Генерал-адъютант Бенкендорф 2-й, узнав, что Гасан-Хан с малым числом кавалерии находится на правом берегу реки Аракса, против удобного брода, и препятстсвует жителям возвращаться на левую сторону в свои селения, выступил 25 мая из Эчмиадзина к стороне Сарадар-Абада с батальоном 40-го егерского полка, 100 человеками Грузинского гренадерского полка, 2-мя орудиями и 950 казаками.
26 числа в 5 часов утра, прибыл в деревню Феда, в одной версте от реки Аракса. По показанию армян, Гасан-Хан точно был в сём месте с конницею, 500 пехоты и 3-мя орудиями, но на рассвете с поспешностью ушёл вниз по Араксу; они же равномерно показали, что жители находятся в горах не ближе 60 вёрст от берега.
Генерал-адъютант Бенкендорф 2-й, желая увериться в силе неприятеля, предпринял сделать рекогносцировку, и потому, оставив на левом берегу егерский батальон и орудия, переправился за Аракс со 100 человеками стрелков и казаками. В двух верстах от берега занял селение Хан-Мамаш и отрядил командира 4-го Конно-Черноморского полка майора Вербицкого с 300 казаков для наблюдения за неприятелем. По просьбе майора Вербицкого генерал-адъютант Бенкендорф 2-1 позволил ему атаковать приближавшихся к нему персиян в числе 200 человек с тем, однако ж, чтобы он был осторожен и не удалялся от отряда, приказав притом полковнику Карпову 2-му с остальными казаками быть в готовности. Когда же узнал, то Вербицкий наступает, то и сего последнего отправил для подкрепления его.
Неприятель отступал к горам мимо деревни Касим-Джан, заведя казаков на каменистые и оврагами наполненные места, где майор Вербицкий, увлечённый храбростью, бросился на неприятеля и опрокинул было правый фланг его, но в то же время значительная часть конницы, бывшая в засаде, сделала сильное нападение во фланг казаков. В сём деле убиты майор Вербицкий и Карпова 2 полка сотник Ушаков; казаки защищались отчаянно, но лишённые начальника и теснимые превосходством неприятеля, принуждены были отступить. Появление Карпова 2-го остановило стремление персинян и заставило удалиться к горам.
Потеря казаков, кроме вышеозначенных офицеров, простирается до 102 человек; неприятель потерял более 200, в числе коих 10 чиновников, коих лошади остались в руках казаков.

«Нам случилось потом встретить в Москве воеводу, который был сыном араба нашей страны и сделался воеводой, или правителем, над этим городом, а также был воеводой в Коломне, Сарбсахо (Серпухове )и в других местах, и все жители этих мест были благодарны ему за его правосудное управление и постоянно молились за его здоровье и благополучие. Он рассказал нам, что его семья родом из Хирдейна, что имя его прадедушки было хури Сулейман, отца звали Бшара (Евангелий) бен Габриил, и что последний был одно время надсмотрщиком монетного двора. Они жили на улице Аль-Жадидэ в Дамаске. В то время, когда Ибн-Жамблат прибыл в Дамаск, ему было 15 лет от роду. Он знал патриархов (Иоакима) Ибн-Зиядэ и (Дорофея) Ибн-Аль-Ахмара, шейха Жиржиса (Георгия) Ибн-Самора и многих других дамаскинцев, а также хури Атла (Феодор али Дорофей) и хури Насрулла (Елеазар) в Алеппо. Он сообщил нам далее, что когда его отец умер, паша разграбил его дом и увёз его ещё маленьким мальчиком, в Алеппо, а оттуда в Стамбул, где подарил его султану Мохаммеду, у которого он сделался одним из придворных рабов. Потом он отправился с визирем Окуз Мохаммед-пашой в поход в Персию, где попался в плен и сделался одним из придворных рабов шаха. Потом он бежал и вернулся в Стамбул; сначала сделался санджаком (управляющим частью пашалыка) Хамы, Хомса и др., потом агой по части пошлинного сбора, затем последовательно пашой Наполи и эмир-уль-хаджем, или начальником каравана пилигримов. По возвращении из Мекки он сопровождал султана Османа в его походе на Польшу, 35 лет тому назад, и, будучи разбит, попался в плен к полякам и сделался одним из придворных служителей короля. Потом он бежал и прибыл в Киев, а оттуда явился в Москву при царе Михаиле и поступил на службу к теперешнему государю, который заставил его креститься и дал ему сан и должность. Достигнув других высоких степеней, он был назначен воеводой над вышеупомянутыми городами и управлял ими с такою строгою справедливостью, что никогда не слыхано было о нём, чтобы кто-либо жаловался на его поступки с ним. Побуждаемый своим религиозным рвением, которое было велико, он выстроил этот каменный собор, в здешней крепости (Прим.: в Кашире) на свои собственные деньги, издержав на то более двух тысяч золотых. Через год или два взяли от него это воеводство и дали ему Серпухов каменистый. По прошествии некоторого времени его опять сместили, и он впоследствии присоединился к нам в Москве. Мы часто наслаждались его беседой и нашли в нём совершенства великодушия, набожности и усердия к службе церковной, так что он никогда не пропускал обедни, которая каждое утро совершалась в монастыре Жудаби (Чудове)».

«В смятении к Чесме турецкий флот бежит».
— Михаил Херасков, «Чесмесский бой».

«Скажу тебе немного о нашем плавании. Морею принуждены были оставить. Зажегши везде огонь, с флотом за неприятелем пошли, до него дошли, к нему подошли, схватились, сразились, разбили, победили, поломали, потопили, сожгли и в пепел обратили».