одно дело — отрицать представление о том, что у всех, кого воспитывали как девочек, абсолютно одинаковый опыт и социализация (то же с мальчиками). это дело правильное, потому что это представление ложное, очень примитивизирующее и вредное как для познания нашей социальной действительности, так и для определения программы действий по преодолению угнетения. но совсем другое дело — и я неоднократно встречала такое мнение у «критиков радфем» — утверждать на основе вышесказанного, что У Всех Всё Индивидуально, никаких обобщений делать вообще нельзя, и никакого сходства между опытом, например, двух женщин вообще может не существовать, а если оно существует — то это случайное совпадение.

это представление ещё более вредное, чем первое, потому что оно вообще не оставляет места ни для анализа, ни для политики — кроме абстрактного либерального гуманизма в стиле «давайте люди не будут плохими, а будут хорошими, и всё будет хорошо». те, кто так говорят, выплёскивают с водой ребёнка: пытаясь отказаться от ошибочных моментов теории, они отказываются от теории вообще, откатываясь назад на до-феминистскую позицию.

конечно же, сходства существуют. мы не абстрактные индивиды в вакууме, мы встроены в одни и те же системы, находимся в одних и тех же дискурсах, наш опыт всегда разделён с кем-то ещё. другое дело, что всё намного сложнее, чем бинарное деление на девочек и мальчиков, — но из факта, что это бинарное деление не само по себе висит в вакууме, и что оно проявляется в миллионе разных контекстов, пересекается с другими факторами и т. д., не следует, что его вообще нет.

нельзя отрицать, что женщины в целом — во всяком случае, в конкретном историческом и социальном контексте — имеют между собой нечто общее. это не означает возврата к эссенциализму. не существует одной универсальной черты или обстоятельства, которые бы объединяли женщин как группу — скорее можно говорить о женщинах как о серии, которая производится в конкретных исторических условиях через набор дискурсивных и материальных условий и практик. этот набор, вероятно, невозможно свести к чёткому нумерованному списку, и он безусловно меняется от общества к обществу и от момента к моменту, однако само место «женщина» в социальной структуре остаётся всегда, потому что эта социальная структура — патриархат. и об этом, по-моему, нужно помнить, как бы критично мы не были настроены по отношению к эссенциализму.

недавно я думала о программе курса «современные проблемы философии» в своём университете. каждое занятие там посвящено одной теме, которая в современной философии считается проблемной и активно обсуждается. «объект». «субъект». «материя». «различие». «природа». «техника». «женщина». вот эта последняя тема меня, конечно, интересует больше всего — и не только в том смысле, что я феминистка и занимаюсь феминистской философией, но и в смысле самого наличия этой темы в ряду других. почему «женщина» — это одна из тем наряду с «природой» и «техникой»? почему нет темы «мужчина»? почему половина человечества — среди которых есть и те, кто занимается этой самой современной философией — вынесена в одну специальную категорию как объект познания наряду со множеством других подобных объектов, в то время как другая половина среди этих объектных категорий отсутствует, как бы вынесена за скобки и парит надо всем многообразием тем? женщины относятся к категории «женщина», а мужчины не относятся ни к какой, они могут и про субъект, и про материю, и про различие говорить, а если захотят, то и про женщину, — сами они при этом не являются специфическим объектом в ряду других. реальные эмпирические женщины-философини тоже, конечно, не обязательно занимаются проблемой «женщина», однако как объект они отнесены к этой категории. почему так? (это, как и все предыдущие, риторический вопрос.)

это не претензия к курсу или университету (я очень их люблю и ценю), это претензия к самой структуре современного знания — причём эта структура наблюдается даже там, где её, казалось бы, ждёшь менее всего. на другом курсе, «гендерная социология», у нас было занятие, посвящённое новой феминистской материалистической философии (карен барад, астрида нейманис, вики кирби и т. д.). эти тексты вызвали у большинства моих одногруппниц — разделяющих феминистские ценности, чувствительных к гендерной проблематике — недоумение и вопрос: что в этом феминистского? почему эти тексты — про элементарные частицы и их взаимодействия, про климатические изменения, про тело и его взаимопроникновения с ветром, токсинами, другими телами — называются феминистскими? это же размывает само понятие «феминизма» — этак можно про что угодно написать и назвать это феминистской философией!

