Радость и грусть про Анненкирхе. Недавно была в храме и испытала невероятное торжество, благодарность, разделенность опыта, потому что я была там не одна. Я пригласила человека, который впервые там оказался. Это что-то про радость поделиться очень ценным и дорогим, с возможностью оставаться там с собой в своем опыте, и знать, что другой тоже находится там в своем опыте.

Одновременно меня переполняло грустью. Летом храм закроют на реставрацию, и я долго не смогу туда приходить в будний день и валяться под куполом на подушках, которые там раскиданы, просто быть там.

Я помню, как впервые я пришла сюда с сыном в 2016 или 2017 году. Мне казалось, что все уже там были, все уже говорили про Анненкирхе, а я еще не была. С тех пор, это стало местом, куда я регулярно прихожу тихо и безмолвно молиться, молиться со словами, писать записочки Богу и оставлять их в почтовом ящике.

Я помню, как в 2022 году в феврале я пришла в храм. Я не имела возможности как-то иначе проживать горе, которое настигло и меня. Я помню, что я лежала в храме и плакала, и я знала, что рядом есть люди, которые тоже пришли плакать. Это было место, где я смогла разделить свое горе с другими.

Я помню, как я пришла в храм однажды, и под куполом висела огромная луна. Я лежала на полу, растянувшись под этой луной, и плакала.

Я помню, как на винтовой лестнице со стороны Фурштатской висел яблоневый сад. Это было очень красиво.

Я помню, как каждый праздник появлялась новая выставка, и я приходила встречаться с библейскими историями в метафоре современного искусства. С тем, как творчески и креативно авторы, священники, дизайнеры, артисты, художники находили возможности оформлять и рассказывать библейские истории в Анненкирхе.

Я помню, как очень часто, находясь в этом храме, меня настигало острое переживание любви, разделенности, встреченности, увиденности, взаимосвязанности.

Сейчас выставка в храме посвящена его истории. На экскурсии, которую вел прекрасный быстроговорящий молодой человек с длинными волосами, он рассказал, что в 1700 каком-то году в пастве храма было 14000 человек, а сейчас у храма 400 прихожан. Я впечатлена этим изменением. Видимо, люди теперь приходят на концерты и на выставки, и так встречаются с Богом, теперь больше через искусство.

Я люблю Анниенкирхе. Когда я встретилась с печалью о их закрытии, то ко мне тут же пришло откликом, что мне хочется походить на службы в разные храмы Петербурга, послушать храмовую музыку. Предстоящая потеря на время Анненкирхе подталкивает меня искать возможности, как продолжать встречаться через красоту с божественным и разделять это с другими.

Недавно осознала, что мой первый опыт телесного движенческого перформанса случился, когда мне было 21 год. Я всегда помнила это событие, но только сейчас увидела его так!

В моем языке тогда еще и слов "перформанс" и "буто" не было, а в моем опыте случается такой инцидент- приключение. Интересно, как в жизни все сплетено…

Знакомая девушка захотела принять участие в бодиарт-шоу и пригласила меня моделью. У нее была красивая концептуальная идея для выступления, которая называлась “Апофеоз жизни”. Она расписала мое тело цветами сакуры, изобразив на мне весь путь цветка: бутоны, цветение, увядание, опадание и разложение.

Конкурс проходил в Доме культуры города Таганрог. Мое движение происходило по сцене и завершалось проходкой среди зрительских столиков. Я не помню, как именно я двигалась, у меня нет никаких видеоподтверждений. Но я помню ощущение краски росписи на своем теле.

Я помню дребезжание внутри, непонимание, страх и ужас от того, что мне нужно выйти на площадку. Но в то же время это и наслаждение. Я помню, что я двигалась под прекрасную классическую музыку, возможно, Дебюсси. Я помню, что переживание телесности от ощущения красочной чешуи на коже было приятным. Потом ее, правда, пришлось счищать. Это была не профессиональная краска для бодиарта, а гуашь с чем-то.

Сейчас я возвращаюсь вниманием в это свое соло и понимаю, что я была движима. Я была движима формой внутри концепции рисунка. Я была цветущей и одновременно угасающей, и это наполняло меня. Я была движима музыкой, которая сопровождала меня в этом движении.

Я не уверена, что в полной мере тогда была готова говорить об угасании. Сейчас после опыта практики буто и с годами у меня больше знания о том, как угасание можно проживать телесно.

Интересно название выступления - “Апофеоз жизни”. Его сюжет удивительным образом перекликается с моим дальнейшим интересом к перформансу, к искусству танца буто. Ведь в буто тема угасания и границы жизни исследуется особенно, там тоже и грим, и маска, и вопросы о крайностях жизни, и герой, собирающий в себе все крайности одновременно, и герой, как время, которое вмещает в себе все.

Получается начало случилось, когда я еще ничего не знала, но оно произошло, как предвестник последующих событий. Тут можно предположить, что есть исходная устремленность, исходное движение.

