Как поступить в Шанинку? Как устроено обучение на «Политической философии»? Чем занимается политфилософия? И чем она отличается от политологии? Какие двери открываются выпусникам программы?

Это и многое другое расскажем с коллегами на предпоследнем дне открытых дверей программы «Политическая философия» в Шанинке 1 августа (четверг), начало в 19.00.

Он пройдёт в онлайне. Учиться у нас тоже можно дистанционно, если вы не в Москве. Для участия нужно зарегистрироваться по ссылке.

В пятницу будет любопытная лекция Анны Нижник про семью. Признаюсь, для меня область семейных отношений всегда была закрыта для политического анализа, тут я жертва разделения на частное и публичное. Всякий раз, когда мысли о демократии наводили меня на вопросы о семье, я сворачивал в сторону: «Ой, не, это уже слишком сложно и непонятно, заеду сюда в другой раз». А Анна этой темы не боится и заходит на неё прямо. Пойду послушаю её. И вы приходите, только зарегистрируйтесь для прохода в Шанинку.

О компромиссах и принципиальности в политике

Есть известный вечный спор о том, можно ли идти на компромиссы с властью, элитами, системой ради тактических задач или же надо непреклонно следовать самым строгим принципам, проклиная всякий оппортунизм. Чаще всего люди в нём проваливаются в одну из двух крайностей: белопальтовое морализаторство или цинический реализм. Первые быстро вываливаются из политического процесса на диссидентскую его обочину, а вторые забывают, чего хотели, и превращаются в пешки для других более мощных реалистов.

Пройти между Сциллой и Харибдой здесь можно в опоре на один важнейший политический принцип. Никакое политическое предприятие не может быть самоцелью политической борьбы. Идёте ли вы на выборы, организуете ли профсоюз или домовой комитет — всё это может быть обосновано только целями вашей борьбы, её стратегическим горизонтом. Поэтому, скажем, правила «я всегда хожу на выборы» или «я всегда бойкотирую выборы» — это идиотизм.

Сколь-либо достойные политические цели и отдалённые горизонты подразумевают, что на пути к ним необходимо будет пройти много очень разных стадий. На этапах роста политического движения в ширину полезны компромиссы, потому что в том и суть этого периода, что вы вовлекаете новых людей со слабым ещё сознанием. Дальше вы должны будете повышать их уровень, но для этого надо иметь свою крепкую базу. На этапах реакции и отступления актуализируются принципы и идейные основы, потому что ваше движение скукоживается до ядра, которое может держаться только на крепости своих идей, убеждений, теории.

На практике это означает, что если, например, вы раздумывайте пойти на выборы кандидатом от системной партии, то нужно задаться вопросом: я изменю эту партию и систему или же она растворит меня, подменив мои цели средствами? Когда навальнисты шли на выборы с КПРФ, они вносили в неё раскол (между пропутинской верхушкой и оппозиционным активом внизу) и наносили урон партийной системе электоральных сделок. Сами они при этом не превращались в часть системы, потому что имели собственную сильную повестку и были на подъёме. Когда же всевозможные безыдейные хитрецы пытаются проскочить в бюллетени, расторговывая свою публичную позицию, они быстро превращаются в слуг того, с чем хотели бороться. Избежать этого они могли бы только с помощью жёстких принципов.

Эта мысль о комбинировании принципиальности со здоровым оппортунизмом не нова и не так уж сложна. Но от чего она обходит стороной так многих? А как раз потому, что редко у кого есть продуманное видение своих целей и проработанная стратегия. Люди обычно начинают заниматься политикой случайно, рефлекторно двигаясь от стимула к стимулу и не контролируя направление своего пути.

Дело осложняется распространённым активистским зудом делать хоть что-нибудь, не задумываясь о целях, но об этом в другой раз.

Обмен стал очень сильным инфоповодом, привлёкшим большое внимание к теме политзаключённых в России. А с этой темой есть одна горькая проблема — она плохо «продаётся» в медиа.