хотя мне кажется, что «феминизм» этих текстов, которые действительно далеко не всегда «про женщин», довольно очевиден, отчасти эти вопросы справедливы. действительно, карен барад, которая создаёт буквально новую онтологию, не пишет феминистский текст в узком смысле, хотя её мысль и инспирирована более очевидно феминистскими авторками. это не «от женщин, про женщин, для женщин» — это «от женщин, про всё». она не вмещается в узкую категорию знания в ряду других: «онтология», «этика», «феминистская философия» — или «материя», «субъект», «женщина». она, будучи женщиной, вдохновлённой женской традицией, отказывается сосредотачивать свой «женский» взгляд исключительно на «женской» проблематике, она претендует на универсальность, на всё.

мне бы хотелось именно такого. мне бы хотелось, чтобы женская/феминистская проблематика, женский/феминистский взгляд перестали довольстваться своим чётко огороженным загончиком, чтобы партийность и партикулярность феминизма осмелилась заявить о своей универсальности — как партийность и партикулярность пролетариата претендует на всеобщую истину. я хочу, чтобы феминизм пересекал дисциплинарные границы и мембраны, как вирус, поражая и захватывая все области знания: чтобы онтология стала феминистской онтологией, этика — феминистской этикой. и чтобы через сколько-то лет в курсе по истории философии проходили, как когда-то раньше женский взгляд был ограничен внутри отдельной категории в ряду других, а мужской претендовал на универсальность и нейтральность.

такое странное ощущение, когда просыпаешься, помня только что приснившийся сон, думаешь про него, восстанавливаешь детали, смеёшься или удивляешься, а потом засыпаешь снова — и после второго пробуждения прекрасно помнишь все эмоции по поводу того сна, но не сам сон. при попытке его восстановить натыкаешься на глухую стену. при этом помнишь, что было что-то забавное, или страшное, или интересное, то есть свои эмоции, но по поводу чего они были — абсолютно непонятно. очень странное ощущение. мне кажется, это один из редких случаев, когда ты самостоятельно сталкиваешься (вернее, не-сталкиваешься) с собственным бессознательным, переживаешь непосредственно тот факт, что сознание — это не вся психика, а только маленькая её комнатка, и кто знает, что там происходит в других комнатах за закрытыми во время бодрствования дверями.

немного про феминизм и психоанализ. критика фрейдизма как мизогинного стала общим местом, особенно когда речь заходит о концепциях типа кастрационного комплекса, зависти к пенису, вообще полового различия. хотя фрейда очевидно есть за что в этой области критиковать, важно помнить простую мысль феминистки джулиет митчелл: психоанализ (во всяком случае фрейдо-лакановский) нужно понимать не как нормативную рекомендацию по созданию патриархатной реальности, но как её, ну, анализ. и в этом смысле какие-то неприятные и неблагородные вещи, о которых может говорить психоанализ, необходимы, и без понимания того, как они работают сейчас, невозможно перейти к благородным проектам феминистской теории.

кстати, в каком-то смысле фрейд был даже ближе к феминизму, чем его последователи, критиковавшие его за мизогинию. во всяком случае фрейд настаивал на том, что различие между полами — это не естественно данный факт, как и гетеросексуальное влечение, и кастрационный комплекс был у него как раз той операцией, которая это различие создаёт. критики же фрейда считали что эта идея унижает женщину, что женщина обладает самостоятельной позитивной сущностью, что женщина не определяется нехваткой. но для этого им — от юнга до мелани кляйн — приходилось постулировать мужской и женский пол как нечто естественное, заранее данное, завязанное на, например, анатомию, — между тем как для фрейда (и потом лакана) половое различие — это не условие, а проблема, которую нужно объяснить. ну и мне кажется, что довольно понятно, какая из этих двух позиций более продуктивна с точки зрения феминизма!

почти всегда, когда читаю какие-нибудь объяснения на пальцах, чем одни феминизмы отличаются от других, очень обидно за социалистический/марксистский феминизм, а точнее за его отсутствие в тексте...

