Bunin & Co

Стремительный крах режима в Сирии вызывает обычный для таких случаев вопрос «кто виноват?». И почти все, конечно, указывают на Башара Асада. Причем претензии к нему высказываются противоположные. Одни обвиняют в недостаточной склонности к компромиссам, другие – в нехватке решительности.

Относительно компромиссов – не декларативных, а реальных – можно сказать, что любые свободные выборы в Сирии, хоть президентские, хоть парламентские, привели бы к победе суннитов. В Ираке поэтому нет прямых выборов президента, а пост избираемого парламентом главы государства фактически закреплен за курдской общиной. Поэтому Асад должен был своими руками демонтировать авторитарный режим, созданный его отцом, который всю жизнь оставался для него образцом политика.

Вспомним хорошо знакомый российским историкам эффект Николая II, который все свое царствование ориентировался на опыт Александра III – и даже вынужденно учредив Государственную думу, так и не стал конституционным монархом. И даже дуалистическая монархия была для него крайне некомфортным отступлением от идеального самодержавия.

Но дело не только в упрямстве. Асаду было еще труднее, чем Николаю – он не мог лишить алавитскую общину лидерства в стране, войдя в историю и своей страны, и своей общины именно в этом качестве. Поэтому Асад до самого последнего момента не только не шел на реальные уступки, но и не соглашался покинуть страну, и сделал это, только когда вооруженная оппозиция вошла в Дамаск. В результате он не отказался от общины, но сама община, ослабленная многолетней войной, отказалась от него, не втягиваясь в авантюры типа «алавитской крепости» на сирийском побережье.

Более того, можно предположить, что Асад на последнем этапе существования своего режима пытался осуществить какие-то декоративные перемены в рамках выстраивания отношений со светскими режимами из Лиги арабских государств. Признаком этого стало назначение в сентябре премьер-министром суннита Мухаммада Гази аль-Джалали. Этот технократ ранее недолго был министром связи, но в последние годы не только не входил в состав правительства, но и не находился на государственной службе. Зато после свержения Асада аль-Джалали временно сохраняет свой пост с согласия победителей.

Так Асад стремился дистанцироваться от Ирана – но не привели ли такие шаги к ослаблению режима? У Токвиля есть мысль, что самый опасный момент для плохого режима - когда он начинает реформироваться (это происходило перед Французской революцией). Здесь серьезных попыток реформирования не было, но, возможно, совершенно негибкий до этого режим мог не выдержать даже декоративных шагов.

Относительно недостаточной решительности можно сравнить сирийскую ситуацию с афганской. Там по настоятельным советам американцев был сформирован дееспособный корпус, который должен был стать главной военной опорой режима после ухода американцев. Командный состав подбирали по меритократическому принципу. Этот корпус дополняли традиционные для Афганистана местные силовые структуры, связанные с региональными авторитетами. Конструкция выглядела убедительной, но способствовала только тому, что реальное сопротивление продолжалось несколько дольше, чем в Сирии, где все развалилось сразу после начала наступления вооруженной оппозиции на Алеппо. На штыках сидеть долгое время нельзя.

Все это не означает, что Асад не виноват (как и Николай II внес немалый вклад в катастрофу российской монархии). Просто реальная ситуация часто сложнее, чем простые выводы.

Алексей Макаркин

www.tgoop.com/BuninCo/4495

1.9K viewsDec 9 at 09:12

Стремительный крах режима в Сирии вызывает обычный для таких случаев вопрос «кто виноват?». И почти все, конечно, указывают на Башара Асада. Причем претензии к нему высказываются противоположные. Одни обвиняют в недостаточной склонности к компромиссам, другие – в нехватке решительности.

Относительно компромиссов – не декларативных, а реальных – можно сказать, что любые свободные выборы в Сирии, хоть президентские, хоть парламентские, привели бы к победе суннитов. В Ираке поэтому нет прямых выборов президента, а пост избираемого парламентом главы государства фактически закреплен за курдской общиной. Поэтому Асад должен был своими руками демонтировать авторитарный режим, созданный его отцом, который всю жизнь оставался для него образцом политика.

Вспомним хорошо знакомый российским историкам эффект Николая II, который все свое царствование ориентировался на опыт Александра III – и даже вынужденно учредив Государственную думу, так и не стал конституционным монархом. И даже дуалистическая монархия была для него крайне некомфортным отступлением от идеального самодержавия.

Но дело не только в упрямстве. Асаду было еще труднее, чем Николаю – он не мог лишить алавитскую общину лидерства в стране, войдя в историю и своей страны, и своей общины именно в этом качестве. Поэтому Асад до самого последнего момента не только не шел на реальные уступки, но и не соглашался покинуть страну, и сделал это, только когда вооруженная оппозиция вошла в Дамаск. В результате он не отказался от общины, но сама община, ослабленная многолетней войной, отказалась от него, не втягиваясь в авантюры типа «алавитской крепости» на сирийском побережье.

Более того, можно предположить, что Асад на последнем этапе существования своего режима пытался осуществить какие-то декоративные перемены в рамках выстраивания отношений со светскими режимами из Лиги арабских государств. Признаком этого стало назначение в сентябре премьер-министром суннита Мухаммада Гази аль-Джалали. Этот технократ ранее недолго был министром связи, но в последние годы не только не входил в состав правительства, но и не находился на государственной службе. Зато после свержения Асада аль-Джалали временно сохраняет свой пост с согласия победителей.

Так Асад стремился дистанцироваться от Ирана – но не привели ли такие шаги к ослаблению режима? У Токвиля есть мысль, что самый опасный момент для плохого режима - когда он начинает реформироваться (это происходило перед Французской революцией). Здесь серьезных попыток реформирования не было, но, возможно, совершенно негибкий до этого режим мог не выдержать даже декоративных шагов.

Относительно недостаточной решительности можно сравнить сирийскую ситуацию с афганской. Там по настоятельным советам американцев был сформирован дееспособный корпус, который должен был стать главной военной опорой режима после ухода американцев. Командный состав подбирали по меритократическому принципу. Этот корпус дополняли традиционные для Афганистана местные силовые структуры, связанные с региональными авторитетами. Конструкция выглядела убедительной, но способствовала только тому, что реальное сопротивление продолжалось несколько дольше, чем в Сирии, где все развалилось сразу после начала наступления вооруженной оппозиции на Алеппо. На штыках сидеть долгое время нельзя.

Все это не означает, что Асад не виноват (как и Николай II внес немалый вклад в катастрофу российской монархии). Просто реальная ситуация часто сложнее, чем простые выводы.

Алексей Макаркин

BY Bunin & Co