Любая модернизация оборачивается вестернизацией

Среди теоретиков модернизации сейчас доминирует точка зрения, что экономическое развитие под влиянием капитализма и рынка не обязательно должно вести к вестернизации.

Сейчас читаю книгу профессора Калифорнийского университета Дипака Лала. Он пишет, что европейцы помимо капитализма несли с собой то что он называет «космологическими ориентирами». Это определенный набор убеждений и верований, составлявших основу западного мировоззрения. Например, индивидуализм. Однако Дал считает, что капитализм вполне может обходиться без трансплантации западных ценностей. Как он говорит, многим странам нужна не вестернизация, а модернизация. И, вообще, посмотрите на Китай или Японию.

Этот взгляд дополняет концепция критика идеи «модернизации как вестернизации» Шмуэля Айзенштадта: «множественные модели современности» (multiple modernities). Он отвергал идею от том, что страны движутся одним путем по дороге вестернизации, а скорее создают свою уникальную модель современности со своими культурными особенностями.

Однако я придерживаюсь мнения, что экономическая трансформация, запущенная становлением капитализма на глобальном уровне, ведет все страны по одному магистральному пути. Сохранить культурные особенности, которые присущи, например, традиционным обществам в этих условиях — практически невозможно. Сила капитализма — в перманентном творческом разрушении, постоянном обновлении и динамике, которые сопровождаются ростом уровня благосостояния общества. Под его воздействием все страны испытывают схожие последствия: либерализация нравов, потребность в демократизации и падение религиозности, что доказал Рональд Инглхарт. Об этом говорит пример Саудовской Аравии, где — что было немыслимо каких-то несколько десятков лет назад — женщины получают все больше прав, и становится возможной религиозная терпимость.

Но самый лучший пример — это СССР. Да, это была административная экономика, но работала она во многом благодаря технологиям, произведённых в капиталистических странах. Да и сама идея СССР стала возможной как продукт интеллектуального развития Запада. Консервативная модернизация, как ее назвал профессор Анатолий Вишневский, чудовищными усилиями заставила страну осуществить масштабную индустриализацию и урбанизацию. Выполнив свою жестокую миссию, этот проект умер, страна перешла на рыночные рельсы, а население — по большей части именно русские — усвоили ценности, характерные для западных народов.

Либерализующий и унифицирующий импульс запущенной капитализмом модернизации можно сдерживать чисто политическими мерами, но он постепенно будет пробивать себе дорогу наверх. Поэтому убеждение Лала, что вестернизации можно избежать — ложно. Любая модернизация в итоге оборачивается вестернизацией. Вопрос лишь в скорости этого процесса.

Лал, Д. (2009). Возвращение" невидимой руки. Актуальность классического либерализма в XXI веке".

А.Т.

#комментарий

🔹Подпишись на Political Animals

Недавно оказался на каналах двух российских эмигрантов левых взглядов. Живут в Европе. И у них встретил такие тейки:

▪️Экономическая стагнация — это хорошо. Поэтому Европе не грозит звериный оскал американского капитализма/неолиберализма. Будет где развернуться социализму с европейской спецификой!

▪️ЕС должен трансформироваться в Soviet European Union (Советский Европейский Союз). Да, так и написали.

Я думал такое можно встретить только в пропаганде или анекдотах. Но нет.

А.Т.

#комментарий

🔹Подпишись на Political Animals

Тут интересна логика. Левые считают, что социализм хорош для социальной справедливости, то есть помощи всем угнетенным. Экономический рост создает неравенство и рушит эту справедливость. Ergo, экономический рост — плохо.

Здесь они солидарны с реакционерами и консерваторами вроде Патрика Денина.

Другие левые считают, что экономический рост — это хорошо, но его плодами должны пользоваться все, а не только богатые. Неравенство должно быть сведено к минимуму. На самом деле, рост приносит выгоду всем, но левые так не считают.

Короче говоря, современные левые на Западе хотят создать неподвижную социально-экономическую структуру, основной целью которой будет перераспределение доходов от угнетателей (капиталистов и белых) к разного рода угнетенным (уже не рабочий класс, а разные меньшинства). Этого можно добиться только через сильный контроль государства или надгосударственных структур над обществом и экономикой. Поэтому им мила идея Евросовка.

