«Покой летящего воланчика» Ольги Одинцовой: когда учитель подарил крылья, а ученик вылетел из школьного гнезда писателем

Если и есть цветы, что распускаются в сентябре, то это о главной героине повести — Ольге Черкасовой. Учебный год начался без неё. Ольга учится в десятом классе.  Приходит в школу на пару недель позже. Скоро она станет не только писателем, но и счастливым человеком. Ведь ей повезёт встретить своих людей. Но пока она об этом не знает.

Мы тоже не знаем. Со спойлерами достаточно. Откроем книгу — и окажемся на пороге осени. А за несколько секунд до остановимся на названии повести.

Траектория полёта воланчика зависит от типа подачи. Благодаря чему или кому он взлетел? Кто ему дал право летать? В каком случае он будет в движении и при этом в покое? Много поднимается вопросов, что отсылают не только к воланчику, но и к тому, что он в повести олицетворяет. И да — вспомним, что скорость его неравномерна и он переворачивается в полёте.

Таков путь главной героини повести.
С лёгкой если не подачи, то руки учителя литературы Антона Ильича, который очень похож на Антона Павловича Чехова, главная героиня ступает на тропу писательства:

/здесь и далее текст цитируется по источнику: litres.ru/book/olga-odincova-18872434/pokoy-letyaschego-volanchika-72228292/

«Чехов оказался Стерховым, совпавшим с фамилией великого русского писателя всего на четыре буквы. Стерх — это ведь краснокнижный белый журавль. Точно, таким он и был: стройный, статный, в чём-то даже по-своему грациозный».

«Я покраснела. Мои плечи опустились. Читать свои тексты я и родителям не даю... А тут целый учитель, ещё и малознакомый. Тем не менее мне снова пришлось молча кивнуть. Почему я никак не научусь говорить слово “нет”?»

Сначала это конкурсы. Затем встречи с людьми из мира литературы. А после — её жизнь становится жизнью писателя:

«Антон Ильич стал первым, кто не смеялся над моими текстами, над романтическими образами, которых я всегда стеснялась, и лирикой, которая всем казалась такой несовременной. Кажется, он тот человек, которому можно доверять».

«Отпусти себя. Позволь себе творить. Если будет трудно поначалу, договорись с собой, что пишешь только для себя, что никто этого не прочитает, пока ты не захочешь. Как будешь готова и если тебе захочется, ты можешь показать новый текст мне, я с удовольствием буду его ждать».

«Покой летящего воланчика» — новая повесть Ольги Одинцовой (шорт-лист конкурса Литрес «Книготерапия») о взрослении творческого человека. О пути писателя и о тех, кто на нём встречается. На страницах мы встретим учителя литературы, ставшего наставником главной героини, её родителей, которые поначалу совсем не понимали её любовь к письму, завистливую старосту, а также человека, после общения с которым она чуть не оставила свою мечту.

Казалось бы, протагонист, антагонист, герой-помощник и не только — все на своих местах. Повествование строится вокруг жизненного пути главной героини. Чем эта повесть отличается от других историй с похожими тематикой и персонажами?

🔹 В «Покое летящего воланчика» определяющую роль играет тепло мира, в котором взрослеет главная героиня.

Пусть у неё отношения с одноклассниками непростые, но Антону Ильичу о том, что в классе есть свой писатель, рассказывает одноклассник Ольги. Спустя годы — повествование в книге линейно, но время в ней бежит с неравномерной скоростью — она встречается с одноклассниками в школе. Если бы в классе была другая атмосфера, той бы встречи не случилось.

Родители главной героини поначалу не поддерживают её в писательстве, но с пониманием относятся к ней в целом. Показателен эпизод, когда учительница химии вызвала её отца в школу:

«— Да, действительно, помню-помню, как-то было дело, пригодилась... — медленно закивал папа, делая вид, будто что-то старательно пытается вспомнить.
— Ну-у? И что же? — химоза выглядела так, будто сейчас взорвётся, она ещё сильнее припала к учительскому столу, как к последнему спасительному плоту.
— Кроссворды как-то в юности разгадывал, элемент из четырёх букв вписал»

#знакомство_с_автором
#внутри_текста

продолжение (1)

После окончания школы главная героиня продолжает писать и сталкивается с самыми разными мнениями. Но какие-либо поворотные или переломные моменты в других сферах её жизни на страницах не озвучены. Это обусловлено прежде всего жанром повести (в литературоведческом смысле).

Интересно, что биография (жизнеописание) — а в «Покое летящего воланчика» как раз биография главной героини — изначально близка к жанру романа, а не повести. Поскольку она обычно не умещается в повесть, как минимум, из-за количества линий и точек невозврата.

«Покой летящего воланчика» — повесть, и биография в ней присутствует ровно в той мере, в какой может быть в повести.

Возвращаясь к вопросу о некой идилличности мира произведения, вспомним другую книгу Ольги Одинцовой — «Виниловую пластинку для Рикки» (обзор на неё можно прочесть на канале).

В «Виниловой пластинке для Рикки» героиня испытывает сложные эмоции. Если бы не тёплое и принимающее окружение, ей бы было ещё сложнее.

Интересно, что при этом в своём блоге во ВКонтакте автор Ольга Одинцова о «Покое летящего воланчика» пишет следующее:

«Недавно поставила точку в новой рукописи, непохожей на все предыдущие истории».

В «Покое летящего воланчика» нам вместе с главной героиней уютно в таком мире. Но однажды, ещё учась в школе, она решает выйти за его пределы. Ольгу Черкасову манит мир литературы, который не ограничивается разговорами со школьным учителем-наставником. Она отправляется на занятия литературного кружка, который ведёт современный поэт Ребрик.

Это второй важный момент в её жизни. Первым стала встреча с учителем Антоном Ильичом, который в Ольгу поверил. Второй же о противоположном. Современный поэт Ребрик оказался жёстким критиком:

«Ольга, знаете, что я вам скажу... Да, у вас была такая… неудачная попытка написать лирический текст. Но, знаете... вам не стоит писать, — будничным тоном обрубил мне едва отросшие на пару сантиметров крылья Аристарх Олегович».

Повесть совсем небольшая — мы не будем разбирать все повороты сюжета. Но на этом эпизоде остановимся. Он вдохновляет на вопросы. Они о читателе.

🔹 Кто читатель повести «Покой летящего воланчика»?

