Снова выбежал в коридор к полицейским, посмотрел на них и сказал, заранее зная, что они ничего не поймут, а потому и без особой надежды:
– А вы, может, пришли как раз потому, что где-то НАШЛИ мой паспорт?!!
Но часть их уже распределилась по коридору седьмого этажа и они стучали в другие двери. Не могли же ВСЕ тут потерять свои паспорта? И не могли же полицейские найти ВСЕ паспорта ВСЕХ потерявших паспорта на седьмом этаже этого жилого комплекса в эту чёрную вьетнамскую ночь?? Я, конечно, верю в коммунизм, синхронистичность и в добрую природу человека, но не настолько…
Я снова убежал в апартаменты, включил свет и стал лихорадочно разбирать свои вещи, перерывать рюкзак, дышать громко и часто, чувствовать кровь, бьющую в венах, представлять во всех красках, как на следующий день после Рождества стучусь в двери сначала американского, а потом и белорусского посольства в Хошимине, как пытаюсь всё объяснить и как в посольствах у меня требуют ПАСПОРТ для того, чтобы записать меня на приём, и так далее…
Время шло, и в какой-то момент полицейские стали уже, хоть и понемногу, приоткрывать мою дверь пошире, подозревая, что напали на след злостного преступника, маньяка, нарушителя и мошенника, раз я уже пятнадцать минут не могу показать им свои документы. Наконец моя рука, хаотично погружённая в вещмешок с одеждой, наткнулась на что-то прямоугольное и твёрдое. Паспорт, документы и деньги стоически и слегка надменно лежали в центре комка из одежды. Я вспомнил, что перед выходом в город решил на всякий пожарный так их припрятать от ненужных глаз вьетнамской прислуги.
Я появился в дверях весь радостный, потный и по-прежнему голый.
– Вооооот, – выдохнул я, протягивая им паспорт и задыхаясь от радости.
Главный с серьёзным видом переписал данные на листочек и дал мне ручку. Молодой объяснил:
– Подпишите.
– Что подписать? – не понял я.
– Бумагу подпишите.
– Ну щас, – усмехнулся я. Я только что нашёл почти что потерянный паспорт, а с ним и обрёл, можно сказать, вторую жизнь, а они тут же хотят загнать меня в новую ловушку? – С какой стати? И что это за бумага вообще? Я что, по-вашему, идиот или владею вьетнамским?
На всякий случай я тут же забрал у старшего свой паспорт.
– Здесь написано, что мы проверили вашу регистрацию по месту жительства в этом комплексе и нарушений никаких не выявили.
– Отлично. А если я не подпишу, то нарушение это вдруг внезапно появится?
Гестаповец широко открыл глаза:
– Нет.
– Ну и отлично. Я ничего подписывать не буду.
– Вы не понимаете! – запротестовал он, срываясь на фальцет. – Нужно бумагу подписать. Это же ДОКУМЕНТ!
Я сфотографировал их этот документ. В онлайн-переводчике высветилось: «Такой-то гражданин НЕ зарегистрирован по месту жительства. Во избежание нарушений он ДОЛЖЕН БЫЛ зарегистрироваться по месту жительства».
– Переводчик говорит обратное, – сказал я невозмутимо и посмотрел сначала на старшего, а потом на младшего. Оба засуетились и стали тыкать мне в какое-то слово в бумажке, мол, нет-нет, здесь написано как раз, что я зарегистрирован и что всё хорошо, что мне не о чем беспокоиться.
Волевым жестом руки я остановил их и спросил повторно:
– Нарушений не выявлено?
– Не выявлено, – с готовностью закивали оба.
– Отлично, – повторил я. – Засим доброй вам ночи и успешных дальнейших проверок. Я ничего подписывать не буду. Хотите подпись – несите удостоверенный перевод на английском. Чао.
Старший с уважением окинул меня взглядом и прошептал что-то молодому на ухо. Тот перевёл:
– Что ж, мы понимаем. Спокойной ночи.
С пошатнувшейся верой в коммунизм и синхронистичность я плюхнулся обратно в кровать, потянулся и зарылся в подушку. На лице моём играла улыбка. Всё-таки паспорт при мне… А ещё, подумал я, впереди – долгий и сладкий сон… Как только я закрыл глаза, в дверь снова постучали.
– ЧТО?! – завопил я.
– Простите, сэр, – услышал я извиняющийся голос молодого. – Мы забыли свою ручку.
Снова выбежал в коридор к полицейским, посмотрел на них и сказал, заранее зная, что они ничего не поймут, а потому и без особой надежды:
– А вы, может, пришли как раз потому, что где-то НАШЛИ мой паспорт?!!
