов.

Москвички – как Москва:
У неё пожилой надёжный папик,
За чей счёт она постоянно тусит
И хорошеет, но любит красавчика-Лёху
Из ебеней в Марьино, тайно ездит
К нему на свидания, цветы дарит сама.

Петербурженки – как Петербург:
За неё соперничают какой-то орк
С каким-то гоблином, а она ещё
Помнит легендарного бывшего,
Которого то ли посадили, то ли убили,
То ли всё сразу, стоит холодная
Красивая и немного разобранная
С бодуна, а внутри её живёт искусство.

Екатеринбурженки – как Екат:
Живёт с бандитом, бухает как Ельцин,
Замуж хочет за Ройзмана, а любит
Поэта-суицидника, воспевшего
Уралмаш из Москвы и Питера.

Киевлянки – как Киев:
Живёт с боксёром, тусит с евреем,
Любит канадца, работает у итальянца.
Ругается на польском, читает на русском,
Сама из Николаева.

Одесситки – как Одесса:
Красивая, как Венера Милосская
И такая же безрукая, никогда не работала
За неё в юности европейцы дрались, а она
Уехала в Москву в кино сниматься. А
Оттуда в Нью-Йорк и там израильский
Паспорт получила.

Минчанки – как Минск:
Занималась гимнастикой, идеальный шпагат
Между Москвой и Вильнюсом, говорит
Что колхозница, но в ювелирке шарит
Больше, чем в картошке, а сельские
У неё только сапоги от Канье Вэста.
Уехала в Дубай в рекламе сниматься,
А ходит в секонде – все деньги тратит
На папу, что дома в тюрьме сидит по политической.

Химчане – как Химки:
Самая фешенебельная жопа из всех
Московских жоп, папа – ветеран-афганец
Похудела, когда перестала столоваться
В Икее, отдавала деньги Аязу
До того, как это стало мейнстримом –
В шаурмичной «У Аяза» на
Платформе «Левобережная».

Новгородчанки – как Новгород:
Амбициозная дама в шмотках с блошиного рынка
И этнофенечках, творческая, любит историю,
Есть богатая, успешная младшая сестра-нормис,
А она зато Великая.
Живёт на пособие от Детинца,
Знает толк в медовухе.

Место отбывания наказания подтверждено официально!

ИК-6, Новомосковск, Тульская область. Пишите письма и шлите Славе фотографии весны! Там Зона-телеком, есть шанс, что принтер будет цветной.

Ура, от Славы снова стали приходить письма!

Ну-ка, кто разберёт, что там в замазанных строчках?

Как написать Славе письмо?

К сожалению, ФСИН-письмо в ИК-6 Тульской области не работает! Поэтому, если вы в процессе захватывающего тура-де-фсин отправляли ему что-то в промежуточные пункты и не получили ответа, есть смысл продублировать это через сервис Зона-телеком.

💌 Вот данные, которые вам нужны:

Регион: Тульская область
Учреждение: ИК-6 (Новомосковск)
Малахов Вячеслав Игоревич, 1985 г.р.

💌 Адрес для бумажных писем: 301654, Тульская область, г. Новомосковск, ул. Центральная, д. 27 ФКУ ИК-6 УФСИН России по Тульской области, Малахову Вячеславу Игоревичу, 1985 г. р.

(Но бумажные письма идут дольше!)

—————————-
💰Всё ещё можно помочь донатом: вот тут был пост со всеми реквизитами, а основных два:

1. Сбор на счёт в банке "Тинькофф"

2. Paypal — [email protected]
В назначении ОБЯЗАТЕЛЬНО пишите «для Славы Малахова»