Интонации отцов европейского традиционализма сильно отличаются от интонаций их нынешних последователей. Первые не ноют и не жалуются на угнетающий их современный мир, а спокойно или, если надо, беспокойно, но благородно его препарируют.
Если бы барон Эвола плакался: ох, как же жить в этом обществе потребления и где же искать здесь истину (типа «принесите мне, пожалуйста, истину»), то он бы не был бароном Эволой.
Это же и есть потребительская логика: «Мир плохой — а я хочу, чтобы он был хороший. Можно мне другой мир?»
С актуальной действительностью нужно работать, и первое, что для этого требуется, — осознать себя её частью, выразителем и наследником, на молочном уровне усвоившим и на коренном реализующим все её поведенческие механизмы и мыслительные модели.
Ещё раз: нет ничего более потребительского, чем жаловаться на общество потребления. Для Генона, например, критика современности — это только один из жанров. У него была позитивная программа и, что главное, был широченный арсенал знаний и умений, в коих, собственно, и выражается настоящее недовольство упадком, а не в дешёвой браваде, на которую способна и нейросеть, снабжённая парой традиционалистских книг. Позиция Генона была не стухшей фигой в кармане, а тяжёлым молотом — потому что у неё была интеллектуальная основа (правильная ли она — другой вопрос).
Но ещё важнее — основа интуитивная. Теоретическое знание — это абстракция, которая схлопнется вместе со смертью носителя, — она не может быть мобилизующей силой. Действительно же организует жизнь и (возвращаясь к нытью) избавляет от ресентимента — стержень в виде мифа, дискурс которого разрабатывал другой, более академический, традиционалист Мирча Элиаде.
Миф, говорит Элиаде, это не «сказка», как все привыкли его понимать в Новое время. Миф — это сакральное событие начала начал, которое разворачивается внутри нашей жизни, организуя действительность, преобразуя материю в нечто осмысленное. Миф — это одновременно и тоника и тональность.
«[Миф] предлагает людям примеры для подражания и этим сообщает значимость человеческой жизни» («Аспекты мифа», 1963)
При этом миф, как начало, автоматически указывает и на окончание, он альфа и омега. Миф приручает время, так как в человеческом сознании он стимулирует движение сразу и в прошлое, и в будущее. В мифе соединяются традиция и авангард, вечное возвращение и финализм. И всё это оставалось бы чисто умозрительной спекуляцией, если бы не важнейшая составляющая мифа — предоставление примера для подражания. Миф предлагает человеку практическую модель, образец, идеал. Этот пример, выраженный зачастую в самых простых, бытовых, естественных вещах, соединяет прошлое с будущим, а точнее, вовсе разрушает линейную логику. Образец (полюс) — вне времени, он обращается для человека в вектор, в стремление, в постоянную мысленную и физическую практику. Так миф поселяется и растворяется в человеке.
Если действительно прилагать усилия на этом пути — останется ли время на слёзы о пластмассовом мире?
В общем, это пока только намёк на то, что если не бояться слова «миф» и работать с ним так, как Элиаде в приложении к миллиону языческих культов или как Лосев в приложении к православию, то можно развязать некоторые крепкие культурные узлы. Хотя бы попытаться.
Интонации отцов европейского традиционализма сильно отличаются от интонаций их нынешних последователей. Первые не ноют и не жалуются на угнетающий их современный мир, а спокойно или, если надо, беспокойно, но благородно его препарируют.
Если бы барон Эвола плакался: ох, как же жить в этом обществе потребления и где же искать здесь истину (типа «принесите мне, пожалуйста, истину»), то он бы не был бароном Эволой.
Это же и есть потребительская логика: «Мир плохой — а я хочу, чтобы он был хороший. Можно мне другой мир?»
С актуальной действительностью нужно работать, и первое, что для этого требуется, — осознать себя её частью, выразителем и наследником, на молочном уровне усвоившим и на коренном реализующим все её поведенческие механизмы и мыслительные модели.
Ещё раз: нет ничего более потребительского, чем жаловаться на общество потребления. Для Генона, например, критика современности — это только один из жанров. У него была позитивная программа и, что главное, был широченный арсенал знаний и умений, в коих, собственно, и выражается настоящее недовольство упадком, а не в дешёвой браваде, на которую способна и нейросеть, снабжённая парой традиционалистских книг. Позиция Генона была не стухшей фигой в кармане, а тяжёлым молотом — потому что у неё была интеллектуальная основа (правильная ли она — другой вопрос).
Но ещё важнее — основа интуитивная. Теоретическое знание — это абстракция, которая схлопнется вместе со смертью носителя, — она не может быть мобилизующей силой. Действительно же организует жизнь и (возвращаясь к нытью) избавляет от ресентимента — стержень в виде мифа, дискурс которого разрабатывал другой, более академический, традиционалист Мирча Элиаде.
Миф, говорит Элиаде, это не «сказка», как все привыкли его понимать в Новое время. Миф — это сакральное событие начала начал, которое разворачивается внутри нашей жизни, организуя действительность, преобразуя материю в нечто осмысленное. Миф — это одновременно и тоника и тональность.
«[Миф] предлагает людям примеры для подражания и этим сообщает значимость человеческой жизни» («Аспекты мифа», 1963)
При этом миф, как начало, автоматически указывает и на окончание, он альфа и омега. Миф приручает время, так как в человеческом сознании он стимулирует движение сразу и в прошлое, и в будущее. В мифе соединяются традиция и авангард, вечное возвращение и финализм. И всё это оставалось бы чисто умозрительной спекуляцией, если бы не важнейшая составляющая мифа — предоставление примера для подражания. Миф предлагает человеку практическую модель, образец, идеал. Этот пример, выраженный зачастую в самых простых, бытовых, естественных вещах, соединяет прошлое с будущим, а точнее, вовсе разрушает линейную логику. Образец (полюс) — вне времени, он обращается для человека в вектор, в стремление, в постоянную мысленную и физическую практику. Так миф поселяется и растворяется в человеке.
Если действительно прилагать усилия на этом пути — останется ли время на слёзы о пластмассовом мире?
В общем, это пока только намёк на то, что если не бояться слова «миф» и работать с ним так, как Элиаде в приложении к миллиону языческих культов или как Лосев в приложении к православию, то можно развязать некоторые крепкие культурные узлы. Хотя бы попытаться.
Joined by Telegram's representative in Brazil, Alan Campos, Perekopsky noted the platform was unable to cater to some of the TSE requests due to the company's operational setup. But Perekopsky added that these requests could be studied for future implementation. Developing social channels based on exchanging a single message isn’t exactly new, of course. Back in 2014, the “Yo” app was launched with the sole purpose of enabling users to send each other the greeting “Yo.” Over 33,000 people sent out over 1,000 doxxing messages in the group. Although the administrators tried to delete all of the messages, the posting speed was far too much for them to keep up. Telegram Channels requirements & features Although some crypto traders have moved toward screaming as a coping mechanism, several mental health experts call this therapy a pseudoscience. The crypto community finds its way to engage in one or the other way and share its feelings with other fellow members.
from us
