25 лет назад умер самый талантливый человек российских девяностых — Веня Д’ркин (Александр Литвинов). Заканчивая петь свою замечательно-простодушную любовную песню «Непохожая на сны», он произносил фразу: «Это стёб… якобы». Тремя этими словами он предвосхищает совсем всё, чего можно было ожидать от дальнейшего выдоха постмодерна. Собственно, мы и сейчас всё ещё находимся здесь — культура подвисла в состоянии стёба-якобы.
Чудесная частица «якобы», созвучная с именем Яков (с др.-еврейского — «следующий по пятам») — это и утверждение, и опровержение одновременно. «Якобы» ссылается на безличного субъекта, буквально ссылается на Ничто. Оно отчуждает утверждение от автора, хотя всем ясно, что здесь и сейчас никто, кроме, собственно, автора, не несёт ответственности за тезис.
«Якобы» действительно выглядит как следование по пятам у неизъяснимой точности, которая теоретически существует, но практически отсутствует.
В чём трюк Вени Д’ркина? Он поёт искреннюю песню, обращённую к прекрасной даме:
«А ты идёшь по городу, и за тобой летят бабочки, а где ступают твои лодочки, там распускаются цветы...»
Ничто не предвещает беды. Артистический образ и интонация Д’ркина не конфликтуют с прямым содержанием песни — это живое и честное признание в любви, пусть и использующее штампы — не речевые даже, а структурные. То есть автор говорит о любви своими словами, но выстраивает их в общем виде. Из-за этого «непохожая на сны», «удивительна, как цвет первой радуги весны», «ты по улице идёшь, отражаясь в грязи луж», «ты узнаешь без проблем мой в ромашку Citroёn по квадратным колесам», не будучи по-настоящему штампами, а будучи вполне живыми цветными выражениями, всё-таки считываются носителем культуры, как штампы. Всему виной псевдобалладная традиция советского авантюризма, предшествующая Вене. К ним же нарочито отсылают бабочки, которые с семидесятых годов всё летают и летают.
И вот, пообещав вояж в волшебную страну, где только я и ты (мечта), Веня отбивает заключительный фа диез минор и с хитрой улыбкой произносит: «Это стёб…», — и тут хочется уже атаковать: зачем стёб? Даже не так! Зачем это говорить? Даже если в текст органично вплетаются элементы стёба, ну так и пусть, это же продиктовано мелодией и ритмом. Стёб — это высмеивание чего-то напоказ. Высмеивается очевидно сама форма и уже обозначенные структурные, жанром порождённые, штампы. И тут слушатель, как и всякий порядочный слушатель провернувший все эти мысли в голове за полсекунды, получает продолжение: «...якобы». Что значит якобы? То есть это концептуально должно было быть стёбом, а потом вышло из-под контроля?
На самом деле, этот двойной твист, конечно, предвосхищает весь махровый постмодернизм уже нашего века, который отходит от нарочитого интеллектуального выстраивания, а всё больше смещается на неощутимую границу с искренностью. И самое главное здесь то, что и сам Автор, который давным-давно окочурился, нехотя воскресает и не знает — не помнит своей искренней позиции. И что это вообще такое — «искренняя позиция»? А чем та, которая есть, плоха?
Это всё стёб, якобы! Нас поставили стебаться, а мы уж делаем, как можем!
Эти тенденции выглядят как стремление к пресловутому метамодернизму, который совсем уж всё вбирает и рассеивается до бесконечных, беспредельных колебаний. «Якобы» это и есть колебание, онтологическая неопределённость. Но вот имеет ли смысл термин «метамодернизм», или же всё это проще определить как самоедствующий постмодернизм — это уже не ко мне вопросы. Я пошёл!
25 лет назад умер самый талантливый человек российских девяностых — Веня Д’ркин (Александр Литвинов). Заканчивая петь свою замечательно-простодушную любовную песню «Непохожая на сны», он произносил фразу: «Это стёб… якобы». Тремя этими словами он предвосхищает совсем всё, чего можно было ожидать от дальнейшего выдоха постмодерна. Собственно, мы и сейчас всё ещё находимся здесь — культура подвисла в состоянии стёба-якобы.