серьёзно, это же очень сильная и теоретически обоснованная позиция, которая противопоставлена как радикальной, так и либеральной, да и интерсекциональности (в популярном понимании, по крайней мере) тоже. очень грубо говоря, соцфем, как и радфем, понимает угнетение женщины как системное, но отказывается считать патриархат какой-то вещью в себе, независимой от экономического базиса, и говорит скорее о взаимодействии капитализма и патриархата. то есть это с одной стороны действительно две отдельные системы, а с другой — они неразрывно связаны, потому что капитализму нужна бесплатная социальная репродукция в семье и дешёвая — вне её, и он переизобретает господство мужчин над женщинами заново.

собственно, основная теоретическая проблема радфема в его аисторичности и некотором идеализме (мол, патриархат — это не про материальные отношения, тут что-то другое, культурное, психологическое или даже биологически заданное). соцфем в этом плане — шаг вперёд (по моему скромному мнению): учитывая и культуру, и биологию, он вписывает их в исторический материалистический контекст.

что касается (популярно понятой) интерсекциональности, то в отличие от неё соцфем, хотя и учитывает тоже разные системы угнетения, объединяет он их не с помощью какой-то загадочной матрицы доминирования, но через капитализм как всеобъемлющую структуру, которая встраивает в себя расизм, сексизм, гетеронормативность и так далее.

так что вот так!

ТАКЖЕ мы на этой страничке любим постструктуралистский (за критику и деконструкцию фаллогоцентризма), психоаналитический (за внимание к субъекту и бессознательному женщины), постколониальный (потому что заебали колонизировать), кибер- и ксено- (за панк и футуризм) и другие хорошие и разные феминизмы!!!

вопрос с аск.фм:

Привет, можешь для стопроцентной технарицы, у который была натянутая тройка по обществознанию, объяснить, что значит утверждение "гендер перформативен" и как это соотносится с транс людьми и гендерной дисфорией, если соотносится вообще?
________

смотри. перформативность гендера значит, что гендер — это не какая-то существующая внутри человека, в его психике или ещё где-то сущность, а повторяющая серия действий. как постоянно разыгрываемый спектакль — с той разницей, что в спектакле человек играет сознательно, а исполнять гендер человека обучают с детства (и контролируют правильность этого исполнения).

вообще идея перформативности — это из лингвистики. остин обратил внимание, что, вопреки обыденному представлению, язык далеко не всегда используется для простого обмена информацией: высказывания могут быть перформативными, то есть совершать некоторое действие сами по себе. типичный пример — когда на свадьбе говорят «объявляю вас мужем и женой», это не просто сообщается какая-то информация, а вносятся какие-то изменения в реальность (два человека начинают считаться супругами, и это имеет легальные, экономические и т. д. последствия).

ну вот, а джудит батлер (создательница теории перформативности гендера) такая: а что если с гендером так же? если он существует в форме таких же перформативных актов? причём это «исполнение» гендера начинается ещё до рождения человека — доктор говорит «у вас девочка», и это вносит изменения в мир: родители заранее начинают выстраивать отношения к ней, покупают розовые одёжки и т. д. и с самого рождения ребёнка окружают такими перформативными актами, которые в каждый момент «делают из неё девочку», и сама она эти акты привыкает повторять: сказала о себе в женском роде — исполнила гендер, надела юбку — исполнила гендер. само тело при этом тоже может рассматриваться как перформативное: это тело увидели и приняли за «женское» — исполнили гендер.

а вот когда по какой-то причине что-то в этом перформансе идёт не так — будь то ненормативное тело, сознательное нарушение норм поведения и внешности, трансгендерный переход и т. д. — гендер тут же разваливается и человек начинает подвергаться мощному нормализующему давлению, чтобы вернуть перформанс в рамки допустимого.

как ни странно, напрямую к трансгендерности эта теория не относится и о причинах гендерной дисфории ничего не говорит. однако, что важно, представление о гендере как перформативности может вообще стереть границу между транс- и цисгендерными людьми. потому что мы привыкли считать, что гендер это какая-то внутренняя сущность, и у транс-людей она чему-то там типа не соответствует, а тут оказывается, что ни у кого никаких сущностей нет, и все наравне друг с другом исполняют (осознанно или нет) спектакль. в том числе самим своим телом.