Можно предположить, что многие прочитают эту повесть как историю взросления. Но пишущие люди (в широком смысле — не только те, кто пишет книги, но и те, кто воспринимает мир через письмо и взаимодействие со словом) увидят её иначе.

В другой книге Ольги Одинцовой «Пиковая дама, приди!» (обзор на сборник рассказов однажды выходил на канале) тоже прослеживается особое отношение к пишущим людям:

«Друг мой, придумайте что-нибудь, вы же писатель! Черкнув пером, вы сами можете спасти многих».

Что до эпизода с поэтом-критиком в «Покое летящего воланчика», то пишущий читатель может о него споткнуться. Скорее всего, он узнает в главной героине себя. Другой вопрос — на каком уровне это произойдёт?

Вспомним, что чувствовали, когда на нас когда-то обрушилась чья-то критика? Или чуть дальше — вспомним момент, когда мы с этой критикой согласились? Когда как в той известной фразе: «забудьте о том, чему вас учили в школе» — поняли, что за пределами привычного круга есть что-то, чего стоит увидеть, и сами не заметили как шагнули в трансформацию ценностей и взглядов.

Кажется, что после того случая, когда главная героиня выйдет из творческого тупика, она задумается о том, что писать можно иначе. Это один из вариантов. Но в повести случилось по-другому.

Главная героиня остаётся верной себе и продолжает, как поётся в песне Сплина «гнуть свою линию». При этом ветра мнений в любой момент готовы сбить воланчик и прижать его к земле:

«Круговорот вопросов в моей голове не давал успокоиться. Дошло до того, что я вновь по кругу спрашивала себя: а кому можно верить? Учителю литературы, который разглядел во мне искру таланта и тратил своё время жизни на меня и мои тексты? Ребрику, которого самого хотели отчислить из Литинститута? Кристине, которая плакала над моим текстом? Ларисе Сергеевне, которая написала про мой рассказ что-то такое, чего лучше мне вовсе не видеть? Веронике Юрьевне, которая сказала, что я талантлива?».

продолжение (2)

Соглашаемся мы с главной героиней или спорим, пока читаем книгу? Кому как удобнее. Но происходит главное — наш диалог с произведением.

🔹 Читая повесть, мы наблюдаем и за другим диалогом. Диалогом искусств.

На страницах — отсылки к советским фильмам и упоминания имён известных режиссеров:

«Я не готовилась специально к собеседованию, но сразу набросала ему первые пришедшие в голову имена, фильмы которых я всегда любила: Станислав Ростоцкий, Леонид Быков, Леонид Гайдай, Владимир Меньшов…».

Одна из глав повести называется «Первый конкурс». Звучит обнадёживающе — сколько таких конкурсов у главной героини ещё впереди?..

На своём первом в жизни писателя очном конкурсе она анализирует «Allez!» Александра Куприна.

Интересно, что за счёт отсылок расширяется пространство произведения в то время, как и расширяется мир главной героини — конкурс будто новый рубеж.

Повесть «Покой летящего воланчика» диалогична. Хочется вновь вступить с ней в диалог, но уже не на читательско-писательском, а на культурном уровне. Вместе с тем обозначить несколько тонких моментов произведения, благодаря которым её идиллический и тёплый мир вовсе не кажется приторным.

🔹Воланчик перевернулся в полёте — и мы увидели героев с другой стороны… Повесть полна неоднозначности, которая приводит нас к мысли о человечности.

Ближе к финалу повести у любого читателя (у пишущего или нет) появляется возможность взглянуть на персонажей с другой стороны. Этому предшествуют эпизоды о творческой судьбе одного произведения авторства главной героини. «Вагон времени» — её рассказ с говорящим названием, путёвка в мир литературы и в Союз писателей. Но однажды именно этот текст попадает под раздачу:

«Дело в том, что на конкурс я отправляла тот самый рассказ, который в пух и прах раскритиковала Лариса Сергеевна <...> Какая получается удивительная биография или, лучше сказать, судьба всего лишь у одного рассказа: ведь я писала и множество других текстов, но такие удивительные сюжетные повороты произошли только с ним. Он прыгал, как мячик для пинг понга – из одного конкурса в другой, из огня да в полымя, везде он был “своим”. И в конце концов привёл меня к тому, что я теперь имею».

Мы видим, что оценки творчества неоднозначны. Так же неоднозначны и поступки героев. Светлый и сильный человек, который верит в других людей, может оступиться.

Чтобы обойтись без спойлеров, но подсветить сюжетную ситуацию повести, вспомним двухсерийный фильм Валерия Тодоровского «Большой» (2016 г.). Точнее — эпизод, где знаменитый танцор Антуаном Дюваль вспоминает, как маленькая девочка своим неожиданным появлением в кулисах вселила в него уверенность продолжать заниматься любимым делом. Той девочкой была как раз главная героиня фильма.

Такая же взаимоподдержка, происходит и в «Покое летящего воланчика». Только персонажи на противоположных местах.

Повесть полна веры в человечность. Ближе к финалу мы узнаём, что ею обладают и антигерои. Вспомним всё того же критика-современного поэта из литературного кружка. Он — тоже учитель и наставник, но не для Ольги Черкасовой:

«Она постоянно посещала все семинары Ребрика и занятия литературного кружка. Поэт всегда её хвалил и поддерживал <...> Ту бедную студентку звали Татьяной. И она умерла от тяжёлой болезни незадолго до своего преподавателя <...> Как когда-то самого поэта решили не выгонять из литинститута, так и он спасал её своей поддержкой. Отращивал ей крылья, вытаскивая из тяжёлых мыслей».

Замечаем параллель: Ольга Черкасова и Антон Ильич, поэт Ребрик и Татьяна. Тема учителя и ученика в повести раскрывается с разных ракурсов.


«Покой летящего воланчика» навевает воспоминания. От фильмов до личных переживаний, связанных со школьным временем и творческими перипетиями. Мы помним разное — и диалог с этой повестью будет у каждого читателя свой.

Мир этой книги по-осеннему тёплый, но в нём живо весеннее «чувство юности и свободы. Да, обманчивое, туманное, призрачное». Погружаясь в неё, вспоминаем что-то хорошее, даже если наш путь сильно отличается от пути главной героини повести «Покой летящего воланчика» Ольги Одинцовой.

день Сергея Есенина

🌞 каким видели и знали его современники

В эссе «Нездешний вечер» (1936 г.) Марина Цветаева писала:

«Вас очень хочет видеть Есенин — он только что приехал. А вы знаете, что сейчас произошло? Но это несколько... вольно. Вы не рассердитесь?
Испуганно молчу.