На помощи политзаключённым чаще всего невозможно сделать кликабельный контент или популярную общественно-политическую кампанию. Не из-за равнодушия медийных лиц, а в силу законов самих медиа. Вспомните сцену из фильма «Нет» про чилийский референдум, где политтехнолог заворачивает тему узников режима из-за её отталкивающей мрачности и скорбности. Хочешь много просмотров — дозируй эту грустную тему. Таков негласный закон (который напоминает, насколько нелогично и неправильно устроен наш социальный мир).

Поэтому эта тема обычно идёт как «социальная нагрузка» для ЛОМов, а те, кто пытается сделать из неё свою основную повестку, очень быстро упираются в скромные пределы роста аудитории. Как результат, даже в оппозиционной среде слабое представление о масштабах политических репрессий в стране сегодня, не говоря об остальном обществе, где об этом обычно вообще ничего не слышали.

Хорошая новость в том, что организации и группы поддержки политзаключённых всё ещё существуют и создают возможности для каждого из нас делать свой несложный индивидуальный вклад в поддержку тех, кто лишился свободы, здоровья и благополучия за политические убеждения.

Информацию о вариантах помощи политзаключённым собирает Мемориал, подпишитесь на них и посматривайте иногда. Там много вариантов участия, требующих буквально пары часов вашего времени в месяц. Моё любимое — писать политзаключённым через электронный сервис, это вообще 15 минут и 200 рублей. Можно завести правило отправлять по одному письму в неделю, например.

Если бы меня попросили посоветовать одну книгу о том, почему и как развалился СССР, то на сегодня я указал бы на «Коллапс: Гибель Советского Союза» историка Владислава Зубка (2021 англ. ориг, 2023 рус. пер.).

На эту тему написано миллион книг, ну что тут можно прочитать нового? С какого-то момента что ни открою, вижу пересказ одних и тех же эпизодов в одном из двух надоевших нарративов. Либо антисоветском, построенном на телеологическом тезисе Гайдара о том, что советская экономика была заведомо обречена и нереформируема в силу своего фундаментального несоответствия железным законам экономики. Либо реваншистском просоветском, построенном на полуконспирологических версиях о заговоре Горбачёва, Ельцина, американцев, Сороса и т.д.

Зубок не принимает сложившиеся нарративы и спустя 30 лет заново задаётся вопросом: нет, серьёзно, как могло так быстро и непредсказуемо сгинуть такое большое и могущественное государство? В его комплексном ответе есть место и структурным тупикам советской экономики, и роли политиков (особенно досталось Горбачёву), но не только. Получился фундированный исторический труд, в котором для меня лично оказалось много нового, выходящего за пределы устовшихся канонов.

Зубок с порога признаётся в своих пристрастиях и отказывается от совершенной объективности, после чего можно без труда делать скидки на его оценки и акценты. Это тоже плюс. Из минусов можно нахватать неточностей по мелочи и припомнить опущенные эпизоды для спора с автором.

А в остальном это добротная эпопея с массой интересных деталей и скрупулёзных хронологических реконструкций по не самым банальным источникам. Можно рекомендовать!

Тут обещаются хорошие материалы про критическую теорию города. Один с Харви уже вышел, смотрите ниже в их канале.

В моём шанинском курсе по политической теории города само собой есть блок про критическую теорию от Лефевра и Харви. Такие материалы нам пришлись бы очень кстати, учитывая гигантский дефицит левой урбанистики в России.

Как сдержки и противовесы не заработали с первых же дней

Общеизвестно, что важнейшим слагаемым в формуле российского сверхпрезидентского режима является фактическая подчинённость генпрокурора президенту. Но мало кто помнит, что соответствующие ремни на прокуратуру натянул не Путин, а Ельцин. Полезно вспомнить, как это произошло.

Изначально даже по сверхпрезидентской Конституции 1993 года увольнение и назначение генпрокурора было в полномочиях Совета Федерации (тогда избираемого по мажоритарным округам), хоть и по представлению президента.

Но уже в феврале 1994-го случился такой конфуз. Генпрокурор Александр Казанник амнистировал лидеров защиты Верховного Совета и событий октября-1993, исполнив в законном порядке решение Госдумы. В Думе это решение было принято в результате непростого компромисса с посылом поиска национального согласия после гражданского конфликта.

