tgoop.com/trudolubov/2421
Last Update:
«Впервые в современной истории Украина стала крупным государством Центральной Европы», – написал Генри Киссенджер в одном из своих последних эссе. Речь в данном случае не о географии, а о геополитической и культурной принадлежности, которая может меняться. Еще до распада советского блока интеллектуалы Венгрии, Польши и Чехословакии настаивали, что их общества лучше относить к Центральной, а не к Восточной Европе.
Позже в стремлении избавиться от слова «восточная» к Польше и Чехии присоединились жители Латвии, Литвы, Эстонии, а еще позже и жители Молдовы и Украины. «Геополитически Центральная Европа – это паром, который перевез такие страны, как Польша и Словакия, а также Словения и Литва, с геополитического Востока на Запад, – пишет Тимоти Гартон Эш. – Теперь на этот паром садятся Украина, Молдова и Грузия, к которым, возможно, однажды присоединятся Армения и Беларусь».
Для любой идентичности важны значимые «другие», которые помогают определить себя по принципу «я не то, я не это». Для центральноевропейской идентичности важно не быть Западной Европой, не быть Балканами, но важнее всего не быть Россией. Отношение к России самый главный, конституирующий «другой», определяющий стремление перестать ассоциироваться с «востоком», пишет Гартон Эш. Нынешняя дискуссия о бегстве от востока и о русской культуре, как о первопричине «российской ночи» не новая. Она велась еще до распада СССР – тогда в масштабах литературных журналов. О «русской ночи» писал Кундера. Ему – крайне заносчиво – отвечал Иосиф Бродский.
«Столкнувшись с вечностью русской ночи, я пережил в Праге [в 1968 году] насильственный конец западной культуры в том виде, в каком она была задумана на заре современной эпохи, основанной на человеке и разуме, на плюрализме мысли и толерантности. В маленькой западной стране я пережил конец Запада», – писал Кундера. Для Кундеры Центральная Европа – это похищенный Россией Запад, это Запад, который после 1945 года проснулся и обнаружил, что он теперь на Востоке.
Бродский заносчиво отвечает, что «советская политическая система, которая заставила Кундеру покинуть родину, является продуктом западного рационализма в той же степени, что и восточного эмоционального радикализма (в котором Кундера обвинял Достоевского). В общем, если вы видите на улице русский танк, то у вас есть все основания вспомнить Дидро». Бродский проходится по больному месту и говорит, что Кундера – житель Восточной Европы. Вот, например так: «Прожив столько времени в Восточной Европе (для некоторых – в Западной Азии), г-н Кундера, вполне естественно, хочет быть более европейцем, чем сами европейцы».
Бродский утверждает суверенитет художника и культуры. Страх и отвращение Кундеры перед чужими солдатами на улицах Праги Бродскому понятны, но: «Солдаты никогда не представляли культуру, тем более литературу – они носят оружие, а не книги». И вообще – солдаты приходили в Центральную Европу не только с востока, из России, но и с запада, из Германии. Кроме того, самим своим посланием напоминает Кундере, что он тоже, как и Кундера, художник в изгнании. Бродский этого не проговаривает, но дает понять, что он тоже мог бы свалить свое изгнанничество на государство и историю. Мог бы, но не делает этого.
Перед нами две позиции, которые в наше время, через 40 лет после того спора, воспроизводятся в массовых масштабах. Можно спорить о том, насколько осмысленна идеализация Запада и насколько верна предопределенность – Запад это демократия, Восток – автократия. Эти границы подвижны, «паром» работает. До того, как на Запад переправились Польша и Чехия, туда переправилась Германия. Меньше ста лет назад Германия занимала по отношению к «коллективному Западу» примерно то же положение, что Россия сегодня. Сегодняшние московские политики хотят заставить паром проводить перевозки в обратном направлении, но это отдельный разговор.
BY Трудолюбов
Share with your friend now:
tgoop.com/trudolubov/2421