— Не бойтесь, это просто — смешной случай. Я только что вернулся домой, вхожу в гостиную и вижу на банкетке —  посреди комнаты —  вы с Леней, обнявшись.
Я:
— Что-о- о?!
Он, невозмутимо:
— Да, обняв друг друга за плечи и сдвинув головы: Ленин черный затылок и ваш светлый, кудрявый. Много я видел поэтов — и поэтесс — но все же, признаться, удивился...
Я:
— Это был Есенин!
— Да, это был Есенин, что я и выяснил, обогнув банкетку. У вас совершенно одинаковые затылки.
— Да, но Есенин в голубой рубашке, а я...
— Этого, признаться, я не разглядел, да из-за волос и рук ничего и видно не было.

Леня. Есенин. Неразрывные, неразливные друзья. В их лице, в столь разительно— разных лицах их сошлись, слились две расы, два класса, два мира. Сошлись — через все и вся — поэты.
Леня ездил к Есенину в деревню, Есенин в Петербурге от Лени не выходил. Так и вижу их две сдвинутые головы — на гостиной банкетке, в хорошую мальчишескую обнимку, сразу превращавшую банкетку в школьную парту. (Мысленно и медленно обхожу ее) Ленина черная головная гладь. Есенинская сплошная кудря, курча. Есенинские васильки, Ленины карие миндалины. Приятно, когда обратно — и так близко. Удовлетворение, как от редкой и полной рифмы».

— ссылка на источник.

пусть «Нездешний вечер» — эссе не о Есенине, а о Михаиле Кузмине. но оно входит в сборник прозы Цветаевой «Ветреный век», который я сейчас читаю. в нём слова о Есенине оказались кстати.

не сказать, что лирика Есенина мне  близка. с ней у меня связаны разные околочитательские истории (о них есть подробный пост).

так-то обращаюсь к его творчеству обычно раз в году в преддверии 3 октября. каждый год в этот день в канале выходит материал о нём — уже традиция.

в этот раз чуть не забыла о сегодняшней дате. запланировала другой материал для следующей публикации (он выйдет чуть позже, но в ближайшее время).

да и к воспоминаниям его современников обращаться не собиралась. в прошлом году выходил пост о любимых книгах Есенина, и туда вошли фрагменты из них.

но сейчас на волне эссеистики Цветаевой, вспомнив о 130-летии Есенина, отложила её книгу в сторону и отправилась читать не лирику Есенина, а то, что разные люди о нём писали.

подробного материала из этого не получится. но несколько цитат и фрагментов для себя отметила.
они — в сегодняшней подборке.

образ поэта благодаря воспоминаниям о нём получается более выпуклым, чтения краткой биографии редко бывает достаточно.

к слову, по-прежнему считаю, что обращаться к литературному календарю интересно. особенно если его даты как-то пересекаются с текущим читательским контекстом. пусть и удаётся подготовить только подборку цитат или обратиться к нескольким фактам.

когда-то с материала о Есенине начались публикации о поэтах в нашем канале. кто знает, может, с сегодняшнего поста начнётся (не)регулярная рубрика с короткими постами, связанная с датами литературного календаря. а может, и нет — посмотрим.

«Сансиро» Сосэки Нацумэ: потерянный и заблудившийся среди людей и миров студент

В заглавии романа — имя главного героя. Сам роман, казалось бы, ни о чём. В книге не происходит ярких событий, нет в ней как закрученного-перекрученного сюжета, так и громких пылких чувств. Роман о нём — о Сансиро, о его адаптации к студенческой среде, к большому городу и к новому этапу жизни.

Ему двадцать три. Он переезжает из деревни на острове Кюсю в Токио. Учится в университете. Ничего необычного — разве что Сансиро существует в трёх мирах:

«В представлении Сансиро как бы жило три мира. Один, теперь уже далекий, хранил аромат времени до пятнадцатого года Мэйдзи, того самого, о котором говорил Ёдзиро. Все там дышало покоем, как в сонном царстве. Стоит Сансиро захотеть, и он сможет туда вернуться — настолько это просто. Но он не хочет, тем более что в том нет надобности. Покинутое место. В нем Сансиро накрепко запер свое прошлое, с которым навсегда расстался. Лишь при воспоминании о милой матушке Сансиро испытывал раскаяние, поскольку даже ее предал забвению. Получив письмо из дому, Сансиро подолгу мысленно бродил в этом брошенном им мире, с теплым чувством заново переживая прежние радости.

Второй мир — это замшелое кирпичное здание. Просторный читальный зал, такой большой, что лица людей в противоположном его конце едва можно различить <...> В этом мире почти все носят неопрятные усы. Ходят либо задумчиво глядя вверх, либо сосредоточенно под ноги. Одеваются тоже неряшливо. Живут бедно. И в то же время беспечно. Окруженные шумом и суетой, они дышат воздухом мира и покоя, ничуть не заботясь о том, что думают о них другие. Они несчастны, поскольку не знают реальной жизни, и в то же время счастливы, потому что не ведают земных мук. В их число входит Хирота-сенсей. И Нономия-кун тоже. Сансиро уже близок к пониманию этого мира. Он волен его покинуть. Но жаль. Стольких трудов стоило постичь его сущность и очарование!

Третий мир искрится и сверкает, он полон живой прелести, как раскованная весна. Яркий электрический свет. Серебряные ложки. Радостные возгласы. Шутки. Пенящееся шампанское. И, наконец, женщины. Прекрасные женщины. Он дважды видел одну из них. С другой ему даже случилось разговаривать. Он манит к себе, этот мир. Он — как молния: кажется, будто совсем близко, а на самом деле очень далеко. Сансиро с любопытством присматривался. Он должен, казалось ему, занять там свое место и даже стать главным героем в каком-нибудь его уголке».

Сансиро нерешительный, немного робкий. Он часто не знает, как поступить в той или иной ситуации. Он часто чувствует растерянность:

«Сансиро растерялся. С ним это часто случалось. Потом, когда растерянность проходила и мысль становилась ясной, он досадовал на себя, что в том или ином случае не ответил так или не поступил этак. Зная за собой эту особенность, Сансиро, однако, не был настолько легкомысленным, чтобы, не раздумывая, отвечать на любой вопрос. В то же время он понимал, что своим молчанием производит неблагоприятное впечатление».