Ельцина взбесило, что Казанник сделал это без его согласия (по закону, тот и не обязан был), и решил отправить его в отставку. А когда СФ его в этом не поддержал, он просто издал указ об отставке Казанника и назначении и.о. А. Ильюшенко вопреки Конституции. Просто он так может. Только через полтора года президент и СФ всё-таки сторговались на назначение Юрия Скуратова. Но фактически Ельцин прогнул парламент, игнорируя Конституцию.

В 1999 году ситуация повторилась: Ельцин продавил отставку генпрокурора Скуратова, который занялся большим уголовным делом на крупных чиновников, в т.ч. Чубайса и работников Управделами Президента. В этот раз генпрокурора выдавили вопреки законной воле СФ с помощью скандального уголовного дела (см. «человек, похожий на генерального прокурора»). Президент силой прогнул парламент второй раз.

После этого группа членов СФ обратилась в Конституционный Суд, который, к их удивлению, подтвердил законность действий президента. Экс-председатель КС В. Туманов в личном разговоре с Ильёй Шаблинским* тогда объяснил, что судьи понимали, что это нарушение баланса власти, но поддержали Ельцина, потому что ему противостояли сталинисты в парламенте (sic!).

Сюрприз! Разделение властей и политические институты оказались продуктом политической борьбы, а не какого-то там рационального поиска наилучшей конституции. В действительности любой конституционный дизайн это цементирование реального баланса сил в политической борьбе, а попытки сместить этот баланс одной только буквой конституции скорее приведут к правке самой конституции.

*Шаблинский И. Г. Эволюция политического режима в России. Конституционные основы и неформальные практики (2014). С. 21

В сентябре стартует классный курс по политической истории современной России от моего товарища Антона Праведникова в НШПН. Все подробности в посте по ссылке. Подчеркну только, что это на голову выше почти всего, что вы сможете найти по этой теме в российских вузах. Рекомендую.

Да, мы уже живём в ситуации, когда в России практически не осталось хорошего образования в области социальных и политических наук в институализированной форме, то есть в учреждениях с финансированием, статусом и корочками. Теперь добывать и распространять знания снова наша собственная забота. Поэтому подобные курсы это уже не дополнительное образование, а в принципе единственный способ учиться и учить социальным и политическим дисциплинам.

Занятный пример негативного влияния реновации на доступность жилья в Израиле приводит в своей лекции Надежда Шилова.

Парадоксальным, на первый взгляд, образом введение нового жилья в ходе реновации там привело не к увеличению его доступности, а к увеличению стоимости жилья и расслоения во владении им.

Разгадка проста: новые квартиры были преимущественно скуплены как инвестиционные, то есть их купили те люди (и компании), которые были при деньгах и в улучшении жилищных условий не нуждались. Этому особенно способствовала полная приватизация программы — её полностью отдали частным застройщикам, а государство обеспечило наиболее выгодное им дерегулирование с целью стимулирования конкуренции.

В результате цены на жильё выросли, нижние доходные слои остались при своих метрах, а верхние сняли все сливки. Хороший пример того, как с помощью благовидной государственной программы под социальными лозунгами на ровном месте увеличить богатство богатых.

Тем временем передовым девелоперам хорошо известна та неадекватность бюрократических метрик доступности жилья, о которой рассказывает Надежда Шилова. Они понимают, что их сверхмаржинальный сомнительный бизнес требует социальных обоснований для удержания привилегированных позиций, и постепенно формулируют свой идеологический ответ на это.

Яркий пример — Группа «Самолёт», СЕО которой Антон Елистратов в последние годы активно рассказывает про переориентацию их бизнеса с метров на «сценарии жизни» и «уровень счастья». Фактически он делает выгодное предложение государству и капиталу: их бизнес умеет решать социальные проблемы и может снять эту нагрузку с правительства, избавляя рынок от регулирования и при этом показывая отличную отдачу для инвесторов.

Что поражает в его выступлениях — это то, как совсем дешёвая туфта про «ценности нашей компании» и прочее ESG перемежаются откровенными заявлениями о том, как вся эта забота о людях нужна только для роста EBIDTA и привлекательности для инвесторов. Из него буквально вырывается непристойная правда их бизнеса, в такие моменты он на секунды даже меняется в лице.