да, и важное дополнение к предыдущему посту! аналогия со спектаклем может ввести в заблуждение — что, мол, гендер это всего лишь наряд, который можно в любой момент поменять как захочется. батлер неоднократно высказывается против такого понимания. гендер это спектакль — но он 1) принудительный (и его нарушение наказывается), 2) исполняется не только самим человеком, но и накладывается на него извне, и 3) не исполняется свободной личностью по своему желанию, а предшествует появлению этой личности и формирует её. по батлер, нет «безгендерных» субъектов, которые существуют до исполнения гендера — само это исполнение создаёт их как субъектов. поэтому гендер не меняется по щелчку пальцев, и поэтому мы сами так цепляемся за его нормативность как в отношении себя, так и в отношении других.

более того, по батлер это всё значит, что от гендера вообще нельзя взять и отказаться, потому что те, кем мы являемся сейчас, конструировались с его помощью. в этом смысле любой, даже самый радикальный, революционный и субверсивный гендерный перформанс будет всё ещё гендером — просто таким вот странным, ошибочным и ненормативым. поэтому, собственно, она и предлагает в качестве стратегии пародирование гендерных норм, создание каких-то других перформансов, по которым было бы очевидно, что они не отражают естественную сущность, а просто являются спектаклем (например — драг). и это должно постепенно расшатывать кажущуюся натуральность гендера и вскрывать его иллюзорность.

(также всё это не значит, что с батлер во всём нужно соглашаться, но прислушиваться к её аргументам определённо стоит)

противоречивое мнение: шведская модель регулирования проституции (когда наказывается клиент, но не секс-работница) — это хорошо, но без социальных гарантий, подразумевающих реальное переустройство экономики и общества, она действует как эти шипы против бездомных, прячущихся от дождя под мостом. потому что женщин, уже и так достаточно уязвимых и отчаявшихся, чтобы идти на такой способ заработка, помещают в ещё более тяжёлые условия: тяжелее искать клиентов, эти клиенты опаснее, они сохраняют анонимность, они готовы на большее, и так далее.

потому что радикально-феминистский взгляд на проституцию прав в том смысле, что это насилие и голое воплощение эксплуатации женщин мужчинами, но упускает из виду, что это одновременно с этим работа, на которую идут ради выживания — не все, но многие. (я сама до сих пор находилась в достаточно хороших условиях и имела поддержку близких, чтобы мне не приходилось действительно на это идти, однако в тяжёлых финансовых ситуациях и в связи с какими-то предполагаемыми большими необходимыми тратами мне не раз по крайней мере приходила в голову мысль о какой-то секс-работе — и пусть в меня кто-нибудь там первым бросит камень.)

проституция страшна не потому что это чистое воплощение патриархата, а именно потому что это место, где чистый патриархат пересекается с диким капитализмом, и бедность и нужда вынуждают людей использовать механизмы выживания, услужливо предоставляемые патриархатом. поэтому безусловный базовый доход (или что-то типа того), реально бесплатная медицина, доступное для всех жильё, образование и еда — это ровно столь же необходимые меры для борьбы с проституцией, как криминализация клиента. иначе части её жертв станет только хуже.

а вообще вот за нас тут читают и пересказывают умную книгу на эту тему! всем очень рекомендую прочитать весь тред, а также подписаться, если вы есть в твиттере: https://t.co/JAMDrOx8lV

это банально, но до определённого момента я совершенно не осознавала, как много в нашем либерально-капиталистическом обществе идеологической пропаганды, и насколько пропаганда менее очевидна, чем кажется по антиутопиям и школьному курсу истории. но ведь даже само то, что мы со школы привыкаем считать, будто идеология — это при всяких коммунизмах и фашизмах, а у нас идеологии нет, — это самая настоящая идеология, как и то, что идеология якобы — это что-то топорное и навязываемое сверху силой, а не то, во что ты искренне веришь.

капиталистическая идеология повсюду. и это не злое правительство заставляет нас её исповедовать силой, нет, мы сами в неё — даже не верим, а просто знаем, что так обстоят дела. что капитализм — это самая эффективная, справедливая и естественная система. что нужно просто хорошо трудиться, и ты сможешь реализовать любую свою мечту, стать хоть миллионером, хоть оскароносным актёром. что все равны, а если у кого-то хуже получается преуспевать — он сам виноват, плохо старается, мало думает. что существование людей с доходом больше, чем доходы некоторых стран — это морально допустимо и даже здорово, и вообще, они же тоже старались, правда?