🔹Почему он, такой отчасти расклеенный и несобранный, — главный герой романа?

Одним читателям Сансиро будет близок, а чувства его окажутся знакомыми и понятными. Кого-то, скорее всего, он будет раздражать.

«На следующий день он не стал предаваться мечтам, а сразу взял книгу. Но вскоре вернул ее ему неинтересной. Следующая книга была чересчур сложной. Так в день Сансиро менял чуть ли не до десятка томов».

Неизменно то, что Сансиро — герой наблюдатель.
Повествование в романе от третьего лица. Почему не от первого?
Потому что Сансиро эту историю не расскажет. Он вне её. Он смотрит на происходящее в своей же жизни издалека.

Мы-читатели, получается, от событий ещё дальше. Поскольку наблюдаем не только за ними, но и за самим Сансиро.

«Быть может, на него подействовала кипучая жизнь Токио? Или же... Сансиро покраснел. Вспомнилась женщина, ехавшая с ним в поезде. Оказывается, реальный мир ему очень и очень нужен. Только он кажется опасным И неприступным. Тут Сансиро заторопился домой, писать матери письмо».

продолжение (1)

В Токио он знает только дальнего знакомого его семьи — профессора Наномию. Затем в университете знакомится с Ёдзиро. Дальше окружение Сансиро расширяется за счёт друзей и знакомых этих персонажей.

Так, Ёсико — младшая сестра Наномии. Наномия ухаживает за Минэко, в которую со временем влюбляется Сансиро. Художник Харагути пишет портрет Минэко. А Ёдзиро сам по себе очень общительный парень и участник разных мероприятий, он всячески сподвигает Сансиро на новые знакомства. Для своего учителя Хироты (за его спиной) Ёдзиро организовывает целую кампанию, чтобы выбрали профессора-японца среди профессоров-европейцев — это, к слову. одна из линий романа. С Хиротой Сансиро тоже знакомится благодаря своему шустрому и деятельному приятелю… Или всё-таки чуть раньше?

Сансиро едет в поезде в Токио. Тогда он ещё не знает, что его попутчик, с которым ему немного довелось поговорить, — профессор Хирота.

Ни на кого из персонажей Сансиро так ни похож, как на Хироту. Их разговоры — не отдельная линия в романе. Но если читать роман, то, как минимум, ради них.

🔹Но сначала об узнавании.

Читателю, который знаком с программными произведениями русской классики, после эпизода узнавания Хироты в (не)случайном попутчике вспомнятся сцены с бураном из «Капитанской дочки» Пушкина.

Не имея опыта чтения многих японских произведений, мы сравниваем прочитанное с известными нам книгами. И всё же больше не прозу Пушкина напоминает роман «Сансиро» Сосэки Нацумэ, а в целом русскую литературе 2 и 3 трети XIX века, когда голосами персонажей звучали социальные и общественные темы, когда появлялись определённые типы героев и на первый план выходили идейные споры.

«Сансиро» сильно напоминает романы Тургенева. С той лишь разницей, что в известнейших «Отцах и детях» главный герой Базаров, то Сосэки Нацумэ многосторонне показывает того, кто похож на тургеневского Аркадия, — Сансиро то есть.

🔹Идейные споры в романе «Сансиро» ведутся вокруг следующих вопросов (которые своей тематикой отсылают нас и к русской литературе конца XIX века и рубежа веков).

➖ О новых тенденциях в литературе Японии и её соотношении с западной литературой

«— ... Все стремительно движется вперед, к новому. Отстанешь — пропадешь. Каждый сам должен проявлять инициативу, создавать это новое, иначе жизнь теряет всякий смысл. Склоняя на все лады слово «литература», о ней говорят, как о чем-то очень доступном, но так говорить можно, к примеру, о литературе, которую нам преподают в университете. Новая литература является отражением самой жизни, и в этом ее величие. В свою очередь, эта новая литература должна влиять на жизнь всего нашего общества. И уже влияет. Пока там некоторые сладко дремлют, она делает свое дело. О, это сила!..

Сансиро слушал молча. Тирада Ёдзиро казалась ему несколько напыщенной, не лишенной хвастовства, хотя в пылкости ему нельзя было отказать. Во всяком случае, сам он, чувствовалось, относился к своим словам весьма серьезно. Именно это и произвело на Сансиро сильное впечатление».

«Мы не станем дольше терпеть ни старый гнет Японии, ни новый гнет Запада. И в нынешних условиях наш долг — объявить об этом во всеуслышание. Новый гнет Запада и в социальном смысле, и в области литературы для нас, молодежи новой эпохи, так же мучителен, как гнет старой Японии.

Мы изучаем западную литературу. Именно изучаем, глубоко, всесторонне, а не стараемся рабски ей подражать»

➖ О ценностях эпохи

«В нынешний век в цене только факты, о чувствах никто и не думает. И с этим ничего не поделаешь: жизнь до того трудна, что не до чувств. Почитайте газеты, и вы увидите, что девять из десяти заметок на социальные темы имеют поистине трагическое содержание»

К слову об историческом контексте. Роман «Сансиро» переносит нас в начало XX века, в эпоху Мэйдзи в Японии, во времена радикальных изменений японского общества, слома традиций и противостояния традиционной и современной культуры.

продолжение (2)

➖ О сверхэгоисте

«В прежние времена выставлять напоказ свою сущность мог позволить себе разве только владетельный князь или глава семейства, ныне же у всех права равные, и поэтому каждому хочется показать себя полностью. Впрочем, я не вижу в этом ничего плохого. Вообразите, стоит ведро. Снимете крышку — а там отбросы. Стоит только сорвать с человека прекрасную оболочку — под ней окажется неприглядная сущность сверхэгоиста. Это общеизвестно. Так не лучше ли прекрасную оболочку заменить некрашеным деревом? И дешево, и без хлопот. Простота и безыскусственность — все на виду. Однако все хорошо в меру. Чрезмерная простота тяготит. Зайдя чересчур далеко, сверхэгоисты начинают тяготиться друг другом, и, когда это чувство, постепенно усиливаясь, достигает предела, возрождается альтруизм. Альтруизм тоже постепенно сводится только к форме и изживает себя. На смену ему опять приходит эгоизм, и так без конца».