Я вспоминаю, как писала о перформансе “Пройти через рисовое поле”, там я говорила про жизненную энергию, которую я ощущаю как жизнь не важно, в каком теле. Она течет и ей не важно, в какое тело я дальше перейду. Это что-то большее, чем физическая оболочка.

В этой истории про бодиарт-выступление я как будто вижу, что нахожусь в своем векторе движения. Как в песне: “На заре голоса зовут меня…”

Я тогда не позвала своих родителей. Они так и не знают, что у меня есть такой опыт, когда я почти обнаженная, только в трусиках и краске. В двадцать лет я не могла признаться родителям, что у меня есть такое движение. Нашла в альбоме тайные фото. Теперь уже могу рассказать… 😍😋😝

Черная картина и творческое деяние

В апреле прошлого года я экспериментировала с черным. Я поставила холст на мольберт и стала лить краску, как я всегда это делала. Выбрала черную и темно фиолетовую. Лью и понимаю, что у меня прям отвращение к льющейся краске, на холсте все ужасно, все не то. Все грязное, все потекло. Мне захотелось вынести эту работу из дома. Было поздно, я просто поставила ее на улицу на открытую террасу веранды и оставила на ночь в темноте под дождем и снегом.

На следующий день я обнаружила аж лужи внутри красок картины. Я их слила и оставила холст высохнуть на солнце, чтобы убрать его. Но, когда я вернулась к нему спустя время, то с удивлением увидела, что вот теперь это ТО! В работе появилось то особое состояние, которое заставляет продолжать, я называю: “из этого может что-то появиться”.

Я удивилась, каким путем пришло это состояние. Внешне, почти ничего не изменилось, она только стала чуть более более матовой. А мое ощущение от нее изменилось полностью, я почувствовала, что “тут есть о чем разговаривать”. Да, на холсте все еще мгла, но я с удовлетворением понимала, что вот теперь можно что-то тут дальше писать. Работа высохла и я убрала ее как заготовку, которую планирую доработать.

История черной картины неожиданно продолжилась спустя пару недель…

Я лежу на веранде, светит солнце, теплый, правда, ветреный день. Мне непросто, стекают слезы. Я сажусь на край террасы и вижу кучу угля на земле. Я уже давно хочу выбросить эти угольки, которые осталась от предыдущих жильцов этого дома. Они валялись еще осенью, зимой под снегом я их не замечала. А сейчас я сижу и понимаю, что надо взять перчатки и собрать их, может закопать, как удобрение, или просто выбросить с участка. В общем, я сижу, смотрю на эти черные угольки и думаю про это.

И тут вдруг - озарение, как сияние. Боже, какие они красивые! И потом ко мне приходит мысль, что они как будто бы то, что нужно на ту черную картину. Эта идея начинает свербить во мне, как желание, как прям физиологическое желание.

Я не сразу кидаюсь это делать, я отвлекаюсь на что-то еще, делаю другое. Но оно продолжает зудеть, как возбуждение, которое хочется разрядить, оно не дает мне успокоится. Это желание, это даже не я. Это что-то, что мне надо сделать, потому что это свербит. Если я этого не делаю, то мне становится физически дискомфортно, тяжело, печально. Как будто бы я не делаю то, что должна вообще-то делать.

В общем, я приношу картину. Наливаю клей пятном, как озеро, и начинаю раскладывать уголечки, которые лежали у меня под верандой. Раскладывая, замечаю, что какие-то еще сырые, какие-то красивые, переливаются разными оттенками, какие-то ломаются прямо в руках. Я раскладываю их по окружности, и они приобретают форму. Я даю время клею подсохнуть. Потом я приношу банку с краской и начинаю лить, они еще больше утопают в черноте.

В этот момент я испытываю удовольствие. Я любуюсь этой картиной, хотя она объективно не красивая. Но это неважно. Это тот случай, когда я понимаю, что это не не про красоту. Она не затрагивает фильтры: красивая, подходящая, концептуальная, смысловая. Нет, она как будто бы сущностная. Это про акт особого деяния.

В этом опыте черной картины я наблюдала, как замечаю возбуждение к действию и предоставляю себя как просто актора, деятеля, который воплощает этот зуд. Да, творчество - это то, что я делаю, но это не то, что я могу придумать. Моя правда в том, что в творчестве на воле я далеко не уеду.

Мне близки слова Марты Грем, о том, что наша основная задача вообще ни о чем не думать, а быть этими руслами и каналами для божественной энергии. Я исследую и ищу в себе вот это сущностное, которое ищет русла, по которым пролиться. Мне, правда важно, проливаться.

В конце апреля, 25-27 числах, приму участие в онлайн конференции по Аутентичному движению с моей любимой лабораторией Живопись Аутентичного движения или Экстатическая живопись.
Регистрация на конференцию по ссылке в комментариях.