но любая идеология пытается создать видимость непротиворечивой реальности на месте глубинного противоречия, и капитализм не исключение. противоречие капиталистической реальности, в частности, заключается в том, что «много званых, но мало избранных»: каждый верит в свой успех, от каждого ожидается эта вера и соответствующие усилия, — но объективно преуспевают единицы, и преуспевают они за счёт того, что все остальные проигрывают. и со временем разрыв между «избранными» и всеми остальными только увеличивается.

почти вся история религиозной мысли — это история попыток вывернуться и избежать противоречий и неприятных следствий, логически вытекающих из изначальных постулатов религии. но именно поэтому, мне кажется, к подлинному атеизму (который не просто индифферентность к религии или её непонимание, а сознательное отрицание) можно прийти, только пройдя через религию, проделав это движение от изначальных постулатов через внутренние противоречия к их окончательному снятию.

я тут делала анализ риторики чуваков, которые не хотят, чтобы приняли закон о домашнем насилии, и хотя наверное все выводы довольно очевидны, я решила ими поделиться. (анализировала я не то, что пишут рандомные люди в интернете, а официальные заявления общественных, церковных и государственных институций на эту тему.)

итак, во-первых, закон поддерживают одни феминистки и лгбт-активисты, которые получают деньги из-за рубежа, за ними стоят фонд сороса и еспч, которые давят на россию и хотят её подчинить своей воле.

во-вторых, проблема домашнего насилия преувеличена, сторонники принятия закона вводят всех в заблуждение и искусственно создают видимость общественной поддержки. на самом деле проблемы нет, и если закон и поддерживают какие-то нормальные честные люди, то их просто обманули.

НО если проблема с домашним насилием и есть, то страдают от неё в большей степени мужчины, потому что стыдятся обратиться в полицию. однако никаких законов принимать всё равно не надо, всё, что надо, у нас уже есть.

интересно, что хотя в законе ни разу не упомянуты слова «мужчина», «женщина», «муж» или «жена» и домашнее насилие в нём определено гендерно-нейтрально, противники его принятия прекрасно представляют, что в реальности оно имеет гендерную окраску. поэтому они говорят, что этот закон будет дискриминировать мужчин (и так страдающих больше), будет сажать в тюрьму мужей, которые, вопреки охранному ордеру, попытаются помириться со своими жёнами, и, короче, внесёт разлад в нормальную семейную жизнь.

вообще главный пойнт противников — это определение насилия и нормы. они чётко уверены, что то, что закон называет «экономическим» и «психологическим» насилием — это совершенно нормальные элементы семейной жизни, и маркировать их как насилие — значит разрушать семью. РПЦ вообще заходит так далеко, что называет само понятие «домашнее насилие» опасной фикцией феминисток. потому что домашнего насилия не бывает, семья — это априори наиболее безопасное место для женщин и детей. а если насилие в доме и происходит, то его причины надо искать в обществе, экономике, а также в антисемейной пропаганде, одним из примеров которой и является агитация за принятие закона о домашнем насилии. (то есть вдумайтесь в изящество этой мысли: насилия в семье не бывает, но если оно всё-таки бывает, то это в том числе из-за ваших попыток бороться с насилием в семье.)

ну и самое весёлое: принятие такого закона — это только первый шаг в большой программе преобразований, которую сорос, еспч и феминистки хотят устроить в россии. в программу входят:
— однополые браки;
— дискриминация большинства меньшинством;
— наказание семейных людей;
— легализация проституции;
— секс-просвет в школах;
— насаждение «гендерной идеологии», которая в частности утверждает, что каждый может выбрать себе какой угодно гендер;
— ну и конечно же, ювенальная юстиция, которая заберёт всех детей из их любящих семей и сделает с ними что-то страшное.

вся эта программа действий конечным итогом имеет уничтожение семьи, общества и российского государства.

эта охранительная риторика не родилась из русской почвы, но заимствована с запада. так называемые движения антигендерного поворота используют её по всему миру примерно с середины нулевых, а широко известны они стали после демонстраций против однополых браков в париже в 2012 году. эти движения существуют в испании, италии, германии, польше, сша, латинской америке и т. д.; в качестве источника их общей риторики обычно называют ватикан, а также американских протестантов-фундаменталистов. цель их борьбы в каждой стране имеет свою специфику, но в целом они сражаются с однополыми браками, репродуктивными свободами и технологиями, секс-просветом и той самой загадочной гендерной идеологией, которая при этом часто отождествляется с марксизмом.