Однако они не задаются вопросом откуда будут браться деньги на этот праздник жизни. Такое ощущение, что они верят в существование нескончаемого источника европейского благоденствия и что он никуда не денется. Или, наоборот, они хотят, чтобы благоденствие закончилось и пришла эпоха централизованного руководства экономикой. Эта идея популярна у зеленых.

Если они будут пытаться реализовывать свои идеи на практике, то фашизм может наступить как backlash. Однако надо помнить, что фашизм содержит многие постулаты социализма.

Фашизм и социализм — это реакция масс (и интеллигенции!) на нестабильность и неустойчивость окружающего мира, движимого взрывными технологическими и экономическими преобразованиями. Да, и рыночной конкуренцией. Фашизм и социализм одинаково опасны. Оба реакционны по своей сути.

Но проблема в том, что современные левые нацепили на себя нимб святых и теперь прочно ассоциируются с чем-то хорошим и правильным: борются против несправедливости и неравенства. Современные же правые, собственными стараниями и стараниями левых, превратились в нечто постыдное. Их клеймят как ненавистников всего человеческого. Поэтому моральный авторитет левых на их фоне достаточно высок в общественном сознании.

На самом деле их взгляды утопичны и оторванны от реального мира. Они благими намерениями выстилают дорогу в ад. Однако надо обязательно помнить, что их коллеги из радикального правого лагеря ничем не лучше.

А.Т.

#комментарий

🔹Подпишись на Political Animals

Сейчас в Сирии разворачивается настоящая резня: убивают алавитов, христиан и тех, кого новая власть считает врагами. Поэтому важно понять, зачем она идёт на столь непопулярные и жестокие меры.

Важное: не принять, а понять логику действий.

▪️Во-первых, алавиты в глазах остальных компрометированы тем, что они считаются пособниками режима Асада. Многие из них не поддерживали диктатора, но изменить мнение противоположной стороны они не могли. Они понимали, что в случае падения режима Асада их ждет бойня, поэтому и поддерживали его. Она и случилась. Хотя когда Асад бежал, они радовались вместе со всеми. Возможно, они стремились солидаризоваться с остальными, чтобы отвести от себя будущий гнев.

Более того, алавиты были меньшинством, контролировавшим разведку, ключевые посты в правительстве и экономику. Поэтому среди большинства суннитов к ним могла накопиться злоба и ненависть.

▪️Во-вторых, любая резня — это крайне трудозатратное дело. В политической науке считается, что на такие шаги в отношении противников государство идет, когда оно не может точечно устранить главные источники угроз. Нехватка информации становится причиной того, что вместо точечных ударов, государство или другие вооруженные группы устраивают жестокое кровопролитие в отношении всех членов враждебной фракции. Например, как это делал режим Сухарто против коммунистов в Индонезии. Однако в Сирии этот фактор скорее играет второстепенную роль по сравнению с первым.

P.S. Напишу отдельно: никакого оправдания тому, что делают эти люди нет. Это зло в чистом виде.

А.Т.

#комментарий

🔹Подпишись на Political Animals

Культурные войны за права человека. Как Кремль оставил Запад в меньшинстве

Есть такое понятие как «права человека». Его появлению предшествовали разные события: Французская революция и Война за независимость в Америке. В итоге окончательную форму они обрели во Всеобщей декларации прав человека в 1948 году.

С тех самых пор шли ожесточенные дебаты по поводу содержания этой концепции. Однако всеобщим признанием пользовалась универсалистская трактовка. Но с наступлением эпохи культурных войн все резко поменялось.

И здесь на сцену выходит Россия. Её дипломаты в сотрудничестве с РПЦ пытались добиться пересмотра содержания концепции прав человека с позиции «традиционных ценностей». И добились многого, на самом деле. Им удалось расколоть страны на две группы:

▪️Универсалисты

▪️Контекстуалисты

В первой команде играют сторонники универсальной трактовки прав человека. Их содержание не зависит от культуры конкретной страны. Во второй играют те, кто считает, что содержание этого понятия целиком и полностью обусловлено культурными особенностями. Поэтому западные страны не могут распространять свою трактовку на всех остальных.

Россия, как вы уже поняли, целенаправленно продвигала контекстуалистскую интерпретацию. И не просто продвигала, а добилась того, что именно она стала пользоваться наибольшей поддержкой.

