9 ноября 1984 года в американский прокат вышел «Кошмар на улице Вязов», дерзкий слэшер молодой компании New Line Cinema и новая работа подающего надежды хоррор-режиссера Уэса Крейвена, успевшего снять «Последний дом слева» и «У холмов есть глаза». Фильм ужасов про маньяка Фредди Крюгера, который преследует подростков в их снах, стал настоящим хитом, многократно отбив свой бюджет.

Марат Шабаев рассказывает, с чего начался «Кошмар на улице Вязов», как он породил целую франшизу и переопределил жанровые правила.

35 лет назад пала Берлинская стена. Она существовала чуть более 28 лет, с 13 августа 1961-го по 9 ноября 1989-го, а значит, Германия и Европа после нее уже прожили дольше, чем с нею. Несмотря на сроки давности, Берлинская стена остается едва ли не главным символом второй половины ХХ века, но для жителей когда-то разделенного Берлина это не символ, а очень конкретное обстоятельство жизни — а часто и смерти.
Стена появилась в ночь с 13 на 14 августа 1961 года. Город резали по-живому: поначалу валиками колючей проволоки — начиная с 15 августа их постепенно заменяли бетонными и каменными конструкциями. В метро появились «вокзалы-призраки» — станции, которые поезда проезжали не останавливаясь. Те, кто жили на улицах, расположенных на самой границе, оказались буквально в антиутопии: солдаты замуровывали окна квартир, выходившие на «западную» сторону, в подъездах дежурили пограничники, проверявшие документы у входящих и выходящих. В некоторых местах граница формально проходила между тротуаром и фасадом — здесь были замурованы и двери. В первое время, пока еще было возможно, жители этих приграничных улиц бежали в западную часть города, спускаясь на простынях с крыш и из окон своих квартир,— кто-то удачно, кто-то со смертельным исходом.
Постепенно Стена «обживалась» в городе, обрастая на своей восточной стороне лагерной инфраструктурой: контрольно-следовые полосы, несколько уровней заграждений, пропускные пункты, собачьи загоны, бункеры, вышки, прожекторы — позже к этому добавятся еще минные поля и самострельные установки. У жителей обоих Берлинов на другой стороне оставались родственники, друзья, коллеги, женихи и невесты, часто — дети или родители, семейные могилы, в конце концов.

К 35-летию падения Берлинской стены — рассказ о том, на что шли люди, чтобы через нее переправиться.

«Джокер: Безумие на двоих» Тодда Филлипса, вышедший через пять лет после сверхуспешного первого «Джокера», провалился в прокате, разозлил фанатов и обидел критиков. Сейчас его можно найти на некоторых онлайн-платформах. В «Безумии» не стреляют. Там поют.

Второй «Джокер» Тодда Филлипса — это не фильм, а философский трактат или эссе. Что-то вроде «Уолдена, или Жизни в лесу» Генри Дэвида Торо: «Загнать жизнь в угол и свести ее к простейшим ее формам, и если она окажется ничтожной — ну что ж, тогда постичь все ее ничтожество». Тодд Филлипс загоняет жизнь Артура Флека в угол, сводит ее к простейшим формам: тюрьма, суд, мюзикл. Показывает, как ожидания публики — будь то зрители телешоу, охранники, орда анархистов — подогревают наших внутренних джокеров, которые хотят в первую очередь быть увиденными. «Это развлечение»,— поет Ли старую песню о главном. Так не будет вам развлечения. Подробнее — Ксения Рождественская.

Романтическая возгонка отчасти работает на нужды государства: человеку не дают успокоиться на заслуженном малометражном диване; его все время куда-то тащат — в поход, полет, в дальнюю командировку, на комсомольскую стройку. Но эта суровая романтика у Пахмутовой оправдана уже не «строительством светлого будущего», а возможностью какого-то внутреннего преображения. Эта смысловая надстройка окрашивает в свои цвета так называемую объективную реальность: бытовые лишения и тяжелый труд переупаковываются здесь в матрицу экзистенциального прорыва. Историки называют подобные механизмы «эмоциональным режимом»: определенные обстоятельства и ситуации в эту эпоху принято переживать именно так. Даже не обязательно на самом деле переживать, но иметь в виду как образец: Пахмутова задает для своего времени этот идеальный эмоциональный спектр.

К 95-летию Александры Пахмутовой Юрий Сапрыкин рассказывает, как ее песни задали эмоциональный режим советского человека.

