Контражур Ирины Павловой

женщина, глянув первые пару страниц, сообщила ему, что это круто).
Но через пару минут после этого нормального литератора профессиональная совесть (да хоть бы и профессиональное эго) должна была в бараний рог скрутить.
Но нет: не скрутила. Возможно, уже ни совести, ни даже эго не осталось – допускаю.
А вот чтобы взять и отвезти рукопись в издательство – это уже не спонтанный поступок. Это уже много телодвижений сделать надо, и время, чтобы очнуться и прийти в рассудок, у Иноземцева было.
И потом было.
И еще потом-потом было.
И мне как раз понятно, насколько трудно «открутить кино назад» – сознаться в покраже. Но для меня в результате этого поступка (любого подобного поступка) нормальный человек должен был бы уже внутренне самоистребиться. Тут уже никакие свадьбы никаких любимых женщин и никакие миллионы алых роз не работают.
Этот свой поступок человек не может «выкинуть из головы» ни на секунду. Вообще. Это будет жечь изнутри ежедневно, 24 часа в сутки, пока насмерть не спалит.
А Иноземцев – хотя бы на время – выкидывает это всё из головы.
И тут я уже начинаю, как Станиславский, громко кричать «Не верю! Этого не может быть, потому что быть не может!».
НО.
Никто вокруг по этому поводу, кроме меня, ничего не кричит.
Для всех, видимо, это оказалось плохим – но вполне реальным поступком. Вполне возможным. Не оправдываемым – но объяснимым.
И только осознав это, я поняла вдруг, какая абсолютно непроходимая пропасть отделяет меня от «современности».
Это не возраст и не круг знакомств. Это не вкус и не пристрастия. Это не привычки и не уровень «вхожести».
Это представления о том, что такое «невозможно».
И именно перед этим невозможным я остановилась в ступоре и дальше уже не могла воспринимать Иноземцева, сочувствовать, сострадать, «болеть» за него.
Но, что удивительно, именно с этого момента переступания черты невозможного, в сериале посыпались буквально все сюжетные линии: они, видимо, точно так же как и я, не вынесли этой перейдённой черты невозможного.

www.tgoop.com/contrejour_IrinaPavlova/9188

2.4K viewsedited  Jan 4 at 06:12

женщина, глянув первые пару страниц, сообщила ему, что это круто).
Но через пару минут после этого нормального литератора профессиональная совесть (да хоть бы и профессиональное эго) должна была в бараний рог скрутить.
Но нет: не скрутила. Возможно, уже ни совести, ни даже эго не осталось – допускаю.
А вот чтобы взять и отвезти рукопись в издательство – это уже не спонтанный поступок. Это уже много телодвижений сделать надо, и время, чтобы очнуться и прийти в рассудок, у Иноземцева было.
И потом было.
И еще потом-потом было.
И мне как раз понятно, насколько трудно «открутить кино назад» – сознаться в покраже. Но для меня в результате этого поступка (любого подобного поступка) нормальный человек должен был бы уже внутренне самоистребиться. Тут уже никакие свадьбы никаких любимых женщин и никакие миллионы алых роз не работают.
Этот свой поступок человек не может «выкинуть из головы» ни на секунду. Вообще. Это будет жечь изнутри ежедневно, 24 часа в сутки, пока насмерть не спалит.
А Иноземцев – хотя бы на время – выкидывает это всё из головы.
И тут я уже начинаю, как Станиславский, громко кричать «Не верю! Этого не может быть, потому что быть не может!».
НО.
Никто вокруг по этому поводу, кроме меня, ничего не кричит.
Для всех, видимо, это оказалось плохим – но вполне реальным поступком. Вполне возможным. Не оправдываемым – но объяснимым.
И только осознав это, я поняла вдруг, какая абсолютно непроходимая пропасть отделяет меня от «современности».
Это не возраст и не круг знакомств. Это не вкус и не пристрастия. Это не привычки и не уровень «вхожести».
Это представления о том, что такое «невозможно».
И именно перед этим невозможным я остановилась в ступоре и дальше уже не могла воспринимать Иноземцева, сочувствовать, сострадать, «болеть» за него.
Но, что удивительно, именно с этого момента переступания черты невозможного, в сериале посыпались буквально все сюжетные линии: они, видимо, точно так же как и я, не вынесли этой перейдённой черты невозможного.

BY Контражур Ирины Павловой