Но часть их уже распределилась по коридору седьмого этажа и они стучали в другие двери. Не могли же ВСЕ тут потерять свои паспорта? И не могли же полицейские найти ВСЕ паспорта ВСЕХ потерявших паспорта на седьмом этаже этого жилого комплекса в эту чёрную вьетнамскую ночь?? Я, конечно, верю в коммунизм, синхронистичность и в добрую природу человека, но не настолько…
Я снова убежал в апартаменты, включил свет и стал лихорадочно разбирать свои вещи, перерывать рюкзак, дышать громко и часто, чувствовать кровь, бьющую в венах, представлять во всех красках, как на следующий день после Рождества стучусь в двери сначала американского, а потом и белорусского посольства в Хошимине, как пытаюсь всё объяснить и как в посольствах у меня требуют ПАСПОРТ для того, чтобы записать меня на приём, и так далее…
Время шло, и в какой-то момент полицейские стали уже, хоть и понемногу, приоткрывать мою дверь пошире, подозревая, что напали на след злостного преступника, маньяка, нарушителя и мошенника, раз я уже пятнадцать минут не могу показать им свои документы. Наконец моя рука, хаотично погружённая в вещмешок с одеждой, наткнулась на что-то прямоугольное и твёрдое. Паспорт, документы и деньги стоически и слегка надменно лежали в центре комка из одежды. Я вспомнил, что перед выходом в город решил на всякий пожарный так их припрятать от ненужных глаз вьетнамской прислуги.
Я появился в дверях весь радостный, потный и по-прежнему голый.
– Вооооот, – выдохнул я, протягивая им паспорт и задыхаясь от радости.
Главный с серьёзным видом переписал данные на листочек и дал мне ручку. Молодой объяснил:
– Подпишите.
– Что подписать? – не понял я.
– Бумагу подпишите.
– Ну щас, – усмехнулся я. Я только что нашёл почти что потерянный паспорт, а с ним и обрёл, можно сказать, вторую жизнь, а они тут же хотят загнать меня в новую ловушку? – С какой стати? И что это за бумага вообще? Я что, по-вашему, идиот или владею вьетнамским?
На всякий случай я тут же забрал у старшего свой паспорт.
– Здесь написано, что мы проверили вашу регистрацию по месту жительства в этом комплексе и нарушений никаких не выявили.
– Отлично. А если я не подпишу, то нарушение это вдруг внезапно появится?
Гестаповец широко открыл глаза:
– Нет.
– Ну и отлично. Я ничего подписывать не буду.
– Вы не понимаете! – запротестовал он, срываясь на фальцет. – Нужно бумагу подписать. Это же ДОКУМЕНТ!
Я сфотографировал их этот документ. В онлайн-переводчике высветилось: «Такой-то гражданин НЕ зарегистрирован по месту жительства. Во избежание нарушений он ДОЛЖЕН БЫЛ зарегистрироваться по месту жительства».
– Переводчик говорит обратное, – сказал я невозмутимо и посмотрел сначала на старшего, а потом на младшего. Оба засуетились и стали тыкать мне в какое-то слово в бумажке, мол, нет-нет, здесь написано как раз, что я зарегистрирован и что всё хорошо, что мне не о чем беспокоиться.
Волевым жестом руки я остановил их и спросил повторно:
– Нарушений не выявлено?
– Не выявлено, – с готовностью закивали оба.
– Отлично, – повторил я. – Засим доброй вам ночи и успешных дальнейших проверок. Я ничего подписывать не буду. Хотите подпись – несите удостоверенный перевод на английском. Чао.
Старший с уважением окинул меня взглядом и прошептал что-то молодому на ухо. Тот перевёл:
– Что ж, мы понимаем. Спокойной ночи.
С пошатнувшейся верой в коммунизм и синхронистичность я плюхнулся обратно в кровать, потянулся и зарылся в подушку. На лице моём играла улыбка. Всё-таки паспорт при мне… А ещё, подумал я, впереди – долгий и сладкий сон… Как только я закрыл глаза, в дверь снова постучали.
– ЧТО?! – завопил я.
– Простите, сэр, – услышал я извиняющийся голос молодого. – Мы забыли свою ручку.
The public channel had more than 109,000 subscribers, Judge Hui said. Ng had the power to remove or amend the messages in the channel, but he “allowed them to exist.” Ng, who had pleaded not guilty to all charges, had been detained for more than 20 months. His channel was said to have contained around 120 messages and photos that incited others to vandalise pro-government shops and commit criminal damage targeting police stations. When choosing the right name for your Telegram channel, use the language of your target audience. The name must sum up the essence of your channel in 1-3 words. If you’re planning to expand your Telegram audience, it makes sense to incorporate keywords into your name. Hashtags Hui said the time period and nature of some offences “overlapped” and thus their prison terms could be served concurrently. The judge ordered Ng to be jailed for a total of six years and six months.
from us