«Взгляните на Англию. Там с давних пор эти два принципа преотлично уживаются друг с другом. Вот почему англичане и стоят на месте. Нет у них ни Ибсена, ни Ницше. Бедняги! Они как будто вполне довольны собой, но ведь со стороны видно, что они закоснели и постепенно превращаются в окаменелость».

Самый большой пласт вопросов — о Японии и Европе.

Это и линия с Хиротой и его (не)возможности преподавать среди профессоров-европейцев.

➖ И вопросы связанные с искусством и красотой:

«Хотите знать, почему я выбрал именно глаза Сатоми-сан? Так слушайте… На Западе красавиц непременно рисуют с огромными глазами, даже забавно. А вот в Японии — с узкими <...> Столь различный критерий красоты на Западе и на Востоке на первый взгляд может показаться странным, на самом же деле все очень просто. Европейские женщины — большеглазые, поэтому большие глаза и являются мерилом красоты. У японок же глаза маленькие японские женщины — словно из семейства китовых <...> Эта национальная особенность, естественно, отразилась и на эстетическом вкусе. Больших глаз у японок не бывает, и идеалом для нас служат глаза узкие <...> Но когда европейский художник берется изображать такие глаза, то, как бы он ни старался подражать японскому стилю, женщина у него получается слепой и впечатление производит весьма неприглядное. В Японии не сыщешь такого лица, как у рафаэлевской Мадонны, а если и сыщешь, оно не будет японским»

➖ И с установками менталитета:

«— Я перевел тут одну фразу, а сенсей меня отчитал.

— Фразу? Какую же?

— Да так, пустяки. «Милого жалею — потому люблю».

— Что такое? — Нономия повернулся к Ёдзиро: — Это о чем, собственно? Не понимаю.

— Никто не понимает, — вмешался Хирота.

— Да нет, я просто в стиле песни сделал, а если точно перевести, то получится “Жалеть — значит любить”.

— Ха-ха-ха. А как в подлиннике?

— Pity's akin to love, — сказала Минэко. У нее оказалось великолепное произношение».

После этих слов вспоминаются мысли Сергея Аверинцева о концепте «любить — жалеть» и русском менталитете:

«Но где в мировой поэзии найдём мы такую жену героя, как Ярославна, которая рвётся обтереть кровавые раны на теле мужа, мгновенно и точно схватывая своим воображением, что тело это страждет в жару? Когда мы говорим о теме любви в русской литературе, невозможно не вспомнить плач Ярославны <...> Самое главное, что любовь в плаче Ярославны предстаёт не как влюблённость или страсть, не как куртуазное преклонение, а как жалость жены к мужу, во всём подобная жалости матери к сыну»

«Никто не понимает», — говорит Хирота (в цитате выше). Да и самого Хироту из-за его взглядов мало кто понимает. При этом он — такой же наблюдатель, как и Сансиро, только ещё дальше, глубже и холоднее:

«Сансиро тянуло к Хироте по разным причинам. Прежде всего потому, что этот человек ничем не походил на других даже образом жизни. И еще больше, чем от других, он отличался от самого Сансиро. Собственно, это и вызывало у Сансиро любопытство и в то же время стремление подражать профессору. С Хиротой Сансиро становился беспечным, и его уже не волновала борьба за положение в обществе»

продолжение (3)

Хирота — учитель Ёдзиро больше формально. Ёдзиро — антипод Сансиро, для которого Хирота и становится учителем и близким по духу человеком.

Ёдзиро публикует статью о профессоре Хироте, где называет его «невзошедшим светилом». Тут интересны два момента. Они отражают и своеобразие повествования, и настроение этой книги.

🔹Во-первых, сюжетная ситуация складывается так, что авторство статьи ошибочно приписывают Сансиро. Ёдзиро обещает обо всём рассказать профессору Хироте. Удивительно, что он сдержал обещание. Да, Ёдзиро не отягощён умением смотреть на несколько шагов вперёд. Он — такой человек, которого Хирота называет «бумажным фонарём», что светит только вблизи. При этом Ёдзиро не идёт на подлость и не подставляет Сансиро.

🔹Во-вторых, в романе «Сансиро» у героев интересные и ёмкие характеристики — «невзошедшее светило», «бумажный фонарь», а Сансиро и Минэко — «заблудшие овцы»:

«Однажды они вместе с Минэко любовались осенним небом. Это было на втором этаже в доме Хироты. В другой раз они сидели на берегу речушки в поле. Тогда они тоже были вместе. Заблудшие овцы, заблудшие овцы… Они очень похожи на облака».

А незадолго до этого «заблудшие овцы» рифмуются с «заблудившимися взрослыми детьми»:

«— Хирота-сенсей и Нономия-сан нас, наверно, ищут!
— Ну что вы, — невозмутимо промолвила Минэко, — ничего страшного. Мы просто заблудившиеся взрослые дети».

🔹Почему всё-таки Минэко так привлекательна для Сансиро, а не сестра Наномии — Ёсико, например?

Учитывая, что и с Минэко ему далеко не всегда просто.

Только на неё он не смотрит глазами наблюдателя:

«Он не смог бы смотреть на Минэко глазами постороннего, хотя не отдавал себе в этом отчета. Одно было бесспорным: в чужой смерти он ощутил красоту и умиротворенность, красота живой Минэко несла ему страдание»

Минэко будто бы проникает сквозь ту невидимую стену, которая оберегает Сансиро от других людей:

«Сансиро кажется, что мастерская в тумане. Он сидит, облокотившись на стол, в атмосфере тишины и покоя. В этой тишине возникает Минэко. Черточка за черточкой появляется ее изображение на холсте. Все вокруг словно застыло, движется лишь кисть толстяка художника, движется неслышно, как и сам художник.

Вписанная в тишину Минэко с веером до того неподвижна, что ее можно принять за картину. Харагути пишет не с натуры, а с картины, только объемной, думает Сансиро, чудесным образом он со всем старанием как бы переносит Минэко с объемной на обыкновенную картину. И эта, вторая, Минэко постепенно сближается с первой. Их разделяет тишина, которую нельзя измерить часами. Плавно, спокойно течет время, не касаясь сознания художника, и постепенно вторая Минэко нагоняет первую. Еще немного, и расстояние между ними исчезнет, они сольются воедино, тогда ход времени резко изменит свое направление, канет в вечность и кисть Харагути перестанет двигаться. При этой мысли Сансиро вышел из оцепенения и посмотрел на Минэко, все еще неподвижную. От этой звенящей тишины у Сансиро, словно от хмельного, крутилась голова».