в большинстве стран мира, однако, антигендерные движения имеют оппозиционный характер и направлены против предположительно богатых и развращённых элит. таким образом правый популизм перехватывает левую повестку и использует классовые и антиколониальные чувства людей для мобилизации в своих целях. в россии же ситуация особенная, потому что изложенная выше риторика звучит как от неравнодушных граждан, так и от самого правительства, и общий гнев направлен не на свои элиты, а на каких-то зловредных соросов и феминисток, которые хотят погубить россию. таким образом, заимствованная антигендерная риторика в случае с законом о домашнем насилии (и других случаях) используется у нас для укрепления собственной национальной идентичности и создания видимости всенародной солидарности против внешнего врага. это очень хитрый приём, который к тому же перенаправляет естественное недовольство народа своей жизнью в удобное для государства русло. (но остаётся вопрос: заимствовало ли государство эту риторику у низовых активистов, или она наоборот спустилась сверху вниз, или как-то ещё.)

на самом деле идеология радикального феминизма очень сильно основана на социальном конструктивизме, а терфные модификации на тему того, что «гендерная социализация неизменна» или про «биологию» — это скорее рационализация трансфобии, чем логичное развитие этих идей. поэтому они и выступают за политическое лесбийство — потому что вообще говоря для многих радфем-авторок сексуальность сконструирована социально, она не естественна (во всяком случае при патриархате), она может быть другой. более того, многие (например, файрстоун и миллет) считали, что естественная сексуальность и развитие личности существуют в потенциальности, но патриархат их искажает, «кастрируя» как мужчин, так и женщин, лишая и тех, и других естественной сексуальности и подчиняя вторых первым. и хотя файрстоун выводила угнетение из природной способности женщин рожать детей, одновременно с этим она считала, что одной природы недостаточно, что эта база была использована патриархатом, и что от патриархата (как от социокультурного явления) можно избавиться. (а от природного неравенства можно избавиться при помощи репродуктивных технологий и социальной революции, которая переложит бремя вынашивания и заботы с женщин на всё общество в равной степени.)

короче говоря, для радикального феминизма и гендер, и сексуальность — это социальные конструкты и механизмы власти, которые на нас извне давят, и которые можно и нужно изменить (или уничтожить) с помощью политических действий и культурных практик.

и в этом плане радикальный феминизм на самом деле совсем не так далёк от некоторых форм квир-активизма, которые также видят гендер (или, точнее, гендерную бинарность), гетеронормативность и циссексизм как конструкты и механизмы власти, которые нас сдерживают и насилуют: призывы радикальных феминисток к сознательному «обращению» в лесбийство и крестовому походу против всех культурных знаков женскости (от бьюти-практик до подавления агрессии) не так уж отличаются от призывов квировать гендер и критики тех, кто пытается «вписаться» (например, бинарных транс-людей, пытающихся влиться в циснормативное общество). разумеется, разница есть, и большая, но я говорю о том, что обе идеологии работают с перспективой социального конструктивизма и механизмов угнетения: есть мы, сами по себе хорошие, и есть плохие внешние структуры, которые нас ограничивают, — давайте же их разрушим.

но по-моему оба эти взгляда упускают тот факт, что субъект не существует до этих внешних структур, но формируется ими и испытывает по отношению к ним то, что батлер называет «страстными привязанностями» — его существование зависит от его угнетения. поэтому часто бороться против как будто бы внешнего угнетения — это одновременно бороться против себя, распутывать собственную субъектность, рисковать её уничтожением: мы угнетены гендером, но мы им же и созданы. на мой взгляд, как лесбосепаратизм, так и квир-радикализм упускают из виду измерение субъекта и его страстной привязанности к власти, которая его создаёт/угнетает. и поэтому обе эти идеологии (не бейте меня) довольно бесплодны, и к тому же порождают много конфликтов и боли. не то что бы я знала решение и рецепт, как делать правильно. но по-моему в любом случае освободительная политика не может ограничиваться социальным конструктивизмом и при этом исключать субъект и его желание из рассмотрения.

(по мотивам последних новостей культуры)

писать про ярых гомофобов, что они «латентные» гомосексуалы (или, например, про терф — что они транс-люди в денайле), используя это в качестве аргумента против них — это тупо и гомо/трансфобно. однако это не отменяет того факта, что исключительно интенсивные чувства часто имеют амбивалентный характер, и чем настойчивее проявляемая ненависть, тем выше вероятность, что ненависть — это далеко не всё, что там есть.

