Инна Дулькина. French Queens

Посмотрела сторис вечеринки на Патриках. Вернее, не на Патриках, а на Большой Никитской напротив консерватории. Там Москва – праздник, который всегда с тобой. Шампанское, ленты, шляпки и весь тротуар в конфетти.

– Как мы могли уехать из такого замечательного города?
– Совершенно непонятно!

Еще там танцевали под «У меня зима в сердце. На душе вьюга». Я как-то прослушала эту песню раз тридцать на репите, пока шла пешком зимой двадцать первого от новокузнецкой до парка культуры. Я очень ждала сообщения от одного человека – сейчас же опять так надо говорить? – человек не отвечал, а мне хотелось хоть что-нибудь делать, только не сидеть на месте и не обновлять ленту.

Я прошла миллион шагов и села в метро. Человек, конечно, так и не написал.

На этой самой Большой Никитской я проработала десять лет – там находилась редакция «той самой единственной газеты французского сообщества Москвы». Как будто единственной не достаточно, и их должно было быть несколько.

У меня в окрестных переулках прошло множество важных встреч и разговоров, я сидела в «Маяке», нервно крошила хлеб и знала, что сейчас случится что-то очень хорошее, и оно случалось. Я чувствовала там себя абсолютно влюбленной, а несколькими годами раньше – совершенно несчастной. Я шла по этой улице в мягко-серой юбке с белыми кружевами, белом платье в горох, черном пальто от Desigual – про которое моя коллега-француженка Нина говорила, надо же, как хорошо оно на тебе сидит.

В старом доходном доме на Большой Никитской – прямо напротив Геликон-Оперы – в бывшей квартире находилась редакция. Я забиралась с ногами в кресло и перечитывала верстку. От волнения роняла ручки на пол. Помню, как весной открывала ночью окно и слушала пасхальный звон. Часто уходила оттуда уже на рассвете. Там было много пронзительного, стыдного и искреннего. Много живого.

Потом я возвращалась на Большую Никитскую с туристами, которым проводила экскурсии. Мы обедали в «Угольке», я что-то рассказывала им про окрестности. Потом мы шли смотреть особняк Рябушинских и те самые Патрики. Я помню, какая Большая Никитская ночью, и как восхитительно может быть сидеть там на лавочке и пить лимонад. Я помню, какая она утром. Смотрю на нее сейчас с некоторым удивлением.

Неужели у нас с ней, правда, что-то было? Не могу поверить.

www.tgoop.com/argentina_v_kartinkakh/433

395 viewsInna Dulkina, edited  Jul 22, 2024 at 00:42

Посмотрела сторис вечеринки на Патриках. Вернее, не на Патриках, а на Большой Никитской напротив консерватории. Там Москва – праздник, который всегда с тобой. Шампанское, ленты, шляпки и весь тротуар в конфетти.

– Как мы могли уехать из такого замечательного города?
– Совершенно непонятно!

Еще там танцевали под «У меня зима в сердце. На душе вьюга». Я как-то прослушала эту песню раз тридцать на репите, пока шла пешком зимой двадцать первого от новокузнецкой до парка культуры. Я очень ждала сообщения от одного человека – сейчас же опять так надо говорить? – человек не отвечал, а мне хотелось хоть что-нибудь делать, только не сидеть на месте и не обновлять ленту.

Я прошла миллион шагов и села в метро. Человек, конечно, так и не написал.

На этой самой Большой Никитской я проработала десять лет – там находилась редакция «той самой единственной газеты французского сообщества Москвы». Как будто единственной не достаточно, и их должно было быть несколько.

У меня в окрестных переулках прошло множество важных встреч и разговоров, я сидела в «Маяке», нервно крошила хлеб и знала, что сейчас случится что-то очень хорошее, и оно случалось. Я чувствовала там себя абсолютно влюбленной, а несколькими годами раньше – совершенно несчастной. Я шла по этой улице в мягко-серой юбке с белыми кружевами, белом платье в горох, черном пальто от Desigual – про которое моя коллега-француженка Нина говорила, надо же, как хорошо оно на тебе сидит.

В старом доходном доме на Большой Никитской – прямо напротив Геликон-Оперы – в бывшей квартире находилась редакция. Я забиралась с ногами в кресло и перечитывала верстку. От волнения роняла ручки на пол. Помню, как весной открывала ночью окно и слушала пасхальный звон. Часто уходила оттуда уже на рассвете. Там было много пронзительного, стыдного и искреннего. Много живого.

Потом я возвращалась на Большую Никитскую с туристами, которым проводила экскурсии. Мы обедали в «Угольке», я что-то рассказывала им про окрестности. Потом мы шли смотреть особняк Рябушинских и те самые Патрики. Я помню, какая Большая Никитская ночью, и как восхитительно может быть сидеть там на лавочке и пить лимонад. Я помню, какая она утром. Смотрю на нее сейчас с некоторым удивлением.

Неужели у нас с ней, правда, что-то было? Не могу поверить.

BY Инна Дулькина. French Queens