Сериал открывает сцена разнузданного секса в туалете самолета «Конкорд» с участием нахального плейбоя и его дико закатившей глаза дамы — нечто невообразимое по нашим пуританским временам. Она снята со всей возможной пошлостью: в порыве страсти любовница в такт стучит высоким каблуком в дверь, пока стюардессы разносят шампанское курящим в салоне пассажирам. Вот они, блаженные 1980-е с их глянцевым эротизмом, который существовал тогда в двух ипостасях — в виде софт-порно и эротических триллеров. Действие происходит в 1986-м, нахального плейбоя зовут Руперт Кэмпбелл-Блэк (Алекс Хасселл), он герой романов «Хроники Ратшира» британской писательницы Джилли Купер, изображавшей жизнь богатых и знаменитых в эротическом ключе. Эти книжки обозреватели нежно именуют «трахбастером» (bonkbuster), что совершенно не означает «примитивное чтиво».

На Disney+ вышел сериал «Соперники» — пародия на мыльную оперу про богатых и знаменитых в британском изводе, которая к финалу перестает быть пародией.

11 ноября 1821 года родился Федор Достоевский — автор величайших русских романов, заглянувший в неизведанные человеческие глубины, соединивший самое приземленное бытописание с самой возвышенной метафизикой и предсказавший крутые повороты истории и мысли XX века. Наследие Достоевского необозримо, но есть в его текстах и философии некий общий знаменатель, отфильтрованный за десятилетия массовой культурой и школьным образованием. Что такое «достоевщина», понятно даже человеку, не читавшему Достоевского (и вернее всего именно такому человеку),— это бесконечный извив, излом, надрыв, метания между святостью и бесстыдством, самоуничижение, граничащее с самолюбованием, иррациональная тьма, клубящаяся под благонравным обликом. Суффикс «-щин» придает этой «душевной неуравновешенности» универсальный характер: достоевщина — то ли вечная матрица русского сознания, то ли психический вирус, который автор выпустил из своей литературной лаборатории, некий «Достоевский-трип», в котором носители русского языка пребывают уже второе столетие. «До него все в русской жизни, в русской мысли было просто,— писал Вячеслав Иванов в статье „Достоевский и роман-трагедия".— Он сделал сложными нашу душу, нашу веру, наше искусство».

Ко дню рождения Достоевского Юрий Сапрыкин изучает, из чего состоит эта сложность, которая до сих пор то ли определяет нашу действительность, то ли в ней навязчиво мерещится.

В российский прокат должен был выйти, но не выходит «Ученик. Восхождение Трампа» Али Аббаси, участник Каннского фестиваля, довольно стильный, но недостаточно скандальный, чтобы повлиять на выборы в США (в Америке прокат фильма стартовал за три с половиной недели до дня голосования), портрет будущего президента «в щенячестве». Это кино прикидывается сатирой, но чуть ли не жалеет своих противоречивых героев — Дональда Трампа и его легендарного адвоката Роя Кона. Подробнее — Василий Степанов.

В издательстве Ad Marginem вышел первый том «Написанного» Жака Лакана — главного сборника текстов одного из самых значимых французских интеллектуалов ХХ века, совершившего переворот в психоанализе и повлиявшего на всю гуманитарную мысль.

Игорь Гулин поговорил с переводчиком книги Александром Черноглазовым и ее редакторами — психоаналитиками Асей Власик и Софьей Лосевой — о том, почему Лакан такой сложный, существует ли «я» и как связаны истина и любовь.

Новый номер — только online

— Эхо горы: как устроена «Волшебная гора» Томаса Манна / Юрий Сапрыкин

— «Не запугивайте себя сами»: Федор Достоевский о том, как жить после конца

— «Хэл Эшби: Ад и рай Голливуда»: представление героя, в представлении не нуждающегося / Василий Степанов

— «Великая»: феминистский бенефис Кейт Уинслет / Зинаида Пронченко

— «Еретик»: неудавшийся богословский хоррор с Хью Грантом / Станислав Ф. Ростоцкий

— «Конклав»: политико-нравственный триллер о правлении католической церкви / Павел Пугачев

— «Все совпадения неслучайны»: первый сериал Альфонсо Куарона / Татьяна Алешичева

— Новые книги о теории кино / Выбор Игоря Гулина

— Предмет за границей обыденности: выставка «Шляпа художника» в Парижском музее моды / Елена Стафьева

— Памяти Алексея Зимина / Юрий Сапрыкин

100 лет назад, в ноябре 1924-го, в издательстве Самуэля Фишера вышел роман Томаса Манна «Волшебная гора». Книга, задуманная еще до Первой мировой как сатирический очерк из жизни медиков, оказалась одним из самых масштабных «романов идей»: рассказывая частную историю, помещенную в замкнутое пространство, она размечает карту европейской мысли и, возможно, создает модель всего мироустройства.

Юрий Сапрыкин пытается осмотреть роман с разных сторон.

