Мне больше уже не хотелось вдохновляться протобуковками Пауля Реннера и уж тем более снова переосмыслять Футуру, и вообще — стилизовать. Добавлять что-то в духе чего-то: в духе леттеринга со старых вывесок, кривых ранних гротесков и проч. Вообще хотелось выйти из парадигмы «я увидел удивительные буквы и они меня поразили» (при всём уважении к этому жанру формотворчества). Однако же про то, чего НЕ хотелось, говорить несколько проще чем про то, чего в действительности желал. Особенно если речь идет про пластику: тут не обойтись без сравнения получившейся формы и ритма с чем-то известным, и в конечном печальном итоге – без литературной метафоры. Всё равно — «что-то в духе чего-то»; пусть это будет хотя бы что-то не из мира типографики!

При поступлении на ШМ нам нужно было сделать презентацию про свой проект. Мне было нечего рассказать: в принципе я просто взял старую Гертруду, сделал светлее и вычистил до отсутствия характера; ну — чтобы набирать щучьи презентации, с такой ЦЕЛЬЮ. Однако ж звучало бы такое позорнейше; и как и все приличные современные художники я обратился к своему сраному детству. Панельки, ярмарка коньково и общая убогость жизни при всём ощутимом присутствии будто и не слишком меня коснулись: всё детство я просидел у прадеда в комнате под столом, собирая Лего; такое вот было убежище. Особенно хороши были рыцарские замки и автомобили, их я строил в строгой очерёдности меж собой, обитая будто не в панельке, а в двух чудесных мирах — подвигов и высоких технологий.

Лего оказалось хорошей метафорой для новой Гертруды — для скорости я строил шрифт из схожих кусочков, избегая оптических компенсаций и даже оптического контраста. И кажется что метафора, выбранная в середине движения, существенно повлияла на буквы далее: из неё появились и oversized диакритика, и моя маленькая гордость — запятая-палочка, и ощущение бисерности набора, и вариативность начертаний. Хочется, чтобы из этих букв было возможно собирать все что угодно, и лучше всего если этим чем угодно окажется более симпатичный мир.