Как это произошло?

Российским дипломатам удалось добиться легитимации этой трактовки на площадках двух организаций:

📍Совет ООН по правам человека ( СПЧ ООН)

📍Парламентская Ассамблея Совета Европы (ПАСЕ)

В рамках первого института российские дипломаты как Василий Лощинин, который был представителем РФ при СПЧ ООН, добились принятия ряда резолюций (12/21, 16/3 и 26/11), акцентирующих важность «традиционных ценностей» при интерпретации и толковании прав человека. Эти резолюции были приняты при поддержке стран Глобального юга, где ключевую роль сыграли исламские и африканские государства. Этими действиями РФ привлекла внимание многих акторов, включая консервативных групп на Западе, которые увидели в РФ своего союзника. Более того, как пишет Дмитрий Узланер, благодаря этим действиям эти акторы стали видеть в РФ лидера консервативной повестки на международном уровне.

Но самое важное, что удалось добиться России в СПЧ ООН — это делегитимизация универсалистской трактовки прав как общепринятой. Теперь именно контекстуалистская интерпретация стала пользоваться всеобщим признанием вопреки протестам западных стран.

В ПАСЕ происходило нечто подобное, но с меньшим успехом. Российские дипломаты подвергали критике практику ювенальной юстиции через защиту прав семьи и предлагали усилить контроль над интернетом. В ПАСЕ за это отвечал Роберт Шлегель, бывший функционер движения «Наши» и бывший депутат ГД. Однако членство РФ в ПАСЕ в 2014 было приостановлено и никаких особых результатов больше достичь не удалось.

В общем, российские власти усиленно продавливают повестку традиционных ценностей не только внутри страны, но и зарубежом. Более того, их усилия нашли значительную поддержку среди стран Глобального юга и консервативных деятелей на Западе, оставив западные государства в меньшинстве.

Stoeckl, K., & Uzlaner, D. (2022). The moralist international: Russia in the global culture wars. Fordham University Press.

А.Т.

#комментарий

🔹Подпишись на Political Animals

Коллеги из издательства Individuum попросили нас рассказать про презентацию книги ираниста Никиты Смагина в Шанинке. Публикуем их анонс ⬇️

Презентация книги Никиты Смагина «Всем Иран. Парадоксы жизни в автократии под санкциями»

11 марта в библиотеке Шанинки состоится презентация книги Никиты Смагина «Всем Иран. Парадоксы жизни в автократии под санкциями», вышедшей в издательстве Individuum.

Книга представляет собой исследование современного Ирана, основанное на личном опыте автора, прожившего в стране несколько лет. Никита Смагин, будучи журналистом и политическим аналитиком, сочетает элементы публицистического и научного подхода — он раскрывает самые сложные и, несомненно, противоречивые аспекты жизни иранского общества.

«Всем Иран» предлагает уникальный для российского читателя взгляд на повседневность современного Ирана и его граждан — включая студентов, музыкантов, журналистов и дипломатов. Автор убедительно рассуждает о том, как эти группы взаимодействуют с государственными институтами и как они адаптируются к социально-политическим условиям, которые трудно встретить где-либо за пределами Ирана. Так, Никита Смагин подчеркивает, что Иран — это самобытная страна, которая не поддается простым сравнениям или стереотипным представлениям. Как тогда можно рассуждать об Иране, не сводя его опыт к упрощениям и не обобщая? 

Событие пройдет в рамках презентации новой программы бакалавриата «Востоковедение и африканистика» в Шанинке, которая готовит специалистов, ориентирующихся в актуальной политике, культуре, истории, социальной динамике азиатских и африканских стран, а также имеющих фундаментальную подготовку в области современных гуманитарных наук — в том числе постколониальных исследованиях, критической теории, политической философии.

Вход свободный, по регистрации.

#анонс

🔹Подпишись на Political Animals

Есть ли альтернативы государству всеобщего благосостояния?

В политической философии издавна ведутся споры по поводу прав отдельного человека и государства. Считается, что государство и коллектив оперируют совершенно иными нормами морали, которые нельзя оценивать с точки зрения индивида. Самый яркий пример — это мораль государя Макиавелли и «государства всеобщего благосостояния» (welfare state).

