“Каждый человек состоит из двух различных энергий: одна - психологическая, другая - механическая. Механическая составляющая - это тело, психологическая - это мозг. С нашими женами, поскольку они сиамские близнецы, природа сыграла такую шутку - распределила эти различные, но не разделенные энергии особым образом. А именно - мою жену наделила психологическими свойствами, а твою - механическими”

Что же означает столь путаное объяснение? Очень просто - когда супруга силача, хочет, чтоб муж её поцеловал, тот целует жену Тото. Однако, как нетрудно догадаться, ревнивый свояк вовсе не собирается позволять Марки целовать свою “половинку”, когда жене Тото захочется любви. Такая, понимаешь, ди-хо-то-мать-её…

И вот, когда уже сам Нечистый, наслушавшись этих ужасов, готов помиловать Тото, тем самым повторяя финальный сюжетный ход “Тото и королей Рима” и сохраняя фильм в уютном русле неореалистических комедий, Бельфегор достаёт из рукава козырь, который спутывает все карты - и рассказывает о том, как однажды Тото, прикинувшись буйнопомешанным, стал виновником похищения ни в чем не повинного человека.

Мы и так увлеклись пересказом (за что просим прощения у милосердного читателя), а посему наложим печать молчания на эту девятиминутную сцену, пылающее безумие которой (отдающее посттравматическим расстройством, заработанным, скорее всего, совсем не в партизанских боях) умудряется оставить далеко позади даже культовую сцену сумашествия Луи де Фюнеса в “Оскаре”, а заодно ещё и предвосхищает эпизод с фарфоровыми статуэтками из “Догвилля”.

Однако отметим, что именно здесь вскрывается по-настоящему дьявольская изнанка Антонио Марки, который оказывается вовсе не тем потешным неудачником, за которого выдавал себя весь фильм, тем самым превращая “Тото в аду” в прото-вариант “комедии по-итальянски” с её обязательным отрицательным персонажем в главной роли.

Именно здесь, измывающийся над своими соседями Тото даёт узнать свою истинную суть - это инфернальный хохмогон-забияка Арлекин, сбежавший на спектакль комедии дель арте с Дикой охоты Одина в пылающем костюме, с заплатами из черной, обуглившейся кожи, с вышедшим наружу мозгом в виде шутовского колпака, звенящего бубенцами безумия! Не “Арлекин” с детского утренника, но повелитель бесов Аликино, которого можно встретить в XXI песне “Ада” Данте, где итальянского классика защищает от насмешливого демона сам Вергилий…

Впрочем, нагнав жути и едва не уморив зрителя смехом, в последнюю минуту “Тото в аду” всё же смягчает своё сердце и прощается с нами мнимо-безобидным метатекстуальным поцелуем - всё это, оказывается, было лишь киносновидением, а не пришествием апокалипсиса прямиком в этот мир с экрана вашего монитора.

Однако даже в таком обрамлении, эта история останется в сердцах всех, кто стал её свидетелем, страшным напоминанием - каждый из нас носит свой ад в себе, а Страшный Суд есть ни что иное, как внутренний суд совести, который каждый чинит над собой самостоятельно, без лишних глаз.

На прощание стоит упомянуть, что “Тото в аду” в каком-то смысле представляет собой “Небо над Берлином” наоборот (конечно же наоборот, конечно…) - как вы могли догадаться по скриншотам, сцены на земле здесь выполнены в черно-белой гамме, а инферно пылает всеми оттенками сэкономленной цветной пленки.

Любителям же хардкорного европейского зомбисплоитейшена будет любопытно, что в качестве одного из сценаристов здесь выступил будущий режиссер “Города живых мертвецов”, классик джалло и главный могильщик итальянского кино Лючио Фульчи, чьей цитатой, вполне соответствующей духу фильма, мы и завершим этот затянувшийся обзор (ведь любой кинематографист знает, что настоящий ад происходит за кадром, втайне от зрителя):

"Я не хотел быть режиссером, я хотел быть только сценаристом. Фактически, я отказался снимать "Тото отправляется в ад" несколькими годами ранее. Я не хотел делать фильмы с Тото, но в то время я женился и нуждался в деньгах…"

#кино_по_итальянски