Подобно тому, как Сансиро наблюдает за движением кисти Харагути, мы следим за повествованием. Оно в конце книги замолкает. И у читателя остаются воспоминания не о сюжете, а об образах из этого романа:

«Однако, поразмыслив, он решил, что небо и в самом деле помутнело, точнее не скажешь. Сансиро еще не придумал, что ответить, как Минэко добавила:

— И тяжелым стало, словно мраморным.

Девушка, сощурившись, смотрела вверх. Затем очень спокойно взглянула на Сансиро.

— Правда, оно кажется мраморным?

Сансиро только и мог ответить:

— Да, действительно кажется.

Девушка умолкла. Тогда, помолчав несколько мгновений, заговорил Сансиро:

— Когда созерцаешь такое небо, на душе и тяжело и легко.

— Отчего же? — спросила Минэко.

Вместо ответа Сансиро сказал:

— И еще кажется, будто небо спит и видит сны.

— Оно будто движется и в то же время совсем неподвижно. — Минэко снова устремила взор в далекое небо».

Сюжет романа и правда «будто движется и в то же время совсем неподвижен».

🔹
пора отправиться в путешествие
«По Новеллам»

«По Новеллам» — проект от литературного клуба Bedlam с направляющим названием.

он новый — его запустили этой осенью. чтобы погружаться в американскую литературу, исследуя её ведущий жанр.

в начале сентября я дочитывала сборник новелл не американского, а японского писателя — «Луна в тумане», автор Уэда Акинари.

колорит стран, отражённый в новеллах, очевидно, разный. но эффект всё тот же, что после чтения каких-либо сборников малой прозы.

она легко читается, но быстро забывается, если не остаться в произведении подольше. один из способов в нём задержаться — совместное изучение. ему точно быть в проекте «По Новеллам».

в литклубе Bedlam обсуждения современной зарубежной литературы.

в проекте «По Новеллам» — американских новелл.

на телеграм проекта подписалась, как только о нём узнала. жду, когда дойдём там до Эдгара По (список авторов, изучение которых планируется, в сообщении выше).

сейчас, когда он всё чаще наполняется новыми материалами, рада рассказать о нём и в нашем канале.

проект «По Новеллам» живёт тут.

сегодня о чтении.
вместо рубрики #что_читаю.

шагнули за середину октября, а выпуска этой рубрики не случилось. формат у неё был следующим. раз в сезон делала подборку книг, которые за прошедший календарный период прочитала или понадкусала начала читать и отложила в сторону.

«был» потому что в ближайшее время не будет. поскольку этот формат себя исчерпал (впрочем, как и истории о полкожителях, но о них как-нибудь в другой раз).

нет, я не стала чаще дочитывать книги до конца — незавершенного чтения, как и раньше, не мало. но не воспринимаю это больше как проблему (рубрику стала вести, когда считала наоборот).

🤩для начала немного хронологии

зима 2023-го. момент, растянувшийся на пару месяцев, когда у меня не было настроения писать подробные посты. да и книг тогда читала мало. наступила та весна и вышла первая подборка с названием «прочитала книгу, но не рассказала о ней». несколько прочитанных книг — мне не хотелось много писать о каждой.

такие подборки начали иногда выходить.

январь 2024-го (не дружу я с январями, да). хотела читать книги, и много читала, но молча. время, чтобы писать разборы было, но меня от этого резко отвернуло.

таких подборок стало больше.
в том числе и из-за того, что летом-осенью того же года на разборы и лонгриды времени почти не находила.

январь 2025-го (снова не всё ладно). настроение писать подробные посты было. а вот с чтением всё шло куда-то не туда. до конца зимы я начинала читать разные книги, и меня хватало только где-то на треть произведения.

в апреле появилась рубрика #что_читаю. чтобы рассказывать и о недочитанных книгах. чтобы был виден контекст чтения. чтобы меньше тратить времени на подготовку публикаций для канала.

с апреля до осени мне ужасно не хватало времени. не только на книги и материалы о них.
в этот период вышло два выпуска рубрики (первый и второй).

а сейчас — осенью отношение к чтению и к текстам для блога стало меняться.

🤩о чтении сейчас

впервые за долгое время мне расхотелось объять необъятное охватить больше, чем возможно. а написание материалов о книгах перестало быть только контентом для канала — оно стало продолжением знакомства с книгой.

прочитать произведение — и допрожить осмыслить его письменно.

другие временные затраты?
да, но на это я время не трачу, а нахожу.

иногда подобное чревато отсутствием регулярных публикаций в блоге. когда посты выходят не раз в неделю, а раз в полторы недели.

но в целом это процесс, благодаря которому телеграм-канал «сквозь время и сквозь страницы» сейчас существует.

🤩пару слов о других рубриках

#знакомство_с_автором
#читаем_лирику_вместе
#быть_читателем

остаются.

в остальном — материалы о книгах без какого-либо определённого формата.

это не совсем правильно, с точки зрения смм (но я уже не смм-щик и на других проектах, мне можно).

мне не раз говорили (писали в комментариях и лично), что благодаря таким подборкам, вроде #что_читаю и историй о полкожителях, канал стал более душевным и живым.

но сейчас мне не близок стиль, в котором написаны те посты. а живому есть место и в подробных текстах о произведениях.

#быть_читателем

продолжение

🤩 немного о читательском контексте

/по-прежнему считаю, что текущий контекст важен, но чтобы обозначить его, достаточно нескольких абзацев. и это тоже можно сделать вне рубрик/

сейчас читаю две книги.
одна объёмная, но чтение будто летит. давно не встречала произведений, чтобы настолько увлекали. образность, детали, сюжет, истории каждого персонажа.

в параллель с ней — небольшое произведение, противоположно минималистичное. в нём глубинные вопросы и непростая для меня как читателя тематика. читаю с остановками и паузами.

сейчас читаю:

🔹 «Пока течёт река»
Дианы Сеттерфилд
🔹 «Тысячекрылый журавль»
Ясунари Кавабаты

этой осенью японская литература не медленно входит, а уже вошла в моё чтение и стала его составляющей.

поэтому читаю/смотрю что-то и о ней самой.

посмотрела лекцию от Правого Полушария Интроверта «главное в истории японской литературы». мне она не понравилась. даже больше — разочарована в самой площадке и их материалах (могу рассказать в комментариях почему, если интересно, дайте знать).

