Сегодня лето.
Ровно год назад я часто оказывался на вечерних/ночных сеансах в кинотеатрах и однажды попал на Париж, 13 округ и с тех пор многократно признавался ему в любви.
Фильм монохромный и будто выведен карандашом на плёнке, как комикс. Чёткие фактуры зданий, тени и контрасты вытачивают из бетонных прямоугольников дома, свет на телах и овалах лиц выделяет людей среди вездесущего камня, а музыка вселяет и наполняет жизнью общую картину.
Эти электронные мотивы будто просачивается сквозь наушники прохожих и выбиваются из душных рейв-подвалов, создавая особый ритм дыхания бетонных гигантов под гул металлических червей в метрополитене. Похожие ощущения у меня только от обложек альбомов Фреда Эгейна, где мы смотрим на него, как на живую интерпретацию того одинокого меланхоличного парня с обложки Burial на фоне вагонов метро, либо массивов зданий, через фронталку айфона и сквозь цветной фильтр, заглушающий монохромность мегаполиса.
Отдельный хайлайт этого кино для меня, это его концовка с чувством определенности, или как я подумал год назад, понятным счастьем человека 21 века — любить.
Ровно год назад я часто оказывался на вечерних/ночных сеансах в кинотеатрах и однажды попал на Париж, 13 округ и с тех пор многократно признавался ему в любви.
Фильм монохромный и будто выведен карандашом на плёнке, как комикс. Чёткие фактуры зданий, тени и контрасты вытачивают из бетонных прямоугольников дома, свет на телах и овалах лиц выделяет людей среди вездесущего камня, а музыка вселяет и наполняет жизнью общую картину.
Эти электронные мотивы будто просачивается сквозь наушники прохожих и выбиваются из душных рейв-подвалов, создавая особый ритм дыхания бетонных гигантов под гул металлических червей в метрополитене. Похожие ощущения у меня только от обложек альбомов Фреда Эгейна, где мы смотрим на него, как на живую интерпретацию того одинокого меланхоличного парня с обложки Burial на фоне вагонов метро, либо массивов зданий, через фронталку айфона и сквозь цветной фильтр, заглушающий монохромность мегаполиса.
Отдельный хайлайт этого кино для меня, это его концовка с чувством определенности, или как я подумал год назад, понятным счастьем человека 21 века — любить.
