«Именно в поэзии язык обретает максимальную точность и наибольшую силу. Стихотворение — это словесная форма, порождающая целый мир, создание которого может завершить сам читатель. Форма стихотворения такова, что оно входит в забытые или ещё неизведанные уголки сердца читателя и начинает жить там. Следуя зову своего сердца, поэт находится в поиске голоса. Поэт никогда не подражает и не повторяет стихотворений из архива традиции. Поэт хочет испить из Источника: написать стихи, которые ещё не были написаны. Для выхода на такой уровень самобытности поэту нужно пробиться сквозь оглушительный хор голосов, обитающих на поверхности культуры. Более того, поэт должен пойти ещё глубже; глубже его личного сонма голосов и добраться до корневого голоса. Иметь его здесь индивидуальность обретает привкус опасности, витальности и уязвимости. Здесь творчество перестает быть вымученным или заимствованным. Здесь творчество обретает вкус неизбежной необходимости; это граница, где воображение касается чистого, не имеющего формы опыта. Вот такое чувство возникает, когда читаешь настоящие стихи — ты понимаешь, что они не могли быть написаны иначе. Их суть и форма едины. В этом нет ни малейшей предсказуемости. У поэта появляется ощущение пугающей уязвимости, потому что прийти может всё, что угодно, случиться может всё, что угодно. Неизвестное снаружи и неизвестное внутри могут зачать все, что угодно. Поэт становится временной утробой для того, что хочет быть рожденным, хочет быть видимым и жить своей жизнью во внешнем мире».

Divine Beauty: The Invisible Embrace
John O'Donohue

(перевела, плача на улице, Наташа Пресс)