нашла подборку статей о японской культуре на Арзамасе. восхитилась ею. и потихоньку иду от статьи к статье.

из просмотренного на ютубе понравилось:

🔹 Вся история Японии: основные события и их герои — видео идёт всего 22 минуты.

но оно настолько информативное, что я часто нажимала на паузу, открывала заметки на телефоне и  конспектировала разные моменты.

🔹 Кого ещё почитать из японских авторов (кроме Мураками) — видео на канале Sabina Nalani.

благодаря этому видео нашла интересный книжный ютуб-канал, который продолжаю смотреть.



буду рада, если в комментариях порекомендуете что-нибудь интересное о японской литературе — каких блогеров почитать, посмотреть, какие подкасты послушать.

а ещё мне интересно, что вы читаете сейчас. комментарии открыты для этого и для любых мыслей по теме поста.

#быть_читателем

продолжение (1)

Габриэль Ленуар оказывается на пересечении его прошлого в Париже и настоящего в Анже. Эти города в романе по-своему противопоставлены:

«Все чувствовали, что присутствуют на очень важном, непонятном представлении, но ни один зритель открыто бы не признался в том, что он не понимает. Здесь был Анже, а не Париж».

«Это в Париже вы привыкли жить без условностей и уважения к чинам. В Анже мы, знаете ли, всё делаем по старинке, и у нас не принято входить без стука».
«Сегодня Мадлен надела платье и заплела волосы в косу вокруг головы. Хватит! Пусть Воробышек остаётся в Анже. В Париже она станет Мадлен, мадемуазель нового поколения, как Аннабель Норин».

Вскоре он вынужден вернуться в Париж. Его подключают к другому расследованию. Перед нами не только два времени и два города, но теперь и два расследования: убийство Изольды Понс и загадочная смерть настройщика Шмида. Их объединяют в одно дело. Но в романе дела по-прежнему два, второе — то, что произошло, когда погибла Элиза. Многому в романе свойственна двойственность.

«Аккорды смерти в ля мажоре» — детективный роман. Но мифопоэтический слой в нём проявлен не менее сильно, чем детективный.

Вот что пишет автор романа Елена Бриолле в одном из постов своего телеграм-канала о его символическом слое:

«В своих исторических детективах я тоже часто использую символы. В романе "Аккорды смерти в ля мажоре", например, это скрипичный и басовый ключи, замок Верхний Кёнигсбург, аисты и музыкальные произведения...»

В предыдущих двух книгах Ленуар передвигался по Парижу на велосипеде. После знакомства с третьим романом мы узнаём, что чувствовать движение можно не только крутя педали. Двойственность. Символические образы. Оппозиция верх-низ. Пересечение границ. Благодаря этому повествование подвижно.

🔹Но обо всём по порядку, и сначала о двойственности

В Анже Ленуар знакомится с Мадлен Муано. Спасая девушку от корзинщиков, он ещё не знает, что им скоро вновь предстоит встретиться, но уже в Париже. Они оба не знают, что Мадлен станет членом Общества новой волны, к которому так или иначе в романе ведут, если не все, то большая часть дорог.

Два женских образа в романе противопоставлены (как прошлое и настоящее Ленуара) — образы Элизы и Мадлен.

Вновь всё дело в музыке. Мадлен её не слышит:

«Я просто не переношу слишком громкую музыку, понимаете? Я её не слышу. В детстве я всегда удивлялась, как людям удаётся петь по нотам и почему всем так нравится сидеть и слушать звуки фортепьяно. Мне тоже иногда приходилось повторять слова школьных песен, но звуки инструментов для меня, как звуки кастрюль на кухне, – это просто шум. А когда такой громкий шум, как сегодня, мне становится плохо».

Элиза же, напротив, любила музыку — работая в отеле горничной, она не пропускала концертов пианистов. Даже больше — её имя отсылает к «К Элизе» Бетховена. О чём говорит имя Мадлен? Оно родственно имени Марии Магдалины.

А ещё Мадлен многие называют воробышком, что тоже неслучайно:

«Мадлен стало обидно: её ещё никто не называл сестрой, даже члены собственной семьи звали её “Воробышком”».

Воробышек как и любая птица способна взлетать. Образ Элизы тоже связан с высотой. Ленуар знает, что она погибла, сорвавшись с высоты.

🔹О человеке-птице и прочих не почтовых голубях

Дело Франца Шмида сопоставимо с другим делом, произошедшим ранее:

«Шеф, вы помните о том, что случилось в феврале? Тогда об этом тоже писали все газеты. Нет? 4 февраля портной Франц Райхельт <…> вызвал фотографов и синеастов, покружился перед ними, показывая со всех сторон свой плащ, а потом сиганул с высоты в пятьдесят восемь метров вниз. Конечно, плащ не превратился в парашют, и Франц Райхельт разбился на смерть <…> Райхельта тогда прозвали Человеком-птицей, а Шмида сегодня называют Человеком-аистом. Вам не кажется, что слишком много совпадений для одной маленькой столицы? Судя по их именам, они оба австрийского происхождения, а аистов особенно чтут где? В Эльзасе и в Австрии».

#знакомство_с_автором

продолжение (2)

Что символизируют в романе птицы? Свободу?

«— Свободная птица не должна чувствовать рядом с собой клетку, — медленно ответил Криг, наблюдая за Мадлен. — Разве можно удержать женщину при себе насильно? Это вы пытаетесь удержать при себе женщин, Габриэль, но женщины сами решают, когда приходить, а когда уходить, оставляя нас ни с чем».

Не только свободу. Ленуар, расследуя дело Шмида, отправляется в Верхний Кёнигсбург. Там над воротами — орёл:

«Над вторыми воротами города расправил свои крылья орёл, символ Священной римской империи. Слева, на огромных валунах, выстраивались замковые стены, стилизованные под Средневековье <…> Внутренние постройки толкались, опираясь и придавливая друг друга к земле. Фахверковые домики из деревянных брусьев напоминали клетки, а неровные камни кладки — тревожную историю замка. В центре двора находился колодец».

А крылья голубей «покрывают дома жителей» Парижа:

«С одной стороны – Марсово поле и золотой купол собора Дома инвалидов, в котором похоронен Наполеон. С другой стороны – холм Монмартра и собор Парижской Богоматери. И эти крыши, бесконечные серые и тёмно-синие крыши, как крылья голубей, покрывающие дома жителей столицы».

