tgoop.com/CineC_42/401
Last Update:
Смех – удел глупцов!
Или вы не согласны с Хорхе Бургосским в том, что «нельзя смеяться над тем, что не подлежит осмеянию»?
Мы вот на стороне Вильгельма Баскервильского – «Смех – удел человека».
А черный юмор – удел мыслящего человека!
Главный научный хит о природе смеха сформулировал когда-то Михаил Бахтин - он предложил философско-культурологическую концепцию смеха.
Размышляя о текстах Франсуа Рабле, философ писал, что смех способен перенести человека в мир карнавальной утопии, на время выдернуть его из обыденности. Смех позволяет перевернуть с ног на голову то, что страшит человека, дает возможность вскрыть противоречия и обнажить неочевидные социальные конфликты.
Карнавальный смех – всенароден, он направлен на всё и вся, у него нет запретных тем.
Возможно, есть в модернистском черном юморе народная карнавальность средневековой смеховой культуры. Он тоже переворачивает все вверх тормашками и срывает завесу всего страшного, в том числе и в нас самих.
Бахтин выделял три формы в структуре смеховой культуры: обрядово-зрелищная, словесные произведения и фамильярная речь.
Звучит сложно, но давайте посмотрим на эти формы на примере «Плохого Санты», а там авось и до Рабле дорастем.
Сама традиция встречи с Сантой в торговых центрах и ярмарках явно не отличается серьезностью рождественской службы и, пожалуй, уничтожает сакральность веры в чудо, а образ вдрызг пьяного и обмочившегося Санты, выслушивающего детские хотелки– это точно мир вверх дном, кромешный юмор. Снижение, профанация и шутовское развенчание кока-кольной идиллии, как непрестанные перемещения верха и низа средневекового карнавала, о которых писал Бахтин.
Под словесными произведениями он имел ввиду в том числе "parodia sacra" – произведения выворачивающие наизнанку священные тексты, например, как "Вечеря Киприана", в которой, пиршествуя, Ева поедает ребро, а Иуда раздает всем поцелуи. Конечно, «Плохой Санта» не оммаж священным текстам, но карнавальная пародия. Один из продюсеров картины Боб Вайнштейн говорил, что, прочтя сценарий, подумал: «Это было самое отвратительное, мерзкое, женоненавистническое, антирождественское, антидетское, что мы только могли себе представить». Как это было не купить. Но, как и средневековые "parodia sacra", - пародия не просто отрицает. Отрицая, она одновременно возрождает и обновляет.
Ругательств в фильме много, а уж в переводе Гоблина – это почти «песнь русского мата». Есть что-то освобождающее в рождественской брани, как в смеховых культах, о которых пишет Бахтин, высмеивавших и срамословивших божество.
А еще Бахтин писал, что «Каждая эпоха мировой истории имела свое отражение в народной культуре. Всегда, во все эпохи прошлого, существовала площадь со смеющимся на ней народом». Теперь – черные комедии одна из наших площадей.
Перебор? Давайте посмотрим и обсудим!
P.S. А если интересно как связаны «Имя розы» Умберто Эко, Франсуа Рабле и Михаил Бахтин, читайте профессора
Д. Бакстера. Не Шерлок Холмсом едины.
BY Клуб 42
Share with your friend now:
tgoop.com/CineC_42/401