Идея государства имеет надындивидуальный характер. Допускается, что оно имеет право нарушать и отчуждать права индивида во имя общего блага или во имя социальной справедливости. Как оно отчуждает? Например, через налоги.

У либертарианца Дэна Моллера увидел крайне интересную попытку построить справедливое общество, в котором руководящим принципом будет не общее благо, а «межличностная мораль» (interpersonal morality). То есть Моллер хочет построить фундамент государства на морали, которой руководствуются люди в отношении друг друга в повседневных ситуациях. Этот проект он называет «умеренным либертарианским государством» (moderate libertarian state).

Важная оговорка: Моллер не принадлежит к крылу радикальных либертарианцев. Он признает важность таких понятий и проблем как бедность и социальная справедливость, и потребность их решать, а абсолютность прав человека он отвергает.

Итак, как будет работать этика, предлагаемая Моллером?

Первое, что он делает, он задает вопрос: когда и при каких обстоятельствах будет справедливо отобрать у человека деньги или собственность во имя общего блага или блага другого члена общества?

Он предлагает взглянуть эту проблему через следующий кейс: к вашей голове приставили пистолет и говорят вам влезть в дом соседа и вынести оттуда определенную сумму из сейфа. Будет ли оправдан ваш поступок, даже если сосед против? Да, безусловно. На кону стоит ваша жизнь. То же самое относится и к ситуации экстренной помощи: если жизнь гражданина под угрозой, то государственная система здравоохранения обязана ему помочь за счет денег других налогоплательщиков.

Ок, а если вы, скажем, подойдете к соседу и скажете, что ваша машина сломалась, поэтому вы забираете себе его автомобиль? Нет, это ненормально. Вашей жизни ничего не угрожает. Аналогичным образом государство всеобщего благосостояния осуществляет трансфер средств тем граждан, кто в этой помощи не нуждается так остро. Поэтому его действия не имеют оправдания.

В связи с этим он предлагает создать нечто вроде порогового значения (threshold), на основе которого будет определяться справедливость перераспределения средств другому члену общества (на графике показано как это теоретически выглядит).

Однако Моллер — либертарианец, поэтому, хоть он и допускает нарушения прав, но при этом делает акцент на «возмещении ущерба» индивиду от их отчуждения.

Как это можно сделать? Он предлагает такую категоризацию способов под термином «остаточные обязательства» (residual obligations); например, человек может полностью или частично возместить ущерб; показать, что его действия были продиктованы отчаянным положением, а не стремлением улучшить свое и так хорошее положение.

Короче говоря, Моллер говорит, что да, права могут нарушаться, но только при условии возмещения урона или морального оправдания нарушения из-за крайне бедственного положения другого человека. От социалки отказываться не надо, но надо свести ее к минимиму для помощи тем, кто действительно в ней нуждается. Это и будет умеренным либертарианским государством, построенным на межличностной морали, а не примате коллективного блага.

Moller, D. (2018). Governing least: a New England libertarianism. Oxford University Press.

А.Т.

#комментарий

🔹Подпишись на Political Animals

Об этническом федерализме

Нахожусь в процессе написания бонусного поста из цикла статей о федерализме в России. Перечитываю старые источники и знакомлюсь с новыми — и в очередной раз фиксирую для себя, насколько неустойчивыми являются этнические федерации, то есть федеративные государства, в которых организация регионов основана на этничности.

Возьмем для примера Югославию, СССР и Чехословакию — хотя эти государства являлись федерациями лишь формально, в период демократизации в них проснулись федеративные институты. Единство этих стран держалось на всепроникающей вертикали правящих коммунистических партий — без этого элемента модель оказалась нежизнеспособной.

Можно вспомнить случай Эфиопии, так же этнофедерации и партийного авторитарного режима, где на фоне политических изменений в 2020 году случилась гражданская война. Также, этнический федерализм не прошел проверку временем в Эфиопии-Эритрее (1952-1962), Нигерии (1960-1967), Малайзии (1963-1965), Пакистане (1947-1971), Государственном Союзе Сербии и Черногории (2003-2006) — во всех этих случаях либо случилось переформатирование государственно-территориального устройства, либо распад государства с разными последствиями.