Характерно, что такой выпуклый представитель прослойки бенефициаров позднего путинизма пришёл не из банкинга или айти, а именно из застройки и девелопмента.

TW: первые 15 минут ролика по ссылке могут вызвать сильный рвотный рефлекс. Но если вы их выдержите, то дальше сможете дослушать спокойно.

Можно бесконечно жаловаться на российскую оппозицию — на её раздробленность, конфликтность, неверные приоритеты и т.д. и т.п. Но если есть задача действительно понять её текущее состояние, то ключом к анализу может стать доминирующая форма её существования — медиа.

На новом уровне репрессивности и оттеснения оппозиции от общества она перепредумала себя в той форме, которую я назвал медиаполитикой. Это происходило достаточно медленно, чтобы мы этого не замечали. Однако всего за 6-7 лет медиа превратились из технологичного коммуникативного инструмента в новую и практически исключительную форму жизни для независимой политики в России.

В таком анализе могла бы помочь старенькая уже книга философа медиа и культуры Нила Постмана «Amusing Ourselves to Death: Public Discourse in the Age of Show Business». В ней Постман анализирует трансформацию американской политики 70-80-х годов под воздействием развития телевидения. В своём анализе он развивает известную идею Маршала Маклюэна о том, что медиа не являются безобидным и нейтральным средством распространения информации, но сами определяют эту информацию.

Продолжение этой идеи на современные интернет-медиа применительно к российской оппозиции могло бы многое прояснить в её поведении и сдвинуть наши размышления о ней к чему-то более аналитическому, чем бесконечная ребяческая фрустрация в стиле «опять они делают что-то не то».

У меня самого пока категорически не хватает времени и сил, чтобы подойти к этому. Вот бы кто-то взялся.

Ещё одна частная образовательная инициатива: курс «Пол и гендер. Что это такое и как это на нас влияет». Среди организаторов участник моих ридингов по демократии — модель распространяется.

Повторюсь, что социогуманитарное знание стремительно превращается из поддержанного государством общественного блага в дело нашей самоорганизации. Реальное образование на наших глазах вытесняется из университетов и переходит в такой «самиздат». Хорошо, значит, будем учиться сами.

Курс стартует в следующую субботу, 7 сентября. Все подробности по ссылке.

В следующий понедельник, 9 сентября Тимур Михайлович Атнашев проведёт открытое онлайн-занятие по курсу интеллектуальной истории. Тимур Михайлович — один из главных специалистов по истории понятий (и особенно по Кэмбриджской школе) в России. Он давно читает этот курс на «Политической философии» в Шанинке, когда-то я и сам слушал и сдавал его. Для участия нужно зарегистрироваться по ссылке.

Блестящий, на мой взгляд, пример работы по интеллектуальной истории — статья Тимура «Реформаторы в поисках языка: книга Егора Гайдара «Государство и эволюция».

***

Кстати, слушателей на Политфилософию на текущий учебный год мы всё-таки набрали. Можно нас поздравить. Судя по вступительным экзаменам, к нам пришли очень разные люди с разным опытом, но общим запросом — научиться думать и говорить о политике, анализировать и исследовать её с помощью политической философии. Будет интересно.

Шанинка продлила набор до 27 сентября, в том числе на нашу программу. Так что вы ещё можете заскочить в последний вагон и поступить к нам в сентябре.

Электоральный рефлекс

Долгое время участие в выборах было важным элементом нашей демократической стратегии. Условия изменились, но многие уже выработали своего рода электоральный рефлекс. И ничего хорошего в этом нет.

Избирательные кампании при правильном подходе позволяли мобилизовать значительные ресурсы — человеческие, организационные, медийные, финансовые. Готовность людей вкладываться в предвыборные кампании значительно выше, чем в другие формы политической активности. И мы несколько раз успешно пользовались этим, чтобы сделать качественный шаг вперёд.

Так было, например, на муниципальных выборах в Москве (2017) и Санкт-Петербурге (2019), когда в силу множества факторов в советы прошли сотни независимых кандидатов (включая меня самого). Затем выборы продвинули нас вперёд на региональных выборах в 2019-2020 годах — особенно на выборах в Мосгордуму. Так было и в 2021 году на выборах в Госдуму, которые сильно отличались от предыдущих кампаний, но всё равно позволили нам резко прирастить ресурсы.