патриархатная маскулинность и сопутствующая ей гомофобия в принципе, кажется, во многом основаны на сублимации запрещённых гомосексуальных влечений. на это, если я не ошибаюсь, много кто внимание обращал, от кейт миллет и каких-то психоаналитиков до ив кософски сэджвик и джудит батлер.

я думала над тем, почему людям (мне) нравится хоррор, и помимо простого (но не очень понятного) интереса к мистике и любви к ощущению тайны у меня возникло ещё такое объяснение.

хоррор вызывает реальный страх и реальную тревогу по отношению к вымышленным обстоятельствам. когда я его смотрю, я, с одной стороны, сочувствую персонажам (если они хорошо прописаны) и испытываю за них вполне реальный страх, а с другой — не вовлекаюсь чрезмерно. то есть даже не то что не вовлекаюсь — вполне вовлекаюсь, просто обстоятельства хоррора позволяют мне высвободить (и очистить в катарсисе) свои вполне реальные страх и тревогу, которые я испытываю в жизни очень часто, без отсылки к самим обстоятельствам реальной жизни. поэтому хоррор для меня (и возможно для кого-то ещё) — это способ выпускать и очищать собственный страх и тревогу, не связывая их при этом с реальными причинами, от которых в жизни никуда не денешься (типа там неуверенности в будущем, финансовых проблем, психологических травм).

получается очищение аффекта без проблематичной нагрузки. поэтому же, наверное, мне больше всего нравится сочетание психологической драмы с хоррором: с одной стороны, ты погружаешься в актуальные для тебя проблемы, но с другой — их чересчур болезненная актуальность сглаживается элементом сверхъестественного.

но возможно я всё не так поняла! интересно, какие ещё у кого мнения, и ещё интересно, что об этом писали умные люди (потому что я точно знаю, что писали, но руки у меня до этой темы так и не дошли).

ненавижу фигуру «супер красивая и сексуальная женщина, ведущая себя как ребёнок», которая, к сожалению, в более старых фильмах очень часто встречается. мне кажется, популярность этой фигуры (а также фетишей типа школьной формы и всего такого) показывает, что патриархатная сексуальность имеет в себе что-то inherently педофильное, несмотря на взрывы возмущения, которые эта тема вроде как вызывает у общественности.

(если что, я не пытаюсь сейчас обвинить в чём-то кого-то, кому что-то из этого нравится, это претензия к самой структуре этой сексуальности, в которой мы растём и живём)

ну и наверное этот «педофильный» элемент связан не с тем, что юное тело само по себе почему-то эротизировано, а с тем, что эротизирован дисбаланс власти/знания, и это тело — это просто знак инфантильности и слабости, которая должна возбуждать (мужчин). отсюда привлекательность этой фигуры: исключительно привлекательная женщина, вполне половозрелая, но при этом инфантильная и наивная, не знающая о собственной сексуальности, этакий идеальный объект влечения для патриархатного мужчины.

это я всё думаю, кстати, по поводу оригинальной «суспирии» 1977 года. потому что у этого фильма конечно есть достоинства, но сложно воспринимать его адекватно, когда героини там выглядят, как они выглядят, и при этом так ведут себя. я читала, что изначально сценарий был написан про двенадцатилетних девочек, но ардженто не разрешили снимать фильм, где убивают детей. но по-моему, конечно, фильм был бы намного лучше, если бы героини не только вели себя как дети, но и выглядели соответственно (и не расхаживали в шёлковых пеньюарчиках на каблучках, да).

а вот кстати хорошее видео на эту (или около того) тему:

https://youtu.be/0thpEyEwi80

наука стремится вперёд, к накоплению и развитию позитивного знания, а философия постоянно оглядывается назад, к предпосылкам и истокам, сомневается в них и пытается их переосмыслить. поэтому они нужны друг другу. наука не мыслит, и именно поэтому она может двигаться вперёд. мыслит философия — и поэтому она постоянно топчется на месте.

ну и конечно же они не являются отдельными непересекающимися сферами: учёный занимается философией, когда подвергает сомнению доминирующую теорию и совершает смену парадигмы; философ занимается наукой, когда строит систему.

