О Японии из Петербурга

Недавно один человек, с которым мы только познакомились, спросил, узнав о роде моих занятий: что есть такого в японской культуре, что заставляет меня не терять к ней интереса после стольких лет увлечения ей. Признаться, я не нашёлся сразу, что сказать, поскольку таких вещей очень много, а потому ответил в том ключе, что для меня важнее наводить мосты между культурами Японии и России. Но позже, готовясь к своей первой экскурсии по Эрмитажу, осознал одну из таких вещей. Читать гравюру эпохи Эдо, а не просто любоваться ей, — вот чему хотелось бы научиться.

Например, на этом триптихе Утагава Куниёси изображён легендарный китайский полководец Хань Синь, который проползает между ног рыночного хулигана. Этот эпизод, описанный Сыма Цянем в «Исторических записках», относится к молодым годам Хань Синя, когда он еще не стал выдающимся военачальником, а прозябал в бедности и безвестности в своем родном городке. Когда высокий и статный Хань Синь с мечом на поясе проходил по рынку, один местный хулиган стал его задирать и сказал: «Если ты не боишься смерти, пронзи меня своим мечом, а если ты трус, проползи между моих ног». После недолгих раздумий, Хань Синь выбрал второй вариант, за что стал объектом насмешек со стороны уличной публики.

Этот сюжет очень полюбился японским горожанам эпохи Эдо: его можно часто встретить на гравюрах или в фигурках нэцкэ. Обычно эта история трактуется просто: Хань Синь, зная себе цену, не стал растрачивать себя на мелочи, сохраняя своё достоинство для будущих великих дел. В то же время для японцев XIX века это мог быть просто забавный эпизод из жизни великого человека, который спускает его с небес на землю и над которым можно посмеяться — в этом смысле, возможно, не случаен выбор китайского, а не японского персонажа.

Есть и еще одно прочтение: возможно, фигура Хань Синя была популярна среди эдоских горожан потому, что он был примером человека, вышедшего из низов и достигших самых верхов власти — совсем как другой народный любимец Тоётоми Хидэёси. И тогда популярность Хань Синя становится выражением своего рода социального протеста японских горожан, недовольных своим положением и лелеющих надежду на перемены в будущем — ведь речь идёт о последних десятилетиях эпохи Эдо.

Таких примеров в искусстве Эдо масса, и они напоминают, сколь много мы (я) еще не знаем об образе мыслей японцев, живших по историческим меркам совсем еще недавно.

www.tgoop.com/ainumoshir/378

575 viewsOct 23, 2024 at 15:02

Недавно один человек, с которым мы только познакомились, спросил, узнав о роде моих занятий: что есть такого в японской культуре, что заставляет меня не терять к ней интереса после стольких лет увлечения ей. Признаться, я не нашёлся сразу, что сказать, поскольку таких вещей очень много, а потому ответил в том ключе, что для меня важнее наводить мосты между культурами Японии и России. Но позже, готовясь к своей первой экскурсии по Эрмитажу, осознал одну из таких вещей. Читать гравюру эпохи Эдо, а не просто любоваться ей, — вот чему хотелось бы научиться.

Например, на этом триптихе Утагава Куниёси изображён легендарный китайский полководец Хань Синь, который проползает между ног рыночного хулигана. Этот эпизод, описанный Сыма Цянем в «Исторических записках», относится к молодым годам Хань Синя, когда он еще не стал выдающимся военачальником, а прозябал в бедности и безвестности в своем родном городке. Когда высокий и статный Хань Синь с мечом на поясе проходил по рынку, один местный хулиган стал его задирать и сказал: «Если ты не боишься смерти, пронзи меня своим мечом, а если ты трус, проползи между моих ног». После недолгих раздумий, Хань Синь выбрал второй вариант, за что стал объектом насмешек со стороны уличной публики.

Этот сюжет очень полюбился японским горожанам эпохи Эдо: его можно часто встретить на гравюрах или в фигурках нэцкэ. Обычно эта история трактуется просто: Хань Синь, зная себе цену, не стал растрачивать себя на мелочи, сохраняя своё достоинство для будущих великих дел. В то же время для японцев XIX века это мог быть просто забавный эпизод из жизни великого человека, который спускает его с небес на землю и над которым можно посмеяться — в этом смысле, возможно, не случаен выбор китайского, а не японского персонажа.

Есть и еще одно прочтение: возможно, фигура Хань Синя была популярна среди эдоских горожан потому, что он был примером человека, вышедшего из низов и достигших самых верхов власти — совсем как другой народный любимец Тоётоми Хидэёси. И тогда популярность Хань Синя становится выражением своего рода социального протеста японских горожан, недовольных своим положением и лелеющих надежду на перемены в будущем — ведь речь идёт о последних десятилетиях эпохи Эдо.

Таких примеров в искусстве Эдо масса, и они напоминают, сколь много мы (я) еще не знаем об образе мыслей японцев, живших по историческим меркам совсем еще недавно.

BY О Японии из Петербурга