Александров.

Планировал сейчас очередную поездку в Петербург — город, где когда-то жил и который никогда не любил. И где по-прежнему бываю раз по 10 в год.

Каждая прогулка по Питеру у меня — как для историка античности совершить променад по Риму. Ты идешь по современному городу, но за каждым углом всплывает прошлое, которое иногда явственней настоящего.

Если выйти из вокзала, тут почти сразу же «Буквоед на Восстания». Он был одним из первых круглосуточных книжных, можно сюда было прийти в 5 утра, когда в кабаках закончились деньги, и читать до открытия метро. Кажется, «Циники» Мариенгофа я прочитал тут в захода четыре. А если деньги не закончились, можно было выйти из магазина и уехать на маршрутке в Финляндию. Если берешь с собой блок сигарет от водилы — пронести через таможню — билет на 200 рублей дешевле. До сих пор не знаю, зачем я и все эти люди туда ездили — сложно найти в мире место скучнее страны Суоми, но считалось прикольным привезти «Фэйри», кофе и сыр, потому что «финны ж для себя делают качественнее». Ну да, Хельсинки же знаменит своими кофейными плантациями.

Дальше шаверма на углу Невского и Литейного. Про нее Вася из группы «Кирпичи» пел, что «вкуснее, чем на Невском, я не ел нигде». Шаверма — это как нарезка селедки в Амстердаме, как торт Захер в Вене, как.. в общем, как для азиатских народов основа еды — рис, так для петербургского студента ключевым рационом являлось мясо в пите.
Если свернем на Литейный, мне нужно будет подмигнуть Мариинской больнице. Для большинства Мариинка в Питере — это «Щелкунчик» и опера, для меня — веселый индусский врач. Меня сюда после какой-то полуночной проверки маскулинности (я ее устроил себе сам и не прошел) привезли с отеком сетчатки. «Разбираешься в видах стекла? Ну там, матовое, закаленное.. в смысле нет? А из чего тебе муляж глаза делать, мне самому выбрать что ли?» — я был в ужасе, он хохотал. Глаз он мне спас кстати, так что я без претензий.

С Литейного в какой-то момент можно свернуть на Шпалерную. У меня нет про нее истории, но есть у Пелевина — каждый раз тут я представляю двух замерзших юнкеров, бодрящихся наркотиками, обсуждающих Рудольфа Штейнера и пытающихся не пропустить Ленина в Смольный (они пропустят, а рассказ «Хрустальный шар» — лучшее у автора. Если честно, все остальное у автора по сравнению с этим говно).

Телепортируемся на Гороховую. Тут рядом лежит на диване Илья Ильич Обломов, недалеко квартира Распутина, про которую говорят разное, а еще тут был ресторанчик «Кончита Бонита». Мне хотелось иметь место как в американских фильмах, где бы я мог говорить «мне как всегда». Как всегда вылилось в то, что иногда я приходил сюда днем, было еще закрыто, я стучал, мне открывал бармен после ночной смены, после чего он ложился «доспать» и говорил «можешь себе что-то налить сам у стойки, но не наглей, чтоб меня не уволили». Не менее важны кабаки, в которых я никогда не был. Например, «Сайгон» — но он мне важен не как место встреч бродских-довлатовых, а то, что отвечать на вопрос «не жалеешь ли ты о чем-то?» я научился как «только о том, что закрылся Сайгон и стал московским весь питерский рок».

Для ощущения остроты жизни прошвырнемся по кладбищам. Мое любимое — лютеранское на Ваське, где снимали первого «Брата». Сочетание склепов, саркофагов и фигур ангелов с общей поросшестью травой и запущенностью делает место идеальной декорацией для какого-то ужастика. Мой знакомый гот (гот! помните готов?) уверял, что он зовет сюда девушек на свидания в том числе сексуального характера. Врал, конечно — иначе бы по улицам ходили маленькие готы, а они все вымерли.

Есть конкретный звук, который у меня ассоциируется с Петербургом. В «Юбилейном» был рейв, я посреди ночи вышел курить, а ночь оказалась пасхальной. Сзади меня грохотал на весь стадион трек ATB - ecstasy, а передо мной около Князь-Владимирского собора шел крестный ход, со всеми соответствующими песнопениями. От этого всего было и ощущение неловкости, и странного, но и красоты.