слово «материализм» в современной философии — одно из самых популярных, и одновременно одно из самых непонятных: практически все называют себя материалистами, но суть этих множественных материализмов может различаться очень сильно. однако грубо можно сказать, что современные материализмы делятся на две группы: «диалектические» и «новые».

диалектический материализм, конечно, начался с маркса, причём тогда, в XIX в., он противопоставлялся популярному в то время «механическому» материализму и назывался по сравнению с ним «новым». этот старый новый материализм отличался от механического своим диалектизмом: материя представлялась не как инертная субстанция, но как нечто, непрерывно движущееся, развивающееся, входящее само с собой в противоречие; субстанция становится субъектом, субъект — субстанцией. разум, дух, идеальное для такого материализма — это также материя, однако особая её форма, диалектически выведенная из других состояний. поэтому когда такой материализм говорит о человеке, обществе, культуре, под материей он подразумевает труд, экономику, жизненные условия — потому что именно это является материей, из которой рождается дух.

однако такой материализм был новым в XIX в. — сейчас он уже весьма стар, и на смену ему приходит то, что уже теперь называется «новым материализмом»: этому материализму не нравится диалектика, её антропоцентризм; его не устраивает, что под материей так долго понимались довольно абстрактные вещи вроде экономических отношений и труда, — он провозглашает возвращение к непосредственной материи, к телесности, инертности, подвижности самого физического и биологического вещества, и пытается увидеть в самой этой непосредственной субстанции — субъектность и активность.

но, может быть, то, что такой новый материализм сейчас находится в авангарде мысли, только подтверждает старую диалектическую мысль о том, как материя (даже материя самого материализма) движется в истории, развивается, вступает сама с собой в противоречие, принимает антитетические формы, и как субъект и субстанция (даже если это субъект и субстанция философской теории) меняются местами и перетекают друг в друга.

прочитала англоязычный тред в твиттере про то, что люди моложе 25 не умеют пиратить контент в интернете — на постсоветском пространстве эта тенденция, конечно, слабее и с запаздыванием, но тоже проявляется — и подумала про то, как современный мир отчуждает нас от техники (а её от нас). особенно женщин, у которых интерес к машинам вообще не поощряется.

современная массовая техника движется в сторону модели чёрного ящика, взаимодействие с ней — к «нажми на кнопку, получи результат». ранняя компьютерная культура была движима творчеством, стремлением разобраться в этих машинах, перекроить их под себя. сейчас этого намного меньше. большинство пользователей не пытаются разобраться в функционировании машин, но просто ожидают результата. это обеспечивается через всё большее число корпоративных интерфейсов, которые скрывают внутренности техники и предоставляют минимальный набор необходимых функций. при этом набор и характер этих функций полностью находятся в руках производителя, который таким образом моделирует поведение пользователей, как ему удобно. закрытость мобильных операционных систем, стриминговые сервисы, steam, itunes, play store — это всё об этом. пользуясь такой техникой, мы действительно превращаемся в её придаток — нажимаем нужную кнопку, потребляем контент, смотрим рекламу, передаём данные, включаемся в производство. при этом сущность, устройство этой техники от нас скрыто и отчуждено.

французский философ симондон писал об этой проблеме ещё до компьютеров и интернета, имея в виду индустриальные машины. критикуя взаимное отчуждение человека и техники, он предлагал (утопические) перспективы более гармоничного сосуществования. и, в частности, говорил о том, что в идеальном мире каждый рабочий будет немного инженером: сможет не просто нажимать на кнопку, но, понимая её устройство, будет способен сам её ремонтировать, настраивать, подстраивать под себя. таким образом, кстати, по симондону, осуществляется самостоятельная эволюция техники, понимаемой не как простой инструмент человека, но как имеющая собственное бытие и историю, и для которой руки человека — это всё равно, что экологические условия для животного.

короче, возвращаясь к началу, было бы круто, если бы культура самостоятельного взаимодействия с техникой (а пиратская культура в данном случае — один из примеров такого взаимодействия, не затрагивая сейчас вопрос о возможной проблематичности пиратства) снова распространилась — в том числе и потому, что это вполне себе форма сопротивления капиталу. при этом не очень понятно, как этого добиться, учитывая, что узнавание техники требует времени и сил, корпоративные интерфейсы их экономят, а гендерные предрассудки никто не отменял. но тем не менее.