Из относительно успешных случаев построения устойчивого этнического федерализма можно вспомнить лишь полтора: Бельгию да Боснию и Герцеговину. Но здесь нужно помнить об исключительно удачных условиях существования той же Бельгии: высокая степень экономического развития, интеграция во множество международных структур, стабильные институты либеральной демократии и правопорядка. Что, правда, не мешает сепаратистским силам в этой стране иметь существенный уровень поддержки. БиГ же присутствует на мировой карте лишь около 30 лет, а суверенитет этого государства ограничен Дейтонскими соглашениями. При этом, в Боснии и Герцеговине регулярно происходят конфликты между разными уровнями власти (из последнего), а столь нужные для развития реформы стопорятся — так что перспективы существования этой страны пока весьма туманные.

В чем же заключаются причины нестабильности этнофедераций? Региональные элиты получают в свои руки серьезный рычаг давления на федеральный центр — угрозу сепаратизма и этнического конфликта. Также, многие этнофедерации возникали в условиях, которые в целом не способствовали политической стабильности — в бывших колониях со всеми вытекающими последствиями или в социалистических государствах, которые являлись федерациями лишь на словах.

Увы, как пишет политолог Лиам Андерсон, «cуществует только две институциональные альтернативы этнофедерализму в качестве средства решения проблемы управления территориально сконцентрированными этническими меньшинствами (по крайней мере, демократическим путем). Первая — унитаризм, при котором власть централизована и, предположительно, контролируется группой [этнического] большинства. Второй — некая форма федеративного устройства, при которой географическое расселение этнических групп не имеет значения для определения границ субнациональных единиц. Однако для того, чтобы привести аргументы в пользу альтернатив, необходимо доказать два факта: во-первых, что альтернатива имеет реальные шансы быть принятой; и, во-вторых, что выбранная институциональная альтернатива могла бы быть лучше, чем этнофедерализм».

(Я бы, правда, добавил сюда третий — смешанные федерации, где регионы организованы по разным признакам).

То есть этнические федерации зачастую являются следствием хрупкого негативного равновесия — компромисса интересов между разными сторонами, который в итоге никого не устраивает. А успешность альтернатив и реалистичность их выбора также оказываются под вопросом.

Игра в диктатора. Какие народы действуют более справедливо в отношении других?

Представьте, что вам дали определеную сумму денег. Просто так. Однако вам говорят, что у вас есть возможность поделиться с другим человеком. Ему не так повезло, как вам, и денег ему не дали. Кроме того, вы его не знаете и не видите.

Как вы поступите? Поделитесь? Если да, то сколько денег готовы дать?

Американские антропологи провели такой эксперимент среди разных этнических групп. Они хотели проверить, насколько сильно будут отличаться реакции игроков с разным культурным бэкграундом.

Мы привыкли представлять Америку страной победившего капитализма и погони за прибылью. Там человек человеку волк, а социализм — ругательное слово.

Но, как оказалось, американские участники эксперимента отдавали ровно половину той суммы, которую они получали от организаторов игры. Так поступали не только американцы, но и другие жители западных стран. Что не скажешь о представителях незападных этносов, где большинство устойчиво оставляло большую часть суммы себе. Например, члены африканского племени хадза давали другому человеку в среднем 25% от полученной суммы. И такое поведение скорее норма, чем исключение. Хотя они тоже есть, как это показывает пример жителей города Аккра в Гане.

Что может объяснить столь яркие различия в поведении жителей западных и ряда незападных стран?

Два фактора:

▪️Вовлеченность в рынки

▪️Распространенность универсалистских религий

Первый фактор создавал среду, где люди активно взаимодействовали и сотрудничали. Это повышало уровень доверия участников рыночного обмена к друг другу. Данный вывод подтверждает исследование, посвящённое изучению воздействия рыночных механизмов на социальное поведение людей на примере народа оромо в Эфиопии. Однако чем меньше степень вовлеченности этноса в рыночную торговлю, тем меньше его желание делиться деньгами в игре в диктатора. Например, народ хадза, чье участие в рыночном обмене равняется нулю, показывал наименьшее желание делиться деньгами в игре в диктатора.

А мораль универсалистских религий способствовала выработке норм, преодолевающих границы между разными народами и этносами. Это помогало установить отношения с различными группами населения поверх клановых барьеров, что оказало влияние на необходимость справедливых поступков в отношении других. Подобная мотивация оказывала влияние на решение участников какой суммой поделиться с другим игроком.