Это все ужасно несправедливо. Жизнь вообще несправедлива, но уж про Зимина-то! Про Зимина всегда казалось, что траектория его судьбы надежно идет в ту точку, где он — седым патриархом — сидит у камина, раскуривая трубку, на фоне собственного собрания сочинений, окруженный внуками и благодарными учениками. Все это полагалось по уму, дарованиям и заслугам, и вообще, было в нем нечто старорежимно-устойчивое, усадебно-помещичье, такое, что обязательно все просеет и перемелет, и устроит по уму, и будет жить долго и счастливо.
Судьба распорядилась иначе.

13 ноября не стало Алексея Зимина — писателя, основателя журнала «Афиша-Еда», шеф-повара, ресторатора и многолетнего обозревателя Weekend. О нем — Юрий Сапрыкин: https://www.kommersant.ru/doc/7299470

Две юные миссионерки приезжают к мистеру Риду (Хью Грант), благообразному господину, оставившему заявку на беседу о Боге на церковном сайте. Пока по дому разносится запах черничного пирога, который печет на кухне нелюдимая миссис Рид, хозяин знакомит сестер со своим довольно необычным видением некоторых теологических проблем. К тому моменту как мистер Рид резюмирует: «Последнее, что я хотел в этой жизни, это найти ту самую единственно верную религию. Но, к сожалению, я ее нашел»,— оказывается, что обитые железом стены не пропускают сотовый сигнал, на входной двери сработали по таймеру автоматические запоры, а запах пирога исходит от ароматической свечки. Впрочем, хозяин не удерживает сестер — им просто нужно выбрать одну из дверей. На одной из них написано «вера», на другой — «безверие».

В прокат выходит «Еретик» Скотта Бека и Брайана Вудса, спродюсированный студией А24 амбициозный хоррор на тему веры и религии, обещавший стать новой классикой, но при ближайшем рассмотрении оказавшийся скорее курьезом.

Кэтрин Рэвенскрофт (Кейт Бланшетт) — преуспевающая документалистка и состоятельная жительница Лондона — получила очередную профессиональную премию и переехала в новый роскошный дом с мужем-финансистом (Саша Барон Коэн). Вскоре ей присылают свежеотпечатанный роман «Идеальный незнакомец», и она узнает себя в отталкивающей женщине, погубившей безупречного главного героя. 20 лет назад в Италии с ней действительно приключилась история: мужу пришлось отлучиться по делам, оставив ее догуливать отпуск с пятилетним сынишкой Николасом, она встретила на пляже юного англичанина и закрутила с ним роман — если принять на веру сюжет книжки. Но юноша погиб, спасая маленького Николаса, которого унесло на резиновой лодке в море,— а виной всему была Кэтрин, которая оставила ребенка без присмотра.

На Apple TV+ вышел сериал Альфонсо Куарона «Все совпадения неслучайны» с Кейт Бланшетт, Сашей Бароном Коэном и Кевином Клайном в главных ролях.

«Берегись автомобиля» отличается от большинства фильмов режиссера тем, что это фильм о герое. Ни до, ни после того Рязанова не интересовали идеалисты (люди, произносящие высокие слова, в его фильмах — почти всегда сомнительные демагоги). «Берегись автомобиля» рассказывает о человеке, живущем идеалами, в одиночку исправляющем ошибки общества и вывихи времени, творящем добро во что бы то ни стало. Для этого Рязанову нужен был Смоктуновский — один из архетипических героев уходящей возвышенной эпохи. Герой появляется в рязановском мире как фигура глубоко проблематичная. Он преступник и едва ли не душевнобольной. Его место — не впереди общества, а где-то далеко на обочине.
«Берегись автомобиля» — один из фильмов, прощающихся с оттепелью, временем, когда замечательные люди совершали достойные поступки на правильных местах.

Ко дню рождения Эльдара Рязанова — текст Игоря Гулина о фильме «Берегись автомобиля» и об идеализме как аномалии.

Юг Франции, 1937 год, в саду роскошной виллы, принадлежащей Пабло Пикассо, предаются чревоугодию его друзья — поэт Поль Элюар с любимой женой, редактор Vogue Соланж д’Айен, галерист Роланд Пенроуз и недавно примкнувшая к их беззаботной компании Ли Миллер. Бывшая модель, увлекшаяся фотографией, она сбежала от мужа-миллионера, с которым умирала от скуки в Каире. Между сухопарым Роландом и без стеснения возлежащей топлес Ли вспыхивает страсть, что моментально затмевает неизбежные разговоры о политике — а ведь в Берлине уже вовсю хозяйничает Адольф Гитлер. Через пару лет он развяжет Вторую мировую войну, и Ли, переехавшая вслед за Роландом в Лондон и занимающаяся вместе с Сесилом Битоном съемками модных платьев, будет вынуждена признать, что место истинного художника теперь не в офисе глянцевого журнала, а на передовой.

В прокат выходит «Великая» — крайне тенденциозный байопик легендарной военной корреспондентки Ли Миллер в исполнении Кейт Уинслет. Подробнее — Зинаида Пронченко.