Однако у этого тактического электорализма была и своя цена: многие стали думать, что участие в выборах это и есть наша стратегия. Мол, сначала в муниципальные советы пройдём, потом в рег.парламенты, потом в Думу и т.д. И сколько бы мы ни повторяли базовые положения нашей теории об антидемократической сути выборов, химия предвыборных штабов оказалась сильнее. Активисты стали повторять эту теорию как пустую мантру, параллельно следуя за практикой электорализма.

Признаюсь, меня самого это удовлетворяло, пока избирательные кампании выполняли свою сугубо тактическую роль на фоне демократической практики низовой политики. Пока мы могли вовлекать людей и открывать им опыт демократической борьбы, я был спокоен за их политическое сознание. Когда ты погружен в процесс реполитизации и формирования сообществ, тебе открывается и порочность электорального фундаментализма.

Но, естественным образом, с исчезновением такой практики мгновенно просело и политическое сознание. Любые выборы теперь индуцируют автоматическое беспокойство активистов: за кого агитируем, за кого голосуем? Эти вопросы обрели мистическую самоценность, без какой-либо связи с теми механизмами реполитизации, на которые раньше и был рассчитан электоральный «буст».
(Не будем обесценивать сохраняющиеся очаги реполитизации, например, в Тёплом Стане, где кое-что демократическое ещё удаётся команде Глеба Бабича, который это всё хорошо понимает.)

Такое бездумное выстраивание своей политической активности вокруг выборов без погружения их в стратегическую линию вне предвыборных кампаний — это я и называю электоральным рефлексом.

Есть мнение, что это хороший рефлекс, потому что дескать наше деполитизированное общество нужно приучать к голосованию, как детей приучают чистить зубы. Это ошибочный аргумент, потому что (а) выборы сами по себе не являются формой реполитизации и (б) людей нельзя «приучить» к демократии, как к горшку. Выборы могут прекрасно работать на деполитизацию общества, блокируя другие формы политической борьбы, как это проиходит, например, в Европе с 1970-х годов.

Никакие рефлексы не могут заменить политическое сознание. Культивация рефлексов, вообще говоря, убивает субъектность и блокирует реполитизацию, потому что таковые подразумевают, что люди, напротив, осознают свои коллективные интересы и видят, как те или иные формы политической активности способствуют их достижению. Есть политики, которым электоральный рефлекс своей паствы удобен, — это не мы.

Без электорального рефлекса жить не так уж сложно.

Бывают выборы, которые нужно использовать. Главное понимать, какую тактическую задачу мы выполняем на данных выборах. Даже если шансы на успех сомнительны (как это было, например, на муниципальной кампании в Москве в 2022 году), политическая логика может потребовать рисков и компромиссов. Главное, чтобы такая логика была.

Бывают выборы, которые нельзя использовать. В них можно никак не участвовать. Такими, например, были выборы мэра Москвы в 2018 и 2023 годах, выборы президента в 2024-м. Такими являются и предстоящие выборы в Мосгордуму.

Уходящий состав Мосгордумы 7 созыва был уникальным для всей постсоветской истории Москвы. Теперь уже это можно зафиксировать и проанализировать как часть современной политической истории страны.

Никогда ещё в МГД не было такого количества оппозиционных к мэрии депутатов. 20/45 кандидатов победили в 2019 году вопреки воле мэрии. В нескольких округах проиграли супер ресурсные единороссы, типа Метельского и Зверева. Среди этих 20 неадминистративных 10 проявили в депутатской работе последовательную антисобянинскую позицию, ещё 8-10 примыкали к ним по случаю. В предыдущем созыве (2014-2019) таких было полтора человека – Шувалова и Клычков. В следующем снова не будет ни одного.

Сама избирательная кампания 2019 года тоже была экстраординарной. Сопровождающие её протесты во многих аспектах имели гораздо больше революционного потенциала, чем «Болотные» 2011-12 годов. Как я вижу, это всё ещё недооценённый факт. Но именно после этих протестов власть перешла на новый уровень реакционности, в котором мы теперь живём. Оппозиция тогда напугала их до чёртиков, особенно Навальный, за что его сторонников так остервенело преследуют все последующие годы. Это было травмирующее лето для мэрии Москвы, о котором она хочет поскорее забыть.