Учитывая, что сейчас людям нужно гораздо меньше взаимодействовать с другими людьми для приобретения товаров (да и в целом образ жизни каждого становится все изолированнее друг от друга, а влияние универсалистских религий снижается), интересно какое воздействие это окажет на уровень доверия и чувство справедливости в будущем.

Heine, S. J. (2020). Cultural psychology: Fourth international student edition. WW Norton & company.

А.Т.

#кратко

🔹Подпишись на Political Animals

Кто хочет стать миллионером? Анализ действий зала во время помощи участникам на примере разных стран

Я углубился немного дальше в изучение разного рода кросс-культурных психологических экспериментов и набрёл на анализ известной игры «Кто хочет стать миллионером?» от психологов Рома и Ори Брафман. Как известно, в неё играли в разных странах. И культурный контекст удивительным образом сказывался на поведении участников.

Мы рассмотрим три страны:

▪️Франция

▪️США

▪️Россия

Так вот, во время игры участник, если он попал в затруднение, мог воспользоваться такой функцией как «помощь зала». И положиться на их знания или интуицию

Однако аудитория везде проявляла разные паттерны поведения. Например, во Франции, когда участник попросил помощи по поводу простого вопроса, то аудитория намеренно дала ему неправильный ответ. Почему? Потому что она сочла игрока недостойным победы из-за его, простите, тупости.

В США аудитория, независимо от уровня интеллекта участника, почти всегда даст ему правильный ответ. И данные показывают, что в 90% случаев помощь зала оказывалась верной.

Что касается России, то тут все иначе: в подавляющем большинстве случаев аудитория старалась намеренно дать неправильный ответ. Получив эти данные, ученые обратились за помощью к известному специалисту по русской истории Джеффри Хоскингу. Он интерпретировал эти данные через призму «уравниловки», характерной для крестьянского мышления. Русские крестьяне — даже после того как они переехали в города в рамках советской индустриализации и урбанизации — сохранили эту модель поведения. Она заключалась в том, чтобы поддерживать равенство и взаимовыручку среди всех членов общины. Поэтому любые попытки выделиться — богатством, например — вели к осуждению. Это нарушало баланс внутри группы и угрожало её распадом.

И этот пережиток, по мнению Хоскинга, сохранился до сих пор, что показывают результаты игры. Материальное богатство в русской культуре в большинстве случаев осуждалось в отличии, например, от американской, где оно прославлялось. Поэтому зрители из России саботировали попытки участников заполучить желаемый выигрыш.

Однако, несмотря на то что этот пережиток коллективистской культуры до сих пор сохранился (давайте не будем забывать, что Россия менее, чем сто лет назад начала становиться по-настоящему городской страной), он должен вскоре исчезнуть. На мой взгляд прошло слишком мало времени, чтобы Россия могла переварить крестьянское прошлое.

Brafman, O., & Brafman, R. (2008). Sway: The irresistible pull of irrational behavior. Crown Currency.

А.Т.

#комментарий

🔹Подпишись на Political Animals

Почему американская академия придерживается преимущественно левых взглядов?

Хочу дополнить пост коллеги.

4 марта президент США Дональд Трамп опубликовал сообщение в соцсетях, пригрозив лишить финансирования университеты, поддерживающие пропалестинские протесты, а активистов — депортировать из страны. Трамп вообще неприязненно настроен к американским высшим заведениям из-за левого активизма. Но здесь он продолжает славную американскую традицию антиинтеллектуализма.

Не секрет, что в основном Палестину, как воукизм поддерживают американские левые. И значительная часть приходится на студентов и профессорско-преподавательский состав. На самом деле американская академия — как и западная в целом — с XX века придерживается левых взглядов. Это не баг, а фича.

Почему?

Объяснение предложил политолог Сеймур Мартин Липсет. На мой взгляд весьма точно определяет причину популярности левых взглядов в американских университетах.

Как пишет Липсет, согласно различным социологическим опросам, симпатии к левым взглядам (поддержку Демократической партии, движений за права человека, расовых меньшинств) устойчиво демонстрировали интеллектуалы из университетов и представители творческих профессий (актеры, журналисты, писатели).