Наверное, какие-то похожие ощущения Петербург вызывает у меня и до сих пор.

www.tgoop.com/aleksandrovpublic/19

626 viewsedited  Feb 8 at 06:53

Планировал сейчас очередную поездку в Петербург — город, где когда-то жил и который никогда не любил. И где по-прежнему бываю раз по 10 в год.

Каждая прогулка по Питеру у меня — как для историка античности совершить променад по Риму. Ты идешь по современному городу, но за каждым углом всплывает прошлое, которое иногда явственней настоящего.

Если выйти из вокзала, тут почти сразу же «Буквоед на Восстания». Он был одним из первых круглосуточных книжных, можно сюда было прийти в 5 утра, когда в кабаках закончились деньги, и читать до открытия метро. Кажется, «Циники» Мариенгофа я прочитал тут в захода четыре. А если деньги не закончились, можно было выйти из магазина и уехать на маршрутке в Финляндию. Если берешь с собой блок сигарет от водилы — пронести через таможню — билет на 200 рублей дешевле. До сих пор не знаю, зачем я и все эти люди туда ездили — сложно найти в мире место скучнее страны Суоми, но считалось прикольным привезти «Фэйри», кофе и сыр, потому что «финны ж для себя делают качественнее». Ну да, Хельсинки же знаменит своими кофейными плантациями.

Дальше шаверма на углу Невского и Литейного. Про нее Вася из группы «Кирпичи» пел, что «вкуснее, чем на Невском, я не ел нигде». Шаверма — это как нарезка селедки в Амстердаме, как торт Захер в Вене, как.. в общем, как для азиатских народов основа еды — рис, так для петербургского студента ключевым рационом являлось мясо в пите.
Если свернем на Литейный, мне нужно будет подмигнуть Мариинской больнице. Для большинства Мариинка в Питере — это «Щелкунчик» и опера, для меня — веселый индусский врач. Меня сюда после какой-то полуночной проверки маскулинности (я ее устроил себе сам и не прошел) привезли с отеком сетчатки. «Разбираешься в видах стекла? Ну там, матовое, закаленное.. в смысле нет? А из чего тебе муляж глаза делать, мне самому выбрать что ли?» — я был в ужасе, он хохотал. Глаз он мне спас кстати, так что я без претензий.

С Литейного в какой-то момент можно свернуть на Шпалерную. У меня нет про нее истории, но есть у Пелевина — каждый раз тут я представляю двух замерзших юнкеров, бодрящихся наркотиками, обсуждающих Рудольфа Штейнера и пытающихся не пропустить Ленина в Смольный (они пропустят, а рассказ «Хрустальный шар» — лучшее у автора. Если честно, все остальное у автора по сравнению с этим говно).

Телепортируемся на Гороховую. Тут рядом лежит на диване Илья Ильич Обломов, недалеко квартира Распутина, про которую говорят разное, а еще тут был ресторанчик «Кончита Бонита». Мне хотелось иметь место как в американских фильмах, где бы я мог говорить «мне как всегда». Как всегда вылилось в то, что иногда я приходил сюда днем, было еще закрыто, я стучал, мне открывал бармен после ночной смены, после чего он ложился «доспать» и говорил «можешь себе что-то налить сам у стойки, но не наглей, чтоб меня не уволили». Не менее важны кабаки, в которых я никогда не был. Например, «Сайгон» — но он мне важен не как место встреч бродских-довлатовых, а то, что отвечать на вопрос «не жалеешь ли ты о чем-то?» я научился как «только о том, что закрылся Сайгон и стал московским весь питерский рок».

Для ощущения остроты жизни прошвырнемся по кладбищам. Мое любимое — лютеранское на Ваське, где снимали первого «Брата». Сочетание склепов, саркофагов и фигур ангелов с общей поросшестью травой и запущенностью делает место идеальной декорацией для какого-то ужастика. Мой знакомый гот (гот! помните готов?) уверял, что он зовет сюда девушек на свидания в том числе сексуального характера. Врал, конечно — иначе бы по улицам ходили маленькие готы, а они все вымерли.

Есть конкретный звук, который у меня ассоциируется с Петербургом. В «Юбилейном» был рейв, я посреди ночи вышел курить, а ночь оказалась пасхальной. Сзади меня грохотал на весь стадион трек ATB - ecstasy, а передо мной около Князь-Владимирского собора шел крестный ход, со всеми соответствующими песнопениями. От этого всего было и ощущение неловкости, и странного, но и красоты.

Наверное, какие-то похожие ощущения Петербург вызывает у меня и до сих пор.

BY Александров.