Чудесная частица «якобы», созвучная с именем Яков (с др.-еврейского — «следующий по пятам») — это и утверждение, и опровержение одновременно. «Якобы» ссылается на безличного субъекта, буквально ссылается на Ничто. Оно отчуждает утверждение от автора, хотя всем ясно, что здесь и сейчас никто, кроме, собственно, автора, не несёт ответственности за тезис.
«Якобы» действительно выглядит как следование по пятам у неизъяснимой точности, которая теоретически существует, но практически отсутствует.
В чём трюк Вени Д’ркина? Он поёт искреннюю песню, обращённую к прекрасной даме:
«А ты идёшь по городу, и за тобой летят бабочки, а где ступают твои лодочки, там распускаются цветы...»
Ничто не предвещает беды. Артистический образ и интонация Д’ркина не конфликтуют с прямым содержанием песни — это живое и честное признание в любви, пусть и использующее штампы — не речевые даже, а структурные. То есть автор говорит о любви своими словами, но выстраивает их в общем виде. Из-за этого «непохожая на сны», «удивительна, как цвет первой радуги весны», «ты по улице идёшь, отражаясь в грязи луж», «ты узнаешь без проблем мой в ромашку Citroёn по квадратным колесам», не будучи по-настоящему штампами, а будучи вполне живыми цветными выражениями, всё-таки считываются носителем культуры, как штампы. Всему виной псевдобалладная традиция советского авантюризма, предшествующая Вене. К ним же нарочито отсылают бабочки, которые с семидесятых годов всё летают и летают.
И вот, пообещав вояж в волшебную страну, где только я и ты (мечта), Веня отбивает заключительный фа диез минор и с хитрой улыбкой произносит: «Это стёб…», — и тут хочется уже атаковать: зачем стёб? Даже не так! Зачем это говорить? Даже если в текст органично вплетаются элементы стёба, ну так и пусть, это же продиктовано мелодией и ритмом. Стёб — это высмеивание чего-то напоказ. Высмеивается очевидно сама форма и уже обозначенные структурные, жанром порождённые, штампы. И тут слушатель, как и всякий порядочный слушатель провернувший все эти мысли в голове за полсекунды, получает продолжение: «...якобы». Что значит якобы? То есть это концептуально должно было быть стёбом, а потом вышло из-под контроля?
На самом деле, этот двойной твист, конечно, предвосхищает весь махровый постмодернизм уже нашего века, который отходит от нарочитого интеллектуального выстраивания, а всё больше смещается на неощутимую границу с искренностью. И самое главное здесь то, что и сам Автор, который давным-давно окочурился, нехотя воскресает и не знает — не помнит своей искренней позиции. И что это вообще такое — «искренняя позиция»? А чем та, которая есть, плоха?
Это всё стёб, якобы! Нас поставили стебаться, а мы уж делаем, как можем!
Эти тенденции выглядят как стремление к пресловутому метамодернизму, который совсем уж всё вбирает и рассеивается до бесконечных, беспредельных колебаний. «Якобы» это и есть колебание, онтологическая неопределённость. Но вот имеет ли смысл термин «метамодернизм», или же всё это проще определить как самоедствующий постмодернизм — это уже не ко мне вопросы. Я пошёл!
The creator of the channel becomes its administrator by default. If you need help managing your channel, you can add more administrators from your subscriber base. You can provide each admin with limited or full rights to manage the channel. For example, you can allow an administrator to publish and edit content while withholding the right to add new subscribers. Telegram message that reads: "Bear Market Screaming Therapy Group. You are only allowed to send screaming voice notes. Everything else = BAN. Text pics, videos, stickers, gif = BAN. Anything other than screaming = BAN. You think you are smart = BAN. Public channels are public to the internet, regardless of whether or not they are subscribed. A public channel is displayed in search results and has a short address (link). On June 7, Perekopsky met with Brazilian President Jair Bolsonaro, an avid user of the platform. According to the firm's VP, the main subject of the meeting was "freedom of expression." Members can post their voice notes of themselves screaming. Interestingly, the group doesn’t allow to post anything else which might lead to an instant ban. As of now, there are more than 330 members in the group.
from us