Главная причина состоит в том, как пишет Липсет, в том, что университетский интеллектуал — это человек, который чувствует себя некомфортно в реальном мире. Это метафизический аутист, чьи морально-этические убеждения входят в противоречие с действительностью капиталистического мира. Он презирает предпринимателей и тех, кто успешно реализует себя в условиях рынка, так как они умеют подстраиваться под вкусы и ценности общества, и извлекать из этого выгоду. С точки зрения интеллектуала — это унижение собственного достоинства.

Собственно, сами левые это открыто признают. С одной стороны, Карл Маркс сказал, что задача философии заключается не в том, чтобы объяснить мир, а в том, чтобы его изменить. С другой стороны, другой видный интеллектуал Роберт Кокс выделил два подхода во взаимодействию с реальностью. Один он назвал теорией решения задач (problem solving theory), а другой — критической теорией (critical theory). Сторонники второго подхода интересуются тем, как этот порядок вещей появился на свет и при каких условиях его можно изменить. Этого подхода как раз и придерживаются левые.

Правых с натяжкой можно отнести к первой группе , к реалистам, хотя на самом деле большинство из них также живут в воображаемом, якобы реальном мире. Однако есть ключевое отличие от левых: они не хотят ничего менять, им комфортно в текущих условиях. Или же они хотят вернуться назад в прошлое.

В Америке сложилась парадоксальная ситуация: университеты выпускают идеологически заряженных людей, настроенных на то, чтобы менять реальность в соответствии со своими убеждениями. Однако текущая действительность Америки — это общество, в основе которого лежит дух свободы и предпринимательства. Соответственно, нынешние выпускники американских колледжей априори считают это устройство общества неправильным и несправедливым. Его удобнее всего атаковать с левых позиций, а не правых.

В этом положении нет ничего удивительного: задача университетов, особенно гуманитарных и социально-политических факультетов, оспаривать статус-кво и критически осмысливать реальность. Левые просто делают то что должны делать в этих условиях.

Можно ли как-то это изменить?

Да. Для этого консерваторам нужно создавать новые университеты, которые вместо критиков будут готовить защитников текущего политического и экономического порядка. И многие это уже осознают. Здесь примером послужит Университет Остина в штате Техас. Его недавно основали консервативные мыслители вроде Ниала Фергюсона. Они могут перехватить влияние более старых университетов и колледжей.

А.Т.

#комментарий

🔹Подпишись на Political Animals

Столкновение секуляристов и религиозных фундаменталистов

Мне с некоторых пор интересует проблема, которую можно охарактеризовать как «конкурентноспособность образов жизни». Мы наблюдаем повсеместное падение рождаемости и упадок социальной солидарности среди жителей западных стран. Это проявляется как в отрицании собственных ценностей и исторического пути, так и в изменении демографического состава населения под воздействием миграции и внутренних факторов.

На фоне всех этих процессов наблюдается один очень интересный тренд: консервативные религиозные деноминации не только сохраняют высокие темпы рождаемости, но и сохраняют свои религиозные убеждения в секуляризованном мире на фоне более либеральных коллег.

Западные общества, где сейчас доминируют постматериальные ценности, с одной стороны, дают больше возможностей для индивидуальной свободы и развития человека, а с другой, не могут обеспечить устойчивое воспроизводство носителей этих взглядов. Это дает повод говорить о том, что в недалеком будущем они станут терять позиции и уступать в численности более консервативным и религиозным группам. Эта проблема сейчас, например, очень актуальна для Израиля, где консервативные ортодоксальные евреи скоро могут стать демографически доминирующей группой населения.

Я нашёл очень интересную книгу канадского профессора политологии Эрика Кауфманна. В ней он переосмысливает идею Самуэля Хантингтона о «столкновении цивилизаций», ставя на первое место демографию. Как говорит Кауфман, это столкновение будет иметь место не между цивилизациями, а между секуляристами и религиозными фундаменталистами. Именно здесь лежит ключевой водораздел, который определит будущее всего мира.

Сторонникам секулярного пути развития необходимо найти решение этой проблемы, иначе они просто останутся в меньшинстве.

Причем интересно, что этот вопрос давно обсуждается западными учеными и мыслителями, в то время как в России эта тема стала становиться актуальной только в последние годы.

А.Т.

#комментарий

🔹Подпишись на Political Animals