Хочу сказать спасибо депутатам и депутаткам за их крутую политическую работу в Мосгордуме — ту работу на москвичей, за которую власть преследовала, репрессировала и шельмовала их:
Евгению Ступину, Михаилу Тимонову, Дарье Бесединой, Максиму Круглову, Елене Янчук, Олегу Шереметьеву и Елене Шуваловой.

Благодаря этим людям мы могли хоть чуть-чуть почувствовать политический потенциал этого «спящего института».

Где-то в начале лета мне попался подкаст про перестройку. Я редко слушаю подкасты, ещё реже они мне реально нравятся. Но тут я с одного выпуска решил открыть и прослушать весь сезон — и в итоге получил большое удовольствие. Это оказался подкаст «Чёрный лебедь».

Круто сделано! — подумал я тогда.

Примерно через месяц мне внезапно написали ребята из этого самого подкаста и предложили стать ведущим нового сезона. Ну как я мог отказаться?
К тому же до этого я ни разу не пробовался в коммерческом студийном подкасте, стало интересно, как там всё работает изнутри.

И вот, сегодня выходит первый выпуск сезона «Чёрного лебедя» со мной в качестве ведущего. Сезон будет посвящён влиянию 9/11 на мир, которое мы испытываем на себе до сих пор. Выпуски будут выходить раз в неделю.

Над сценарием там работает большая команда, но и мне дали вкрутить кое-что от себя. Что получилось — судить вам. Приятного прослушивания на всех подкаст-площадках или на ютубе.

В истории Бакальчуков важную роль играет миф о self-made woman — простой домохозяйке из небогатой семьи, которая придумала многомиллиардный бизнес в декрете с первым вложением в $700. Однако сейчас на фоне кризиса её бизнеса мы наверняка узнаем много нового, выпадающего из этого нарратива.

Если вы загуглите что-то вроде «на чём поднялась Бакальчук», то найдёте кучу пересказов этого нарратива в уважаемых и не очень изданиях. Может сложиться впечателение, что раз все рассказывают одно и то же, то всё так и есть. В действительности этот нарратив придумали и запустили в медиа пиарщики WB. А большинство изданий не глядя пересказывают его, потому что почти ничего другого мы о Бакальчуках не знаем. Эта системообразующая компания, как и все остальные такого размера, очень закрытая и никакому общественному аудиту не подлежит.

А ещё этот нарратив хорошо расходится, потому что он соответствует господствующей идеологии успеха и предпринимательства. Есть один острый вопрос: как одни люди могут зарабатывать в сотни тысяч раз больше, чем 90% других людей. Это невозможно обосновать никакой естественной разностью человеческих качеств. Для стабилизации такой безумной социально-экономической системы существуют мощные идеологемы. Истории про «добившихся всего своим трудом с нуля» миллиардеров — одна из таких идеологем, которая должна показывать, что каждый может разбогатеть без особых стартовых возможностей, так что ваша бедность это ваша личная вина.

Тонкость этой идеологии в том, что она строится не на простом вранье, а на фреймировании информации. Судя по всему, Бакальчуки действительно не получали больших наследств и не ходили на дзюдо с кем надо. В этом они, конечно, отличаются от сырьевых олигархов и приватизаторов из 90-х. Но это ещё не доказывает, что их капитал является справедливым вознаграждением за усердие и талант. Нет сомнений, что в истории их капитала большую роль играли удачные связи и сделки с другими богатыми людьми, которые заведомо недоступны почти никому в стране. У Илона Маска тоже был миф о простом юарском парне, который заработал с нуля, а потом оказалось, что и семья там не такая простая, и контакты с американским правительством решали.

Похоже, что старый нарратив про декрет и $700 уже слабоват для нового уровня общественного внимания к компании. Журналисты начали находить выпавшие из него детали. Наверняка пиарщики Татьяны Бакальчук сейчас работают над новой версией «Евангелия богатства». Хорошо бы нашлись журналисты, которые смогут критически проанализировать не только неполноту мифа Бакальчуков, но и его идеологическую функцию.