Кроме того, птицы в романе выполняют не только символическую, но и сюжетную функцию:

«Из замка каждый день в восемь часов вечера и в восемь часов утра, в одно и то же время, выпускают стаи голубей. На первый взгляд, это обычные почтовые голуби, но эти голуби не простые. Они вылетают только в одном направлении: в западном, то есть в сторону Франции. И голуби с секретом <...> к каждому голубю немцы прикрепляют новый тип фотоаппарата, который автоматически делает восемь снимков через определённые промежутки времени. Раньше мы думали, что съемку сверху можно делать только с аэропланов или дирижаблей. Но эти машины — слишком очевидная цель для врага. Кто додумается стрелять в простого голубя?»

Свобода и заточение. Возможность связи и пересечение границ. Полёты птиц и падения людей с высоты. Всё это наводит на мысль, что в романе ведущей оппозицией, помимо звук-тишина, становится оппозиция верх-низ.

«Отсюда открывался вид на крыши домов в деревне у подножия горы. На одной из них аисты свили гнездо. Ленуар вздохнул по своей несбывшейся семье. Он посмотрел вслед улетающему на охоту аисту и снова повернулся к замку. Ему предстояло подняться на самый верх, почти восемьсот метров над деревней»,

— читаем в книге.

К тому же одна из ключевых сцен ближе к финалу романа происходит в склепе на кладбище. Мадлен же по правилам Общества новой волны должна пройти испытание тишиной, и её упрятали в подвал. Подобные испытания напоминают обряд инициации в волшебной сказке. Его на страницах мы наблюдаем не раз, тем самым ещё сильнее углубляясь в его мифопоэтический пласт повествования.

🔹 Пересекая границы волшебной сказки

Границы между странами пересекают птицы. За границу сознания проникает музыка. Ленуар однажды вынужден пройти через лес:

«Ночь Ленуар провёл в лесу. Холод и крики ночных зверей не давали спать, но огонь бы привлёк лишнее внимание. Сыщик решил не спешить и устроить себе лежанку из сухих веток <…> Теперь в этом лесу он чувствовал, как его сердце тяжелеет. Когда-то они с Элизой мечтали о том, как окажутся вместе в таком диком лесу. В тех детских мечтах, как в сказках, всегда был выход из леса».

Его напарник (опять же перед нами двойственность — два разных сыщика) — переплыть реку. Чуть позже Ленуар оказывается в темнице замка. Чем не волшебная сказка, а точнее повествование, живущее по её законам? Это интересно и необычно для детективного романа. Вместе с тем над жанровой ситуацией иронизируют сами персонажи:

«Пизон покрутил усы и нахмурился.
— Ленуар, это всё из области волшебных сказок, тебе так не кажется?»

#знакомство_с_автором

в начале ноября мне встретились строки:

«Розовеет закат над заснеженным миром.
Возникает сиреневый голос луны.
Над трамваем, в рогах электрической лиры
Искра прыгает в воздухе тёмном зимы»

их авторство приписывают Борису Поплавскому. достоверный источник мне найти не удалось, но строки не отпускают. даже если их автор кто-то другой, благодаря им мне захотелось познакомиться с творчество Бориса Поплавского.
он — поэт месяца.

поэт месяца?
не самая удачная формулировка. но она многое объясняет.

в январе я то и дело обращалась к лирике Брюсова. в феврале — к сборнику японской поэзии «Бабочки и хризантемы», в марте — к стихотворениям в прозе Бодлера. в мае — к лирике Марии Петровых. летом много кого читала (и мало кого запомнила). в сентябре читала Георгия Адамовича. октябрь прошёл со стихотворениями Николая Гумилёва.

я не читаю лирику каждый день — в течение месяца раз от разу возвращаюсь к стихотворениям поэта, чьё творчество в это время мне близко. так и получается — каждый месяц проходит в стихах вместе лирикой того или иного поэта.

потому и формулировка — поэт месяца.

большая часть этого года мне потребовалась, чтобы такую читательскую закономерность отследить.

а один месяц — чтобы понять, что идея, о которой сегодня расскажу, мне самой интересна.

когда только начала погружаться в лирику Гумилёва, задумалась о том, что было бы хорошо куда-нибудь собирать тексты, часть из которых потом окажется в подборке #читаем_лирику_вместе.

так начала вести канал «там, где бродит жираф» (его название — из стихотворения Николая Гумилёва, да).

теперь подключаю там комментарии, делюсь этим каналом с вами и буду рада там каждому.

🤩пару слов о нём

там, где бродит жираф —

это не проект и не блог. это расширенная версия рубрики #читаем_лирику_вместе.

то есть я в течение месяца читаю стихотворения того или иного поэта и добавляю их в этот канал.

в нём не будет разборов текстов или каких-либо других подробных постов.

в нём не будет анализа и исследовательских поисков.

там, где бродит жираф —

дополнение к блогу «сквозь время и сквозь страницы»;

блокнот (или если подобрать более объёмистое слово, то хранилище) с произведениями, которые не хочется потерять.

возможно, ещё в постах будут цитаты из высказываний современников поэта (если у меня в течение месяца будет время, чтобы их читать).

а также стихотворения других поэтов, что ассоциативно притянулись к творчеству того, кого читаю в этом месяце.


🤩почему рассказываю об этом канале сегодня

🔹 возможно, кого-то как меня по осени тянет на чтение лирики — хочется читать её больше.

🔹 кто-то из нас читает совсем другие стихотворения сейчас (ни разу не творчество Бориса Поплавского). а значит, можно заглянуть на огонёк и понаблюдать за пересечениями (или их отсутствием) с лирикой поэта, которого читаю я.

🔹 если не Борис Поплавский, так кто-то следующий, возможно, заинтересует. к слову, месяц Гумилёва там тоже есть.

буду рассказывать здесь о том, чьих стихотворений будет больше там.

надеюсь, не заброшу это начинание за один грядущий месяц.

🔹комментарии в том канале открыты для обсуждения стихотворений, для литературных и каких-либо других ассоциаций.

обычно для обсуждений создаются чаты. но мне ближе форма тг-канала с комментариями. поскольку, когда я попадаю в интересные мне тематические чаты, обычно становлюсь молчуном, который многое читает, но почти ничего не комментирует. в формате канала удобнее — и тем, кто зашёл почитать-понаблюдать, и тем, кто хочет мыслями поделиться.


там, где бродит жираф —
пространство для тех, с кем #читаем_лирику_вместе.